Специфика исламского вероучения, не отделяющего религию от других сфер жизни, обусловила повышенное и часто негативное влияние на него политического фактора. Политизация ислама нередко приводила к серьезным внутримусульманским конфликтам и даже к междоусобным противостояниям. Российская умма не стала исключением из правил, тем более что на ее единстве не лучшим образом сказались последствия развала СССР и новые политические процессы в России.

В процессе развала Советского Союза ряд субъектов Российской Федерации изменили свой статус. Чечено-Ингушская АССР разделилась на Чеченскую и Ингушскую Республики, Карачаево-Черкесская и Адыгская автономные области выделились соответственно из Ставропольского и Краснодарского края, Татарская АССР объявила себя «суверенной Республикой Татарстан». Такие изменения в административно-территориальном делении стали серьезном вызовом для целого ряда межрегиональных ДУМов. Разделение Чечено-Ингушской АССР на Ингушскую и Чеченскую Республики поставило точку в недолгой истории её муфтията. ДУМ Чечено-Ингушетии распалось на ДУМ Чеченской Республики и Духовный центр мусульман Республики Ингушетия, причем муфтий Шахид Газабаев не унаследовал власти ни в одном из них. ДУМ Карачаево-Черкесской Республики и Ставрополья (ДУМ КЧРиС) и ДУМ Республики Адыгея и Краснодарского края, оказавшиеся в аналогичной ситуации, не претерпели столь быстрого раскола только потому, что в 1991 году подавляющее большинство их общин было сосредоточено в национальных республиках. Однако со временем межрегиональный статус стал серьезной проблемой для единства и этих муфтиятов.

Наиболее остро центробежные тенденции стали проявляться в ДУМ КЧРиС, имевшее выраженный национальный (карачаевский) характер. Реальное влияние муфтията в Ставропольском крае ограничивалось районами компактного проживания карачаевцев в зоне Кавказских Минеральных Вод, в то время как даргинские общины края ориентировались на ДУМ Дагестана, кабардинские – на ДУМ Кабардино-Балкарии, а ногайские – на Чечню и Региональное ДУМ Ростовской области и юга России в составе ЦДУМ. Отсутствие единства среди мусульман Ставропольского края делало их весьма уязвимыми перед экспансией ваххабизма, сторонники которого активно действовали в Степновском, Нефтекумском и Минераловодском районах и к 1998 году стали представлять реальную угрозу для безопасности всего региона. К началу 1999 года количество мусульманских общин в Ставропольском крае достигло 30 фактически действующих приходов при 11 зарегистрированных, а численность его исламского сообщества стала сопоставима с численностью карачаево-черкесской уммы. Все это создало реальные предпосылки для формирования в крае самостоятельного муфтията, тем более что такой сценарий отвечал планам правительства Ставропольского края, всерьез обеспокоенного отсутствием полноценного контроля над своими мусульманами.

Вследствие сложной этнической ситуации в крае и трений между даргинцами, ногайцами и карачаевцам инициатором создания Ставропольского муфтията выступил Совет по экономической и общественной безопасности Ставропольского края. По его указанию 20 марта 1999 года в селе Канглы Минераловодского района была проведена встреча шести имамов из сел Кара-Тюбе, Канглы, Серноводское и Иргаклы, договорившихся провести учредительный съезд ДУМ Ставропольского края. По итогам этой встречи была образована инициативная группа по подготовке съезда, призвавшая все общины края включиться в процесс создания нового муфтията. Через два года, 27 августа 2001 года, в селе Новкус-Артезиан Нефтекумского района прошло учредительное собрание имамов Нефтекумского и Степновского районов края, на котором был сформирован Совет имамов Ставрополья и вновь поставлен вопрос о Ставропольском муфтияте. По совету властей имамы направили верховному муфтию Талгату Таджуддину обращение с просьбой создать Региональное ДУМ Ставропольского края в составе ЦДУМ, однако не получили положительного ответа.

К 2004 году Совет имамов Ставропольского края уже приобрел некоторый опыт самостоятельной работы и процесс сепарации ставропольской уммы вновь активизировался. 7 июля 2004 года в Ставрополе открылся учредительный съезд ДУМ Ставропольского края, однако благодаря вмешательству муфтия Исмаила Бердиева и обострившимся национальным противоречиям он не достиг поставленных целей.

Интересно отметить, что после съезда Бердиев направил письма на имя генерального прокурора РФ и губернатора Ставропольского края, в которых подчеркивал, что «подготовка к «съезду» проводилась не мусульманами, а местными, районными и краевыми органами государственной власти… которые закрыли заседание, увидев, что нужная им кандидатура не получает необходимого числа голосов».

Похожая ситуация сложилась и в Краснодарском крае.

При выделении адыгейской части края в самостоятельный субъект Федерации, реальная зона влияния ДУМ Республики Адыгея и Краснодарского края (ДУМ РАиКК) сузилась до границ Республики Адыгея и межрегиональный статус этого муфтията был поставлен под сомнение. Мусульманское сообщество Краснодарского края, так же, как и ставропольское, оказалось этнически неоднородным, что не позволило лишенному эффективной поддержки краевых властей Адыгейскому муфтияту установить контроль над всеми его общинами. Большинство татарских общин края предпочли ориентироваться сначала на Региональное ДУМ Ростовской области и юга России в составе ЦДУМ и ДУМ «Ассоциация мечетей», а затем и на ДУМЕР. Лидеры ДУМ РАиКК с пониманием отнеслись к сложившейся ситуации и не стали оспаривать присутствие в Краснодарском крае других мусульманских централизованных структур, однако отсутствие единого мусульманского центра в регионе продолжает создавать серьезные предпосылки для возникновения самостоятельного ДУМ Краснодарского края. Впрочем, краевые власти относятся к Адыгейскому муфтияту лояльно и не поощряют центробежные процессы.

«Административно-территориальные» расколы проявились и в пределах Поволжской уммы. Немалую роль в их возникновении сыграло решение пленума ДУМЕС об образовании 25 мухтасибатов – структур, представляющих средний уровень властной вертикали. Растущее в геометрической прогрессии количество общин действительно требовало кардинальной реформы управления, однако мухтасибатная реформа ДУМЕС привела в итоге не только к ужесточению иерархизации, но и к выделению из общей массы имамов относительно небольшой группы региональных лидеров – имам-мухтасибов и фактически заложила границы будущего раскола, совпавшие с границами мухтасибатов.

В 1992 и 1994 годах именно имам-мухтасибы стали лидерами новых муфтиятов. Для этого им было нужно только сменить духовное звание имам-мухтасиба на более высокое – муфтия. Все административные рычаги воздействия на свои общины они уже имели, а хорошие отношения с региональными властями гарантировали моральную поддержку и финансовую помощь.

Из духовных управлений Поволжской уммы от раздела регионов более всего пострадало ДУМ Тюменской области, в конце концов лишившееся контроля над общинами ХантыМансийского и Ямало-Ненецкого автономных округов. Следует отметить, что дополнительные расколы вызовет и укрупнение регионов, начавшееся в 2005 году.

Особую роль в расколе российского ислама сыграла позиция региональных лидеров. В период безграничного «поглощения» суверенитета каждый из них был заинтересован в комплексном укреплении своих позиций, в том числе и с религиозной стороны. Наиболее активно использовали религиозный фактор лидеры республик с преобладающей или высокой долей мусульман. Обладая большей, по сравнению с главами православных регионов, властью, они нередко вмешивались в дела мусульманских общин, пытаясь поставить их на службу своим интересам.

В одних регионах исламские лидеры смогли отстоять свою независимость, добившись паритетных отношений со светской властью, в других они добровольно-принудительно признали ее диктат, в третьих же давление властных структур привело к затяжным конфликтам, как государственно-религиозным, так и внутрирелигиозным.

Наиболее драматично противостояние властей и духовных структур протекало в Чечне. В 1991 году исламское духовенство весьма прохладно отнеслось к политике первого президента республики Джохара Дудаева, который, несмотря на свой недавний атеизм и полное невежество в вопросах ислама, стал активно «возрождать» эту религию в своей республике. Возможно, духовные лидеры поняли, что Дудаев просто желает подмять под себя исламское сообщество республики и воспользоваться им для прикрытия политических интриг. В противовес позиции духовенства в сентябре 1991 года сторонники президента создали Высший исламский совет Чеченской Республики, позже переименованный в Исламский центр Чеченской Республики Ичкерия. Эта структура, ставшая первой централизованной мусульманской организацией Чечни, была призвана сплотить все исламское духовенство вокруг Джохара Дудаева, однако породила лишь серьезный раскол мусульманского сообщества республики. 14 октября того же года Совет имамов Чеченской Республики избрал нового муфтия – Магомед-Башира Арсанукаева и создал под его руководством независимое ДУМ Чеченской Республики (ДУМ ЧР), оппозиционное как Дудаеву, так и его Исламскому центру. С этого момента раскол чеченских мусульман приобрел видимый характер. 4 июля 1992 года съезд Исламского центра Чеченской Республики и Совета старейшин объявил о расформировании ДУМ ЧР.

