СЛУЖЕНИЕ
1
В первые дни января 1263 года посольство великого князя Александра Невского прибыло в столицу Золотой Орды город Сарай. Путь был долгим, трудным. Когда вступили в монгольские пределы, столкнулись с пугающим и неизвестным доселе природным явлением – пылевыми бурями. Огромной силы ветер нес пыль и песок, затмив белый свет, заставив остановиться и конного, и пешего. Вслед за стеной пыли на путников обрушился мокрый снег, и все это при непрекращающемся леденящем душу ветре. Видавшие виды дружинники истово крестились и говорили:
– Неспроста это! Бусурманские боги не хотят нас пускать в свои пределы.
Наконец путь пройден. Впереди столица Орды, но и здесь не повезло: ханский чиновник, встретивший посольство за версту от столицы, сообщил, что великого хана Берке в Сарае нет. Он в своих дальних становищах за Ахтубой.
Но и это препятствие было преодолено.
Посольство разместилось в приготовленных двух больших шатрах, застланных кошмами, коврами, для князя было приготовлено ложе из множества одеял и подушек. В центре шатра стояла печь для обогрева, дым от которой выходил в отверстие в вершине шатра, а перед входом в шатры горели негаснущие костры, отгоняющие злых духов. С момента прихода в ханскую ставку посольство бралось на обеспечение Ордой: еда, вода, кумыс для людей, овес и сено для лошадей поставлялись ежедневно в одно и то же время в расчете на одну голову.
Потянулось, казалось, нескончаемое время ожидания. День за днем, неделя за неделей… Хан не спешил принять посольство: во-первых, в Орде все делалось не спеша, размеренно, и ожидание входило в ритуал приема; а во-вторых, хан Берке был сердит на подвластного правителя покоренных земель, не сумевшего удержать свой народ от бунта.
Князь Александр мог покидать шатер, прогуливаться по ставке, даже выезжать в степь, но в сопровождении одного из ханских чиновников.
Выехав из Руси в неспокойное время, князь, находясь в неведении, пребывал в тревоге и раздражении. Молитва не помогала, беседы с ближними боярами тоже. В конце февраля в его шатре появился гость – булгарский князь Роман Федорович. По тому, как он выглядел, было видно, что путь в Орде ему дался нелегко: щеки запали, под глазами пролегла чернота, если в последнюю встречу седина лишь посеребрила виски, то сегодня обсыпала и голову, и бороду, и усы.
Князь Александр был рад появлению Романа Федоровича. Он поспешил навстречу гостю, обнял его, усадил на подушки.
– Не чаял увидеть тебя, князь Роман, здесь. Вот уже, почитай, восемь седьмиц ни одного родного лица, все желтые да узкоглазые… Девок прислали развлечь, да и те все больше низкорослые, колченогие… Прогнал! Ты сам-то откуда? Случаем, не из Руси? – засыпал вопросами Романа Федоровича князь Александр. – Что во Владимире, Ростове?
– Из Булгарии я, но был и на Руси. Правда, токмо в Городце и Новграде Низовском.
– И что говорят? Что Русь?
– Затихла. Угомонился народ. Как баскаков татарских да откупщиков прогнали, так и успокоились.
– Слава Богу, – перекрестился князь Александр. – Я тут извелся думами: а ну вгорячах начнут татарам головы рубить! Тогда все! Хан Берке орду на Русь поведет!
– Чтобы хану повести войско на Русь, повода не надобно, – горестно усмехнулся Роман Федорович. – Ноне под ним тридцать туменов. С таким войском от моря до моря пройти можно. А на Русь он может и булгар направить. У Гази Бараджа в готовности к походу семь туменов стоят. Сможешь ты собрать подобное войско, чтобы противостоять булгарам?
Не зная, что ответить, Александр Ярославич спросил:
– А… может направить?
– Хан может все, никто ему не указ. Но я помогу тебе, князь Александр, сократить срок ожидания. Думаю, ты не с пустыми руками в Орду приехал? А как хан поступит с Русью, будет зависеть только от тебя. Позже я расскажу тебе, что хан любит и как с ним нужно вести разговор, – поднимаясь с подушек, сказал Роман Федорович. – Завтра ближе к вечеру я зайду к тебе, князь Александр Ярославич.
– А как же медку с дороги-то, не помешает… за встречу?
