25

Гонорих устроился возле костра. Слабость все еще одолевает его. В боку ноет. Он невольно провел рукой по тряпичной перевязке. Лицо сморщилось, боль сильно кольнула, рука герула поспешно отдернулась.

Рядом сидят соплеменники. О чем-то беседуют. Но слова их Гонорих не слушал. Он по привычке проводил большим пальцем по остро отточенному топору, будто проверяя, не затупился ли. Время от времени отрывает взгляд от блестящего в отблесках пламени костра металла и бросает взгляд на округу.

Стан герулов представляет собой огромный лагерь. Однако он вовсе не был похож на степняцкие поселения. Этот – настоящий град. Но все дома – в один поверх. Даже княжеский. Различия в знатности лишь в качестве исполнения. Даже издали можно приметить: герулы очень тесно связаны с русами. Хотя бы потому, что корень у них один. Все они славяне и пращур у них один – все они дети Богумила.

Однако отличия есть – нет вычурности антов, массивности карпенцев, возвышенности и легкости русколан. Все строго. В каждом бревнышке, в каждом изгибе все говорит – здесь княжат строгость и практичность. Да, собственно, так и жили герулы – никаких излишеств. Иные говорят, что это из-за их воинственности, другие – из-за того, что давно собственной земли не имеют и за десятилетия привыкли передвигать свои города с места на место. Правы и те и другие.

Гуляй-град – так называли они свои городища.

Гонорих тяжело вздохнул, повернулся к соплеменникам, взгляд пробежался по их лицам, те продолжают что-то обсуждать, пламя костра бросает на них свет.

– Все же не следовало так сильно пинать этих слизняков гуннов, – услышал густой бас Гонорих. Он оторвал взор от панорамы родного гуляй-града и посмотрел на соплеменника в волчьей душегрейке. – Они ж как дети: их бить – себя не уважать.

Герул в волчовке сплюнул раздраженно в костер. Остальные закивали, явно согласны с заключением соплеменника.

Гонорих, все еще ослабевший после схватки с гуннами – лицо в отблесках пламени казалось пожелтевшим, исхудало, единственный глаз запал, – недовольно заерзал, брови сомкнулись у переносицы, что лишний раз подчеркнуло его и без того воинственный вид.

– А что, прикажешь, нужно было сделать с ними? – ответил герул. – Предупреждал окаянных, а они ни в какую… ну малость наподдал, так, больше для острастки.

Один из герулов коротко хохотнул, другой поперхнулся от смеха.

– Малость наподдал, – передразнил Гонориха соплеменник. – Да там все стены залиты кровищей! Трупов – гора. И ступить некуда.

– Ну а что? – ответил со зловещей улыбкой другой герул, с шумом проглотил еще горячий кусок мяса, дует на пальцы. – Самая лучшая острастка – не оставлять в живых. Умишки-то у них – как говна у комара – могут и не понять предупреждения на рожон не лезть.

Все разом расхохотались. Даже Гонорих не удержался, но тут же лицо исказилось болезненной гримасой, рука прижимается к перевязанному боку, на ткани быстро разрастается свежее кровавое пятно.

Вожак герулов – тот, что в волчьей душегрейке, – внимательным взором прошелся по скорчившемуся от боли лицу Гонориху. Все давно уже привыкли, что их предводитель как простой воин делит с ними еду и кров. Впрочем, и сам он хоть и молод, но ратником слыл умелым.

– Вижу, урок, преподнесенный степным шакалам, и для тебя даром не прошел.

– Пустяки, ты ж знаешь, на мне – как на собаке. К утру все затянется. – Он поглаживает рану, нанесенную гуннским клинком, морщится. – Ну, может быть, и не к утру, но скоро буду вновь как и раньше.

– Да, да, друже наш боевой, верю, что так и будет, – лязгнул смехом вожак-герул, рука по-дружески хлопнула по плечу. Герул зашипел и дернул плечом, боль сотнями игл прошлась по телу. – Ладно, что там дальше случилось, после встречи с гуннами возле поселения русов?

