Он встретил ее в аэропорту, тот самый непонятливый человек.

— Здравствуйте. Как поживаете?

Он был очень высоким, и очень молодым.

— Здравствуйте. Спасибо, хорошо. А вы?

У него были грустные глаза, янтарно-желтые.

— И я хорошо.

Мэй не поверила ему, этот человек не умеет врать.

— Меня зовут Океанос — Океанос Вентури.

— Мэй Смит.

Он посмотрел на нее очень внимательно.

— Ваше имя говорит о многом, а фамилия ни о чем.

Она улыбнулась.

— И о чем же вам говорит мое имя?

— О Лете, о самом прекрасном времени года после Осени!

Когда они сели в машину, Океанос включил музыку, зазвучал голос Хулио Иглесиаса.

— До Вентури ехать час, потом около получаса на пароме, так как это остров, — Сказал ей он.

Давайте сначала пообедаем…

И у него громко заурчало в животе.

Мэй заулыбалась.

Он посмотрел на нее со смущением, такой молодой и красивый.

— Извините.

Они долго ехали, Мэй почти задремала сидя рядом с Океаносом на пассажирском сиденье. Италия была ослепительно красива, до боли, как красиво все то, что не будет нашим. Остается только наблюдать. И стараться не чувствовать.

Хулио пел, словно колыбельную, наверное, все песни о любви похожи на колыбельную. Тот, кто любил знает, что любовь это сон, от которого не хочется просыпаться.

— Эта песня называется «33 года», — Вдруг сказал ей Океанос.

И он перевел для нее:

Она посмотрела на него. Он был таким молодым… Впервые в жизни она позавидовала молодости.

Мэй подумала, молодость это единственное чему стоит завидовать, она бесценна! Бесценен первый осенний лист, первая снежинка, то слезы Жизни о том, что все пройдет!

Хулио Иглесиас начал петь другую песню.

— О чем он поет сейчас? — Спросила она, Океаноса.

— «Longe demais de você». — Сказал ей он, смотря на дорогу. — «Хочу видеть тебя рядом с собой»…

Мэй вновь посмотрела на него. Сколько ему лет? Двадцать пять? Около тридцати? Молодой тигр. Молодой мужчина с тигриными глазами… Она никогда не видела таких глаз, словно подсвеченных изнутри золотым светом! Человек-тигр!

Они ехали мимо пригорода, когда Океанос спросил ее:

— Мэй, вы любите сладкое?

Он посмотрел на нее с нерешительной улыбкой.

— Не знаю. — Честно ответила ему она.

Мэй вдруг подумала, а что я знаю? О себе?

— Как насчет Тирамису с шампанским?

Она тоже улыбнулась, Тирамису с шампанским…

— Хорошо!

— Хорошо?!

Океанос так улыбнулся.

Мэй захотелось смеяться.

Океанос остановился у небольшого дома без вывески. У дома не было двери, ее заменяла зеленая штора. Дом стоял в окружении деревьев с пышными кронами, и клумб с разноцветными цветами.

Мэй захотелось посмотреть на цветы.

— Я очень люблю это место, — Сказал ей Океанос, когда они вышли из машины.

Тут делают самое вкусное Тирамису!

Она улыбнулась, сладкоежка!

— А еще тут выращивают Герань, — Добавил он, вероятно, заметив ее заинтересованность цветами. — Она пахнет как я после тренировки, но это никого не волнует!

Мэй заулыбалась, посмотрела на него. Ее дочь будет счастлива с этим обаятельным человеком.

— Вы занимаетесь спортом?

— Сават и Вин-Чунь.

Она очень удивилась, он был таким изящным, широкие плечи, тонкая талия.

— Вы можете посмотреть как я тренируюсь.

Он иронично улыбнулся.

— У меня хороший учитель, я познакомлю вас. Его зовут Лай Цинь.

Мэй почувствовала, что Океанос любит и уважает этого человека. Он говорит о нем очень тепло.

— Разве Цинь это не фамилия?

Океанос удивился.

— Да.

— Лай и Цинь — это китайские фамилии. Разве у него нет имени?

Странно он посмотрел на нее.

— Однажды shīfu сказал мне «Имя человека в его глазах».

— И что вам сказали его глаза?

— Sǒu — старик.

— Это место называется Osteria, — Сказал ей Океанос. — Так в Италии называют семейные рестораны.

Он посмотрел на нее с улыбкой.

— Хороший, приятный бизнес, если бизнес может быть приятным.

Мэй удивилась, Океанос сказал ей это так, словно хорошо знает эту «кухню».

— Вы тоже занимаетесь бизнесом? -Осторожно спросила она.

— Да, с девятнадцати лет.

Он вежливо пропустил ее вперед, когда они вошли в зал ресторана.

— Мне помог отец. Он всегда мне помогал.

В голосе Океаноса прозвучало «он всегда понимал меня».

— Какой он, ваш отец?

— Uomo. — Сказал он.

И пояснил:

— Мужчина.

— Мужчина?

Мэй это заинтересовало.

Она осмотрелась — ресторан был небольшим, десять столиков накрытых нарядными скатертями, стоящие в окружении деревянных стульев с мягкими сиденьями.

— Да, — Сказал ей молодой человек. — Как в песне Хулио…

Он не договорил, засунул руки в карманы брюк.

— В песне?

Мэй стало интересно.

— «Un Hombre Solo» — «Одинокий мужчина»…

Океанос посмотрел на нее, улыбка на его губах…

— «У меня есть все,

Абсолютно все;

Тысяча друзей и любовниц

И овации в ночи»…

Ей показалось, что этому человеку свойственна улыбка, что он часто улыбается.