– Завтра и попотчуешь, князь, а ноне недосуг. Мне в Сарае побывать надобно. Так что прощай. Свидимся еще…
Но ни завтра, ни в последующие дни Роман Федорович не появился. Позже Александр узнал, что булгарский князь по приказу хана был взят под стражу и брошен в земляную яму в Сарае, а прибывшие с ним люди перебиты.
2
Только в конце марта 1263 года князь Александр Невский был допущен в шатер хана Берке.
На возвышении на троне, вырезанном из белой кости с позолотой, с вкраплениями драгоценных камней, восседал пятидесятишестилетний хан Берке. Большеголовый, скуластый, с оплывшим желтокожим лицом, явно оберегаемым от солнца и ветра, одетый в роскошные одежды, он глазами-щелочками разглядывал именитого князя. Про победы князя Александра он был наслышан и был крайне удивлен, как мог прославиться полководец, водивший меньше тумена.
Александр, в своем темно-красном княжеском плаще, заколотом на левом плече золотой фабулой в виде головы льва, темно-синем кафтане, подпоясанном поясом, отделанном алыми рубинами, и красной кожи сапогах, казался еще шире в плечах и выше ростом. Шапку, отделанную горностаем, он держал в руках. Опустив глаза долу, Александр Ярославич замер в ожидании.
Краем глаза князь увидел, что хан кивнул, и тут же перед ним появился придворный с золотым подносом, на котором стоял большой золотой кубок с арабской вязью по верхнему срезу. Сделав глоток, хан протянул кубок князю. За ханским троном, где стояли пятьдесят младших ханов и мурз, послышался ропот изумления. Русский князь был удостоен высшей чести: разделить вино с ханом.
Князь Александр с поклоном принял из рук хана кубок и опорожнил его содержимое одним большим глотком. Хан одобрительно кивнул.
– Говори, – разрешил Берке.
Назвав все титулы великого хана, князь Александр, не прибегая к услугам толмача, спокойным, без заискивания, тоном сказал на монгольском:
– За неразумное поведение твоих данников на Руси я поклонился подарками, что сложены у входа в твой шатер, великий хан. Если позволишь, то слуги внесут их.
Хан разрешающе кивнул, и вскоре у подножия трона выросла гора бочонков с серебром и золотом, шкатулок с драгоценными камнями, украшениями, купы пушнины, дорогой искусно изготовленной посуды, оружия, украшенная золотыми бляшками конская упряжь, в клетках – охотничьи соколы. Последними вошли два дюжих воина, втащивших посаженного на железный ошейник бурого медведя и удерживаемого цепями.
Подарки хану понравились.
– Чего просишь? – спросил он, уже благосклонно взирая на русского князя.
Князь еще раз поклонился и своим громоподобным голосом начал:
– Я знаю, что любая война требует много воинов и немало денег. У такого великого полководца, как ты, великий хан, много воинов. Что тебе русские мужики, которые умеют только землю пахать да горшки глиняные лепить… Они не умеют воевать. Если бы они умели это делать, то хан Бату не покорил бы Руси. Твои воины обучены, они сильны, отважны и без труда одолеют иль-хана Хулагу. Русские же мужики пусть работают. Они будут хорошо работать, даже лучше, чем сейчас, и «выход» Руси будет больше, намного больше, – заверил князь.
Хан понял уловку князя, оценил ее и, усмехнувшись, сказал:
– Ты умен и хитер, урусский князь. Я подумаю над твоими словами и решу. Иди. Я позову тебя.
Через несколько дней хан Берке пригласил князя Александра к себе и уже без многочисленной свиты удостоил длительной беседы. Начал ее совершенно неожиданным для князя Александра вопросом:
– Как ты думаешь, князь Александр, почему император Михаил ищет родства в Орде? Свою дочь Евфросинью он выдал замуж за хана Ногая – подвластного мне младшего хана. Неужто в Европе нет достойного рода, чтобы не зазорно было породниться императору?
– В Европе много богатых и достойных правителей. Но никейский император Михаил VIII Палеолог завладел Константинополем. Он ищет союзников против латинян, а следовательно, его интересуют православная Русь и Орда, где тоже православие пробивает себе дорогу.