Руководители ДУМ ЧР отвергли решения съезда как незаконные и провели в Грозном Объединительный съезд исламского духовенства Чеченской Республики. Съезд поддержал муфтия Магомед-Башира Арсунукаева и объявил о роспуске Исламского центра Чеченской Республики, а также всех «исламских» политических партий и групп.

В течение последующего полугода ДУМ ЧР явно удерживало инициативу в противостоянии с Исламским центром. 9 декабря 1992 года оно, наконец, добилось официальной регистрации, однако в январе 1993 года сторонники Дудаева создали Духовный центр мусульман Чеченской Республики, ставший преемником изрядно скомпрометировавшего себя Исламского центра.

Новые методы подавления духовной оппозиции довольно быстро принесли свои плоды. 28 января глава ДУМ ЧР муфтий Магомед-Башир Арсунукаев под сильным давлением лидеров Духовного центра мусульман и светских властей ушел в отставку, однако Совет улемов ДУМ ЧР ее не принял. 25 февраля 1993 года Внеочередной съезд мусульманского духовенства Чечни вновь избрал Арсунукаева муфтием Чеченской Республики, что стало последней попыткой ДУМ ЧР сохранить свою независимость. 14 апреля 1993 года Национальный комитет по правовой реформе Чеченской Республики зарегистрировал Духовный центр мусульман Чеченской Республики в качестве единственного руководящего органа мусульман Чечни и аннулировал регистрационное свидетельство ДУМ ЧР. Через два месяца муфтий Чечни Магомед-Башир Арсунукаев в знак протеста против государственного переворота в Чеченской Республике Ичкерия повторно подал в отставку с поста главы ДУМ ЧР. Новым муфтием Чечни стал Мухаммад-Хусейн Алсабеков, бывший до этого чиновником правительства Джохара Дудаева. Новый муфтий Чечни сохранял лояльность президенту Дудаеву только до обострения вооруженного противостояния с оппозицией, достигшего своего пика в сентябре 1994 года. Не желая принимать участие в этом конфликте и занимать чью-либо сторону, Алсабеков заявил о своей отставке, которая, правда, не состоялась. После начала первой чеченской войны политика главы ДУМ ЧР вступила в явное противоречие с интересами дудаевских боевиков. Миротворческая деятельность Алсабекова и его отказ объявить России джихад сделали муфтия заклятым врагом боевиков.

Чтобы избежать судьбы бывшего муфтия ДУМ Чечено-Ингушетии Шахида Газабаева, жестоко избитого, а затем похищенного боевиками, в феврале 1995 года Алсабеков бежал в Казахстан (С 1990 по 1991 год он был ректором Исламского института в Алма-Ате). Новым муфтием Чечни вновь стал Магомед-Башир Арсунукаев. Ненадолго.

В марте 1995 года в селении Ведено глава небольшого бандформирования Ахмад Кадыров на сходе ведущих полевых командиров был избран (а фактически назначен) новым муфтием Чечни. Вскоре он объявил России джихад от имени Исламской республики Ичкерия, образованной на том же сходе. По информации корреспондента «Новой газеты»

Анны Политковской, за это Кадыров был премирован несколькими нефтевозами и нефтескважинами на территории.

Ножай-Юртовского и Грозненского сельского районов. Как бы то ни было, новый муфтий Чечни надолго стал верным союзником Джохара Дудаева, а затем и его преемника Аслана Масхадова.

Такая «симфония» светской и духовной власти продолжалась достаточно долго – почти четыре года. Первые признаки нового кризиса в отношениях между муфтием и президентом Чечни Асланом Масхадовым проявились в 1998 году, когда резко активизировавшиеся в республике салафиты-ваххабиты начали наступление на традиционный ислам, избрав своей главной целью Кадырова. Пережив к маю 1999 года шесть покушений, Кадыров стал серьезно сомневаться в способности Масхадова справиться со сторонниками «чистого» ислама, на стороне которых находились уже почти все ведущие полевые командиры. Кроме того, в феврале 1999 года Масхадов, желая упрочить свою власть, ввел в республике шариатское правление и лишил Кадырова значительной части административных полномочий. После начала контртеррористической операции в Чечне Кадыров, которого больше ничто не связывало с Масхадовым и полевыми командирами, стал лидером промосковских чеченцев. Летом 2000 года он возглавил временную администрацию Чечни и одним из первых указов запретил деятельность в республике ваххабитов, законодательно закрепив разделение чеченских мусульман на «хороших» и «плохих». Сейчас именем Кадырова называют улицы, площади и школы, причем не только в Чечне.

В других субъектах Российской Федерации взаимоотношения светских и духовных властей протекали далеко не столь остро, как в Чечне, однако и в смягченном варианте попытки манипулирования исламским сообществом не^ редко приводили к тяжелым последствием.

Наибольший урон от политики региональных лидеров претерпело ДУМЕС, распространявшее свою юрисдикцию на территории от Камчатки до Молдавии. Развал Советского Союза и последовавший за ним «парад суверенитетов» внутри самой России имели для единства ДУМЕС фатальные последствия. Общины ДУМЕС, находившиеся в европейских странах СНГ – Украине, Молдавии, Белоруссии и странах Балтии, уже не могли юридически обозначить свое членство в этой структуре, что принудило их создавать собственные централизованные организации. Процесс становления новых муфтиятов сопровождался неизбежными расколами, особенно серьезно поразившими украинскую умму.

На территории России главную угрозу для целостности ДУМЕС стали представлять Республики Татарстан и Башкортостан, получившие особо привилегированный статус и всячески укреплявшие свою новообретенную государственность любыми, в том числе и весьма сомнительными, способами.

Изменения в статусе бывшей Татарской АССР привели к тому, что власти «суверенного государства» Республики Татарстан просто не могли позволить, чтобы их ведущие религиозные организации управлялось с территории «соседздании такой «церкви» на основе альтернативной Московскому Патриархату юрисдикции. На этом фоне мусульманское сообщество республики, на которое возлагались особые надежды, не имело никаких шансов избежать принципиальных реформ своего административно-территориального деления.

Президент Татарстана Минтемир Шаймиев в 1991 году попытался уговорить верховного муфтия Талгата Таджуддина перенести штаб-квартиру ДУМЕС в «центр российского ислама» – Казань, и, получив отказ, стал готовить почву для создания собственного муфтията. Роль «застрельщиков» сепарационного процесса была отведена татарстанеким националистическим партиям, в первой половине 90-х годов вполне подконтрольных республиканским властям.

В августе 1992 года активисты партий Всетатарский общественный центр, «Иттифак» и «Азатлык» сыграли решающую роль в созыве учредительного съезда независимого ДУМ РТ. По мнению Талгата Таджуддина, озвученному «Российской газетой», этот съезд финансировался лидерами Всетатарского общественного центра братьями Кашаповыми. После создания ДУМ РТ власти Татарстана без проволочек признали его легитимность и стали открыто отдавать предпочтение муфтию Габдулле Галиуллину, хотя лояльные ДУМЕС имам-мухтасибы все еще контролировали большинство общин республики.

В конце 1995 года Габдулла Галиуллин перешел в оппозицию Шаймиеву, и татарстанский президент, дороживший своим авторитетом в мусульманском мире, впервые открыто вмешался во внутримусульманские дела. По его инициативе в феврале 1998 года был созван III съезд ДУМ РТ, названный впоследствии Объединительным. Новым председателем ДУМ РТ стал полностью лояльный Шаймиеву Гусман Исхаков. Многие аналитики и мусульманские лидеры склонны считать, что итоги съезда были заранее предопределены работой, проведенной среди его делегатов местными администрациями по указанию республиканских властей. Чтобы закрепить достигнутый успех и застраховать мусульманское сообщество от новых расколов, в июле 1999 года был принят Закон Республики Татарстан «О свободе совести и о религиозных объединениях», в соответствии со статьей 10 (пункт 5) которого «мусульманские религиозные организации в Республике Татарстан представляются и управляются одной централизованной религиозной организацией – Духовным управлением мусульман Республики Татарстан». Эта статья (отмененная по решению Конституционного суда России летом 2001 года) фактически поставила вне закона все альтернативные ДУМ РТ мусульманские централизованные структуры. Попытки воссоздать в республике Региональное ДУМ Татарстана в составе ЦДУМ особым успехом не увенчались, и последняя община этого муфтията – казанская мечеть «Булгар» была силой переведена в юрисдикцию ДУМ РТ в октябре 2001 года.

