Два года шло обучение и подготовка к походу. Весной 282 года в Вышковец стали стекаться полки от племен. Гаволян привел Могута, лютичей — Лютобор, словен — Добран, во главе бодричского войска Русс поставил Скрыня, а сам взял на себя руководство всеми вооруженными силами. Как установились дороги, войско двинулось на запад.

В разгаре была весна. Стояли солнечные дни, воздух был чист и прозрачен, как хрусталь. Русс ехал среди бодричских отрядов, справа от него восседал на коне Скрынь, слева — Евона.

— Какие последние данные о силах противника? — спросил Скрынь.

— Славянские купцы сообщали, что объединились саксы, англы и даны, — ответил Русс. — Но разведчики принесли весть только о выдвижении саксов и англов.

— Хорошо бы их настичь и разгромить до подхода данов.

— Попробуем, попробуем, — задумчиво проговорил Русс, а потом оживился:

— Давно не видала наша земля такой силищи! Предания говорят, что славяне пришли в эти края как единое племя, а потом разделились.

— Теперь мы снова вместе, — тотчас отозвался Скрынь. — И все благодаря тебе, Русс.

— Да нет, — возразил ему Евона. — Скорее, сами племена поняли, что в одиночку их ждут поражения и изгнание с родной земли.

— Не будем выяснять, почему и как мы соединились, — вмешался Русс. — Главное для нас — это одолеть врага и вернуть утерянное.

Раздробить силы противника не удалось, разведчики сообщили, что подошли даны; теперь славянам противостояли войска трех германских племен. Они встали в двух переходах и ждали на обширном поле. Русс двинул войска навстречу.

На исходные позиции подтянулись к полудню. Русс внимательно наблюдал, не собирается ли противник напасть на него во время развертывания сил. Но нет, кажется, такого намерения у него нет, воины прогуливались, отдыхали, и не чувствовалось никакого стремления навязать битву. Тем лучше.

Поле битвы враг избрал не зря. Оно было выгодно ему. Германцы находились на невысокой возвышенности, стало быть, славянам надо идти вверх, на подъем, что требовало дополнительных усилий. Кажется, пустяк, но в большой и продолжительной битве, которая предстоит, это обстоятельство могло сыграть решающую роль.

С того и другого края поле замыкали дремучие леса, стало быть, обходов ждать не следует, как и самому планировать их нечего, только лоб в лоб, кто кого пересилит, кто кого одолеет.

Едва спустилась ночная темнота, как Русс выделил десять тысяч воинов и приказал им рыть ямы на левом крыле войска. Ямы рылись в шахматном порядке (игра тогда эта захватила всю Европу, Русс о ней знал хорошо), глубиной в человеческий рост, после чего в землю вставлялись заостренные бревна толщиной в бедро человека, а сверху все это засыпалось хворостом, ветками и другим подобным материалом. Так делали римляне, Русс это видел неоднократно.

В центре своих войск он приказал возвести несколько высоких строений из бревен, на которые поставил метательные машины. Воины выбивались из сил, но за ночь успели сделать все, что было приказано.

День начался короткими стычками легкой конницы. По каким-то причинам противник не начинал битвы, а Русс тоже не намерен был завязывать ее, давая возможность воинам передохнуть после перехода и ночных работ.

На другой день германцы тоже не проявляли желания ввязываться в сражение. Стало быть, решил Русс, ожидают подкреплений. Нельзя противнику давать возможность усилиться. И он приказал наступать.

Легкая конница славян понеслась по зеленому лугу, только из-под копыт полетели грязные ошметки. Подскакали на близкое расстояние, выпустили стрелы и повернули назад. Затем новая лавина помчалась на врага, засыпала стрелами. Вернулась первая, затем снова вторая…

Но вот и враг выпустил свою кавалерию. Сшиблись посредине, закрутились в смертельном вихре… Когда разъехались, на лугу остались трупы, бегали кони без седоков…

Наступила тишина. Воины были напряжены до предела, ожидая приказа военачальников. И в этот момент Русс выскочил перед строем на своем рыжем коне, поднял его на дыбы, выкрикнул, вскинув над собой блестевший на солнце меч:

— Вперед, славяне!