– Да, я разрешил строить церкви в своих пределах и крестить тех, кто пожелает. Православие проповедует смирение, а мне нужны смирные народы. Оно провозглашает власть от Бога, то есть боги решают, кому сесть на трон, и это меня устраивает. Ты ведь знаешь, я не беру налог с ваших попов…
– Да, великий хан. И я благодарен тебе за это, вся Русь благодарна. Но надо идти дальше. Ноне Золотая Орда вступила в союз с Сирией и Египтом против хана Хулагу, и это дает возможность организовать торговый путь из Руси и Сарая через Константинополь в Египет, а из Египта, морским путем следуя, можно торговать со всем Средиземноморьем.
Хан Берке призадумался.
– Вон ты куда повернул, урусский князь. А скажи, как торговать мне с тобой, моим данником? Я могу взять и так что захочу, – усмехнулся хан.
– Так-то оно так, – согласился князь Александр. – Только любое государство, воюя, и тебе это известно, великий хан, беднеет, торгуя же – богатеет…
– Любое, но не мое, – прервал князя хан Берке. – Мои воины из похода ведут толпы пленниц и пленников, возы, нагруженные добром, гонят скот без счета!
– Да, но это все богатство оказывается в руках скупщиков, купцов и утекает в Каракорум, Хорезм, Бейпин… А надо, чтобы были свои купцы, монгольские, тогда и добро будет оставаться в Орде, а купцы будут торговать с Египтом, Сирией, Европой, Русью…
Хан опять надолго замолчал, задумался. Через какое-то время поманил князя Александра пальцем и, когда тот приблизился, тихо сказал:
– Торговля – это хорошо. Торговать надо, но не с Европой. Европу я и так возьму… и разорю. Не с кем в Европе торговать будет.
Хану нравилось беседовать с умным и знающим человеком, и он оставил князя Александра при себе.
Прошло полгода.
Хан Берке не вернулся на лето в Сарай, а блуждал со своей ставкой вдоль Ахтубы. Как-то августовским ранним утром в шатер князя Александра заглянул ханский вельможа Улук. Хорошо зная русскую речь, он частенько являлся посланцем хана к русскому князю. На этот раз Улук был нетерпелив и настойчив. Когда разбуженный по его требованию князь вышел из занавешенной коврами ложницы, вельможа не терпящим отказа тоном приказал:
– Великий хан зовет тебя. Сядь на коня и следуй за мной. Не медли, – подчеркнул Улук. – Хан не любит ждать!
Александр это знал, а также за эти полгода он не раз видел, каков хан Берке в гневе. И потому, быстро одевшись, князь отправился за Улуком. Вскоре они уже догоняли кавалькаду всадников. Но что немало удивило Александра: хан был без своих многочисленных родственников, младших ханов и эмиров, всегда сопровождавших его в любой поездке. Только охрана следовала с ним.
Поманив князя пальцем, хан спросил:
– Ты много городов построил?
Услышать подобный вопрос для Александра было большой неожиданностью и вызвало даже некоторое недоумение.
– Города заложить не привелось, а вот крепостицы, бывало, строил.
– Крепостицы… – рассмеялся хан. – Крепостицы у меня темники ставят. А вот город… Ты бывал в Каракоруме?
– Приходилось, – склонил голову князь.
– А в Сарае?
– Конечно же, великий хан.
– А как называется Сарай?
– Сарай-Бату…
– Вот то-то и оно! Бату! Бату его строил. И я воздвиг столицу – Сарай-Берке! В ней уже сейчас проживает семьдесят тысяч человек, а будет больше. Это будет самый большой и красивый город в моем государстве!
– Прости, великий хан, но я не знал о Сарай-Берке…
Хан рассмеялся.
– Ты видишь, как обширны мои земли. Целый город затерялся в них… и не один. Ты слышал о таком городе, как Ас-Тархан?
– Да, великий хан. Он стоит на правом берегу Волги. Это город купцов и ремесленников. Но я не посещал его. Торопился к тебе, великий хан Синего и Чистого Неба.
Хан снова рассмеялся.
– Я умею не только разрушать, но и строить. И доказательством тому служит мой город, моя столица – Сарай-Джедид! После полудня ты увидишь ее. – Стегнув своего иноходца плетью, хан Берке устремился встреч восходящему солнцу.
Ближе к полудню стали встречаться усадьбы знати за высокими глинобитными заборами, утопающими в садах, где сквозь изумрудную зелень с трудом просматривались дворцы из камня и кирпича.
Видя недоумение на лице князя Александра, хан пояснил:
– Это городища моих полководцев, младших ханов и моих родственников. Они ходили походом и на север, и на юг. Многое видели… Они уже не хотят жить в юртах и шатрах, под ветром и солнцем, среди степи, табунов лошадей и скота. Кроме виденных тобой городищ, мои полководцы имеют и дома в Сарае.
