Глава 4
Ярмарка, ярмарка, мы идем на ярмарку…
В первый день Лиля отбила все, что находилось внизу. Во второй – все, что не успела отбить в первый. И радовалась, что для нее нашлась подходящая лошадь. Симпатичный тяжеловоз по кличке Каштан принял кусок крепко посоленного хлеба и всадницу с одинаковым добродушием.
Про себя Лиля не могла такого сказать.
Если кто не знает, на лошадях надо уметь ездить. Алевтина ездить верхом умела. Лилиан – нет. А память разума и память тела не есть одно целое. А если ездить не умеешь, отобьешь себе все, что внизу. Или сотрешь. С Лилей произошло и то и другое. И это еще при надетых трехслойных штанах – шелк, шерсть, кожа.
Спасибо, не дамское седло. А ведь хотели… хотели ее взгромоздить в эту жуть. Но Лиля взвыла. Мужское седло. Штаны. А сверху… а сверху длиннючая юбка, разрезанная в нужных местах. Ноги закрыты, а на лошадь сесть можно спокойно. В любой позе. Сшить такое было несложно. И даже из розовой ткани. Все равно ничего другого достаточно дорогого не было… помешана, что ли, была Лилиан на розовом?!
Кроме того, лошади потеют и пахнут. Отнюдь не розами. И к концу дня особой разницы в запахе лошади и человека не замечается. А помыться особенно негде. На постоялых дворах Лиля останавливаться просто боялась. Ей хватило одного захода и глубокого вздоха. Потом она вылетела вон и согнулась в три погибели у крыльца. Ей-ей, даже в городском морге так омерзительно не воняло. Трупы и формалин. И все. А тут! Тухлятина. Сивуха. Гнилье. Немытые пьяные тела. Короче, все ароматы помойки с бомжатником, только сконцентрированные на небольшом пространстве.
Поэтому Лиля распорядилась покупать продукты в деревнях и готовить самостоятельно. Пожарить мясо на костре несложно. Пусть оно становится жестким, как подметка. На зубы, слава богу, она пожаловаться не могла. Полный набор резцов и клыков. Кстати, занести в список еще и зубной порошок. И щетку. А что нужно еще?
Мыло. Сварить его несложно. Особенно если взять местное за основу. Мочалки. Растет ли здесь люфа? Мыльник, мыльнянка… да хоть что-то!!! Во всяком случае, это можно вырастить. Лиля уже знала, что местный климат не сильно отличается от российского. Летом жарко, зимой холодно. Может, чуть теплее, во всяком случае, минус тридцать тут считается кошмаром, но все не Клондайк, где можно было плюнуть, и аккурат к земле прилетала ледышка.
Кстати, набор современной косметики. Изготовить ее несложно, а тут она покажется прорывом.
Еще в деревнях закупали мягкий желтый сыр и серый хлеб. Хлеб Лиля ела с опаской. Из-за неправильного хранения в зернах ржи могла образовываться спорынья. Наешься хлебушка – и приторчишь по полной программе. Или припадок получишь. Поэтому она и не хотела связываться с выращиванием ржи. Она знала, что может быть из-за неправильного хранения, но как правильно?
Неизвестно.
Лиля едва не за голову хваталась – как же мало она знает! Безумно мало!
Вот что полезного дают в школах? Или даже надо поставить вопрос так: ты – выживешь, если попадешь в дикую природу?
Нет!
Потому что современный человек ни к чему не приспособлен. Он не знает, как сделать шалаш, как разжечь костер без спичек, как отличить ядовитые грибы от неядовитых, как и когда растет пшеница, что делать с лошадью…
В школах собираются ввести Закон Божий. Вот на кой черт он нужен?! Ввели бы лучше основы выживания. С Богом Лиля могла бы и сама разобраться. А вот с примитивными вещами типа бумаги, чернил, поваренной соли…
Страшно жить на белом свете, в нем отсутствует уют…
Поэт писал больше в шутку. А вот Лиле было тошно всерьез. Уют и правда отсутствовал. Как класс. И в седло каждый день ее поднимало только непобедимое упрямство. И еще – желание выжить. А значит, надо было держаться. Стиснуть зубы и держаться. И плевать, что сил больше нет. Если булычевский капитан мог держаться три года, Лиля могла продержаться пару недель.
И она держалась. Под сначала презрительно-настороженно-подобострастными, а потом уже просто настороженными взглядами крестьян. Седлала лошадь сама и только сама, влезала в седло и старалась не морщиться и не жаловаться.
Всего с ней ехали пять человек. Двое старост и трое крепких местных парней. Арт Вирдас и Шерл Ферни в качестве консультантов по вопросу чего надо и Жан Корье, Рем Верас и Трез Матти в качестве охраны. Жан Корье раньше был стражником и по дороге гонял двоих парней как сидоровых коз. Вдоль и поперек. Аля только вздыхала. Раньше и она бы с утра побегала взапуски. Можно и с грузом. А сейчас… даже зарядку делать нельзя. Ибо увидят. А раскрываться раньше времени… Страшно. Очень страшно.
И не только поэтому. Есть и более веская причина.
Управляющий торговал с пиратами. Не получив желаемого, они могут полезть нахрапом. И как от них обороняться? Фактически поместье просто беззащитно. Приходи, кто хочет, бери, что хочешь.
Лиле это решительно не нравилось. Пять деревень. А есть ведь еще разбойники. И волки. И медведи. Это в двадцатом веке на волков облавы с вертолетов устраивали. А здесь – фигушки! Если только с дерева и из лука. Но волков много, а стрел мало. Так на том дереве и околеешь. И река рядом. И море. И горы. Если оттуда чего полезет, зовите ее годзиллой! Глушь! Ага, глушь – понятие растяжимое. Так и будешь орать разбойникам: «Господа, проходите мимо»? Ох, хохотать будут…
Нужна была дружина. Хоть какая-нибудь.
И хорошо владеющая оружием.
Потому что тренировки стражи вызывали у девушки только горький смех. В своем прежнем теле она бы этих героев уделала как бог черепаху. Не особенно и напрягаясь.
Медленные движения. Предсказуемые удары. Да что там! Сражаясь на мечах, ни один даже не подумал пнуть оппонента ногой. Или использовать метательное оружие. Кодекс чести?
Скажите об этом покойникам!
Лиле нужны были воины. Лесные волки. А не дворовые шавки. Нет, этих тоже можно взять. Двор охранять сойдут. Против овец они очень страшные люди. Но против настоящих бойцов…
Но Лиля подозревала, что наем дружины ей обойдется дороже чугунного моста. Профессионалы – они травку не кушают.
Вопросов было много. Ответов – мало. Оставалось только одно. Ехать вперед.
И постоянно разговаривать с сопровождающими. Если ей предстоит здесь жить, она будет знать, чем дышат ее люди.
Первые два дня мужчины мялись и жались. В лицо не смотрели, отвечали односложно и неохотно, но Лиля была настойчива. Она понимала, что пока полной откровенности не добиться. Вот когда люди поймут, что она готова о них заботиться, вопрос другой. А пока ей веры нет. Но получается ведь замкнутый круг.
Они ей не верят и молчат, а она же не Кашпировский! Мысли читать не обучена. И сделать ничего не может, потому что не знает, что делать, как и для кого. Но на второй день пути, когда она, шипя и кряхтя, полезла в седло, мужчины все-таки чуток ее пожалели. А еще через два дня и зауважали. Видели, что женщине тяжело. Что садиться в седло для нее пытка. Но она старается. И будет стараться.
А это уже стоит уважения.
При виде крепости Альтвер Лиля едва не сверзилась с лошади. От хохота.
Крепость?!
М-да! У нас иные церкви повыше будут.
Каменная стена высотой в три-четыре человеческих роста, четыре невысоких – то есть еще плюс метр или два – башни по углам, а общая площадь сооружения…
Вполне прилично. Лиля прикинула, что два ее дома как раз втиснутся в эту крепость. И кивнула своим мыслям.
Размер именно такой, чтобы хватило спрятать людей. Без комфорта, но приютить на время нападения или осады.
А вокруг крепости кишмя кишела ярмарка.
– Интересно, где тут можно остановиться, – пробормотала Лиля себе под нос.
Но Арт услышал.
– Я сюда ездил в позатом году. Есть здесь хороший постоялый дворик, «Свинья и собака» называется. Хозяин сдает комнаты, хотя и дорого.
– А блох и клопов у него нет? – подозрительно поинтересовалась Лиля.
– Нет.
Арт уже знал о диком страхе девушки перед этими тварями и позволил себе улыбку:
– Там у хозяина жена – вирманка. А у вирман принято раз в десять дней мыть весь дом. Им так боги заповедовали.
– Какие хорошие боги! – восхитилась Лиля.
Арт быстро сделал рукой знак Альдоная.
– Госпожа, вы так при людях не говорите, ладно? Пастор наш очень уж не любит другие религии, говорит, что все они от Мальдонаи!
– Не буду. Но мне все равно этот обычай нравится. А кто такие вирмане?
– Вирмане? А вы не знаете, госпожа?
Лиля сверкнула глазами.
– Ты еще будешь думать, чему графиню в детстве обучали? Не много ли наглости взял, староста?!
Конечно, кое-что она знала. Но мало, так мало…
Арт потупил глаза. Так-то. Спрашивают – отвечай. Как говорил один мудрый товарищ, хотите демократии? Так я вас сейчас к чертям отправлю. Ибо в аду демократия. Ну и, наверное, у Мальдонаи.
– Недалеко от побережья Ативерны есть остров Вирма. И живут на нем вирмане. Живут мореходством. Пиратствуют помаленьку, торгуют опять же… Люди они неплохие. Песни слагать любят. Но живут в основном с мечей. Земля у них бедная, почти не родит. А вот козы и овцы хорошие. Они накидки из козьего пуха привозят, так чистое золото, а не пух! В кольцо протянуть можно!
Лиля кивнула.
– Ладно. Если останутся деньги, посмотрим и накидки. На подарки. А пока поехали.
Лонс Авельс уже несколько дней отсиживался в хижине угольщика. В глубине леса. Такого он не ожидал. А ведь мог, мог проявить осторожность!
Младший сын безземельного дворянина, Лонс получил неплохое образование при монастыре. Правда, для монашеской стези он не годился – слишком любил жизнь с ее пьянками, гулянками и веселыми девками. Монахи это понимали, а поскольку отец платил за его обучение, не сильно и ругали юношу. И ему улыбнулась, казалось бы, удача. Пастор Иулий переговорил с кем-то, и ему предложили место. Да какое! Обучать грамоте принцесс.
О таком можно было только мечтать.
Лонс пребывал в эйфории всю дорогу. Выпал он из нее на месте, и почти сразу.
Полуразрушенный замок, низкое жалованье – он-то думал, что принцессы будут при дворе, но дочки были не слишком нужны Гардвейгу. Не были бы круглыми дурами, ибо неуместно. А тратить на них серьезные деньги из казны – увольте.