И первым двинулся на врага.

Он ехал медленно, потому что знал: за его спиной воины не кинутся орущей толпой на неприятеля, а будут наступать ровной линией, соблюдая построение по десяткам, сотням, тысячам. Этому они учились последние три года, в этом их сила, только так можно победить.

В рядах германцев некоторое время наблюдалось торопливое оживление, а потом они вдруг сорвались с места и с громким криком бросились вперед. Когда пробежали некоторое расстояние, над головами раздалось напряженное гудение — то метательные орудия послали навстречу противнику сотни метательных ядер. Били по центру неприятельских войск.

Русс увидел, как многие сотни вражеских воинов, будто споткнувшись, падали на землю, на их место набегали другие; снова летел град камней и снова падали люди…

Стычка была короткой и ожесточенной. Ослабленные потерей от удара метательных орудий, германцы не смогли организовать сильного натиска в центре; наоборот, их нападение было разрозненным и недружным, воины действовали больше по зову первого порыва, чем в стремлении победить; они уже видели и чувствовали себя ослабленными и неспособными к сокрушению врага. Поэтому мощный напор стройных колонн славян сначала остановил их натиск, а потом заставил отступать. Русс ликовал: разорвав середину построения неприятеля, можно было затем громить его по частям.

Однако он скоро заметил, что германские военачальники бросили большие подкрепления, которые быстро закрыли прорыв и остановили продвижение его отрядов. Завязалась тягучая, напряженная, кровопролитная схватка.

Телохранители и воины оттеснили Русса, закрыли собой его от неприятеля, он отъехал за порядки войск. Глупо было бы ему сражаться в передовых рядах; дело военачальника — руководить боем.

А впереди шла жестокая, кровавая мужская работа. Звуки боя слились в один непрерывный ужасающий гул, в котором различались удары металла, ржание лошадей, крики людей. Там проверялось на деле, у кого крепче нервы, лучше выучка, сильнее братство, смелость и решительность.

Русс подъехал к метательным орудиям, поднялся на построенное для них крепостное сооружение. Отсюда хорошо была видна битва. Он понаблюдал, как действовали воины, поражавшие врага каменными ядрами. Теперь они направляли свои удары против отрядов, которые находились в запасе. Вынужденные придвинуться к передовым отрядам, они оказались в зоне обстрела и несли большие потери, не в состоянии найти какую-либо защиту.

Русс указал на группу воинов, во главе которых находились изящно одетые всадники: наверняка конунги племен! В них полетел град камней. Некоторые были сбиты с коней, другие поспешно разъехались в разные стороны. А орудия били и били по скоплениям вражеских войск, нанося невосполнимые потери.

Солнце перевалило за полдень, а ожесточенное сражение не только не утихало, а, наоборот, набирало все большую силу. Обе стороны напрягали последние усилия, чтобы сокрушить противника.

Ряды славянского войска сменялись через короткое время, давая отдохнуть усталым воинам. Германцев выручала солидарность кровных родственников, построенных клиньями. Однако Русс видел, как его воины все глубже и глубже вгрызались в массу вражеского войска, все больше и больше теснили его то в одном, то в другом месте. И когда германцы стали медленно отступать и Русс уже собирался торжествовать победу, из недалеко стоящего обоза кинулись к воинам женщины с мечами, секирами и пиками. Они со страшным яростным криком набросились на своих мужчин, обвиняя их в трусости; смешавшись со сражавшимися, женщины нападали на славян, бились, как неистовые валькирии.

Появление женщин на некоторое время смутило славян. К тому же напор германцев, подстегиваемых криками женщин, неизмеримо вырос, и они двинулись вперед. Особенно сильный удар они нанесли по центру. Славяне стали отступать.