– Прости, великий хан, за мой вопрос, но не могу не спросить: почему ты живешь в шатре, а не в таком вот городище – среди роскоши и богатства, среди садов…
Хан усмехнулся и, возвысив голос, сказал:
– Я – монгол. И живу я так, как жили мои предки! Но в Сарай-Джедиде у меня есть дворец, и он лучше, чем в Сарай-Бату. Его возводили арабы, а они умеют строить, – не без гордости изрек хан.
Александр даже не заметил, как, обогнув одно из городищ, всадники въехали в город. Стен не было. Они только возводились, но прямая широкая улица убегала вдаль.
Дома, построенные из камня и кирпича, смыкались, образуя ломаную линию этажей, по фронту же они составляли прямую линию. Многие из домов были отделаны изразцами голубого и розового цвета.
С правой стороны потянулись дома с арочными ходами, за которыми просматривались большие дворы.
– Это мои мастерские, – повел рукой хан Берке. – Умелые работники: свободные и рабы делают все, что необходимо двору и моему дворцу. Ты, князь Александр, его еще увидишь.
– А это что? – удивленно воскликнул Александр, увидев огромную площадь, состоящую из вытянувшихся более чем на версту легких навесов и каменных открытых галерей, заполненных гомонящим народом.
– Это рынок Сарай-Джедида. Ты, князь, только говорил о торговле с Европой и Египтом, а у меня весь мир здесь: русские и булгарские купцы торгуют хлебом, кожами, шерстью, пушниной; из-за холодного моря везут солнечный камень [14] , клыки морских чудищ [15] , из Европы, Египта и Сирии – вино, стекло, оружие; из Китая – шелк, хлопок; из Аравии – пряности. Базаров в моей новой столице шесть, а будет еще больше.
Всадники выехали на огромную площадь.
– А это мой дворец! Смотри, разве он не похож на степного орла? – воскликнул хан Берке.
Александр оторопел: в центре площади стояло большое высокое здание, украшенное колоннадой, от которого справа и слева, словно крылья птицы, дугами расходились арочные сооружения – легкие, изящные, словно воздушные.
– Доводилось ли тебе нечто подобное видеть? – впился взглядом хан Берке.
– Нет, великий хан. Это чудо! – восхищенно воскликнул князь Александр.
– Строили арабы, а украшали египтяне, сирийцы и генуэзцы… Многие народы вложили в эти стены свое умение.
– Я не понимаю тебя, великий хан. Иметь такое чудо и жить в походном шатре…
Берке рассмеялся.
– Тебе не дано меня понять, князь. Ты заперт в стенах своего города, я же вольно живу в степи. А Сарай-Джедид для меня – что пирамиды для фараонов Египта. Я бывал в Долине мертвых и видел эти странные каменные горы. Каменные глыбы – это память о жизни и деяниях фараонов. Их нет, а память жива. Мой город – это моя пирамида. Мой дворец – вершина пирамиды. Во дворце столько золота и серебра, сколько тебе никогда не приходилось видеть. В нем много красивых залов, фонтанов, дворов… Вода подается по трубам, и не только во дворец, но и в город, а согреваются стены горячим воздухом, что течет по пустотам внутри стен. Я буду в столице пять дней. Ты еще многое увидишь, князь Александр, в моем дворце и моем городе.
Через пять дней хан Берке и его сопровождение покинули столицу. В свите находился и князь Александр Невский.
– Я хочу, чтобы ты, князь Александр, посмотрел мои города Бельджиман и Укек. Они не столь велики, как Сарай-Джедид, но такой красоты минаретов и бань нет даже в Хорезме.
– Великий хан, прости мне мою настойчивость… Отпусти меня на Русь. Я знаю, твои города хороши. Они богаты и многолюдны. Но на Руси свои города, и они мне дороги. Меня ждет семья, мой народ.
Хан недовольно посмотрел на князя и отрывисто бросил:
– Вернемся в ставку, решу!
Через десять дней ханский вельможа Улук сообщил князю, чтобы тот готовился к отъезду.
– Хан отпускает тебя в отчину. Завтра хан Берке дает пир в твою честь. Не забудь о прощальном подарке, – напомнил вельможа.
Пир как пир, которых было немало за время, проведенное в Орде. Столик князя Александра был поставлен напротив столика хана Берке.