Гонорих раздраженно рыкнул, отвернулся, вновь взгляд заскользил по гуляй-граду. Перед глазами начали всплывать картины недавних событий. Неудачный набег на поселение ненавистных антов, побег, стычка с гуннами. Внезапно Гонорих ощутил подкатывающую к горлу тошноту. Он задержал дыхание, внимательно прислушался к своему телу – оно хоть и ослабело, но чувствует в себе прежнюю мощь. Это был… укол совести! Ну дела, подумал удивленно про себя герул, с чего бы это? И ответ тут же пришел на ум.

– Нечто мы разбойники какие?

Все разом замолчали, глаза тут же уставились на Гонориха. Наступила тишина, оглушительно заорали лягушки. Все замерли. Герул обвел всех пристальным взглядом. Он ли это говорит, сам себя спросил Гонорих, потом нахмурился, произнес грозно:

– Воины – да! Но не разбойничья ватага! Я привык правду в ратном деле искать и верх одерживать в открытом бою, а не плести интриг, аки бабье… – он раздраженно сплюнул в костер, тот отозвался грозным шипением. Соплеменники все так же смотрели на него, не отрывая взгляда, и молчали. У Гонориха желваки заходили ходуном. – Мне противно, что мы, гордый народ герулов, ищем союза с этими свиньями, что именуют себя детьми Степи!

– Ах вот ты о чем… – выдохнул с облегчением герул в шерстяной душегрейке. – Союз с гуннами… Хм, ну, это ты лишку загнул. Мы не ищем союза с этими выродками. Просто… так проще вернуть наши земли у русов, которые по праву принадлежат нам! Так получилось – мы сейчас в открытом бою не победим русов. Слабы мы пока еще. Или уже – неважно. Другое дело – гунны. Их больше. Намного больше, чем русов. К тому же они тоже воины, как бы мы их ни ненавидели, но это так. И зуб имеют на этих пахарей не меньше нашего. Вот мы и используем их. И вопрос – разбойники ли мы? – весьма странен. Тем более из твоих уст, Гонорих.

– Я бивал русов не раз и не два! И всякий раз одерживал верх… – Гонорих вдруг отвернулся. – Ну, почти всегда. – Он услышал, как кто-то ухмыльнулся, и резко повернулся, глаза острыми копьями уставились на вожака. – Но то были честные поединки.

– Честные… Много ли чести сегодня сидеть под открытым небом в окружении дрянных разваливающихся повозок и гнилых шатров вместо нормальных кромов и изб? – отозвался герульский вождь, в голосе послышался металл. – Мощь русов растет день ото дня! Они торгуют, заключают все новые союзы. И воины у них – не хуже нашего. Кому как не тебе это знать, Гонорих, сын Гатара. Ты вон посмотри на этого бугая, – вожак-герул в звериной безрукавке ткнул пальцем в сторону Боряты, тот уже пришел в себя и заинтересованно смотрел в сторону герулов. – Хех, уже очнулся. Гм, а думал, что после моих сапог он не придет в себя до самой Оливии. Живучие, гады…

Вожак в безрукавке смахнул с глиняной тарелки остатки вечерней трапезы, зло оскалился:

– На, рус, подкрепись, что боги послали. А то исхудаешь – за бесценок придется сдать.

Куски жилистого мяса, ошметки каши и какая-то зелень противной кучкой бухнулась у самых ног Боряты. Рус нахмурился. Недалеко от него зашевелился куст, через мгновение показался второй – рыжеволосый венед. Мгновенно схватил мясной кусок и отправил его в рот. Но тут же лицо его встретилось с твердой землей – белоголовый ант наградил его такой оплеухой, что рыжеволосый, выронив кус, покатился в сторону.

Герулы взорвались хохотом. Гонорих невольно поморщился – каждое движение отдается болью.