Принцессы спали в одной комнате, донашивали друг за другом платья и всю зиму хлюпали носами. Протопить замок не было никакой возможности – под утро он выстывал, словно гигантский ледник.
Про кормежку тоже промолчим. Ибо принцессам подобает благочестие. Три больших поста по двадцать дней и девять малых – по три дня. Когда нельзя вкушать ничего, кроме злаков и овощей. А если принцессы должны быть благочестивы, то их окружение – тем более.
Лонс очень быстро наловчился закупать себе неучтенную рыбу или колбасу и хранить где-нибудь, где похолоднее. А то так ноги протянешь. Здоровый же мужик! Можно еще поймать кого-нибудь или подстрелить, но это требует времени. Да и не будешь охотиться в пост, всем напоказ…
Из дома присылали мало, платили еще меньше, и от скуки (а что сделаешь с такими копейками?) Лонс завел интрижку с молочницей из соседней деревни и принялся обучать принцесс.
Самой яркой из них оказалась Анна.
И старшей, и яркой, и умной, и живой… Она была как черный бриллиант среди белого кварца. Сверкала и переливалась. Когда он приехал, ей было лет двенадцать или даже одиннадцать. Но глаза у нее были совсем не детскими.
Глаза у нее были взрослой и порядочно злой женщины. На весь мир злой. За что?
А за что Анне было его любить? С такой вот полунищенской жизнью и неясными перспективами?
И все потекло в две стороны.
Он учил. Она училась. И осознавала себя как еще маленькая, но женщина, все-таки женщина!
Взгляды и улыбки были с самого начала. Когда ей исполнилось тринадцать и девочка уронила первую кровь, последовало и первое письмо с объяснением в любви.
Второе, третье, взгляды, прикосновения, намеки…
Анна вела охоту, как взрослая и опытная женщина. И откуда чего нахваталась?
И Лонс не устоял.
Нет, полгода он держался честно, старался ничего не замечать, даже сжигал письма…
А потом махнул рукой.
Девочка знала, чего хочет. А ему все равно было нечего делать. И роман вспыхнул так, словно его Мальдоная благословила. Или хотя бы в огонь плюнула.
Лонс просто голову от нее потерял. От ее глаз, губ, от ее тела… а ей все было мало. И ему тоже.
Ему захотелось быть не просто любовником, а мужем, и он договорился с пастором. Хорошо хоть бумаги, подтверждающие брак, и немного золота были спрятаны вне замка.
Лонс не рассчитывал на побег. Но мало ли как сложится жизнь?!
Сейчас вот он сидел, мрачный и несчастный, и раздумывал над своими перспективами. А они вырисовывались не особо приятные.
Можно бы вернуться в замок. Но Лонс сильно подозревал, что после устроенного шутом дорогу ему определят прямиком к палачу. Или даже до палача не доведут. Скажут, сам споткнулся.
Анну не тронут, это точно. Скандал Гардвейгу ни к чему. А ведь он хочет выдать ее замуж!
Лонс аж зубами заскрипел.
Не позволю!!!
Моя!!!
А с другой стороны – не позволишь?! И как? Орать пойдешь под окнами, что ли? Ну-ну…
Можно уйти. И никогда не видеть своей Анелюшки. Вообще никогда.
На это Лонс тоже пойти не мог.
Но судьба, как она это обычно и делает, решила все за него.
Скрипнула дверь хижины. Лонс рванулся за оружием – убогим ножом, лежащим на столе, – и тут же получил такой удар в челюсть, что просто отлетел к стене.
Вошедший в хижину детина довольно кивнул: «Прав был хозяин, не утек…»
Сильные руки встряхнули учителя, и он сквозь дурноту (кого бы так по челюсти – зубы потом сплевывать три дня будет!) ощутил запястьями шершавую веревку.
Потом его подняли и куда-то потащили.
Убьют?
Наверняка.
Прощай, Анелюшка…
«Свинья и собака» не оправдала худших Лилиных опасений. Оказалось достаточно чисто. Полы посыпаны соломой, но свежей, а не гнилой. Опять же, к столешнице можно было прикоснуться без ужаса. А к глиняным кубкам и тарелкам – без омерзения.
Лиля сделала себе еще одну пометочку насчет лепки глиняной посуды и обжига. Фаянс и фарфор тут получить без шансов, она же рецептуру не знает, но стеклянную посуду…
Чему только не научишься в Доме пионеров! Шитью и вязанию. Вышиванию и кружевоплетению. Батику и лепке из глины. Вырезанию всяких поделок из дерева и выжиганию по дереву. Только учись!
А Лиле учиться было интересно. Руки у нее росли из нужного места. Отец с матерью были часто заняты на работе. И куда было идти ребенку? Не в группу же продленного дня? Что там может быть хорошего! А вот Дом пионеров, дома творчества, какие-нибудь интересные кружки…
Лиля даже в стеклодувную мастерскую попала! По необходимости. Татьяна Васильевна, увы, при очередном переезде грохнула змеевик. И пришлось искать новый. А найти что-то полезное в провинциальных магазинах в девяностые было просто нереально. Так Лиля попала к стеклодувам. И прежде чем остыть от увлечения, успела выдуть целый сервиз и несколько ваз.
И здесь на ярмарке она собиралась заказать все, что ей нужно для варки стекла. И не только.
Хватило бы денег…
Хозяин Лиле тоже понравился.
Высоченный и здоровенный, светловолосый и голубоглазый, он больше всего напоминал Лиле викинга.
– А хозяин тоже вирманин?
– А то ж. Обосновался здесь лет двадцать назад, купил этот двор и с тех пор процветает, – ответствовал Арт.
Пища была хорошей. Огромные куски жареной козлятины, горячая похлебка из чего-то вроде фасоли, козий сыр, мягкий серый хлеб, душистый напиток, похожий на медовуху, в глиняных стаканах. Крепость – градусов пять. Водичка.
Лиля сделала пометку о самогонке. Пригодится. Насколько она поняла, самым крепким напитком здесь было «ледяное» вино. Выморозка из виноградного вина. И было оно ненамного крепче обычного. Так, компотик. Хотя телу Лилиан Иртон и того хватит.
Тем более после поездки.
Лиля поморщилась, отправляя в рот кусок козлятины. Поездка дала неплохой результат. Платья стали ощутимо свободнее. Но худеть ей еще и худеть. И тренироваться, чтобы кожа не обвисала.
Тяжело? Больно?! Тошно?!
А ты стисни зубы и терпи. Потому что твои родители умерли, а ты жива. И если ты в этом мире, значит, кому-то это очень нужно. А еще ты обязана Лилиан Иртон. Бедная толстушка умерла. И ты живешь в ее теле. И должна прожить так, чтобы и ей не было за тебя стыдно.
А если уж замахиваться на глобальные цели…
Можно не только посадить, построить и вырастить, но еще сделать все от тебя зависящее, чтобы этот мир не повторил ошибок твоего мира. И техническое развитие не опередило здесь моральное с этическим.
Изобрести бумагу. Ввести грамотность. Написать кучу книг…
И купить дорожный губозакатыватель. А то размечталась тут одна такая.
– Трактирщик! Еще вина!
Лейф рявкнул погромче и грохнул кулаком по столу. Хотя трактирщик и так спешил к вирманам со всех ног. Как-никак земляки.
Но уж больно тоскливо и тяжко было на душе. Кошки там не скребли. Они уже вырыли приличных размеров крепостной ров и собирались продолжать свое черное дело.
Оставался один выход – утопить их в дешевом вине. На дорогое денег не было. И просто на хорошее тоже. Почему так?
А так вот жизнь сложилась.
Вирма…
Маленький, скалистый, неуютный на первый взгляд, но такой родной остров. Перед глазами Лейфа, как сейчас, вживую стояли свинцово-серые волны, разбивающиеся о берег. И чайки, задорно рассекающие крыльями тяжелое небо.
И родной дом. Эрквиг. Дом, из которого он вынужден был уйти. Низкая покатая крыша, закопченный от дыма очаг, комната, в которой рождались и умирали его предки, в которой родился и он, кладбище его рода… И жирно перечеркивающий все эти видения дымный столб, взвивающийся в небо. Черный. Непроглядный.
С губ вирманина сорвался чуть слышный стон. Он даже не заметил этого. И не заметил, как тревожно переглянулась с его другом Ингрид. Не увидел, как побледнел трактирщик, понимая: если вирмане будут заливать горе, то трактиру конец. Разнесут в щепки, вот как есть разнесут. А то и красного петуха пустят!
Лейф знал, что горело за его спиной. Но знал также, что никогда туда не вернется.
– Лей…
На плечи легли маленькие ладошки Ингрид. И Лейф невольно улыбнулся, оборачиваясь к любимой. Он и сам не знал, насколько преобразила его лицо эта улыбка. Вместо матерого головореза сидел за столом влюбленный мальчишка. И смотрел на свою королеву. А то и богиню. Трактирщик даже понадеялся, что обойдется без драки.
Вирма – остров маленький. А живут на нем большие семейства вирман. И все роднятся между собой. Но бывает, что кто-то и враждует. И семейства Эрквиг и Торсвег были как раз врагами. На счету Лейфа были двое Торсвегов. И он знал, от чьей руки пал его брат. И собирался взять жизнь за жизнь. Не успел. Тогда – не успел.
Единственный день в году, когда вирмане прячут мечи в ножны, – день богини Флейны. Богини любви и плодородия. И в этот день никто из них не рискнет пролить на землю даже каплю человеческой крови. В этот день богине угодны танцы, прыжки через огонь и гулянье до рассвета. Нарушителям же грозит бесплодие. Прогневай богиню, и твоя любовь не даст потомства. Это в ее власти.
В этот день судьба и свела старшего Эрквига и младшую из рода Торсвег.
В этот день гуляют все. И молодежь жжет на берегу огромные костры. И веселится до упаду.
Лейф тогда только что вернулся из похода. И гостил у друга. Сам бы он вовек не пошел на берег. Не хотелось. Хоть и твердила ему мать, что давно пора жениться, но… морскому волку цепь не наденешь. Друг уговорил. А Ингрид сама сбежала из дома. Из-под строгого присмотра нянек и братьев.
И веселилась на берегу.
Лейф увидел ее, когда она, в облаке золотых искр, прыгала-перелетала через костер. Тут и настигла его улыбка Флейны. До того хороша оказалась девушка в простеньком платьице, что сердце зашлось бешеным бегом.
– Кто это? – хрипло спросил он друга.
Друг не знал. И Лейф решился подойти к ней.
Никто не осмелится навлечь на себя немилость Флейны, ведь сердце есть у всякого. И каждый человек на земле кого-то, но любит. И эта любовь во власти богини.