– Отпускаю тебя, князь Александр, хотя и не след, – покачал головой Берке. – Ты долго жил рядом со мной, многое видел, слышал, многое знаешь… Но ты мне друг.
На слова хана Александр привстал и, приложив руку к сердцу, склонил голову.
– Я узнал тебя и полюбил. Много правителей в моем улусе, преданных мне и моей воле. Но ты умен, и преданность твоя не на страхе стоит. Ты видел моих воинов и знаешь, что им противостоять может только глупый и упертый человек.
Хан поднял кубок с вином.
– Тебя, князь Александр, многие знают как победителя северных народов, железных воинов с крестами на плащах. Я пью за тебя, чтобы твоя слава и твои дела впредь свершались на благо улуса Джучи.
Опорожнив кубок, хан как бы походя произнес:
– Что же до воинов с твоих земель, то я не возьму их в поход. Воинов у меня вдосталь, но им нужен хлеб, лошади, оружие… и ты дашь их мне!
Александр встал во весь свой богатырский рост.
– Великий хан Синего и Чистого Неба, я благодарен тебе за доброе ко мне отношение и к моему народу. Будь для нас отцом, а мы, как кровь от крови, плоть от плоти, будем тебя любить и служить тебе. В знак верности и преданности прими от меня подарок.
Князь подал знак, и в шатер два боярина внесли золотой поднос, на котором стояла чаша изумительной работы.
– Этому сосуду много лет. Она из государства, стоящего на теплых морях. Ее владелец – спартанский царь Леонид, который, не убоясь персидского войска в тысячу туменов, выступил против этого огромного войска с тремя сотнями воинов.
– Это безумие! – вырвалось у кого-то из родственников хана.
– Нет, это бесстрашие и безумная храбрость. Три сотни воинов ценой своей жизни сдерживали натиск огромного войска в течение многих дней.
Хан поднял чашу с подноса.
– Хороша и вместительна. Видно, спартанский царь знал толк в вине и выпить мог много. Я тоже хочу подарить тебе, князь Александр, чашу. Она поменьше и не так много драгоценных камней украшают ее. Но из нее пил кумыс Чингисхан, а его слава затмит любого. Я знаю, что, живя в Орде, ты так и не понял вкуса напитка степей, потому в чаше вино. Я дарю тебе ее, и пусть она напоминает и тебе, и твоим детям, и твоим внукам о величии чингизидов, об их непобедимости.
Александр с поклоном принял золотую чашу.
– Я желаю тебе, великий хан, только побед. Я благодарен за время, что уделял ты мне, за твою благосклонность и ко мне, и к моему народу.
Александр выпил содержимое чаши до капли.
Пир продолжался до утра.
Несмотря на то что великий князь почувствовал тошноту и недомогание, он отдал приказ отправиться в путь.
3
Князю Александру становилось все хуже и хуже. Он ничего не ел, только пил можжевеловый или клюквенный квас, травяные настои, что готовил лекарь, но питье почти не приносило облегчения. Внутренний жар истощал силы. Князь торопил воинов, бояр, спешил в русские земли, надеясь, что родная земля-матушка придаст сил и исцелит.
Вот уж и Городец скоро, а значит, земля Владимиро-Суздальского княжества. И это уже совсем рядом с домом.
Александр лежал на медвежьих шкурах в возке и, глядя в насупленное октябрьское небо, размышлял. Он не сомневался, что хан Берке с прощальной чашей преподнес отраву и что жить ему осталось немного, но надежда малой толикой теплилась в душе: а вдруг!
«Рано еще уходить в мир иной. На земле Володимирской не все улажено и дел множество. Зыбок мир и на востоке, и на юге, и на западе. Немцы и литвины выжидают – лишь только качнется Русь, и они, как голодные псы, набросятся на родные пределы. Булгары вроде и оказывают дружелюбие, но в любой момент могут обрушиться туменами на русские земли. И татары… Берке, несмотря на оказанную мне честь, решил поставить на Руси нового князя. Кого? Андрея? Ярослава? А может, кого из Васильковичей? Знакомы они хану. Жаль, сыновья еще малы: что Димитрий, что Андрей. Есть Василий… Но хан ему ярлыка не даст, скорее, лишит головы. На кого Русь оставлю?» – мучился вопросами князь, обреченно взирая на угасающие краски осени.