Белоголовый пленный рус вновь вперил в герулов взгляд, полный ненависти, подобрал кусок мяса и со всей дури бросил в хохочущих славян. Мясо со свистом пронеслось мимо вожака – тот вовремя увернулся.

– Смотри-ка, еще и гордые, – довольно произнес герульский вожак, повернулся к Гонориху, лицо вмиг стало серьезным. – Теперь ты видишь, что русы от своего никогда не отступят. Посмотри, посмотри… Даже этот вшивый пахарь держится достойнее любого ромейского царька!

– Мало того, что не отступят, так еще и вперед бросятся наперевес с жалким дрекольем, как давеча возле амбара, – произнес один из герулов, глаза с жадностью сверлят Йошта и Боряту. – Подумать только! С виду оборванцы, а такой бой учинили!

– И не говори… Бились эти сучьи дети знатно… Вон тот, рыжеволосый, вообще один против нас бросился. Такого и кончить было жалко…

– Ага, а вон тот белоголовый бугай одного нашего укокошил, – отозвался еще один герул, рот набит горячим мясом, но крепкие зубы продолжают рвать жареную плоть. – Или двоих? Хех, представляю, как бьются настоящие воины русов, если вот такие юнцы грызутся как волки…

– Они всегда были достойными противниками, – произнес Гонорих, глаза виновато опустил. – Иногда и вовсе не уразумею – почему воюем, вместе не живем? Земли-то вон сколько, всем хватит. Так нет!.. Мигом за топоры – и пошла сеча!..

Все внимательно уставились на Гонориха, шутка ли – такие речи – и вдруг от Гонориха. Видно, и вправду досталось ему крепко в той схватке с русами в амбаре.

– От тебя ли это я слышу, Гонорих, сын Гатара? – раздался из темноты мягкий, чуть скрипучий голос. Герулы обернулись на голос, потом все разом почтительно склонили головы, кто-то отступил на шаг.

К костру вышел высокий худой мужчина. Гонорих провел по нему взглядом. Лицо волевое, немного худоватое, хищный орлиный нос, на виске едва заметный шрам. Длинные с сединой волосы аккуратно подобраны в узел на затылке, с висков свисают несколько тонких косичек, в них причудливым узором вплетены разноцветные ленточки.

Глаза старца вопрошающе уперлись в Гонориха:

– Ты ли это глаголешь?

Гонорих спешно отводит глаза, отблеск костра пляшет в его зрачках.

– Но мне противно… – через силу проговорил герул. – Нет, даже стыдно перед богами, что я на это иду.

Волхв холодно улыбнулся. Шагнул ближе к герулам, те с готовностью поднялись. Пара фигур скрылись в темноте. Несколько пар рук волочат деревянную чурку, заботливо накрытую медвежьей шкурой, на ней виднеются несколько протертых проплешин. Но старец садиться не спешил. Он замер прямо перед Гонорихом, глаза пиками вонзились в тело раненого герула, молотками побежали по рукам, груди, шее. Гонорих отвел взгляд, поежился, дернул плечом.

Старец вновь улыбнулся, повеяло холодком. Его тело медленно опустилось на медвежью шерсть.

– Ты слаб еще телом, Гонорих, а Морок не дремлет никогда! – волхв многозначительно поднял вверх палец. – От ран помутнел твой разум. Вот и не ведаешь, что из уст твоих рвется.

– При чем тут Морок? – недовольно бросил Гонорих и отвернулся, взгляд постарался в темноте нащупать точку, куда мог бы прицепиться.

– Покой!.. – мягкий, но властный голос жреца древнего культа Табити заставил мгновенно повернуться к нему Гонориха. – Покой тебе нужен, – продолжил с улыбкой старец, однако глаза остались серьезными. Гонорих сказал бы, что даже недружелюбный в тот момент был взгляд у Верховного жреца. – Тебе честь великая выпала – стать больше чем просто воином. Великое испытание – если хочешь. И у тебя получилось.

– А что у меня получилось? Потерпеть поражение и получить по башке?!