Лейф думал, что это месть богини за пренебрежение обычаем, а ноги сами несли его через костер – к девушке. И та не отводила взгляда. Стояла прямо и глядела ему в глаза. И было в ее карих очах что-то непонятное. Смущение? Непонимание? Или…
Лейф мог ожидать чего угодно – страха, возмущения, даже крика и бегства. Мог. Красавцем он и в детстве не был, а уж сейчас-то… В зеркале он себя видел. И знал, что море и ветры продубили его кожу до коричневого цвета, что нос сломан в двух местах, что старые шрамы рассекают щеку и подбородок… но девушка смотрела ему прямо в глаза.
И не отшатнулась, когда он подошел. Наоборот – улыбнулась и протянула ему руку.
– Я – Ингрид. А ты?
– Лейф.
– Лейф… – В ее устах это прозвучало, как песня. – Я никогда тебя не видела раньше, Лейф…
В ту ночь они и стали мужем и женой. Смешно? Грустно? Нелепо?
В эту ночь – в единственную ночь года – молодые могут обменяться клятвами в присутствии жреца, у костра Флейны. И эти клятвы считаются законными на Вирме. Такими же, как брачные браслеты в Ативерне. И для этого ничего не надо. Ни согласия семей, ни выкупа, вообще ничего.
Даже имени семьи не нужно. Достаточно просто имен. Может, жрец Флейны, соединивший руки Лейфа и Ингрид над жертвенным костром и проливший туда несколько капель крови, и был во власти богини, которой хотелось наконец примирить два враждующих семейства. Но люди есть люди. И война им часто милее любви.
Их отыскали на рассвете. А может, и не искали. Просто Гуннору Торсвегу захотелось подпалить корабль своего врага. И он никак не ждал увидеть на палубе под навесом свою сестру. Да еще в объятиях своего врага.
Увы. Спросонок Лейфу было не до объяснений поджигателя.
Он всегда спал чутко. А этой ночью и вообще не спал, держа в объятиях утомленную и счастливо уснувшую на его груди любимую женщину. Его женщину.
И когда о борт стукнула лодка, Лейф осторожно устроил любимую рядом, чтобы не разбудить неосторожным движением, а сам протянул руку. Недалеко. Совсем рядом. К перевязи с метательными ножами. Восемь штук. Должно хватить. Он дождался, когда через борт перелезет Гуннор с ведром смолы. И на миг застынет, в ошеломлении глядя на сестру.
Этого хватило Лейфу, чтобы метнуть ножи. Один – в Гуннора. Один – в его помощника, который как раз перелезал через борт. И, осторожно завернув так и не проснувшуюся любимую в меха, выкинуть трупы за борт.
Ему не хотелось обрывать минуты счастья. А через несколько часов на корабль начали возвращаться дружинники. И рассказали своему предводителю, что Эйнрик Торсвег ищет свою дочь, Ингрид. Та-де ушла на праздник и до сих пор не вернулась. Тут вирманин и заподозрил, что дал клятву дочери своего заклятого врага. И тихо спросил у Ингрид, так ли это?
Женщина не отрицала ничего. Только покачала чуть заметно головой.
– Ты забыл? Я была Торсвег. А теперь я вся твоя. Хочешь – бери, хочешь – убей. Я даже спорить не буду. Мне все равно без тебя не жить, лучше от твоей руки сейчас, чем потом, без тебя… все равно умру.
– А ты знала, кто я?
– Нет. Отец меня берег. Я вообще думала, что Эрквиги – это кто-то вроде диких зверей. Глупо…
И Лейф видел, видел – она не лжет. Ни на секунду не лжет. Ни когда отвечала ему, глядя прямо в глаза, ни на секунду не отводя любящего – любящего, боги! – взгляда, ни когда вложила тонкие пальцы в его протянутую руку и доверчиво подала ему ножи, зная, что через секунду один из них может вонзиться в ее горло.
Не вонзился. А Лейф понял: на одной земле с Торсвегами ему не жить. Пока не жить.
Что он мог сделать? Оставаться здесь – значило развязать войну. Отец, мать, братья… они могут простить ему женитьбу на дочери старого врага. Но Торсвеги не простят. Ни Гуннора, ни Ингрид. И начнут мстить. Лейф не боялся поединков. Но…
Лучшим выходом было честно признаться во всем родителям и на время скрыться с острова.
Отец все понял. Одобрил убийство Гуннора. Пристально поглядел на бледную, но прямую как стрела Ингрид. И улыбнулся.
– Ладно. Давай поговорим без женских ушей. Да и мать пока с невесткой познакомится поближе.
Отец не возражал. Ничуть не возражал. Лейф оставил родным все, что привез в последний раз, взял только самое необходимое и поднялся на корабль. С дружиной они свое добудут.
Вирман кормит море.
С ним на корабль поднялись тридцать человек. Его дружина. С Ингрид – еще девять женщин, которые не собирались разлучаться со своими мужьями на несколько лет. И двенадцать детей. Места в трюме хватило всем.
Все бы удалось, но в море Лейф встретил корабль Эйнрика. С выпуклым алым щитом на мачте.
И принял бой. Ингрид умоляла не драться с ее отцом, даже пробовала кричать тому, что она жена Лейфа, что любит его, но все оказалось бесполезно. Эйнрик первый выпустил стрелу. В дочь. И бил насмерть. Если бы Лейф не успел загородить любимую щитом, она бы сейчас не стояла рядом с ним. Но успел. Загородил, сбил на палубу и перекинул в руки друга, который оттащил Ингрид в трюм, к остальным женщинам. И принял бой.
Хотя боем это назвать нельзя. Бой – другое. Дружина на дружину, сила на силу… но Лейф словно с ума сошел, увидев летящую в Ингрид стрелу. Такого он никому прощать не собирался. Словно демон наружу выглянул. И Лейф отдал приказ, о котором потом даже не сожалел:
– Стрелять зажигательными!
Лейф победил только благодаря новой придумке – зажигательным снарядам, за которые заплатил на торгу бешеную цену. Никто не знал, из чего их делают степняки. Но жидкость, заключенная в них, горела даже на воде. Пяти снарядов оказалось достаточно. Корабль Эйнрика вспыхнул, как свечка. Люди – тоже. И дружине Лейфа оставалось только осыпать их стрелами и копьями.
Кто-то скажет, нет чести в таком бое. Но Лейфу было наплевать. Ему надо людей сберечь. А за жену он вообще… Мало еще помучился Торсвег, мало!
Людей он сберег. А Ингрид рыдала по отцу три дня. И впервые мужчина ощутил себя настолько беспомощным. Но все проходит. Прошло и это состояние Ингрид. Однажды ночью, когда команда спала, а он стоял свою вахту у правила, женщина подошла к нему и тихонько прижалась щекой к плечу.
– Прости меня…
– За что?! Это ты прости меня. Я знаю, это был твой отец, но у меня не было выбора. Мы все умерли бы там.
– Я знаю. И… я люблю тебя.
– Я тебя тоже люблю. Не оставляй меня. Прошу тебя.
– Никогда.
– Никогда…
А потом они оказались в Ативерне.
И здесь начались настоящие проблемы. В порту Альтвера их никто не ждал. Никому не были нужны вирмане. А надо было как-то устраиваться. Где-то зимовать. На что-то жить…
Кое-какие деньги у Лейфа были. Но надолго бы их не хватило. Можно, конечно, выйти в море и ограбить пару кораблей. Но – опасно. Это на Вирме не выдают. А ему предстоит жить в Ативерне. Хотя бы пару лет. И не хотелось наживать себе лишних проблем.
В «Свинью и собаку» они зашли случайно. Ингрид попросила пополнить запасы лекарственных трав. Лейф согласился. Они вместе погуляли по ярмарке, а потом решили перекусить в трактире. И зашли… на свою голову.
Ингрид, любимая, родная, единственная, что ж теперь, если Флейна создала тебя прекрасной, как солнышко? Если бы родители тебя не прятали, женихи бы дом в осаду взяли!
Когда наглый молодчик начал вязаться к Ингрид, Лейф едва не взвыл с досады. Видимо, придется быстро сниматься с якоря и уходить. И то… могут и погоню послать. А снаряды закончились. Осталось две штуки. Этого мало, ужасно мало…
Спасение пришло совершенно неожиданно. И имело вид толстой женщины в розовом платье.
А что это там за шум?
От решения глобальных проблем Лилю отвлекли звуки начинающегося скандала.
Лиля огляделась. Арт и охрана сидели за столом. Шерл у стойки договаривался с хозяином о комнатах. А шум…
Шумели двое.
Лиля ахнула, прижимая руки к щекам.
Один был типичный вирманин. Высокий, светловолосый, мощного телосложения. За его спиной пряталась такая же светловолосая красотка, при виде которой Лиля только вздохнула. Прелесть, что за фигура. Не девочка – конфетка. «Плейбой» с его тяп-моделями курит в уголочке. Рядом с ними с самым решительным видом стоял еще один вирманин. Товарищ по оружию?
А противостояли им три… «золотых молодежника». Иначе и не скажешь. Вот сколько миров, сколько обычаев, а детки разных «крутых папаш» везде одинаковы. Как плесень и глисты. Одинаковые выражения лиц, одинаково наглое поведение, вседозволенность и никакого понятия о хорошо просоленных розгах. А надо бы.
И кто сказал болванам, что они неприкосновенны?
– Это сынок мэра, – услышала Лиля краем уха разговор за соседним столиком. Кажется, персона была достаточно известна и доставляла кому неприятности, а кому и бесплатные развлечения. Ага. Сын мэра. Ясно. И здесь дети власть имущих ведут себя по-хамски.
– А с ним?
– Его приятели. Тож бла-ародные…
Женщина фыркнула. Вот-вот, бла-ародные, точнее и не скажешь. И прислушалась уже к ссоре.
– Ты, щенок… – рычал вирманин.
Лиля была с ним полностью согласна.
– Ты, холоп, лучше оставь эту шлюшку с нами и убирайся. Если она захочет, то вернется к тебе. Но вряд ли! Ей понравится с настоящими мужчинами, – отвечал сынок мэра. – И вали отсюда, быдло! Тебе здесь не место! В свинарнике…
Лиля поглядела на вирман, сжимающих рукояти мечей. На сынка мэра. На бледную как смерть красотку.
Обежала взглядом таверну. Упс…
А это кто? Стражники?
Буквально через два стола от нее сидели, выпивали и закусывали несколько человек в плащах красно-синего цвета.
– Это стража? – толкнула она Арта.
– Кажись, да, госпожа…
Тогда понятно, почему эти трое придурков еще живы. То, что еще ничего не развернулось, – это ведь чисто потому, что здесь стража. Вот местная молодежь и оборзела. Вирман двое, если начнется заварушка, их тут как пить дать положат, они не могут этого не понимать… А что с девчонкой будет? Блин, да что ж я за скотина! Девчонке лет шестнадцать, она перепугана до истерики… Здесь, если это не остановить, такой половецкий перепляс сейчас начнется, что никому мало не покажется, не-эт… и вообще – это профи. Военные.
И женщина принялась выползать из-за стола.
– Госпожа, вы куда? – забеспокоился Арт.
Лиля хлопнула его по плечу.