В свою очередь, власти Республики Башкортостан имели другую мотивацию для раскола ДУМЕС. Более всего в этой организации их не устраивал крайне низкий процент башкир в руководящем звене. Данный факт особенно болезненно воспринимался на фоне бурного роста башкирских националистических движений, ставшего неизбежной издержкой первого этапа «суверенизации». Организации такого рода, будучи зависимыми от республиканских властей, в свою очередь, оказывали заметное влияние на формирование новой башкортостанской идеологии. Основным источником идей для нее стал недолгий период политической активности башкир в 1917-1918 году, в частности, ознаменовавшийся созданием национального ДУМ.

Возникшее в августе 1992 года независимое ДУМ РБ, несмотря на провозглашенный башкиро-татарский характер, стало точной копией башкирского ДУМ советских времен, осенью 1994 года почти дословно воспроизведя его требования об отчуждении всего недвижимого имущества ЦДУМ Внутренней России и Сибири в свою пользу. Со временем борьба ДУМЕС-ЦДУМ и ДУМ РБ приобрела затяжной характер, и власти Башкортостана предпочли от нее дистанцироваться. Политика невмешательства во внутримусульманский конфликт проводилась властями республики вплоть до весны 2000 года, когда Президент РФ В.В. Путин якобы намекнул президенту Республике Башкортостан Муртазе Рахимову о необходимости оказать поддержку ЦДУМ и по возможности устранить раскол исламского сообщества республики. 5 июня 2000 года госсекретарь республики И.А. Адигамов вызвал председателя ДУМ РБ муфтия Нурмухаммада Нигматуллина и его первого заместителя Айюба Бибарсова для приватной беседы и предложил им на «принудительно-добровольной основе» войти в состав ЦДУМ, в противном случае обещая провести работу на местах и инициировать воссоединение муфтиятов «снизу». Эту встречу предварил ряд статей в правительственных СМИ, направленных на дискредитацию ДУМ РБ.

Нурмухаммед Нигматуллин, весьма серьезно воспринявший угрозы Адигамова, поспешил обратиться за помощью к председателю Совета муфтиев России муфтию Равняю Гайнутдину. 9 июня Совет муфтиев России обнародовал заявление, в котором, в частности, утверждалось, что «попытка грубого вмешательства со стороны должностных лиц государственного аппарата Республики Башкортостан во внутренние дела верующих представляет собой явное нарушение Конституции и законов РФ и РБ и норм международного права». Оперативная реакция лидеров Совета муфтиев на попытку ликвидации ДУМ РБ и кампания в дружественных им СМИ вынудили башкортостанские власти объявить произошедший инцидент личной инициативой Адигамова и освободить его от занимаемой должности. Эта история наглядно продемонстрировала, что манипуляции с мусульманским сообществом не всегда заканчиваются победой местных властей. Впрочем, скорее всего скандал с объединением ЦДУМ и ДУМ РБ действительно был вызван личной инициативой Адигамова, не имевшего никакой санкции сверху.

К последнему случаю открытого вмешательства светских властей во внутримусульманские дела можно отнести проекты ставропольского Совета по экономической и общественной безопасности. Неоднородный этнический состав ставропольской уммы и связанные с ним межнациональные трения на фоне пассивности ДУМ Карачаево-Черкесской Республики и Ставрополья (ДУМ КЧРиС), не способного препятствовать радикализации мусульман края, вынудили правительство Ставропольского края начать работу по созданию собственного ДУМ с центром в Ставрополе. Эта работа была поручена Совету по экономической и общественной безопасности, сотрудники которого собрали 20 марта 1999 года встречу шести имамов из сел Кара-Тюбе, Канглы, Серноводское и Иргаклы, выступивших с инициативой проведения в крае съезда всех руководителей мусульманских общин с целью создания самостоятельного ДУМ Ставропольского края. По итогам встречи была образована инициативная группа по подготовке съезда, которая разослала во все общины края письмо с предложением включиться в процесс образования нового муфтията. Мнение лидеров ДУМ КЧРиС было, естественно, проигнорировано. Единственным положительным примером вмешательства региональных властей во внутримусульманское противостояние стали усилия правительства Республики Дагестан, направленные на преодоление полиэтнического раскола мусульманского сообщества. В 1994 году правительство республики (ключевые посты в котором занимали даргинцы) определило своим приоритетным партнером аварское ДУМ Дагестана, зарегистрировав его как единое дагестанское ДУМ. Деятельность же других централизованных мусульманских структур была приостановлена. В 1997 году эта практика получила обоснование в местном законе «О свободе совести, свободе вероисповедания и религиозных организациях» (глава IV, статья 6). Далеко не все мусульманские лидеры республики одобрили действия властей и признали особый статус аварского ДУМ, однако к 1997 году раскол дагестанской уммы был хотя бы внешне устранен, что стало неоспоримым плюсом для всего дагестанского общества.

Нужно заметить, что в полемике между ЦДУМ и Советом муфтиев России соратники муфтия Талгата Таджуддина (муфтии Мухаммадгали Хузин, Альбир Крганов, Барый Хайруллин и Назымбек Ильязов) часто обвинялись в использовании административного ресурса для защиты своих интересов и недопущении альтернативных мусульманских структур на свою территорию. Между тем наиболее выраженные формы такая практика приобрела как раз в лагере гайнутдиновцев – так, сам Равиль Гайнутдин при помощи властей жестко пресекал любые попытки строительства в Москве неподконтрольных себе мечетей (истории с Мусульманским благотворительно-культурным центром России на ул. Островитянова, соборной мечетью ЦДУМ в районе Лужников, мечетью ДУМ «Ассоциация мечетей России» в ЮгоВосточном административном округе и шиитской мечетью в Отрадном). Татарстанский муфтий Гусман Исхаков вообще был официально признан единственным легитимным муфтием республики, а «имам Поволжья» Мукаддас Бибарсов боролся за общину г. Энгельса, вознамерившуюся перейти в ДУМ «Ассоциация мечетей», путем мобилизации половины чиновников Саратовской области.

Нередко серьезными неприятностями для мусульманского сообщества оборачивалось не только желание региональных властей установить полный контроль над мусульманской общиной, но и просчеты самих духовных лидеров ислама в политической сфере. Участие муфтиев либо их доверенных лиц в политической борьбе, особенно во время выборов, часто приводило к затяжным конфликтам со власть имущими и провоцировало их на вмешательство во внутриисламские дела. 16 октября 1995 года шакирды (студенты медресе), подстрекаемые руководством ДУМ РТ, захватили здание бывшего медресе «Мухаммадийя» в Казани. Данный захват прошел без ведома и в отсутствие президента Татарстана Минтимера Шаймиева, поэтому был расценен им как неприкрытый вызов. По мере развития конфликта обе его стороны заняли крайне жесткую позицию, что в итоге привело к личной ссоре между Шаймиевым и председателем ДУМ РТ муфтием Габдуллой Галиуллиным.

