Книга: Ушкуйники Дмитрия Донского. Спецназ Древней Руси
Назад: Глава 1
Дальше: Глава 3

Глава 2

Зима – за морозы, а мужик – за праздники. Лихими тройками промчались по московским улицам святки. Отвеселились, отшумели, да и канули в Иордань на переметенной снегами Москве-реке.
Горский обе святочные недели провел дома. И совсем бы благостно и умиротворенно было на душе, размягченной безоглядным обожанием Дуни и теплым покоем родного жилища, да долила смутная тревога. Да и не у одного Петра была нынче та сердечная докука. Будто и веселье святочное с шумным ряжением и праздничным беспутством получилось натужным, через силу. В канун рождественского сочельника прошел по Москве горестный слух: занемог митрополит Алексий. И хоть ведомо было всем, что ветх деньми владыка, да не верилось все в неизбежный исход. Пусть не каждый мог бы складно объяснить, почему так дорог ему гаснущий святитель, но незримые духовные скрепы, коими всех – от нищего смерда до родовитого боярина – соединил Алексий в неведомую доселе общность – Святую Русь, неложно чуял в себе каждый.
Давно бы уж не быть на земле языку русскому, перетерли б его в труху безжалостные жернова Орды да Литвы, да не дала створиться тому злу непреклонная воля митрополита. И ни с какими ратными победами грядущих государей и воевод несоразмерен этот великий суровый труд, без коего и не бывать звонкой славе полей богатырских!
Бог творит, елико хочет, а человек – елико может. Великий князь, осунувшийся ликом за время смертельной болезни Алексия, не оставлял, однако же, замысла своего – поставить в митрополиты Митяя.
– И кто ми совершит твой чин? Под коим же пастырем аз и наставник будет ми? Что ли в любви место утешение себе створи? – сколь раз уже вопрошал Дмитрий, невольно переходя в покоях святителя на издревлий слог. С тоскою глядел он на истончившиеся лицо и персты Алексия, все более схожие со святыми мощами, понимая, что не о том и не так должен говорить у одра митрополита, что за суетою этою может не услышать самые важные, самые главные слова. Владыка, словно в душу глядя всепонимающими глазами, отвечал непреклонно:
– О многих мыслил я, ища восприемника, но от всех недоумевся. И от Митяя. Токмо Сергий возмог бы…
Князь перебивал, подавляя вспыхивающую гневную досаду:
– И я того хотел! Но старца того, яко же твердый адамант, к воле своей привести не смог.
– И я старцу многие изрек словеса от божественных писаний. Ан Сергий никако же преклонися.
– Дак тогда… – загорался князь.
– Погоди, Митя, не мельтеши!
Но опять и опять приступал к умирающему великий князь. Тот сопротивлялся, понимая, однако же, с тоскою, что придется согласиться с Дмитрием Ивановичем, ежели не случится только чуда и не возможет уговорить он Сергия хоть в последний након.
«Господи боже мой, из глубины сердечныя взываю, сладка надежа, нелжимое обетование, державное прибежище к тебе прибегающим, призри на сокрушение сердца моего милостивыми и кроткими очима, и не остави мя, и не отступи от мя, яви Сергия по зову моему!»
И Сергий пришел. В заиндевелом суконном куколе, с заиндевелою же бородою, молча принял благословение митрополита, и, еще допрежь вопроса прозрев суть его, отмолвил:
– Владыка святый! Аще не хощеши отгнать мою нищету, не приложи о сем глаголати к моей худости. Не восприяти мне архиерейства сан.
Серые кроткие глаза Сергия открыто встретили тоскливый мятущийся взор Алексия.
– Ухожу, не свершив главного, – устало прошептал митрополит.
– Сказано, ежели пшеничное зерно, пав на землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода, – возразил Сергий.
– Но сказано такоже: что есть человек и что польза его? – Алексий осилил подступившую слабость. – Что благо его и что зло его? Число дней человека – много, ежели сто лет: как капля воды из моря или крупинка песка, так малы лета его в дне вечности. Отверзите мне врата правды, и вшед в ня…
– А правда в том, – Сергий строго глянул в лицо митрополита, – что главное ты свершить сумел. Вемы, преже тебя, отче святителе, в нашей земли такого не бывало, иже бысть пастух не токмо своему стаду, но всей русской земли нашей учитель и наставник! Ведаю: надобен тебе восприемник, дабы духовною опорою князю стал. Не бегу от того. Токмо из Троицы, мыслю, слышнее будет слабый глас мой…
Двух дней не дожил Алексий до Святого Трифона. Но и сам Святой Трифон – великий врачеватель и целитель – не возмог бы продлить его земные дни, ибо не от болезни – от телесной ветхости умирал митрополит. Но в изношенней плоти крепко держался высокий дух. До последнего часу Алексий был в полном сознании. И когда в последний раз вошел к нему Дмитрий и, уже не прося ни о чем, молча встал у постели на колени, митрополит нашел силу поднять для благословения немощную руку и вымолвить:
– Аз не доволен благословити Митяя, но оже даст ему бог и святая Богородица и пресвященный патриарх и вселенский собор…
Невдолге после ухода князя прошептал еще:
– В руце твою, человеколюбче боже, предлагаю дух мой.
То были последние слова Алексия…
Назад: Глава 1
Дальше: Глава 3