– Привлечь на нашу сторону гуннов, гореть им тысячу раз в Пекле! – бросил герульский волхв и медленно наклонился к Гонориху. – Твой набег с гуннами на антское поселение заранее был обречен на провал. Но ты сделал главное.

Гонорих со сдвинутыми на переносице бровями сидел и, все еще ничего не понимая, буровил взглядом то одного, то другого. Тошнота вновь стала подкатывать к горлу.

– То есть как это – заранее обречено на провал?

Герул в волчьей душегрейке коротко хохотнул. Улыбнулся и жрец.

– То и значит, Гонорих, сын Гатара. Мы не единожды искали повода стравить русов и гуннов между собой, подстраивали стычки, провоцировали… Но дальше мелких стычек дело не шло. И вот наконец представился случай – кто-то крепко покалечил младшего сына хана. Вскоре несколько сотен этого степного отродья, ведомые их лучшими воинами и тобой, Гонорих, нападают на поселение русов! Ну не успех ли?

– Там ведь засада была… – растерянно произнес все еще ничего не понимающий Гонорих. – Нас разбили, мы ушли лесами…

– Да, кто-то дал знать русам о нападении, и они были готовы… – соглашается волхв герулов. Лицо его на мгновение сделалось задумчивым, но вскоре уголки губ вновь растянулись в улыбке. – Но так даже лучше получилось! Только представь: там, в перелеске, сгинули советник и старший сын, сиречь один из наследников гуннского хана! Это может значить только одно – теперь они кровные враги друг дружке…

Волхв замолчал, и в округе тут же нависла тишина. Гонорих сидит у костра, рот широко раскрыт от удивления. Он хочет что-то сказать, но слова застревают в горле. На его голову огромным молотом обрушилась догадка истинной причины того чудовищного разгрома в лесу. На лице вспыхнули крупные красные пятна, губы побелели.

Йошт в кустах боится даже дышать – жадно ловит слова герулов. Слышны лишь обрывки фраз, однако и этого достаточно, чтобы понять – герулы и гунны в заговоре против русов! При этом мерзкие герулы умудрились подтолкнуть степняков на бойню с мирными племенами Русколани. Вот же погань! – со злостью подумал Йошт. Венед повернулся к Боряте, из груди вырвался вздох – друг по-прежнему уставился куда-то в чернеющее жерло степной ночи.

– …И все это была моя задумка, – с хвастливой улыбкой произнес герульский вожак. Но в это же мгновение довольное лицо вдруг стало каменным: Гонорих вскочил с места как ужаленный – глаза жутко вытаращены, налились кровью и в отблеске пламени казались звериными, кулаки Гонориха с хрустом сжались до побелевших костей, желваки на скулах чудовищно вздулись. Его затрясло.

Волхв даже не шелохнулся, глаза излучают спокойствие и безмятежность. Он загадочно улыбнулся, произнес мягко, но в голосе скользнули властные нотки:

– Ты и в правду ослаб разумом, Гонорих, сын Гатара. Тебе нужно сесть и успокоиться.

Грудь Гонориха все еще часто вздымается, однако на лице больше нет той ярости. Он громко выдохнул, что-то пробурчал и бухнулся на свое место. Лицо герула сморщилось, будто съел лимон целиком, бок отозвался болью, на перевязи проступила свежая кровь.

– Я же сказал – тебе покой нужен, – по-отечески произнес старец. Он немного помедлил, глаза внимательно наблюдают, как в раненом Гонорихе тонет вспыхнувшая ярость. Волхв дернул уголками губ и продолжил:

– По правде говоря, мы намеренно тебе ничего не сказали. Почему? Помнишь, что наши пращуры говаривали: «Тот, кто взял в руки меч и засомневался перед ворогом, – уже мертв!» Я хорошо знаю тебя, Гонорих, сын Гатара, – ты бы на это не пошел. А нужен был именно ты, другой бы не смог выжить там, в лесах. И все провалил бы. А ты молодец, справился. И благодаря тебе теперь гунны на нашей стороне.