Правоохранительные органы возбудили против инициаторов захвата здания бывшего медресе Габдуллы Галиуллина и ректора казанского медресе имени 1000-летия ислама Исхака Лутфуллина уголовные дела, инкриминировав им также захват мечети «Аль-Марджани» в 1994 году. Параллельно в республиканской прессе была развернута кампания по дискредитации Галиуллина и Лутфуллина, обвинявшихся в краже одноразовых шприцов, избиении пожилых прихожан и связях с криминальными структурами. Габдулла Галиуллин, в свою очередь, стал активно заниматься политикой и в июне 1996 года выступил инициатором создания движения «Мусульмане Татарстана» естественно, оппозиционного Шаймиеву. По мнению автора статьи «Омет» в справочнике по общественно-политическим движениям и партиям Татарстана, «до начала 1998 г. движение «Мусульмане Татарстана» потенциально обладало значительными электоральными возможностями» и, следовательно, представляло реальную угрозу для режима Шаймиева. Наличие в республике двух муфтиятов, лидеры которых были равно недружественны власти Татарстана, и потенциальная опасность политических инициатив Габдуллы Галиуллина подвигли президента Татарстана Шаймиева на прямое вмешательство во внутримусульманские дела. В конце 1997 года власти Татарстана начали подготовку к III съезду ДУМ РТ, на который возлагались особые надежды. Президент Татарстана организовал встречу Габдуллы Галиуллина и председателя ЦДУМ Талгата Таджуддина и заручился их поддержкой, пообещав обеспечить честные выборы единого татарстанского муфтия. Однако за 10 дней до открытия съезда муфтий Габдулла Галиуллин и лидеры партии «Иттифак» обвинили светские власти Татарстана в давлении на будущих участников съезда и пригрозили отменить его созыв. 14 февраля 1998 года, как и планировалось заранее, в Казани открылся III съезд ДУМ РТ, впоследствии названный Объединительным. Съезд прошел без каких-либо эксцессов и по заранее прописанному сценарию. Президент Татарстан Минтемир Шаймиев в своей программной речи достаточно прозрачно намекнул, кого он хотел бы видеть на посту муфтия единого ДУМ РТ. Вкупе с проделанной региональными администрациями работой и усилиями правоохранительных органов речь Шаймиева предопределила итоги голосования и новым председателем ДУМ РТ был избран заместитель Габдуллы Галиуллина Гусман Исхаков, сын духовной наставницы жены президента Шаймиева Рашиды-абыстай.

Интересно, что на пост татарстанского муфтия по предложению председателя центра «Иман» Валиуллы Якупова выдвигалась и всерьез рассматривалась кандидатура самого Шаймиева, однако президент Татарстан предпочел отказаться от сомнительного статуса «халифа». Муфтии Габдулла Галиуллин и Фарид Салман Хайдаров, председатель Регионального ДУМ Татарстана в составе ЦДУМ, по итогам съезда лишившиеся своих постов, заявили о подтасовке его результатов и непризнании Исхакова главой ДУМ РТ. 22 февраля в Нижнекамске прошел альтернативный съезд мусульманского духовенства, столь же представительный, как и III съезд ДУМ РТ. Принятую резолюцию – «признать решение объединительного съезда, организованного аппаратом президента, недействительным» – они направили муфтию Габдулле Галиуллину, считая его и впредь своим муфтием. Руководитель пресс-центра ДУМ РТ Зухра Гайсина пообещала, что подобные съезды пройдут и в других городах – в первую очередь в Набережных Челнах. Предсказанная лидерами «Иттифака» кампания неповиновения началась, однако желаемых результатов не достигла: зарождающийся бунт был быстро подавлен совместными усилиями лидеров единого ДУМ РТ и правительства Татарстана. На состоявшемся 18 марта 1998 года первом пленуме ДУМ РТ Фарид Салман и Габдулла Галиуллин добровольно сложили с себя полномочия и согласились работать в новом муфтияте. Галиуллин был избран председателем Совета улемов, а Хайдаров возглавил цензорскую комиссию, контролирующую издание религиозной литературы. В 1999 году и Хайдаров, и Галиуллин вновь перешли в оппозицию к ДУМ РТ и правительству Татарстана. Габдулла Галиуллин преобразовал движение «Мусульмане Татарстана» в партию «Омет», вступившую в союз с левыми силами, а Фарид Салман Хайдаров реанимировал Региональное ДУМ Татарстана в составе ЦДУМ. Движение «Омет», лидер которого лишился поддержки большей части мусульманского духовенства и блокировался с достаточно маргинальными организациями, уже не представляло прежней угрозы для татарстанских властей, а для нейтрализации Регионального ДУМ Татарстана и аналогичных организаций в июле 1999 года был принят Закон Республики Татарстан «О свободе совести и о религиозных объединениях», в 5-м пункте 9-й статьи которого было прописано, что «мусульманские религиозные организации в Республике Татарстан представляются и управляются одной централизованной религиозной организацией – Духовным управлением мусульман Республики Татарстан». Раскол мусульманского сообщества Пензенской области произошел еще в 1992 году, когда часть пензенских общин под руководством имама Аббаса Бибарсова вошла в созданное его сыном Межрегиональное ДУМ Среднего Поволжья (МДУМ СП). Большая же часть мусульманских приходов осталась в юрисдикции ЦДУМ, и в 1994 году на их базе было создано Региональное ДУМ Пензенской области, которое возглавил имам одной из мечетей села Средняя Елюзань Адельша Юнкин. Вялотекущая борьба между двумя духовными управлениями продолжалась до декабря 1997 года, когда при невыясненных обстоятельствах был собран расширенный пленум ДУМ Пензенской области с участием представителей общин юрисдикции МДУМ СП. Участники пленума освободили от занимаемых должностей муфтия Аделышу Юнкина и его ближайшего соратника Абубакра Бикмаева, имам-хатыба Пензенской соборной мечети, провозгласив единым муфтием Пензенской области Аббаса Бибарсова. В марте 1998 года на базе лояльных новому муфтию общин было создано Единое ДУМ Пензенской области (ЕДУМ ПО), вошедшее в состав Совета муфтиев России. В свою очередь, муфтий Адельша Юнкин зарегистрировал на базе оставшихся общин альтернативное Независимое ДУМ Пензенской области.

Ситуация, сложившаяся в пензенской умме, была посвоему типична и противостояние двух управлений могло продолжаться неопределенно долго без существенных изменений, если бы не один фатальный просчет Независимого ДУМ Пензенской области. Близкий соратник Юнкина Хафиз Акчурин во время губернаторских выборов 1998 года втянул муфтия в политическую борьбу и заставил его выступить в поддержку действующего губернатора Анатолия Ковлягина. Вопреки всем ожиданиям, Ковлягин выборы проиграл, а новый губернатор Василий Бочкарев припомнил муфтию его заявления, став открыто поддерживать ЕДУМ Аббаса Бибарсова, занявшего более дальновидную позицию во время предвыборной гонки. Вскоре ЕДУМ ПО было признано единственным легитимным управлением мусульман в области со всеми вытекающими последствиями. Подконтрольное Бочкареву Управление юстиции Пензенской области попыталось лишить муфтият Юнкина регистрации через суд, но после ряда неудач сменило тактику, просто отказывая подчиненным ему общинам в перерегистрации. В итоге к осени 2001 года Независимое ДУМ Пензенской области, некогда объединявшее две трети мусульманских приходов области, сохранило контроль только над 5 общинами из 46 зарегистрированных в регионе. Аналогичные просчеты допустил в 1997 году муфтий ДУМ Сибири и Дальнего Востока Зулькарнай Шакирзянов, вмешавшийся в борьбу между главой областной администрации Леонидом Полежаевым и мэром Омска Валерием Рощупкиным на стороне последнего, после чего губернатор отказался иметь с ним какие-либо дела и стал искать альтернативную фигуру. Неудивительно, что 1998 году лидеры ДУМАЧР встретили в Омской области теплый прием и смогли без труда заручиться содействием ее администрации в создании альтернативной Омскому муфтияту структуры.

Даже скандальный курултай августа 2000 года, серьезно подорвавший авторитет ДУМАЧР, не привел к нормализации отношений Шакирзянова и Полежаева.

В Свердловской области глава местного муфтията Сибгатулла Сайдуллин также включился в борьбу между губернатором области и мэром Екатеринбурга, однако его мотивация была совсем иной, чем у коллег из Пензы и Омска. В 1997 году губернатор Свердловской области Эдуард Россель принял делегацию новообразованного ДУМАЧР и одобрил предложенные инициативы по активизации мусульманской жизни в регионе, видимо забыв, что в области уже существует вполне дружественная ему мусульманская централизованная структура. Реализованная Нафигуллой Ашировым и Абдул-Вахедом Ниязовым программа «активизации мусульманской жизни» на деле привела к возникновению альтернативной Екатеринбургскому муфтияту структуры – Свердловского казыята ДУМАЧР, который был зарегистрирован летом 1999 года при деятельном участии советника Росселя по религиозным вопросам Виктора Смирнова. Обеспокоенный развитием ситуации верховный муфтий Талгат Таджуддин направил Эдуарду Росселю письмо с просьбой воздержаться от поддержки ДУМАЧР, аналогичные рекомендации поступили также из Управления ФСБ по Свердловской области, однако губернатор проигнорировал эти предупреждения, в итоге настроив против себя ранее лояльного муфтия Сибгатуллу Сайдуллина. На очередных выборах губернатора Сайдуллин поддержал кандидатуру мэра Екатеринбурга Аркадия Чернецкого, в то время как сторонники ДУМАЧР и лично Аширов вели энергичную агитацию за действующего губернатора. После победы Росселя положение екатеринбургского муфтия еще более ухудшилось. К середине 2000 года раскол затронул уже треть общин Регионального ДУМ Свердловской области и лишь скандал с арестом активиста Екатеринбургского казыята Махмуджона Сатимова несколько приостановил экспансию ДУМАЧР. В отличие от региональных муфтиев ЦДУМ, искушенные в политических интригах лидеры Совета муфтиев России предпочитали действовать более осторожно, не предпринимая рискованных авантюр в ходе предвыборных кампаний и поддерживая только заведомых победителей.