– Потом объясню.
Ухватила одной рукой кувшин, а второй – горшок с похлебкой и зашевелила ногами.
– … тебе место в хлеву рядом со свиньями, – закончил свою блестящую речь «арыстократ».
Лиля прицелилась.
Плюх!
Похлебка из горшка равномерно распределилась по всем трем молодчикам. Следом полетел горшок, разбившись о голову неизвестного спутника сынка мэра.
Парень охнул и осел на пол. Представитель золотой молодежи и его оставшийся спутник повернулись и получили в лица винный душ.
– Остыли, болваны?! – ледяным тоном осведомилась Лиля. – А теперь отвечайте, как вы смеете затевать безобразную ссору в присутствии графини Иртон?! Вас что, на конюшне воспитывали?!
Она отлично знала, что видят перед собой парни. Пропыленную и грязную, но все же дорогую одежду. Аристократическое лицо (у крестьян нет шансов так отожраться, разве что с голоду опухнуть). Дорогие изумрудные серьги в ушах. Перстень с графской короной на руке. Золотой с изумрудами обручальный браслет.
И потом, она действительно графиня, так что преимущество на ее стороне. А уж ставить на место дураков с претензиями она умела и в своем мире.
Парни наливались дурной краской и готовились ответить. И Лиля заговорила, на долю секунды опередив их:
– Если бы мой сын вел себя так, я бы выпорола его на конюшне. Выйдите вон и не возвращайтесь, пока не научитесь пить, а не нажираться до скотского состояния. Или я прикажу этим вирманам выкинуть вас отсюда. И они исполнят приказание графини Иртон, которая желает отдохнуть с дороги.
На плечо Лиле легла массивная лапища.
– С удовольствием. Прикажете выкинуть их отсюда, госпожа? – Низкий басовитый голос прогудел тетивой лука.
Лиля на миг задумалась. Даже не оборачиваясь, она знала – это один из вирман.
– Господа, у вас два выхода. Либо вы забираете это, – тонкий (ладно, пока еще пухлый, но ведь худеем же!) палец указал на третьего желающего развлечений с дамами, – и убираетесь отсюда, либо вас выносят на носках сапог. По моему приказу. Что вы выбираете?
Даже не поворачивая головы, она знала – за ней встали оба вирманина. И двое молодчиков отлично поняли, что никто им не поможет. Выкинут. С огромным удовольствием!
Смерили всех злобным взглядом, подхватили своего друга и вылетели за дверь. Но на пороге сынок мэра обернулся.
– Вы мне…
Лиля, не глядя, протянула руку назад.
– …за это…
Рука сжалась на глиняном стакане.
– ответи…
Бамц!
Стакан разбился точно над головой парня, осыпав его осколками. «Униженный и оскорбленный» шарахнулся, поскользнулся и, неловко взмахнув руками, уселся на задницу прямо на пороге. Грянул хохот.
Молодчик побагровел, дернулся, вскочил и вылетел вон.
Лиля довольно улыбнулась.
Еще бы. Один вопрос – когда злобные вирмане нагло наехали на бедненьких и беленьких аристократиков. Это – одно. Гуляли себе приличные мальчики, понравилась им девочка, они вежливо предложили, а тут агрессоры с мечами… В таком раскладе вирманам приходится солоно и кисло.
С ее вмешательством ситуация приобретает другой расклад.
Знатная дама изволит вкушать ужин с дороги. Тут трое наглых хамов начинают при ней безобразный скандал, мешая жить и дышать. И дама запускает в них кувшином. А когда они не унимаются, приказывает отдыхающим тут же вирманам обеспечить ей покой и тишину. При этом раскладе вирмане вообще не при делах. Разве что повиновались графине. Ну так почему бы нет. Не холопке ж?
А чтобы закрепить вторую версию:
– Трактирщик! Извольте больше не нарушать мой покой подобными скандалами! Всем вина за счет графини Иртон.
Все радостно загомонили. За плечом Лили кашлянули.
– Госпожа…
Лиля обернулась и увидела того вирманина, с которого все началось. М-да. Арни Шварц нервно курит в сторонке. Этакий лось любого в блинчик раскатает, свернет обратно и сожрет без соли. Выше ее сантиметров на тридцать, мышцы так и ходят под кожей, лицо со шрамами, но голубые глаза на нем живые и умные. Нет, этот парень кто хотите – убийца, головорез, пират, – но не дурак. И Лиля дружелюбно улыбнулась ему.
– Лилиан Иртон. Графиня Иртон.
– Лейф Торвальдсон. Из семейства Эрквиг.
– Рада знакомству. Надеюсь, у вас больше не будет проблем с этими наглецами?
– Надеюсь, что нет.
– Если что-то случится – можете рассчитывать на мою помощь. Терпеть не могу таких уродов. Я буду тут еще несколько дней. Но на вашем месте я бы тут не задерживалась.
– Я последую вашему совету, госпожа.
– Графиня Иртон. Вы можете найти меня в этой таверне. Пожалуй, я сниму здесь комнату на пару дней.
Лейф поклонился еще раз и ушел, уводя с собой девушку.
Лиля готова была себе руки кусать.
Вот перед ней стоят военные. Профи. А она ничего!!! Ничего не может! Пригласить их на службу? Или как?
Если и не откажутся – все равно, это не то. Не так…
Такие будут служить, только если будут уважать. А ее уважать пока не за что.
Черт, черт, черт!!!
Лиля еще раз улыбнулась, благосклонно кивнула и отправилась к своему столику.
Как выяснилось – ненадолго.
Дети – существа отвратительные. На редкость.
Глядя на маленькую Миранду Кэтрин Иртон, так думали два человека из ее свиты.
И у обоих были свои дела в Иртоне. Вообще-то их послали с малышкой. Зачем?
Лечить. Учить. Развлекать и оберегать в дороге.
Но малявка вела себя так, что даже у сердобольных камеристок и нянюшек к вечеру появлялось только одно желание – сунуть ее головой в выгребную яму. У всех остальных оно появлялось примерно к обеду.
Соплячке было плохо все.
Погода отвратительная, холодно. Дайте одеяло!
Нет, жарко, двигайтесь побыстрее!
Качает! Давайте помедленнее!
Я проголодалась! Остановитесь!
Где моя любимая кукла?!
И так по двадцать раз на дню!
К концу дня выматывались все. Соплюшка, видите ли, была недовольна расставанием с отцом. И решила всем показать, что она не кто-то там. Она – Миранда Кэтрин Иртон, виконтесса Иртон!
А виконтесс розгами драть, увы, не положено. Отец особо предупредил, что если ребенок хоть словом пожалуется…
И отнял у сопровождающих единственный рычаг воздействия на мелкую гадючку.
Справедливости ради, Миранда не пакостила. Но вот капризничала по полной. Учиться даже и не собиралась. И учителя с ужасом предвкушали момент отчета графу. А ведь впереди ждала еще и графиня.
Джес Иртон мог верить во что угодно. Но когда это женщина хорошо относилась к детям своего мужа от предыдущего брака? И, судя по рассказам тех, кто знал, графиня и сопливка друг друга стоили. Истерики будут закатывать на пару.
А вот что делать слугам?
Нет, двое-то знали, что им надо сделать. У них были свои хозяева, свои задания, свои дела, и они намеревались все исполнить наилучшим образом.
Но только двое. А остальные пребывали в самой пошлой житейской неустроенности. И оттого вопли шмакодявки действовали особенно удручающе.
А Иртон приближался особенно медленно.
Мальдонаино захолустье!!!
Дарий Авермаль, барон Авермаль (ну ладно, будущий барон, после смерти папеньки, а пока еще только достопочтенный Дарий Авермаль), вылетел из трактира в ярости.
Нет, он не пропустил слова графини мимо ушей. Но зачем ей понадобилось вступаться за грязных пиратов?!
Вечер начинался так хорошо…
Они с Томми и Савлом погуляли по ярмарке, съели несколько сладостей (платить ребенку и в голову не пришло, пусть радуются, что их сын градоправителя осчастливил), выпили эля и решили продолжить приятный вечер в трактире.
И их занесло в «Свинью и собаку».
Они немного выпили, посидели, а потом…
Ту вирманку они заметили сразу. Да и сложно было бы не заметить такую красотку.
Надо же! Дикие места, дикие люди, но такая прелесть! Роскошь золотых волос, огромные карие глаза, полные розовые губки, а какая фигурка! Да он ее в поясе может ладонями обхватить!
Ну что ж.
Девушка должна быть польщена вниманием благородных господ, разве нет?
А что их трое… ну польщена втрое больше.
А почему нет? Он молод, красив, умеет обращаться с женщинами – служанки в доме отца были им весьма довольны, друзья тоже в грязь лицом не ударят… Да и вообще, если они останутся довольны, они даже подарят девушке пару серебряных. Очень щедрое и благородное предложение. Разве нет?
Вирмане оказались совершенно дикими людьми.
Девушка, вместо того чтобы обрадоваться и тихонько пройти с господами на сеновал (ну там посмеяться, пошутить по дороге, повертеть попкой), залепетала что-то о своем муже. Как будто кого-то это интересует. Можно подумать, ее жениться приглашали!
А потом и вовсе спряталась за спину такого громилы, что на лошади не объедешь. И смотрел этот громила очень нехорошо.
Впрочем, это парней не сильно напугало. Стоит только кликнуть стражу, и вирмане закончат ночь в тюрьме, а красотка – в их постели. Поэтому они слегка надавили. А почему бы нет?!
Они у себя дома, на своей земле, пусть эти дикари поблагодарят, что их вообще к людям пустили… Уроды! Особенно предводитель. Встретишь такого в темном переулке – сам все отдашь, его точно арестовать надо было.
Откуда взялась та толстуха?
Молодые люди сразу ее и не заметили. Были заняты конфликтом с вирманами. И только когда в них полетели похлебка и вино, соизволили обратить внимание на бешеную бабу.
В то, что она графиня, поверилось сразу. И бесповоротно. Только благородная дама могла вести себя подобным образом.
Но в то, что она защищала вирман?!
Встала на сторону разбойников, пиратов, даже не пожелала вникнуть в ситуацию?! И выставила их с таким позором!
Кипящий от ярости Дарий вылетел из таверны. Савла надо было доставить домой.
А с вирманами мы еще поквитаемся. И хорошо поквитаемся! Лишь бы завтра их корабль не снялся с якоря. И не надейтесь, никто вас не защитит. Это на Вирме не выдают. А здесь вы никто и звать вас никак.
Вот сейчас оттащим Савла и заглянем в казармы городской стражи… И приказ они выполнят, никуда не денутся! В гавани всего один корабль вирман. Да, до него так просто не доберешься, а закидать его снарядами никто не даст – могут пострадать купеческие корабли. Но если никто из вирман не гуляет сейчас по трактирам… а может, будет возможность перехватить и того урода с красоткой… вспомнив ее стати, Дарий аж причмокнул губами.