Гонорих отвернулся от огня, глаза впились в ночь. Сквозь нависшую темноту едва проглядываются фигурки людей, они деловито прохаживаются вдоль поставленных поперек повозок, накрытых темно-зеленой рогожей, заглядывают внутрь, следят, чтоб плотно стояли друг к дружке. В случае внезапной атаки они сдержат врага, дадут драгоценное время опомниться и дать отпор. Сразу за повозками ржут оставленные на ночной выпас кони. Где-то вдали забрехала загулявшая собака.

– Ты, быть может, сейчас не понимаешь, что ты сделал, – продолжает волхв. – Но будь уверен, Гонорих, теперь у нашего народа появилась не какая-то призрачная мечта о своих исконных землях. Теперь благодаря тебе у нас есть возможность забрать у русов, то, что по праву принадлежит нам – наши владения!

Нависла тишина, лишь слышно, как потрескивают дрова в костре, да мерное постукивание кузнечных молоточков.

– Зачем… – прервал молчание Гонорих. – Зачем так унизили меня… Это… Стыдно… Стыдно перед богами…

Волхв метнул на него недобрый взгляд. Герул тут же почувствовал слабость, сознание стало мутнеть, еще мгновение, и он рухнет прямо в костер. Гонорих сжал всю волю в кулак, ощущение реальности стало возвращаться.

– Наши боги дали нам возможность и право побеждать врага любым способом, – вдруг потяжелевшим голосом произнес волхв. – Да, возможно, этот – не самый лучший…

Старец промедлил, обвел всех пристальным взглядом, все покорно слушают его. Лишь Гонорих смотрит себе под ноги, что-то шепчет. Верховный жрец улыбнулся уголками губ.

– Не один десяток лет мы боролись с русами силой оружия, но добиться так ничего и не смогли, – продолжает герульский волхв, голос сделался стальным. – Они крепнут день ото дня! И дальше – будет только хуже. Новый князь в это лето взойдет на трон Русколани. Я увидел, кто он, и поверьте, кто сомневается еще, – он способен будет истребить наш народ на корню. Или подчинить, что вообще-то одно и то же для нас, гордых герулов.

Он не отрывает взгляда от Гонориха, тот продолжает молчать, в темноте казалось, что глаза его закрыты. Старец устало вздохнул.

– Я знавал лучшие времена нашего народа. А ты? – Волхв обратился к Гонориху, тот не шелохнулся. – Тогда мы и вправду селились рядышком – их весь, через речку наша весь. Дружить, правда, особо не дружили – сказывался наш взаимный воинственный характер. Врагов было у нас предостаточно – одних степных племен в округе было ни счесть!

– А почему тогда воевать друг с другом стали? Чего не поделили?

– Потом все изменилось – русы быстро расправились с бродячими степняками, стали подбираться к соседним оседлым племенам. Кто-то давал им бой, а кто-то переходил под власть их князя. Но мы не вмешивались, жили как умели… Пока русы не зачастили к нам.

Герульский волхв замолчал, окинул всех внимательным взглядом, отблески костра ломаными тенями пляшут по серьезным лицам. Один из герулов спросил немного растерянным голосом:

– Неужели они бросились забирать земли наши?

– Не сразу, конечно… сначала предложили объединиться, но мы до свободы ой какие охочие… В итоге повылазили из ножен мечи, полетели стрелы. Племя герулов дралось отчаянно, умело. Однако выросшая мощь русов сломила нас… Мы вынуждены были покинуть наши земли…

– Может… может, стоило всем погибнуть в бою? – промямлил один из герулов. – Ну, чтоб потом не страдать…

Волхв пронзительно глянул на него, рот растянул в улыбке, полной сарказма.

– Может, и надо было. Только вот детей и стариков куда бы ты дел? Бросил бы на убой? То-то же… Нам ничего другого не оставалось, как начать новую жизнь – без земли, без хлеба, без надежды на лучшее.