Единственным исключением из этого правила стали выборы губернатора Тюменской области, в ходе которых Нафигулла Аширов поддержал не явного фаворита – действующего губернатора Тюменской области Леонида Рокецкого, а его главного оппонента – Сергея Собянина, который в итоге и стал новым губернатором. Конечно, можно объяснить выбор Аширова особой политической прозорливостью, однако в действительности отношения «верховного муфтия Азиатской части России» с Рокецким были настолько натянутыми, что дополнительно испортить их было уже невозможно. С другой стороны, в случае победы Собянина ДУМАЧР имело неплохие шансы получить преимущество перед своими конкурентами и вновь установить контроль над мусульманским сообществом Тюменской области.

В итоге план Аширова реализовался лишь частично.

Благодаря победе Собянина ДУМАЧР действительно смогло восстановить свои позиции в регионе, однако преимущества перед своим главным конкурентом – Региональным ДУМ Ханты-Мансийского АО в составе ЦДУМ – все же не получило. Председатель Сургутского муфтията муфтий Тагир Саматов также принял участие в предвыборной борьбе на стороне Собянина (которого поддерживали власти ХантыМансийского округа) и тем самым сохранил status quo.

Помимо агитации на выборах – губернаторских и президентских (на последних, впрочем, все муфтии поддерживали Ельцина и Путина) мусульманские лидеры также часто делали неоднозначные заявления по внешнеполитическим вопросам. Так, реплики верховного муфтия Нафигуллы Аширова про «гуманный режим талибов» и намеки относительно возможности участия российских мусульман в афганской войне на стороне «Талибана» вызвали критику не только представителей ЦДУМ и КЦМСК, но и вынудили председателя Совета муфтиев России Равиля Гайнутдина давать официальное опровержение. Оправдание же Ашировым разрушения талибами статуй Будды привело к разрыву отношении между Буддийской традиционной сангхой России и духовно окормляемым верховным муфтием Азиатской части России движением «Рефах».

В апреле 2003 года высказывания верховного муфтия Талгата Таджуддина в адрес стран антииракской коалиции едва не привели к запрету ЦДУМ и нанесли фатальный урон его авторитету. По их горячим следам Совет муфтиев России принял беспрецедентно резкое заявление, в котором по пунктам значилось: «признать деятельность Талгата Таджуддина, присвоившего себе пророческую миссию, отступничеством от основ Ислама; объявить о невозможности Талгатом Таджуддином занимать должность духовного руководителя мусульманских организаций в РФ; признать заявление Талгата Таджуддина об объявлении военного джихада против США не имеющим ни богословской, ни правовой, ни моральной силы и не подлежащим к исполнению российскими мусульманами; объявить, что отныне никто из мусульман не вправе совершать с Талгатом Таджуддином совместно намаз и следовать каким-либо указаниям и советам с его стороны.

Сделанное Таджуддином предсказание, что в ближайшие два-три дня один из американских авианосцев потонет, а Америки не станет, так как она распадется на пятьдесят штатов, является в этой связи лжепророчеством». В июне 2004 года муфтий Равиль Гайнутдин встретился в своей резиденции с послом Израиля Аркади Мил-Маном, чем навлек на себя гнев мюридов дагестанского шейха Саида Чиркейского, Национальной организации русских мусульман и философа Гейдара Джемаля, которые требовали прекратить все отношения «с так называемым «Израилем».

Впоследствии к ним присоединился и муфтий Карелии Висам Бардвил, который в силу своей палестинской национальности любви к Израилю также не испытывал. Председатель Совета муфтиев, категорически отказавшийся менять свою линию поведения, услышал в свой адрес немало «лестных» эпитетов, многие из которых годом раньше употреблялись в отношении Талгата Таджуддина.

Конец перестройки вызвал в исламском сообществе СССР всплеск не только религиозной, но и политической активности. Желание представителей «мусульманского подполья» прийти к власти выразилось не только в попытках сменить руководство в существующих муфтиятах, но и в создании альтернативных им структур. Распространенным типом таких структур стали исламские партии. На первой, идеалистической, волне было образовано немало партий, чьи основатели искренне считали, что некая политическая идея, украшенная религиозным содержанием, способна сплотить всех мусульман и сделать ее главных носителей политическими лидерами федерального масштаба. В последние 10 лет технология возникновения исламских партий претерпела изменения – печальный опыт участия в выборах показал, что партии такого рода не могут стать механизмом прихода к власти, однако способны удовлетворить некоторые экономические и тактико-политические цели своих функционеров. Начиная с 1995 года большинство новых исламских партий, движений и объединений было создано с целью политических спекуляций, финансовых манипуляций и даже прикрытия криминальной деятельности. В такое же состояние пришли и многие «старые» партии, окончательно дискредитировав саму идею политического ислама.

Исламские партии стали эффективными инструментами раскола, втянув часть мусульманского духовенства в политическую борьбу и добавив еще один разделительный критерий. Политические предпосылки раскола не стали важнейшими лишь потому, что ни одна из исламских партий не смогла объединить сколько-нибудь заметную часть мусульман.

В феврале 1989 года в Казани прошел Первый всетатарский съезд, который учредил «Народное движение в поддержку перестройки – Татарский общественный центр», впоследствии известное как Всесоюзный татарский общественный центр (с 16 февраля 1991 года) и Всетатарский общественный центр (с начала 1992 года). 9 июня 1990 года на съезде мусульманских обществ СССР в Астрахани было принято решение об образовании Исламской партии возрождения, ставшей первой чисто религиозной партией на территории бывшего СССР. И Всетатарский общественный центр, и Исламская партия возрождения просуществовали недолго, уже к 1994 году сошли с политической сцены, однако именно они стали питательной средой для появления наиболее влиятельных мусульманских партий страны. 27 апреля 1990 года в Казани прошел учредительный съезд Татарской партии национальной независимости «Иттифак» («Согласие»), созданной на основе радикального крыла Всетатарского общественного центра, а через полгода к ней присоединилась молодежная группировка «Азатлык».

К концу 1991 года в республике действовало уже более десяти партий схожей направленности, которые в феврале 1992 года даже сформировали альтернативное правительство – Милли Меджлис, занявшее радикально антироссийские позиции. Националистическое движение в Татарстане развивалось без препятствий со стороны республиканских властей, видевших в нем важный козырь для переговоров с Москвой.

Стратегическими целями татарских партий первоначально объявлялись возрождение татарской нации, восстановление государственной независимости татарского народа через отделение от России и реализация неотъемлемых прав татарского народа как субъекта международного права. Со временем к чисто националистическим требованиям добавились и претензии религиозного характера, что заложило основы конфликта националистов с умеренным мусульманским духовенством, не желающим ввязываться в политическую борьбу.

Главной мишенью для критики татарских националистов стал председатель ДУМЕС муфтий Талгат Таджуддин.

Еще в 1991 году активисты Татарского общественного центра и «Иттифака» потребовали перенести резиденцию председателя ДУМЕС из Уфы в «центр российского ислама» – Казань. Надо заметить, что эти требования вполне отвечали интересам татарстанского президента, желавшего преобразовать Казань в «поволжскую Мекку» и упрочить свой авторитет в исламском сообществе. Талгат Таджуддин, однако, отверг поставленный ультиматум, после чего националисты начали работу по созданию собственной мусульманской структуры. В этом им помогли недовольные Таджуддином имамы, самым обиженным из которых оказался имам казанской Сенной мечети Габдулла Галиуляин.