Никуда ты, куколка, не денешься. Моя будешь…
Уязвленное самолюбие требовало поквитаться с вирманами. Жестко и быстро.
Леди Аделаида Вельс была довольна собой. И жизнью тоже.
Она молода, красива, она едет с посольством в Уэльстер, а затем и в Ивернею. Разве мало?
Алые розы с приличествующей запиской на окне радуют глаз и душу. Все-таки Джеса Иртона она тогда зацепила.
Первые цветы принесли на следующий же день. Ада подумала и отправила их обратно. Мол, вы неотразимы, но мой траур…
Цветы вернулись обратно с прибылью. И приходили каждый день. А с самим Джесом она увиделась во дворце.
Аделаида аж зажмурилась от воспоминаний.
Нет-нет, ничего такого как раз не было. С такими нельзя по-хорошему. Джес Иртон – слишком завидная добыча. Красив, избалован, пресыщен женским вниманием… Если сразу получит все, что пожелает, потом и глазом в ее сторону не поведет.
А посему при встрече Аделаида краснела, бледнела, опускала глазки и трепетно лепетала, что никак не может принимать знаки внимания. Ее горе слишком глубоко и безнадежно…
Она так страдает, так страдает о своем безвременно ушедшем муже…
Джес проявлял понимание, гладил ее по ручке, затянутой в надушенную перчатку, уговаривал не хоронить себя… а Ада опускала голову все ниже.
Мол, не подавайте надежд бедной вдове. Вы все равно уезжаете…
Как Джес добился для нее приглашения? Аделаида не знала. Но служанки стояли на ушах уже три дня. Она должна, нет, обязана выглядеть королевой! Так, чтобы Джес Иртон ни на кого другого и не смотрел.
И плевать, что он женат!
Жена – не стена! Подвинется!
– Кузина?
Ада стиснула зубы. Не ко времени. Но вошедшему улыбнулась весьма радушно.
– Алекс! Рада тебя видеть!
Мужчина улыбнулся, притянул женщину поближе и поцеловал.
– Как идет дело с графом Иртон?
– Сам видишь, я еду с посольством.
– Вижу. Не торопись ему там уступать, вываживай добычу…
Двое обменялись понимающими взглядами.
Алекс был племянником мужа Ады. Но, вопреки всему, они с молодой женой не стали враждовать. Может, потому что с первой встречи их потянуло друг к другу словно магнитом? Гостиные, конюшни, пикники… старый муж и не подозревал о таком увлечении. Наоборот, Ада шипела, что Алекс – дармоед и бездельник. Приживала и подхалим. Алекс честил ее продажной девкой и подзаборной кошкой. Так что супруг был абсолютно спокоен за свою честь.
И ни о чем не беспокоился. В том числе и о своем кошельке… сволочь старая!
После его смерти вдруг выяснилось, что полученного наследства хватит только года на три самой скромной жизни в глуши. А это любовников не устраивало.
Они продали что смогли, заложили все остальное и отправились покорять столицу. Почему бы и нет?
Оба красивы, молоды, Ада еще и с титулом…
Действительность оказалась грустнее. Деньги таяли втрое быстрее, чем хотелось бы. А вот достойных кавалеров не находилось.
Можно бы опять выйти замуж за старика. И Аделаида рассматривала такой вариант. Но не хотелось! Джес Иртон был просто подарком судьбы.
– Я буду очень осторожна. Но он ведь женат.
– Его жена живет в глуши. И вообще – не бери в голову. Я о ней позабочусь.
– И как же?
– Не важно. Жены тоже смертны.
Аделаида машинально сотворила охранный знаак Альдоная. Алекс покачал головой.
– Малышка, даже не думай об этом. Приручай своего бобра. Нам нужна эта жирненькая тушка. А когда станешь законной женой, ты обо мне не забудешь, не так ли?
Аделаида согласно улыбнулась.
– Сомневаюсь, что Джес Иртон даже в подметки тебе годится в постели.
– Главное, пока это не проверяй. Ты женщина добродетельная, у тебя никого, кроме мужа, не было, и тот по большим праздникам.
Аделаида еще раз улыбнулась. Уже не согласно, а откровенно блудливо.
– А сейчас не праздник?
Тонкие пальцы потянули корсаж чуть вниз.
– Праздник, – согласился мужчина, подхватывая ее на руки. – И мы будем праздновать долго.
Остаток вечера Лиля потратила на расспросы о вирманах. И воспользовалась самым близким источником. Хозяином трактира.
Тот был только рад присесть с графиней, поговорить о родине. Особенно когда слушают и задают вопросы. Собеседнику должно быть интересно, разве нет?
Должно.
Лиле и было.
Вирма оказалась маленьким островом, на котором почти ничего не росло. В голодный год на корм скотине шло все, даже растолченные рыбьи головы. Хотя со скотиной там была напряженка. Коровы не выживали. Держали коз и овец. Пряли удивительно тонкую нить. Делали шикарные шерстяные платки. Но этим ведь не прокормишься!
Вирмане были и пиратами.
Это все знали, но выжигать «осиное гнездо» никто не торопился. Для этого нужен был союз. И крепкий. Все отлично понимали – пойдешь на Вирму за шерстью, вернешься стриженым. Кораблей там хватает, драки они не боятся, смерти тоже…
Их терпели, как неизбежное зло. И в то же время…
Корабли вирман ходили вокруг всего континента. Перевозили грузы, помогали торговле. Иногда наемничали.
Им доверяли. У вирман было своеобразное отношение к честному слову, о котором знали все.
У вирманина есть слово, топор и корабль. Потеряешь корабль – топор и слово тебе его добудут. Потеряешь топор – слово добудет тебе и топор и корабль. Но если твое слово ничего не будет стоить, ты уже не вирманин.
Лиля вздохнула с облегчением.
И задумалась, может быть, плюнуть на гонор, прогнуться, да и поговорить с вирманином о найме?
Кажется, вовсе уж в безнадежную аферу она не ввяжется? А пираты – это все-таки не крестьяне. С ними будет легче.
Или должно быть?
С одной стороны, кругозор у них шире. И видно, что не идиоты.
С другой – а будут ли они тебя уважать? Силу они уважают. А можешь ты им предъявить эту силу?
Нет.
Так что тогда? Из огня в полымя?
Но дом как-то надо защищать. Арт говорил, что скупщики, которым продавали девчонок, придут примерно через месяц-полтора. И надо бы их встретить. Лиля весьма не любила работорговлю. Опять же, сразу несколько плюсов. Опасности они не ждут, больших потерь быть не должно.
Потерь…
Люди же! И за каждой мыслью, каждым шагом – человеческие жизни. Искалеченные люди. Изувеченные судьбы. Страшно, хоть под кровать лезь. И полезла бы, если бы помогло.
Ей придется запустить… да, хоря в курятник. Вот! И еще довериться, и постараться его приручить и прикормить. И надеяться на лучшее.
Но разве есть выбор?!
Муж на нее, простите, забил длинный болт. Если они тут есть – арбалетный. Или баллистный. Отцу тоже особо дела нет. Замуж вышла? Свободна, детка! Я тут и сам с усам. А ты плодись и размножайся, от баб толку нет, так ты мне внука роди. Мы из него человека сделаем.
И что остается?
Лечь и помереть?
Не дождетесь. Мы еще побарахтаемся. Идей хватает. Я и в своем захолустье такое смогу сделать, оно и лучше, что захолустье. Меньше завистливых глаз, ушей и ног.
А вирмане… Если они имеют представление о порядочности – это замечательно. Если же нет – попробуем привязать их выгодой.
Да хоть что-то попробуем сделать. Люди – главное богатство! На них ни серебра не жалко, ни золота… Они тебе все добудут. Но если нет людей – ты никто.
Меньше пустого места.
Лейф Эрквиг мрачно смотрел на берег.
Подходить вплотную он не стал. Там было полно купеческих кораблей. Мало ли, если начнется шторм… да и просто не хотелось. Лучше стоять подальше от всех, и ворье не полезет, и катапульты… хотя эти все равно достанут. Очень уж удобно устроены – всю бухту простреливают. В Ативерне не дураки живут…
Все равно. Лучше подальше от берега. Шлюпки на корабле есть. Так что все будет нормально.
С одной стороны, надо бы уходить. С другой – они только сегодня зашли в порт. Надо закупиться, поправить парус, да и…
Куда идти?
Вопрос стоял очень остро. Можно бы ходить вдоль побережья, предлагая свои услуги за плату. Можно.
Но они ведь не одни. С семьями. Женами. Детьми! И как прикажете жить? От порта до порта?
Сам Лейф не видел в этом ничего страшного. Но сильно подозревал, что Ингрид так не сможет. И остальные женщины тоже.
А дальше что?
Вирманина кормит море.
Ты можешь храбро идти на абордаж, когда знаешь – за твоей спиной команда. И только команда.
А когда за твоей спиной еще и беззащитные люди? За которых ты в ответе?
Случись что во время боя – и все.
Как смотреть смерти в лицо, зная, что малейшая случайность – и самый лучший и близкий человечек на этом свете умрет?
Лейф не считал себя героем.
Но он помнил, что почувствовал, когда Торсвег выстрелил в Ингрид.
А ведь это может повториться. И зажигательными стреляют. Запросто.
– Тебе плохо…
На плечи опустился теплый плащ. Ингрид не спрашивала. Утверждала.
Лейф развернулся, обнял любимую, привлекая к себе, под плащ:
– Нет, малышка. Я просто думаю…
– Куда нам дальше идти?
Лейф крепче обнял жену.
– Ты все правильно понимаешь. Я был бы спокоен, оставив тебя на берегу. Но где такое место? Чтобы нас еще не нашли твои родные? Или получили отпор?
– Сегодня за нас вступились…
Ингрид словно читала мысли мужа. А может, и читала?
Флейна может и не таким оделить. Правда, иногда за ее дары кровью платят…
– Сегодня другой случай.
Лейф едва не передернулся. Показалось на миг, что сырой холод проник под плащ, потек ледяной струйкой по спине…
А ведь сегодня все могло кончиться очень плохо.
Очень.
Их было всего двое. Он и Дагри. Ингрид не в счет. Она – любимая. Не воин. И в драке от нее толку чуть.
Они здесь бесправные беглецы. И земля горит под ногами, что уж там… Торсвеги – клан крепкий. Потому и уходить пришлось, чтобы своих не вмешивать. Если разбираться – пусть с ним разбираются.
А трое молодчиков были на своей земле, уверены в своем праве, к тому же случись что, городская стража их бы поддержала. Лейф это видел. Их там было человек шесть. Плюс эти трое… даже если мечи у них для красоты…
Начнись заварушка…
Лейф был бы спокоен. И не таких видали. И ушел бы с боем на корабль. Запросто. И стражу бы положили, и сопляков…
Но Ингрид…
Страх был не за себя. За нее. За родную, любимую, единственную… много ли ей надо?
Лейф отлично знал, как гибнут в глупых драках ни в чем не повинные люди. Случайный удар, а может, и не случайный…
Спасение пришло в виде толстой женщины в грязном платье.