Волхв замер, глаза потупил в костер, языки пламени бегают в зрачках, лицо вмиг сделалось сильно постаревшим. Он тяжело вздохнул и продолжил упавшим голосом:

– Помню, как в одном поселении нашем все пухли с голоду. Даже воины не могли толком от слабости держать оружие, чего уже говорить про женщин и стариков. А дети… хорошо помню умирающих от холода и голода детей… Их лица, их маленькие бледные заплаканные личики… Они просят ослабевшими голосами, их едва различимые слова огромным молотом бьют в самое сердце: «Дядя, дай что-нибудь, спаси нас! Ты же волхв, умеешь творить волшебство!» Они, эти дети, навсегда врезались в мою память!.. Тогда я поклялся любой ценой – любой! – вернуть земли наших предков.

Волхв покосился на Гонориха, герул морщит лоб, двигает бровями, что-то бормочет себе под нос. Старец холодно улыбнулся и обратился к соплеменнику:

– Ты родился уже оторванным от нашей земли. Разве ты не хочешь жить на земле предков, Гонорих, сын Гатара?

Гонорих молчит, лишь смотрит исподлобья на жреца.

– Ты воин знатный, но ты многого не понимаешь… Да и, по правде говоря, тебе это не нужно понимать вовсе! У тебя другой Путь…

Наступила пронзительная тишина. Слышно, как где-то вдалеке орут лягушки, тихо ржут получившие свободу кони.

Жрец вновь тяжело вздохнул.

– Гонорих, не терзай себе душу – знаю, это сложно. Но верь мне. Нам верь. Так нужно… Кстати, что будем делать с этими степняками, что вы приволокли?

– А что с ними делать? Кончить – и вся недолга! – отозвался герульский вождь.

– Как?… Как кончить?! – недоуменно пролепетал Гонорих, брови мгновенно подлетели чуть ли не к макушке. – Они же… Я думал, они нам тут нужнее, потому и не убил тогда, в амбаре!

Волхв с вождем переглянулись, предводитель герулов прыснул смехом.

– Ты воин знатный, Гонорих, но глуп как ребенок… – спокойно произнес волхв. – Их нельзя в живых оставлять.

– Это еще почему?

– Как же ты не уразумеешь… Если этот Емшан и Вогул умрут, тогда гунны с двойной силой навалятся на русов. Ведь они охочи до скорой мести. Они будут мстить за смерть наследника гуннского хана.

– Но ведь он же… они ведь погибнут на самом деле не от рук русов!.. – не унимается Гонорих, он чувствует, как внутри все начинает закипать, руки сами собой начали сжиматься в кулаки. – Ведь на самом деле… я презираю этих степных шакалов, все это знают – но это… это ж неблагородный размен!

Волхв вздохнул и коротко бросил:

– Что ж, это будет небольшая жертва во славу нашей будущей победы…

Гонорих тяжело дышит, красные пятна проступили на его бледном лице, единственный глаз страшно выпучен. Вдруг он почувствовал, как внутри его что-то сломалось с треском, точно пересохшая ветка под тяжелым сапогом. Его взгляд пробежал по лицам герулов, потом переметнулся на выстроенные цепью повозки, чернеющие вдали низенькие дома, одинокие фигуры людей. Гонориху вдруг все показалось каким-то чужим… Он медленно поднялся, лицо перечеркнула гримаса боли – раненый бок еще саднит. Герул поморщился, но тут же лицо вновь сделалось каменным, непроницаемым.

– Не любо мне это… Все это не для меня! – громыхнул Гонорих.

Волхв и герульский вождь лишь молча смотрят на скрывающуюся в ночи его мощную фигуру. Вдруг Гонорих остановился, его глаза прошили каждого по очереди и лишь споткнулись о властный взгляд волхва. Гонорих воинственно сдвинул брови и бросил через плечо:

– А раненых гуннов надобно вернуть! Кончить немощных вчерашних друзей – не по совести это!