В Республике Башкортостан основную борьбу против ДУМЕС развернули башкирские националисты, видевшие в нем враждебный «татарский муфтият». «У меня есть документы, подтверждающие, что Башкирский национальный центр и Башкирская народная партия принимают самое непосредственное участие в событиях вокруг Духовного управления», – указывал Талгат Таджуддин в интервью «Независимой газете». «Витражный скандал» в Набережных Челнах подал сигнал к началу антитаджуддиновской кампании в национальных СМИ Татарстана и Башкортостана. В иной ситуации возникший конфликт мог быть урегулирован полюбовно, однако башкирские националисты оказали на Нигматуллина сильное давление, провоцируя его на антитуджуддиновские выступления. Уфимский мухтасиб выступил по местному телевидению и заявил о переходе в оппозицию к Таджуддину, а также начале создания своего собственного, башкирского, ДУМ. Затем Башкирский национальный центр «Урал» и Татарский общественный центр Башкортостана выступили с совместным заявлением по ситуации в ДУМЕС, в котором обвинили Таджуддина в сумасшествии, авторитарном руководстве, финансовых злоупотреблениях и призвали к созыву учредительного съезда башкортостанского ДУМ. Одновременно в соседнем Татарстане активизировались их коллеги, начавшие подготовку к созданию своего собственного ДУМ. Лидеры националистических партий приняли активное участие в учредительных съездах ДУМ Республики Башкортостан и ДУМ Республики Татарстан. Председатель партии «Иттифак» Фаузия Байрамова на съезде в Набережных Челнах заявила, что Таджуддин «ворует деньги чемоданами», и призвала избрать муфтием Татарстана своего сподвижника, имам-хатыба казанской мечети «Нурулла» Габдуллу Галиуллина. По итогам съезда именно он и стал председателем независимого ДУМ Республики Татарстан, что обусловило быструю политизацию мусульманского духовенства республики. На VI съезде ДУМЕС некоторые выступавшие прямо указывали на партию «Итиффак» и Милли Меджлис как возбудителей религиозно-национального сепаратизма. В октябре 1992 года Галиуллин возглавил ВКЦДУМР и в 1994 году, после его регистрации, получил титул «верховный муфтий России». Возглавив оппозицию ДУМЕС-ЦДУМ, переживавшую в тот момент пик всего расцвета, Галиуллин явно перерос уровень регионального муфтия, став мусульманским лидером всероссийского масштаба. Такие изменения в статусе Галиуллина позволили ему проводить самостоятельную политику, которая не всегда учитывала интересы республиканских властей. Близость муфтия к крайним татарским националистам, враждебным не только Москве, но и Шаймиеву, дополнительно усугубила его противоречия с татарстанским президентом.

Прямое столкновение интересов Галиуллина и Шаймиева случилось в конце 1995 года, когда люди татарстанского муфтия захватили задание бывшего казанского медресе «Мухаммадийя». В ходе начавшегося конфликта Галиуллин открыто бросил вызов Шаймиеву, создав в июне 1996 года общественно-политическое движение «Мусульмане Татарстана», предъявившее претензии на приход к власти. В феврале 1998 года противостояние муфтия и президента закончилось победой Шаймиева, приложившего все усилия для замены Галиуллина на более лояльного муфтия. Партия «Иттифак», предпринявшая энергичные меры для защиты Галиуллина, к тому времени уже не имела достаточного влияния, чтобы расколоть объединенное ДУМ РТ.

На время Галиуллин смирился со своей судьбой, согласившись работать в структуре ДУМ РТ, однако вскоре вновь перешел в открытую оппозицию Шаймиеву и новому муфтию Гусману Исхакову. Он преобразовал «Мусульман Татарстана» в движение «Омет», вступившее в союз с левыми силами, и начал издавать наиболее последовательную антишаймиевскую газету «Надежда-Омет». В декабре 1999 года движение «Омет» неудачно пыталось войти в «Единство» и в итоге присоединилось к «Сталинскому блоку – за СССР», где его глава занял вторую позицию в татарстанском региональном списке («Сталинский блок» набрал 0,61% голосов).

В 2001 году Галиуллин восстановил свои отношения с ЦДУМ, примкнув к протаджуддиновскому ОПОД «Евразия». Бывший муфтий до сих пор пользуется поддержкой части мусульманского духовенства республики и имеет немало союзников среди левых и националистических партий Татарстана. Основанная в 1990 году Исламская партия возрождения (ИПВ) с момента своего создания включилась в процесс реформации советской системы духовных управлений и немало в этом преуспела. Основных «успехов» эта партия достигла в Таджикистане, где ее активисты со временем составили костяк вооруженной оппозиции и надолго ввергли республику в гражданскую войну, однако и в России активисты ИПВ сыграли важную роль в расколе мусульманского сообщества. Мусульманские лидеры бывшего СССР изначально негативно отнеслись к появлению «зеленой» партии. Узнав о создании ИПВ, председатель ДУМ Средней Азии и Казахстана муфтий Мухаммад-Содик Мухаммад-Юсуф написал статью, в которой обвинил ее основателей в образовании «фирка», т.е. группы людей, обособившихся от других мусульман. Его поддержали и лидеры других духовных управлений. Активисты ИПВ отвечали официальному мусульманскому духовенству взаимностью. Согласно признаниям бывшего пресс-секретаря ИПВ Валиахмета Садура «вообще отношение Исламской партии возрождения (ИПВ) к муфтиям и прочим руководителям мусульман, назначенным правительством, было всегда негативным… Впрочем, позиция руководителей ИПВ легко объяснима: многие из них свой первый политический опыт приобретали в ходе свержения таких одиозных муфтиев, как Геккиев на Северном Кавказе и младший Бабаханов в Средней Азии». Помимо этих переворотов функционеры ИПВ приняли участие и в расколе ДУМЕС. После распада ИПВ ее активисты Гейдар Джемаль, Мухаммед Салахеддин, Шамиль Султанов, Валиахмет Садур и Мукаддас Бибарсов продолжили политическую карьеру, поучаствовав в создании большинства межрегиональных исламских партий.

С 1990 года ИВП активно действовала в Дагестане, призывая к созданию на его территории исламского государства, а с февраля 1992 года включилась в конфликт между различными духовными управлениями Дагестана. Деструктивная деятельность ИПВ в регионе вынудила представителей официального мусульманского духовенства создать в сентябре 1990 года альтернативную ей Исламскую демократическую партию. Председатель ДУМ Дагестана с февраля 1992 года муфтий Ахмед Дарбишгиджиев характеризовал ИПВ как «ваххабитскую партию» и отмечал, что неуважительное отношение со стороны ИПВ к официальному исламскому духовенству и мюридизму вызывает в республике большое раздражение.

В противостоянии ДУМЕС-ЦДУМ с альтернативными структурами сторонники интеграции ислама в политику объединились с противниками Талгата Таджуддина. И без того жестокая борьба за раздел сфер влияния в российском исламе еще больше осложнилась из-за участия в ней политических сил. Главным проводником идей политического ислама в среде оппозиции ЦДУМ стал председатель ДУМ Поволжья Мукаддас Бибарсов. Именно при его деятельном участии была создана самая одиозная среди всероссийских исламских партий – Союз мусульман России.

Вообще инициатором создания Союза мусульман России выступил близкий соратник В.В. Жириновского Ахмет Халитов. Вплоть до смены руководства Союза мусульман, произошедшей на первом съезде движения в сентябре 1995 года, эта организация ориентировалась на ЛДПР. Политическая программа Союза, не претерпевшая со временем существенных изменений, была направлена на защиту прав российских мусульман во всех возможных сферах – от объявления мусульманских праздников нерабочими днями во всероссийском масштабе до привлечения дополнительных инвестиций в «мусульманские» регионы. Другие ее пункты выглядели весьма туманно, что позволило этому движению с легкостью менять политическую ориентацию. На первом съезде Союза мусульман, прошедшем в сентябре 1995 года, Ахмета Халитова отстранили от руководства, а его преемником стал председатель ДУМ Поволжья Мукаддас Бибарсов. При этом ключевые позиции в движении заняли сподвижники генерального директора ИКЦ России Абдул-Вахеда Ниязова, которые быстро переориентировали СМР на движение «Наш дом – России» и сделали его полностью проправительственной партией. 19 февраля 1996 года вследствие несогласия с проельцинской политикой «теневого» руководства Союза мусульман и фактической узурпацией власти ниязовскими ставленниками Мукаддас Бибарсов подал в отставку, и вскоре новым лидером движения стал дагестанский бизнесмен Надиршах Хачилаев. Абдул-Вахед Ниязов, в свою очередь, возглавил исполнительный комитет Союза мусульман России. И Надиршах Хачилаев, и Абдул-Вахед Ниязов заняли непримиримую позицию в отношении верховного муфтия Талгата Таджуддина, призывавшего не вовлекать российских мусульман в политическую борьбу. Дело дошло до того, что люди Хачилаева едва не избили Таджуддина, попытавшегося выступить на торжественном открытии московской Мемориальной мечети.