Благодаря ей, только благодаря ей… что ж. Лейф не забывает долгов…
– А если поговорить с ней?
Ингрид спросила тихо-тихо, словно боялась своих слов. Лейф коснулся губами светлой макушки.
– С графиней Иртон?
– Может быть, ей нужны люди?
– Вирмане? Милая, мы не самые лучшие слуги в этом мире… Слово мы держим, но… кто в это поверит?
– Что мы теряем? Нам все равно некуда идти…
Лейф только вздохнул.
Ингрид была права.
А с другой стороны, кто его наймет на службу? Его биография на лице прописана. Мечами и ножами. Шрамами и ветрами. Да и…
– Не забывай, они тут верят в Альдоная. А мы…
– Мне эта женщина показалась умной, – гнула свое Ингрид. – Мы же завтра еще будем здесь?
Лейф вздохнул.
– Будем. Малышка, ты понимаешь, что нам придется ей полностью довериться? И потом, она – графиня. А ее супруг? Она ведь в брачном браслете…
– Если супруг умный, вы друг друга поймете.
– А если дурак?
– Думаешь, у такой женщины может быть глупый муж?
В голосе Ингрид послышался смешок.
Лейф улыбнулся.
– Ты у меня, выходит, тоже умная женщина?
– Я тебя люблю.
– Ты сомневаешься в уме своего супруга?
Это было для Лейфа внове. Шутить, улыбаться, подначивать любимую женщину… так по-мальчишески. Так невероятно хорошо…
– Что вы, супруг, господин и повелитель! Как бы я могла?
В голосе Ингрид звучал наигранный ужас.
– Госпожа, вы можете все. Даже трогать мой боевой топор…
Ингрид рассмеялась. И Лейф понял, что завтра пойдет искать Лилиан Иртон.
Просто потому, что не сможет пренебречь таким шансом. Для защиты любимой женщины он сделает все. И еще немножко больше.
А гордость?
Гордость не пострадает. Договоримся.
Шестеро вирман действительно гуляли в таверне.
Олат, Гэл, Эльг, Торни, Иллат и Сэльт. Все – воины. Все уже бывали в боях. И именно поэтому остались живы.
На причале перед ними выросли силуэты людей с луками и копьями.
– Положить оружие.
– В чем дело? – Олат заговорил первым как самый трезвый.
– Приказано доставить вас в магистрат.
– Зачем?
– Парни. – В голосе стражника послышалась усталость. – Я человек подневольный. Мне приказано, я и делаю. Если схватитесь за топоры, мы вас всех положим. У нас тут десять луков, стрелы вас все равно найдут. Вы нас тоже накрошите, ну и попадете под виселицу. Вы ничего не сделали, пойдемте лучше по-тихому, разберутся утром и вас отпустят…
Олат задумался.
С одной стороны, можно бы и положить здесь стражу.
Но! Они пьяны. Чего уж там, действительно по два-три кувшина на человека пришлось. На ногах они стоят, языки вроде тоже не заплетаются, но местное вино коварно. И подводит в самый неудачный момент. Неизвестно, чей будет верх. Против луков воевать можно. Но желательно днем, а не когда в тебя целятся, а ты даже не знаешь откуда.
Стражу они положат, но и двое-трое здесь точно останутся.
Кто?
Неизвестно.
А у них семьи, дети…
Не у всех, Гэл и Торни пока холостые, но у него-то трое. У Иллата жена только что маленького родила, у Сэльта своих двое, у Эльга прибавление ожидается… Кто из детей лишится отца?
Олат не боялся смерти. Но бросать свою семью перед лицом неизвестности…
Боги примут его в своих залах. Только ему радости не будет.
Олат посмотрел на товарищей. Гэл и Торни выглядели так, что сейчас кинутся. Но у остальных на лицах было написано то же, что и у него. Моя семья…
Вроде бы они ничего не сделали. И стражу они положат. Но…
Если его убьют?
Лейф не даст его семье пропасть. Только вот не хотелось бы так по-глупому, из-за недоразумения – ведь и правда ничего не сделали.
А еще придется срочно уходить. Ночью.
Лейф за это точно не похвалит…
Может, и правда, пройти с ними? Они ни в чем не виноваты. А вирмане славятся своей взаимовыручкой. Ну, посидят они ночку под замком. Не страшно. А завтра поутру дадут знать Лейфу, и недоразумение разрешится.
Олат поднял руки.
– Ребята, я против вас ничего не имею. Но давайте так: кто-то из нас отправляется на корабль, сказать, где мы и что. А остальные идут с вами, без драки.
На лице стражника выразилось колебание. И самый молодой из парней, Гэл, видимо, решил рискнуть.
Он громадным прыжком рванулся к воде. Вскрикнул стражник, которого отпихнули в сторону, ударили две стрелы, и только вода плеснула.
На лице стражника появилось нехорошее выражение:
– Оружие на землю. Или отдам приказ стрелкам!
Олат выругался. Но… в то, что в Гэла попали, он не верил. Поэтому – парень протрезвеет, доберется до корабля, расскажет Лейфу, что произошло, и капитан их выручит.
– Оружие не отдам. Пройти с вами – пройдем. И даже подождем до утра. Но если вы нашего друга зацепили…
– Он сам будет в этом виноват. Не дергался бы, и не сдали бы нервы, – огрызнулся стражник.
– Если с Гэлом что случится, я тебя сам найду, – пообещал Олат.
– И искать не надо. Городскую стражу все знают. Пошли…
Олат нахмурился. Но был ли смысл дальше ругаться? Проще подождать до утра. Гэл обязательно расскажет Лейфу о том, что произошло. И недоразумение разрешится.
Хотя… как-то все это плохо пахнет.
Эх, взять бы их в топоры…
Но – семьи…
Страже все происходящее тоже не нравилось, но приказ есть приказ. И надо его выполнять.
А так – да к Мальдонае бы этих вирман!!!
Ночевать пришлось в таверне. Снять втридорога комнаты – и всю ночь воевать с клопами и блохами. Кончилось тем, что Лиля просто выкинула с кровати все – тюфяк, матрас, белье, – завернулась в плащ и улеглась прямо на деревяшку. Авось бока не отлежит. На таком-то слое жира!
Увы… жировая прокладка оказалась неудобной. Бока к утру болели так, что хоть оторви и выкинь. Болело все.
Хорошо хоть можно было заказать горячую ванну. Что Лиля и сделала. На рассвете. Все равно поспать не удалось. И отправилась на торг вместе с верными крестьянами. Покупать, правда, пока ничего не собиралась.
Рано.
Спору нет, есть люди, страдающие шопоголизмом. Они рвутся к прилавкам и напихиваются товаром так, что смотреть страшно. Они существуют.
Себя Лиля относила к противоположной категории.
Есть шопоголики? Тогда есть и шопофобики!
Она считала себя именно такой.
Поход по магазинам вызывал у девушки невроз еще в родном мире. Тошноту, головокружение, раздражение… и вообще – какого черта?!
Почему я должна тратить свое бесценное время, нарезая круги по гипермаркету?!
Поэтому Аля четко составляла список и смотрела только в него. Нужна банка грибов? Вот банка грибов там и будет. И плевать, если рядом есть скидка на банку лечо. Она без него обойдется. Забыть сладкое слово «халява»! Ее в гипермаркетах все равно не бывает. Они всегда в выигрыше.
При таком подходе к вопросу Аля всегда выходила из магазинов и с покупками, и с деньгами. Хуже было, когда речь шла об одежде.
Там-то приходилось смотреть. Ходить. Мерить. И через два часа девушка ощущала себя абсолютно разбитой. Хоть убивайте! Что-то подобное у нее началось и сейчас.
Торговля скотом шла за стенами крепости. И в первую минуту женщине показалось, что голов – миллионы!!!
Средневековая ярмарка и слыхом не слыхивала о правильной организации торговых рядов. Чтобы козы с козами, коровы с коровами… нет!!!
Есть загон?
Туда скотину и загнали. Что ей весьма не нравилось.
Козы, рядом глиняные кувшины, рядом курицы, рядом вяленая рыба…
Это было какое-то адское варево, в котором орали, ругались, торговались, демонстрировали стати, били по рукам, кого-то, кажется, били и ногами… А скотина мычала, хрюкала, блеяла, воняла и, кажется, делала все, чтобы затруднить свою продажу.
Через десять минут у Лили осталось только одно желание – снести весь рынок направленным взрывом! И отдохнуть в тишине в получившейся воронке. А тут еще крестьяне словно сговорились!
Хвала богам, все золото было надежно зашито в нижнюю рубашку, юбку, панталоны – Лиля решила, что просто будет учиться двигаться с утяжелением, и до сих пор об этом не пожалела. С нее авось белье не украдут, а чтобы выпороть монеты, даже ей потребуется время.
Ее тянули то в одну, то в другую сторону, показывали каких-то суперкоз, коров, кур, которых хорошо бы купить прямо сейчас и даже без торга… показывали их стати, проводили рукой Лили по овце: шерсть – чистое золото! Прикидывали вес курицы, интересовались удоем у коровы, смотрели рога и вымя…
Лиле это было параллельно.
Она не понимала, чем одна порода отличается от другой. Для нее существовало ровно два вида куриц. Курица живая – и курица на тарелке. То же и со всей остальной скотиной.
И женщина осознавала себя идиоткой. Клинической. Ну вот куда она полезла?
Что-то же купить придется! А что? Как?!
К полудню она взвыла чуть ли не в буквальном смысле.
А вокруг колготились люди, животные, кто-то орал, кто-то еще что-то хотел…
Господи!!!
Дай мне терпения! Или хотя бы литр нитроглицерина!
Снести все это к чертовой бабушке!
Лейф как раз раздумывал, искать ему Лилиан Иртон днем или ближе к вечеру. Днем ее может и не оказаться в таверне. Зато вчерашняя компания вполне может туда прийти. А нарываться еще раз – вот уж дураков нет. Вечером?
Может быть, и вечером.
Как всегда, благие намерения грубо оборвала окружающая действительность. По борту корабля что-то грохнуло, послышались ругательства, и через три минуты на палубу втянули вполне живого и здорового, но мокрого насквозь Гэла. Одного из парней, которые вчера ушли погулять на ярмарку и, по мнению Лейфа, задержались где-нибудь в таверне…
– Ребята в магистрате!!!
– Что?! – Лейф просто взвился от такой новости.
– Ну да! Мы ночью возвращались на корабль, а там стража на причале…
Лейф длинно выругался.
– И что – стража?!
– С луками и арбалетами. Они нас ждали, понимаешь? На причале ждали, за складами…
– Специально вирман?
– Да!
– А ты, я смотрю…
– А я был ближе всего к морю. Олат отвлек внимание, начал спрашивать, что и как, ну я и…
Лейф ухмыльнулся.
Была даже поговорка – рыбу из воды добыть проще, чем вирманина. Плавать на Вирме умели все.