Дело приобретало опасный оборот. Тогда Русс снял большие силы со своего левого крыла и направил в центр. Враг был остановлен. Однако перемещение войск заметил германский полководец. Против ослабленного левого крыла славян он бросил большие силы конницы. Она быстро набрала скорость и мощным потоком понеслась на тонкий строй пешцев. Славяне, видя перед собой столь многочисленного противника, стали разбегаться в разные стороны. Левый фланг рухнул. Германцы торжествовали победу.

Но тут всадники влетели в заранее подготовленную яму с заостренными столбами. На то, что произошло далее, страшно было смотреть. Кони ломали себе ноги, распарывали брюха, всадники перелетали через головы лошадей и, оглушенные падением, с трудом поднимались и брели обратно; но на них налетали все новые и новые волны конников, которые не были в силах остановиться; получилось месиво тел — людских и конских. Лучшая часть германской конницы за короткое время погибла самым бесславным образом.

Пользуясь сумятицей, Русс подтянул силы и восстановил свое левое крыло. Несмотря на неудачу, враг продолжал яростно сопротивляться. Битва достигла верха ожесточения. Любая случайность могла склонить победу в ту или в другую сторону.

И тут Русс заметил, что несколько богато одетых всадников соединились в группу и, судя по жестам, что-то горячо стали обсуждать. Наверняка тут были ведущие военачальники, может быть даже конунги. Метательные орудия в это время бездействовали, потому что израсходовали запас каменных ядер, противник это заметил и вел себя смело и безнаказанно. Но оставался небольшой запас снарядов. Русс подозвал к себе командира отряда:

— Видишь этих людей?

— Да, великий князь.

— Залпом из всех орудий поразить! Немедленно!

— Будет исполнено, князь!

Воины засуетились, исполняя приказ своего командира. Русс наблюдал за военачальниками противника. Те продолжали совещаться, не подозревая о нависшей угрозе.

Орудия были заряжены, воины стали с деревянными молотами на изготовку. Командир отряда взглянул на Русса. Тот кивнул головой. Последовала команда, град каменных ядер устремился к цели.

Били десятки орудий одновременно. Камни с ноющим звуком обрушились на небольшую группу людей. Русс видел, как попадали всадники и кони, как спасшиеся от налета несколько человек разбежались в разные стороны, по полю метались лошади.

Гибель военачальников какими-то неведомыми путями быстро распространяется среди войска и, как правило, сеет панику и смятение среди воинов. Так случилось и на этот раз. Сначала в центре, а потом и на обоих крыльях германцы стали отступать, а потом бросились врассыпную…

Преследование противника продолжалось до темноты, а потом над полем боя начался пир победителей. Три дня воины снимали с себя страшную нагрузку боя безмерным употреблением вина и пива, обильной едой, громкими разговорами, песнями и плясками.

На четвертый день войска выдвинулись к крепости Мариенбург. Стены и башни в ней были выложены из бревен, стояли на валу, перед ними был выкопан широкий ров. По стенам, прикрываемые заборалами, прохаживались защитники. Заборалы (позже — каменные зубцы с бойницами, когда стали возводиться кирпичные стены и башни) надежно прикрывали их от стрел и дротиков, тогда как штурмующие должны были идти открытыми.

Когда город был обложен со всех сторон, Русс приказал поставить метательные орудия и начал обстрел заборал. Камни, посланные с огромной скоростью, крошили деревянные доски, калечили воинов, стоявших за ними, заставляли оставшихся в живых уходить со стены. Через два дня обстрела наверху стен не осталось ни одного защитника, они все попрятались в укромные места.

И тогда Русс бросил войска на приступ. Воины по лестницам стали взбираться на стены, их поддерживали отряды стрелков, поражавших врагов; лишенные заборалов, они представляли собой прекрасные мишени для поражения.

До обеда шли ожесточенные сражения по всей линии стен, а затем то в одном, то в другом месте штурмующие стали прорываться в город и завязывать бои на улицах. К вечеру город был взят.

Другие крепости оказались более слабыми по оборонительным сооружениям и с малочисленными защитниками; некоторые из них сдались на милость победителя.

На третий месяц наступления войска вышли к широкой, полноводной реке. Русс сошел с коня и встал на колени; ему последовали остальные воины.