Впоследствии Хачилаев принял активное участие во внутридагестанской политической борьбе, используя для этого свой новый статус – в декабре 1995 года он стал депутатом Государственной Думы. Деятельность Хачилаева в Дагестане спровоцировала несколько вооруженных столкновений, что послужило основанием для лишения его депутатской неприкосновенности и последующего ареста. В мае 1998 года Минюст России начал работу по ликвидации Союза мусульман России, к этому времени ставшего более чем одиозной организацией. Создание Союза мусульман не только усугубило раскол между ЦДУМ и блоком альтернативных муфтиятов, но и вызвало внутренний конфликт в самом этом блоке. Начавшееся противостояние между Союзом и движением «Мусульмане России», а также противозаконная деятельность его руководства нанесли серьезный урон самой идее политического ислама, и многие лидеры антитаджуддиновской оппозиции поспешили дистанцироваться от участия в политических баталиях. Характеризуя эту ситуацию, Совет арабских послов в Москве выразил беспокойство по поводу того, что «деятельность ИКЦ (Исламского культурного центра России) активизируется только в период выборов или других политических мероприятий» и отметил, что «она, по большей части своей, связана С проведением провокационных кампаний по созданию исламских политических движений и партий». С другой стороны, именно благодаря Союзу мусульман генеральный директор ИКЦ России Абдул-Вахед Ниязов приобрел тот политический вес, который позволил ему впоследствии стать депутатом Государственной Думы. Он умело разыграл мусульманскую карту на президентских выборах 1996 года (в парламентских выборах 1995 года Союз мусульман России не принял участие по техническим причинам) и убедил руководство Администрации Президента РФ, что в победе Ельцина есть и его заслуга. Крах же Союза мусульман не сильно поколебал позиции Ниязова, успевшего вовремя отмежеваться от Хачилаева. Участие в парламентских выборах 1995 года приняло только Общероссийское мусульманское общественное движение «Hyp», близкое по политической программе Союзу мусульман России, однако возглавляемое менее радикальными людьми, лояльно относившимися к ЦДУМ. Полпроцента голосов, набранных «Нуром» на выборах, показали реальные шансы исламских партий прийти к власти самостоятельно. Новый всплеск политической активности российских мусульман пришелся на конец 1998 года – первую половину 1999 года и был приурочен к очередным выборам в Государственную Думу.

В июне 1999 года руководителями ЗАО «Нефтегаз-компани» Леонардом Рафиковым и Маратом Хайруллиным вместе с лидерами движений «Hyp», Всероссийский исламский конгресс, «Мусульмане России» и «Рефах» был создан избирательный блок «Меджлис». Председателем «Меджлиса» предсказуемо стал Леонард Рафиков. Этот блок оказался самым крупным в истории объединением мусульманских политических сил, благодаря чему имел неплохие шансы войти в состав в одного из объединений-фаворитов предвыборной гонки. Лидеры «Меджлиса», однако, исходя из личных соображений предпочли блокироваться с движением «Наш дом – Россия», имевшим крайне незначительные шансы на успех.

Абдул-Вахед Ниязов, создавший в конце 1998 года движение «Рефах», также принял участие в формировании «Меджлиса», однако после переориентации этого блока на черномырдинский «Наш дом» резко охладел к детищу Рафикова. Как наиболее опытный из мусульманских политиков, он безошибочно определил фаворита предвыборной гонки – пропрезидентский блок «Единство» и успел ввести свой «Рефах» в его состав в статусе «блокообразующей партии». Дефицит известных людей в «Единстве» позволил Ниязову занять проходное место в уральском региональном списке и поставить на первые позиции в других региональных списках четверых своих сподвижников. Успех «Единства» на парламентских выборах обеспечил Ниязову место в Думе и вернул его в высший эшелон исламских лидеров. «Рефах» стал безусловным лидером мусульманской политики, в то время как остальные партии переживали состояние тяжелого упадка, за исключением разве что «Меджлиса». В конце октября 1999 года Центральная избирательная комиссия России отказала в регистрации федерального списка кандидатов в депутаты Государственной Думы, выдвинутого избирательным объединением «Движение «Hyp» («Свет»). Причиной отказа в регистрации стало несвоевременное внесение избирательного залога на избирательный счет, а также задержка с подачей первого финансового отчета. Аналитики охарактеризовали данный факт как поражение «Нура» в его давней борьбе с ИКЦ России и его дочерними организациями. Начало 2000 года выглядело для «Рефаха» и его лидера весьма многообещающим. При распределении думских постов Ниязов получил должность заместителя председателя Комитета по регламенту и обеспечению работы Госдумы и начал создавать свою собственную парламентскую фракцию. Часть соратников Ниязова, попав в Думу, предпочла отмежеваться от «Рефаха», однако ему удалось пополнить свои ряды за счет независимых депутатов. Политические успехи Ниязова позволили активизировать экспансию ДУМАЧР в азиатские регионы и заручиться поддержкой ряда губернаторов. Ощутимую пользу от пребывания Ниязова в парламенте извлекли и другие члены Совета муфтиев России. С другой стороны, успехи Ниязова привели к консолидации его противников. 12 февраля 2000 года в Москве прошел второй съезд Общероссийского союза общественных объединений «Меджлис», в котором приняли участие многие мусульманские духовные лидеры, в том числе – все руководство ЦДУМ. К «Меджлису» примкнул и лидер ДУМ Поволжья Мукаддас Бибарсов, еще с 1996 года питавший недоверие к политическим инициативам Ниязова. Съезд «Меджлиса» не изменил принципиального соотношения сил в политическом исламе, однако продемонстрировал решимость противников Ниязова продолжать борьбу на всех фронтах.

Первые признаки кризиса «Рефаха» стали заметны в августе 2000 года, после скандального II курултая ДУМАЧР.

Арест сотрудниками Управления ФСБ по Омской области одного из делегатов курултая и последующие действия лидеров «Рефаха» и ДУМАЧР сильно подмочили репутацию этой партии. По сообщению агентства ИТАР-ТАСС, начальник Управления ФСБ по Омской области Виктор Миронов даже заявил, что «собравшиеся в Омске делегаты курултая и движения «Рефах» – сторонники так называемого «радикального ислама».Попытка лидеров «Рефаха» и духовного управления мусульман азиатской части России проникнуть во власть на базе религии вызывает озабоченность и может перерасти в серьезную проблему». К весне 2001 года положение «Рефаха» резко ухудшилось. Лидеры ЦДУМ и их союзники к этому времени уже наладили тесные взаимоотношения с президентом РФ В.В. Путиным и его командой, начав оказывать реальное влияние на мусульманскую политику правительства. В свою очередь, обвинения лидеров «Рефаха» в дружбе с мусульманскими экстремистами, появившиеся в электронных и печатных СМИ еще в 1999 году, получили новые подтверждения. Особенное раздражение в руководстве «Единства» и Администрации Президента РФ вызывала активная международная деятельность Ниязова, нередко идущая вразрез с интересами государства. 29 октября 2000 года на втором съезде партии «Единство» ее лидер Сергей Шойгу заявил, что на ближайшем заседании политсовета движения он намерен поставить вопрос об исключении из думской фракции «Единства» депутата АбдулВахеда Ниязова за поддержку им оппозиционной турецкой партии вахабитского толка. По словам Шойгу, эти действия Ниязова нанесли серьезный урон имиджу «Единства». Ниязов предпринял несколько неудачных попыток замять скандал, однако к весне 2001 года был вынужден признать свершившийся факт. По информации официального сайта движения «Рефах» «19 марта 2001 года состоялось заседание президиума ОПОД «Рефах» («Благоденствие»). На заседании было принято решение о выходе лидера ОПОД «Рефах» («Благоденствие») из «Единства». Во исполнение решения президиума 20 марта 2001 года депутат А. В. Ниязов на заседании фракции «Единство» подал заявление о выходе. Решение президиума ОПОД «Рефах» («Благоденствие») связано с решением расширенного Совета ОПОД «Рефах» («Благоденствие») от 15 марта о преобразовании ОПОД «Рефах» («Благоденствие») в общероссийскую политическую партию – «Евразийскую партию России». Ниязов давно обратил внимание на «политическую ревность» к своим успехам партийного и фракционного руководства «Единства».