– И?
– Я посмотрел: наших хоть и не разоружили, но повели. Сказали, в магистрат.
– Они не сопротивлялись?
– Может, и стали бы, если бы на нас напали. А тут стража сама не понимала, в чем дело.
И капитан мог их понять. Сам не пытался днем ранее нарываться. Из-за Ингрид.
Лейф не ругался. Не командирское это дело. Но доски борта жалобно пискнули под его рукой.
Дело принимало плохой оборот.
Их могут просто сгноить в тюрьме. А пойдет Лейф выручать ребят – окажется там же. Очень даже запросто. Пока за ним вся Вирма, он силен. А сейчас они вне клана. Да еще с враждой за плечами.
Вопрос: как найти Лилиан Иртон и никому не попасться по дороге?
Лейф мрачно посмотрел на воду.
Да, не хотелось бы ему говорить с графиней в виде мокрой крысы. Но выбора не было.
Если его тоже будут ждать на причале…
– Никому с корабля ни ногой, – мрачно распорядился он.
– А если…
– Скажете, что меня нет, а без меня вы будете драться. Насмерть.
И направился к канату. Не прыгать же…
К середине дня Лиля озверела. Она плюнула на все, вернулась в таверну и заказала себе кувшин эля. Хотелось напиться и ни о чем не думать.
Ну вот куда ты полезла, дура?! Ведь не разбираешься же!!!
Слабосоленый сыр неплохо шел под эль, но настроение не улучшалось.
Крестьяне, видя это, держались от нее подальше. А Лиля мрачно думала, что она и сельское хозяйство – вещи несовместимые.
– Госпожа графиня…
Голос был определенно знаком. Лиля подняла глаза. Рядом со столом стоял вчерашний вирманин. Как его… Лейф. Лейф Эрикссон Эрквиг. Но в каком виде…
Волосы мокрые, борода мокрая, одежда тоже…
– Присаживайтесь. – Лиля кивнула на кувшин с элем.
Только не давить. Что бы ни случилось – сам расскажет.
И Лейф бросился, как в воду.
– Моих людей забрали в магистрат.
Лиля кивнула.
– Вы хотите, чтобы я их выручила.
Лейф кивнул. Она и правда была умна. Она все понимала. Но зеленые глаза смотрели холодно и жестко.
– Они в чем-то виноваты?
– Нет. Думаю, это вчерашние молодчики…
– Кто поручится, что завтра мне не придется делать то же самое?
– Я уведу отсюда корабль.
– А что я получу за помощь?
Лиля осторожно прощупывала вирманина. Голубые глаза были… хитрыми и осторожными. Рискнуть?
Не рисковать?
Черт его знает.
– А что вы хотите? Деньги?
– Деньги у меня есть.
– Можем отслужить.
Лейф не предлагал ей впрямую службу. Если не дура – сама все поймет. Или…
– Я слышала, если вирмане дают слово, они его не нарушают?
– Нам можно доверять.
Лейф сказал это просто. Но таким тоном…
Лиля поняла: если она сейчас усомнится, это будет полный абзац. Что там насчет всех остальных вирман, неизвестно. Но этому действительно можно.
Чем-то он ей напомнил папиных сослуживцев. Тех, кто помнил про честь мундира. Еще с советских времен…
И Лиля решилась.
Да и мужчинам надо оставлять иллюзию власти и силы. Пусть думают, что все в их руках, а она чуть прогнулась…
Нет, она могла бы додавить. Могла. Но… ей свои люди нужны. Люди, бойцы, воины, соратники!
Не слуги!
– Пойдете ко мне на службу? Не обижу, клянусь.
Лейф выдохнул.
– В Иртон?
– В Иртон.
– У тебя своей дружины нет?
Лиля вздохнула. Кое-какие карты раскрыть придется. Ну что ж. Взаимовыгодное сотрудничество…
– Мой управляющий воровал. Мужу и дела нет, хоть все там пламенем погори. А управляющий распустил дружину. Иртон беззащитен. Хотя и не полностью, но… я знаю, вирмане не нарушают своего слова. А я не нарушу своего. Вы проживете у меня три года. За это время подберете деревенских парней, обучите их, если что – поможете отстоять мои земли от разбойников и пиратов. А я обеспечиваю вам жилье. Плачу за службу. Хотите – будете жить в поместье. Хотите – построим дома. Не жалко. Деньгами тоже не обижу.
Лейф выдохнул.
Вот даже как…
Женщина открывалась для удара. Доверялась. И надеялась, что сказанное против нее не используют.
Что ж…
– Три года отслужим. Честь по чести. Подпишем договор, парней я сам наберу, и гонять мы их будем не за страх, а за совесть. Но есть и условия.
– Какие?
– Святиться нас не заставлять.
Лиля хлопнула ресницами. Потерла нос. И примерно поняла, о чем речь.
– Не заставлю. Ставьте свой храм. Молитесь своим богам. Лишь бы не слишком на виду. А то пастор взбесится. Хотя… он и так взбесится. Но пусть все будет втихаря.
– Это обещаю. В глаза лезть не будем, можем даже на службу пару раз прийти. Причалить в Иртоне есть где?
– Гавани там нет. Может ли пройти ваш корабль, не знаю.
– Посмотрим. Кормщик у нас хороший, рифы нюхом чует.
– Тем лучше. Но сразу предупреждаю – неповиновения я не потерплю.
– А я не потерплю дурных приказов. – Лейф сверкнул глазами. – Я за своих людей отвечаю!
И даже удивился, когда женщина кивнула.
– Значит, если вас что-то не устраивает, говорите мне. Обсуждаем, находим лучший вариант. Иначе никак. И на людях со мной не спорьте. Если уж пойдете на службу…
Лейф кивнул. Это он понять мог.
– Хорошо. Обговариваем все заранее.
– В том числе плату. Сколько вы хотите?
Лейф замялся. Ненадолго.
– Мы здесь с семьями. Нам надо будет жить в Иртоне.
– Для начала поживете в замке. Потом посмотрим. Много вас?
– Около шестидесяти человек. С женами, детьми…
– Если жены захотят работать, я им тоже платить буду, – кивнула Лиля. – Но это обговорим, когда речь о работе пойдет.
– Наши женщины не служанки.
– А я им этого и не предложу. Обещаю. То, что я хочу, для них не зазорно.
Лейф кивнул. Поверил.
– Два золотых в месяц. Каждому воину.
– А не много ли запрашиваете?
– Мы этих денег стоим.
– Проживание за мой счет, так?
– Так.
– С женами, детьми… по три серебряных в месяц. Плюс премия, если заслужите.
– Золотой.
– Воину с боевым опытом платят серебряный в месяц. Не много ли просите?
После торгов сошлись-таки на семи серебряных монетах в месяц. Каждому. Лейфу, как командиру, вдвое больше. Можно бы еще поторговаться, но вирманин не стал сильно спорить. Плата была очень неплохой. Да, в море они бы взяли больше. Но женщина и так переплачивала втрое…
Плата была королевской, но денег Лиля решила не жалеть. Для ее идей вирмане были золотым дном.
Два золотых?! Да она потом в двадцать раз больше наживет!
Люди – главное богатство. И плевать на золото. Заработаем.
– Пойдет.
Лейф был доволен. Пока что женщина соглашалась на его условия. Но было и еще одно…
– Вирманина кормит море.
– Хотите выходить на промысел?
Лиля вдруг усмехнулась. Очень весело и проказливо.
– Рыбку ловить будете?
И Лейф понял – сработаются. С этой женщиной можно иметь дело. Такие у них на Вирме не редкость. Поди-ка, поуправляй хозяйством, когда муж в море, а все на тебе.
– Будем.
– Тогда выделите долю в улове. – Лиля ухмыльнулась. – На моей земле как-никак будете.
– Двадцатая часть? – Лейф улыбнулся, предвкушая торг. И наткнулся на такую же улыбку.
– Сколько-сколько? Пятая! Не меньше!
– Да вы, госпожа, шутить изволите! Восемнадцатая!
– А вы свою рыбу без меня никому не сплавите. Шестая!
Торг продолжался еще минут десять и закончился к обоюдному удовольствию. Сошлись на десятой части «улова». Попутно уничтожили кувшин с элем и весь сыр. И Лиля вздохнула.
– Ну что, будем выручать ваших людей?
– Ваших людей, госпожа графиня.
Что ж. Надо отрабатывать.
Сначала она сделает шаг, потом вирмане… и это правильно.
– В магистрат лучше идти со свитой?
– Лучше.
Лиля вздохнула.
– Вы можете переодеться?
– Могу спросить одежду у хозяина таверны…
– Вот и давайте. Я оплачу.
Недосказанное Лейф и сам понял. А Лиля развернулась к своим крестьянам.
– Так, чтобы через десять минут были при оружии. Живо!
Лейф тоже исчез договариваться с трактирщиком.
Лиля посмотрела на кувшин.
Блин, вот так и становятся алкоголиками. Ужасно хочется нажраться и чтобы кто-то сильный и умный пришел и решил за тебя все проблемы.
А не получится.
Никогда не получалось…
Интересно, где в городе магистрат?
Садиться в седло Лиле решительно не хотелось. Только-только расслабилась… Но оказалось, что все рядом. Две улицы, не больше.
А еще, что печально, – графине неуместно. Поэтому пришлось ей ехать на лошадке медленным шагом – коня вел под уздцы Лейф, а за ней, печатая шаг (за такой строевой шаг ноги бы вырвать, но хоть как-то…), шли ее люди в бело-зеленых плащах.
Да, Лиля с удивлением узнала, что родовые цвета графов Иртон – белый и зеленый. И искренне удивилась Лилиан. Блондинкам же к лицу!
И пусть зеленый тут цвет траура. Если осторожно, очень даже можно.
Нет, как только будет возможность, она себе обязательно нашьет платьев в нужных тонах. Но это потом, потом…
А пока – хвала всем богам обоих миров, что хотя бы плащи стражников управляющий не загнал никому. Так и лежали в кладовке, пыль собирали. Только что от моли их полынью пересыпали.
Зачем Лиля приказала взять их с собой, она и сама не знала. Но пригодилось же!
Хотя местная стража, как она поняла, поступала так же. Носи, кто что хочешь. Только плащи и оружие по форме. И его выдавал магистрат.
Женщина ехала по середине улицы – чтобы ничего не выплеснули из окна – и мрачно рассматривала средневековый городок. Ну, скорее крепость, чем городок, но все равно не впечатляло.
Раньше как-то не было времени. Приехали – ссора. Утром – ярмарка. Таверна тоже не в центре города… так что погулять времени не выпало. А сейчас уже и не хотелось.
Дома хоть и каменные, но какие-то серые, скученные, время готики еще не настало. Как и время каменных (или хотя бы деревянных) мостовых. И грязи было по щиколотку. Лиля решила, что будет только верхом ездить по улицам. Проверять, утонет она по щиколотку или по колено, желания не возникало.