— Лаба! — молитвенно произнес Русс. — Когда-то на ее берегах проживали наши предки, но потом были оттеснены германцами. Теперь мы вновь вернулись на свои родные берега! Пусть так и будет: с этой стороны река будет называться Лабой, а с германской — Эльбой!

— Римляне называют ее Альбисом, — подсказал Евона.

— Альбис, так Альбис, — беспечно проговорил Русс. — А для нас она — матушка-Лаба, кормилица наша. В ней столько рыбы, а в лесах вокруг нее столько зверя, что славяне не будут терпеть нужды.

— Будем считать, что поход закончен, — сказал Евона. — Начнем строить крепости, возводить оборонительные сооружения по реке, придет население, станет обживать край…

— Нет, поход еще не завершен, — возразил Русс. — Отсюда мы последуем на север, выйдем к Балтийскому морю и только тогда остановимся.

— У нас мало войск, надо подождать, пока не подойдут. Отряды рассеяны по многим крепостям, многие полки в походе…

— Ждать я не намерен. Я возьму с собой две сотни всадников и поскачу к морю. Надо наседать на противника, не давать ему опомниться, собраться с силами и организовать оборону. А тебе, Скрынь, поручаю дождаться подхода основных сил и не позднее, чем через день, самое большое через два, следовать за мной.

— Рискованное ты дело затеял, Русс, — предостерег его Евона. — Враг озлоблен поражениями, может подстроить ловушку, завести в засаду. Да мало ли бед может подстерегать малочисленный отряд!

— Ничего, смелость города берет! Сегодня отдыхаю, а завтра поутру выступим в новый поход.

Два дневных похода потребовалось Руссу, чтобы достичь берега Балтийского моря. Мирные жители ушли за Лабу, военные отряды противника, завидев славян, разбегались, хотя порой и превосходили силами: велик страх перед победителями!

Но вот и Балтика! Стоял яркий солнечный день, и море развернулось перед ними неожиданно и как-то враз, едва они выехали на вершину холма; оно раскинулось перед ними необъятное, голубое, переливающееся мириадами блесток под куполом бездонного голубого неба; только белые чайки метались над простором, оглашая тишину резкими горластыми криками.

— Какая величественная красота! — в восторге проговорил Русс. — Ступив здесь, я не уйду никуда. Вот в этом заливчике я построю крепость и пристань и назову Рериком, что означает по-старинному «сокол». Пусть Вышковец останется столичным центром племени бодричей, а Рерик станет столицей нового государства, которое объединяет славянские племена бодричей, лютичей, гаволян и словен.

— И будет названо это государство в честь нашего великого князя Руссинией, — сказал сотский Оляпко.

Русс что-то хотел ответить на это, но вдруг один из воинов закричал:

— Князь! Из долины выезжает большое число воинов! Кто бы это мог быть?

— Наверно, Скрынь с основным войском догнал, — предположил Русс.

— Навряд ли. Мы шли довольно ходко, — возразил Оляпко.

— В любом случае надо поостеречься.

Русс огляделся. Недалеко виднелись развалины старой славянской крепостицы, как видно давно заброшенной. Приказал:

— Расположимся за этим укрытием. Как раз по нашим силам.

Отряд быстро доскакал до крепостных развалин, въехали вовнутрь.

Крепость заросла кустарником и бурьяном. Воины мечами расчистили себе место, повыкидывали гнилье, рассредоточились по всему прямоугольнику, стали ждать приближения неизвестных воинских сил.

И они не замедлили явиться. По первому виду стало ясно, что это были саксы — рыжеволосые, на невысоких длинногривых лошадях, с длинными мечами и секирами, к рукоятям которых были привязаны веревки. Их было много, они молча, но методично окружали славян со всех сторон, и было ясно, что, имея такие большие силы, они не выпустят отряд из западни, в которую из-за горячности князя он угодил.

Русс прикинул: если саксы начнут нападение, то в полуразрушенной крепости они смогут продержаться некоторое время, но недолго, не более одного-двух дней. Поспеет ли Скрынь им на помощь?..