Выход А. В. Ниязова из фракции не означает разрыва руководства ОПОД «Рефах» (Благоденствие) с «Единством». Несмотря на усилия своих лидеров, «Рефах» стал стремительно разваливаться. Не спасло его и преобразование в Евразийскую партию России. Дагестанский веб-портал «Ислам.ру» в своем сообщении об учредительном съезде этой партии отметил, что «ранее Абдул-Вахед Ниязов намеревался создать Исламскую партию. Однако, он не только не нашел поддержки со стороны мусульманского духовенства России, но и потерял доверие самих членов движения. Деятельность Ниязова привела к тому, что «Рефах» покинули 4 из 5 депутатов Государственной Думы, прошедших в парламент от этого движения: Каадыр-оол Бичелдей, Ахмед Билалов, Башир Кодзоев, Курбан-Али Амиров, а также депутат Госсовета Республики Дагестан Абусупьян Хархаров и секретарь Союза писателей России академик Бронтой Бедюров.

Последним из «Рефаха» ушел советник Совета муфтиев России, председатель мусульманской общины «Прямой путь» Али Вячеслав Полосин». Неадекватные заявления председателя Совета духовных наставников «Рефаха» верховного муфтия Нафигуллы Аширова относительно разрушения талибами статуй Будды в Бамиане привели к разрыву отношений между «Рефахом» и Буддийской традиционной сангхой России, лишив это движение и без того эфемерного статуса «партии коренных народов России».

Упадок «Рефаха» привел к активизации и даже реанимации его оппонентов. 20 декабря 2000 года Общероссийское мусульманское общественное движение «Hyp» трансформировалось в Демократическую мусульманскую организацию, а весной 2001 года на его базе была создана Исламская партия России (ИПР), которую возглавил дагестанский бизнесмен Магомед Раджабов. Бывшие лидеры «Нура» Садыков и Яруллин заняли соответственно посты председателя президиума партии и первого заместителя ее председателя. В генеральный совет ИПР вошли председатель Регионального ДУМ Москвы и Московской области юрисдикции ЦДУМ Махмуд Велитов и бывший председатель этого же управления Султан-Мурад Гуламов.

Новая исламская партия заручилась поддержкой дагестанского мусульманского духовенства и была признана Советом муфтиев России, чему немало поспособствовал покинувший «Рефах» советник муфтия Равиля Гайнутдина Вячеслав-Али Полосин.

Параллельно с лояльной Талгату Таджуддину ИПР весной 2001 года возникло еще одно политическое движение, позиционировавшее себя как прямого выразителя интересов ЦДУМ. Советник спикера Государственной Думы, известный геополитик и евразиец Александр Дугин выступил инициатором создания ОПОД «Евразия», учредительный съезд которого прошел 21 апреля 2001 года в Москве. На съезд прибыли не только почти все главы региональных муфтиятов ЦДУМ (союз между Дугиным и главой ЦДУМ Талгатом Таджуддином был заключен еще в феврале 2001 года), но и лидер северокавказских мусульман муфтий Магомед Албогачиев, явно продемонстрировавший свои симпатии к новому движению. «Евразию» явно или негласно поддержали Русская Православная Церковь, Федерация еврейских общин России и Буддийская традиционная сангха России. Профессиональная команда Дугина оказала ЦДУМ значительные услуги в области «паблик рилейшенс». Основным совместным проектом ЦДУМ и ОПОД «Евразия» стала июньская конференция «Исламская угроза – угроза исламу?», принесшая немало дивидендов каждой стороне. Разрабатывались и другие проекты. Итог противостояния ЦДУМ и его оппонентов в политической сфере окончательно определила реакция АбдулВахеда Ниязова и его ближайших сподвижников на операцию США против движения «Талибан». Несколько мероприятий, проведенных Евразийской партией России по этому поводу, в особенности антиамериканский и проталибский митинг «За мир и согласие, против шовинизма и ксенофобии» (30 ноября, ЦПКиО им. Горького в Москве), вызвали плохо скрываемый гнев Администрации Президента РФ и даже породили слухи о скором лишении Ниязова депутатской неприкосновенности и заведении на него уголовного дела. Впрочем, на этом политическая карьера Ниязова отнюдь не закончилась. В апреле 2002 года он начал воплощать в жизнь новую глобальную инициативу – евразийский проект. Движение «Рефах» преобразовалось в Евразийскую партию России, призванную самостоятельно участвовать в следующих парламентских выборах. Новой партии, правда, предстоял тернистый путь – серьезную конкуренцию ему составляла как исповедовавшая аналогичные принципы «Евразия», так и опиравшаяся на избирателей-мусульман Исламская партия России. На «мусульманско-евразийском» поле развернулась острая борьба, инициативу в которой удалось перехватить более опытному Ниязову. Он сумел привлечь в свою партию таких известных политиков и общественных деятелей, как Павел Бородин, Руслан Аушев, Иосиф Кобзон и Чингиз Айтматов, после чего развернул масштабную предвыборную кампанию. Довольно быстро движение «Евразия» было вынуждено признать свое поражение в соперничестве с Евразийской партией, однако ИПР своих позиций не сдавала и даже периодически переходила в контрнаступление. Осознавая невозможность идти на выборы под содержащим конфессиональную окраску названием, лидер ИПР Магомед Раджабов внес ее в предвыборный бюллетень под именем «Истинные патриоты России», чем вынудил Ниязова сменить название своей партии с «Евразийской партии – Союза патриотов России» на «Великую Россию – Евразийский союз». В преддверии выборов стало ясно, что основная борьба за голоса упомянутых выше 300 тысяч избирателей развернется между «патриотами России» той или иной степени истинности и что ее результат вполне предсказуем. Ниязов и Раджабов, правда, бодрились и даже делали заявления типа «если мы не наберем 40% голосов, то это будет политической импотенцией», однако позорный итог неотвратимо приближался. При изучении федеральных списков ИПР и «Великой России – Евразийского союза» бросалось в глаза, что Абдул-Вахед Ниязов в последний момент заменил большинство своих мусульманских сподвижников на людей с русскими фамилиями, в то время как Магомед Раджабов предпочел избавиться от всего бывшего руководства «Нура» в пользу своих многочисленных родственников, которые заняли в его федеральном списке 6 мест из первых 10. В итоге обе партии набрали практически поровну голосов – чуть более 0,2%, показав тем самым, что их электорат составляют исключительно партийные члены, которых будто бы и насчитывалось приблизительно по 150 тысяч. Впрочем, некоторые эксперты уверяли, что половину голосов «патриоты» получили по ошибке – люди просто ошибались квадратиками или перепутали их с другими партиями.

Единственным положительным моментом в этой истории можно считать лишь тот факт, что и «Великая Россия – Евразийский союз», и ИПР в отличие от «Нура» образца 1995 года все-таки вошли в двадцатку лидеров предвыборной гонки. Интересно также отметить, что в соперничестве теперь уже бывшего депутата Госдумы Ниязова и дагестанского банкира Раджабова верх одержал Раджабов, который без единого узнаваемого лица в своем списке достиг таких же результатов, а в одном из избирательных округов даже смог преодолеть пятипроцентный барьер (Партия Ниязова также преодолела пятипроцентный барьер в одном из округов – Ингушском, что было связано с присутствием Руслана Аушева в тройке ее лидеров)..

В начале следующего года ИПР лишилась регистрации в связи с многочисленными нарушениями, допущенными в ходе избирательной кампании. Летом 2004 года на ее базе были созданы две новые партии – «Истинные патриоты России – за гражданское общество» и «Партия справедливости и развития России», которые возглавили соответственно Магомед Раджабов и его подросший сын Заур. Что до Абдул-Вахеда Ниязова, то созданный им блок де-факто прекратил свое существование еще в конце декабря 2003 года, когда от него отвернулись все узнаваемые политики. Тем не менее один мусульманский депутат все-таки смог пройти в Госдуму IV созыва. Им оказался бывший активист ИПВ и близкий сподвижник Мукаддаса Бибарсова Шамиль Султанов, получивший проходное место в списках блока «Родина». Впрочем, сам этот блок никакой симпатии у мусульманских лидеров не вызывал и периодически подвергался критике за ксенофобские и националистические выступления. В будущем, по всей видимости, роль исламских партий в истории российской уммы заметно снизиться. События последних пятнадцати лет наглядно показали, что вреда от них значительно больше, чем пользы, что, впрочем, справедливо и для других религиозно ориентированных политических структур.