А еще смердело.
Никто не видел ничего удивительного в том, чтобы выплеснуть на улицу содержимое ночного горшка. Мусор не бросали, он был только во дворах. А вот нечистоты…
Женщину всерьез замутило. Мало тряски на лошади, так еще «все ароматы Франции». Но никто другой ничего удивительного в этом явно не находил.
Лиля еще раз поклялась, что у нее в Иртоне так не будет. И вообще – как только появится возможность, она тут же сделает везде хорошие дороги.
Ладно, это дело будущего. А пока надо подумать, что говорить. Личную вирманскую дружину предстояло еще отмазать. Военные нужны позарез! Но вот во что ей это встанет? И как лучше поступить? И не запустит ли она волка в овчарню?
Все-таки она беззащитна. Да и Иртон тоже. Кто помешает вирманам собрать все самое ценное, запалить его с восьми концов и уплыть восвояси?
А кто помешает пиратам?
Работорговцам?
Разбойникам?
Ей-ей, от таких мыслей за голову схватишься. Хоть за свою, хоть за конскую. Это Этор с ними был вась-вась, а ей такие радости не светят. Во-первых, баба, во-вторых, графиня, в-третьих, хрена она будет людьми откупаться… Не поторопилась ли она с увольнением?
Теперь уже все равно поздно. Не воскресишь.
– Госпожа?
Оказывается, пока Лиля размышляла, они уже доползли до точки. До здания магистрата.
И Лейф почтительно (ага, а в бороду ухмыляется, зараза такая!) помог ей спешиться.
Лонс уже раз двадцать попрощался с жизнью. Но у Альдоная определенно были иные планы. Или так шутила Мальдоная?
Когда его схватили в хижине и куда-то повели, он думал, что его повесят.
Когда его привели в охотничий домик и поставили перед королевским шутом, он подумал, что тот сам его прирежет.
Ан нет.
Невысокий человечек впился в него глазами:
– Рассказывай.
– О чем?
Лонс решил не сдаваться. Все-таки он дворянин. Да и умирать – так хоть не скулящей мразью!
– Как девочку соблазнял. Как склонял к блуду. Подробно, что, где, как, кто знает…
Лонс сплюнул.
– Да пошел ты…
На человечка его попытка не произвела никакого впечатления.
– Я – пойду. А вместо меня придет палач. Мне просто неохота шум поднимать. Да и грязь будет, кровь, домик придется поджечь… Мне просто неохота, поэтому я решил поговорить по-доброму. А так – ты что, думаешь, пытки выдержишь? Ну-ну…
М-да. Боли Лонс боялся.
И, кажется, человечек это понял. Потому что кивнул. Не Лонсу, нет. Своим мыслям.
– Рассказывай. Сколько ей было лет, когда ты ее совратил?
Кто кого совратил, было большим вопросом, но Лонс все-таки мужчина. Поэтому коротко бросил:
– Четырнадцать.
– Детей у вас не было?
– Нет.
– Кто знает о вашей связи?
– У нас не связь. Анна моя жена перед Богом.
– С Богом я договорюсь, – ухмыльнулся человечек. – Главное, чтобы люди ни о чем не проведали. Где документы?
– Были у священника, – огрызнулся Лонс.
– И только?
Лонс даже не задумался, соврать ему или нет. Конечно, соврать. Если получится.
– Анна боялась. Да и зачем нам это было нужно?
Только вот человечек ему не поверил. Слишком холодными были его глазки. Слишком умными.
– Неужели не подстраховался?
– Хотел. Не успел.
– Все-таки позвать палача? Ты заставляешь меня пожалеть, что я не сделал этого сразу.
Лонс раскололся еще через десять минут допроса. Человечек внимательно выслушал, где лежат бумаги, отдал распоряжения подручным и добродушно улыбнулся Лонсу.
– Записи в церковных книгах мы уничтожили. А ты… Сам понимаешь – нет человека, нет проблемы. За совращение благородной леди королевских кровей приговор один. Смерть.
– Сам прирежешь? – прошипел Лонс. Но злоба прошла впустую. Как мимо стены.
– Руки об тебя еще марать.
И кивнул своим подручным.
– Убить. Закопать так, чтобы никто не нашел. Выполнять.
Лонса грубо схватили и повели из комнаты.
Тогда он простился с жизнью в очередной – он уже не помнил, который – раз. Но оказалось, что все еще впереди.
Подручные выволокли его из комнаты, напялили мешок на голову и опять куда-то потащили, переговариваясь между собой.
– Ну что – в болото его?
– Можно и в болото. Только чавкнет.
– А может мы его – того?
Лонс насторожился.
Что с ним хотят сделать? Неужели утопить живьем?! Только не это!!! Хуже смерти Лонс не мог даже представить!
– Чего?
– Фарни продадим?
– Фарни?
– А чего нет? В Даркоме, сам знаешь, такие в цене, чтобы и образованный, и симпатичный…
Лонс задохнулся от ужаса.
Дарком!
Для чего там нужны такие, как он, мужчина знал.
Евнухами в гарем.
– Лучше убейте!!!
Ответом ему стал сильный удар по голове. Только звездочки замелькали.
Двое мужчин переглянулись. Поудобнее прислонили обмякшее тело к дереву. Тяжело, конечно, ну да своя ноша не тянет. А она ведь и правда своя. Вот зачем убивать молодого, сильного, здорового мужика, если можно просто сплавить его отсюда. Да так, что не вернется. Никто еще не возвращался, проверено.
Рабство вообще-то в Уэльстере не процветало. А вот в Даркоме или Варийском Ханганате – за милую душу. Поэтому всегда находились лихие парни, которые ходили вдоль берегов или по рекам, покупали людей – или захватывали в плен, кто там в Даркоме будет разбираться – и продавали живой товар.
Конечно, шли на риск, но прибыль обычно окупала все.
Фарни был как раз одним из таких людей. Ходил в Уэльстер, в Ативерну, в Ивернею… Цену платил хорошую и не обманывал. Двое не в первый раз продавали ему людей и знали, что с Фарни можно иметь дело.
– Фарни здесь?
– Ну да. Скоро отплывать будет. Подержит этого в трюме… он молодой, здоровый, симпатичный, ученый, опять же… монеты три за него точно дадут?
Три золотых на дороге не валялись. Поэтому товарищ подумал и кивнул:
– А давай. Все равно от Фарни не вырвется и сюда не вернется…
Сложно сказать, повезло Лонсу или нет. С одной стороны, его должны были убить. С другой – разве оказаться в трюме работорговца многим лучше?
Золото на дороге не валялось. У одного из мужчин дочка должна была скоро выходить замуж, и позарез нужно было приданое. А второй, по своей молодости, работал на шута совсем недавно. И не знал, как тот расправляется с нерадивыми или неисполнительными подчиненными. Один поддался жадности, второй решил, что все обойдется, и приказом пренебрегли.
Впрочем, если бы все прошло как надо, им все сошло бы с рук. Но Мальдоная любит такие ситуации. И никогда не упускает шанса дернуть за веревочки.
Дарий краснел. Бледнел. Зеленел. А была бы возможность – вообще бы залез под пол.
Обычно все шалости сходили ему с рук (справедливости ради, эти шалости касались только крестьян и простолюдинов из ремесленников), но сегодня отец разошелся не на шутку.
– Альдонай, за какие грехи ты послал мне этого недоумка?! Чем я так провинился перед тобой?! Ты что смотришь, недопесок?! Ты хоть понимаешь, что ты наделал?!
Дарий только глазами хлопал. Его вообще выдернули прямо из постели!
А кто виноват, что эти вирмане появились на причале только ближе к рассвету?! Дарию уже надоело их там ждать, но жажда мести была сильнее. А без него стражники точно хватать бы никого не стали. И так одного вирманина упустили, козлы…
Отправив оставшихся пятерых в тюрьму (подвал под ратушей), Дарий вернулся домой и лег спать. И спал, пока стража не выдернула его из постели.
Ему дали справить нужду и одеться. А потом запихнули в карету и отвезли в ратушу. Где отец – барон Торий Авермаль – устроил ему разнос.
И спрашивается – за что?!
За вирман!!!
Хотя это могло и подождать. Посидели бы. Могли бы и дать ему выспаться. А тут… Отец весь красный, злой и орет так, что стены трясутся.
– Да ты хоть понимаешь, что наделал?!
– Да что я такого наделал?! – искренне возмутился Дарий. – Это же вирмане! Разбойники! Пираты!!! Их и надо арестовать! Судно отобрать в казну, а их самих продать на рудники. Почему нет?!
Барон схватился за голову.
– Альдонай!!!
– Отец, да в чем дело?!
Дарий искренне не понимал, в чем он не прав. Это же вирмане!
– Да в том, что за ними – Вирма! Именно что вирмане!
Барон, видимо устав орать, уселся в кресло и выдохнул. Посмотрел на стоящего посередине комнаты сыночка.
– Ты понимаешь, что слухи не остановить?! Кто-то что-то скажет, кто-то подхватит – и известие о том, как мы поступили с вирманами, дойдет до их острова.
– И что?!
– Они живы, потому что они за своих горой. Они пираты, разбойники, негодяи, но ни один вирманин не нарушит слова. И если обидят одного вирманина, за него горой встанет весь остров. Если все по справедливости – суд, следствие, вина – это одно. Но тут! Ты же просто велел страже арестовать их! Просто так!!!
– Ты же сам сказал, они пираты!
– А на них кто-то пожаловался?
– Можно найти…
– Ага… ты лучше подумай, что ты скажешь, когда сюда нагрянет флотилия островитян и поинтересуется, кто обидел их родных?
– Родных?
– Они там все на Вирме друг другу родные!
– Но отец…
Барон прошипел что-то невнятное сквозь зубы и, чуть остывая, поинтересовался:
– Если их отпустить… ты больше ничего не успел натворить?
– Отец!!!
– С другой стороны – вирмане…
Неизвестно, до чего бы додумался мэр, но дверь комнаты распахнулась. И с такой силой треснулась о стену, что поднялась каменная пыль.
В проеме двери стоял тот самый вирманин.
Дарий побледнел от злости, но сказать ничего не успел.
Вирманин сделал шаг вперед, отвесил придворный поклон и произнес:
– Графиня Лилиан Элизабетта Мариэла Иртон!
И в комнату вплыла вчерашняя толстуха. В более богато расшитом и чистом платье. Покачивались в ушах дорогие серьги, сверкал изумрудами браслет… никто бы не усомнился, что это графиня. Одна осанка чего стоила.
Дарий зажмурился, надеясь, что это – кошмар. Но отвратительное видение в розовом улыбнулось гадючьей улыбкой.
– Добрый день. Я вижу перед собой мэра города Альтвер?
Барон Авермаль встал из-за стола и отвесил вежливый поклон.
– Барон Торий Авермаль. К вашим услугам, госпожа.
– Я рада нашему знакомству, барон. Жаль, что оно произошло по весьма печальному поводу, – пропело видение.