— Вы так говорите, словно он одинок…

Грусть в его желтых глазах.

— Никто не одинок, Мэй. Я понял это с годами.

— Никто?

Как странно это прозвучало для нее «Я понял это с годами»… Он сказал ей это как зрелый человек, поживший.

— Никто.

Голос Океаноса прозвучал тихо и граничил с шепотом.

— Одиночество, Мэй, это судьба, которую человек выбирает сам. И Ставрос выбрал не одиночество.

— Ставрос? Красивое имя.

— Это имя значит «крест» (распятие) — σταυρός…

Странно, но Мэй показалось, что он не прощает отца.

— Вы обижаетесь на него?

— Как сын, — Сказал Океанос. — Не как мужчина.

Она удивилась.

— Как мужчина я понимаю его, а как сын нет.

Он смутил ее, Океан.

Мэй вдруг спросила его:

— Почему вас так назвали? Океанос.

— Я был их космосом…

Улыбка.

— Океан это космос, а космос это Океан!

Он так улыбался, человек-тигр, человек бездна.

— Эй, парочка, вы будете заказывать? — Послышался рядом с ними мужской голос. — Или эта греческая трагедия на долго?

Океанос засмеялся.

— «Скорее, принесите мне чашу вина, чтобы я мог освежить свой разум и сказать что-нибудь умное»!

Он так засмеялся… как море в бурю.

— Будет сделано!

Усатый мужчина стоящий за небольшой барной стойкой, кивнул кому-то.

— Здравствуйте, Счастливая! — Весело сказал ей он.

— Счастливая? — Удивилась Мэй.

— Ага, — Усач кивнул. — Это из песни…

— Вы любить петь?

— Не люблю, но пою!

— Тут все поют. — Сказал Океанос.

Она посмотрела на него.

— И вы?

— И я, — Он кивнул. — Грустные песни.

— Почему грустные?

Мэй заглянула ему в глаза.

— А я вообще грустный человек.

Она засмеялась.

Ресторан был выкрашен в красное и черное, в вертикальную полоску.

— Красное и черное это цвета футбольного клуба Милан, — Сказал ей Океанос, вероятно заметив ее удивление и интерес. — Неро — тот тип с усами, фанат Милана и Кака.

— Кака?

— Рикки.

— Рикки?

— Oh, Dio…

— Вам плохо?

— Мне очень плохо… Вы правда не знаете, кто такой Кака?

— А я должна?

— Господь, пощади эту женщину!

Мэй весело посмотрела вверх, делая вид, что ждет грома и молний.

— Он тоже фанат Рикки?

— Бог создал человека потому, что ему не с кем было играть в футбол!

Неро подал им Тирамису и шампанское.

— А почему Тирамису с шампанским? — Спросила Мэй, Океаноса.

— Потому, что они — Пара.

— Пара?

Она заулыбалась.

— Да…

Он сделал вид что очень серьезен.

— Однажды он увидел ее, а она его и…

— И?

— И они родили много пироженок и бокальчиков с шампанским.

Мэй засмеялась.

— Он — это Тирамису?

— Нет, он — это шампанское!

Океанос улыбался.

— А она — Тирамису?

Она подперла подбородок рукой.

— Да, им всегда чего-то не хватало, ему — он был слишком сухим шампанским, ей — слишком много какао…

— Какао? — Удивилась Мэй.

— Да, оно же горькое…

Он был черноволосым, у него было темное, смуглое лицо.

Мэй захотелось спросить его:

— Почему вы захотели, чтобы я приехала?

Океанос посмотрел на нее своими звериными глазами.

— Один человек часто говорит мне: «Побеждает тот, кто свят»…

Он заглянул ей в глаза.

— Странно, не правда ли? Свят… Мы все святые, даже если грешники!

Молодой человек взял свою чашечку с Эспрессо — он не прикоснулся к шампанскому.

— Я самый грешный из святых — я верю в благо! Я верю в то, что благо это не добро.

Мэй растерялась, Океанос… да, Океан! Море развалин, и развалины моря!

«Я верю в то, что благо это не добро»…

— Вы любите маяки? — Вдруг спросил ее он.

Я — да, Бог светит Человеку только в бурю!

— Бог?

— Умирающим издалека все кажется Богом.

Мэй захотелось сказать ему, и мне казалось…

— Я подумал, что жениться на женщине не интересующейся своей матерью, было бы неумно.

Океанос отпил кофе.

— Как жаль, что я не могу обидеться на вас. — Сказала ему она.

Он заглянул ей в глаза.

— Почему? Не можете…

Мэй тоже заглянула ему в глаза.

— Потому, что это я бросила ее, а не она меня.

Океанос удивился, нахмурился.

— Почему?!

Она подумала, смотря на него, когда этот мужчина красивее, когда улыбается? Или когда хмурится?

— Почему, Мэй?!

Он требовал ответа.

Мэй подумала, от меня уже давно никто ничего не требует…

— Я сказала ей, если ты желаешь мне добра, оставь меня в покое!

Они долго ехали в молчании, и вдруг Океанос сказал:

— Почему?! Почему?!

Мэй удивилась, ему словно было больно…

— Почему вы бросили своего ребенка, Мэй?!

Она посмотрела на него, ни один мужчина не поймет женское сердце, ни один! Так стоит ли объяснять?!

— Давайте все забудем?! Я — Мэй Смит, рада знакомству…

— Я понравился вам, да, Мэй!?

Океанос усмехнулся, смотря на дорогу перед ними.

— Вы испугались.

Он улыбнулся, так словно ему это понравилось.

— Как я вас понимаю! Я тоже не люблю тех, кто мне нравится!