В начале ноября княжеский обоз подошел к Городцу-Радилову. Встречали великого князя воевода городецкий Андрей Романович и игумен Федоровского монастыря Пафнутий. Благословив князя прямо в возке, он не терпящим возражения тоном приказал княжеским гридям:
– Несите князя в монастырь. Не след ему в такой слабости перед народом представать. Молва, она легка… Вмиг по Руси разлетится. А негоже христиан последней радости и надежды лишать. Чего встали дубьем? – прикрикнул он на гридей. – Несите князя!
Александр не возражал.
Его внесли в игуменский покой, уложили на ложе, укрыли медвежьей шкурой.
– Не чаял, что доеду до родимых пределов, – облегченно выдохнул великий князь. – Сподобил Господь на родной земле смерть принять.
– Эко ты, князь, заговорил как… Рано еще о смерти помышлять. Среди монастырской братии есть искусный лекарь, будет на то Господня воля, вмиг тебя на ноги поставит, – уверенно произнес игумен Пафнутий. – Сейчас братья-монахи обмоют тело твое горячей водицей, переоденут. Брат Алексий настой из трав готовит, выпьешь и… полегчает. Поговорим же завтра.
Выпив лечебный настой, Александр забылся сном. Спал недолго, но крепко. Проснулся же от жестокой боли в животе: словно мечом раскаленным переворошили внутренности. Вскрикнув, он размежил веки.
У постели князя стоял Пафнутий и еще один монах – худощавый, с пронзительным взором холодных глаз. Наклонившись к немощному, он размеренно произнес:
– Пока ты почивал, князь Александр, я осмотрел твое тело: не смею лукавить – осталось тебе немного… Лекарства уже не помогут.
– Когда? – с трудом размежил запекшиеся губы князь.
– Скоро уже.
– Позовите городецкого воеводу, слово к нему.
Когда в покои вошел Андрей Романович, великий князь распорядился:
– Выйдите все. Позову после.
Дверь затворилась за последним, и Александр тихо произнес:
– Знаю, ты брат мне. Прости, что супротив тебя замыслил нехорошее…
– Бог простит…
– Погоди, – остановил Андрея великий князь. – Не о тебе речь. В Орде я виделся с Романом Федоровичем. Перед отъездом узнал, что по приказу хана Берке он взят в железа и томится в земляной тюрьме. За что взят, того не ведаю. Теперь же иди. Позови игумена. Хочу принять схиму.
Андрей поклонился поясно и, не сказав ни слова, вышел из покоев.
Обряд пострижения прошел споро. На Александра возложили клобук [16] и переодели в иноческую одежду. Со словами: «Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа! Аминь!» перестал существовать великий князь Александр Ярославич Невский, а появился в миру монах Алексий.
Под утро 14 ноября 1263 года сердце сорокатрехлетнего князя-полководца-политика-монаха перестало биться. Это случилось в день памяти святого апостола Филиппа Аравийского.
4
Когда прибыл из Городца во Владимир скоротеча [17] со скорбной вестью, митрополит Киевский и Владимирский Кирилл служил обедню в Успенском соборе. Приняв весть от гонца, он вышел к народу. С паперти собора Кирилл провозгласил:
– Чада мои! Разумейте, яко уже заиде солнце земли Суздальской. Уже не живет оный князь в земле Суздальской! Преставился князь Александр, надежа наша, заступник всей земли Русской и Православной церкви!
В декабре стояли крепкие морозы, но владимирцы вышли встречать тело своего князя к Боголюбову. Митрополит Кирилл со всем причтом [18] церковным, с кадильницами и горящими свечами встречал траурный поезд у Спасского Златовратского монастыря. Когда показался княжеский обоз, поднялся душераздирающий вой, словно каждый из пришедших потерял самого близкого человека.
– Уже погибли! – кричали владимирцы.
– Закатилось солнце красное! Во тьме живем!
По живому коридору от Боголюбова до Владимира следовал гроб с телом князя, и каждый стоявший у дороги норовил дотронуться если не до гроба, то хотя бы до саней, на которых он стоял: проститься с князем, коснуться его благодати, принять на себя чуточку его святости…
23 ноября во Владимире в храме Рождества Пресвятой Богородицы состоялся обряд погребения.
5
– Покажись! Хорош молодец! Весь в отца. Только помельче… Отец-то – богатырь! – Разглядывая Андрея, Гази Барадж поглаживал между ушей огромного черного гладкошерстного пса, сидящего подле кресла своего хозяина. – Я только подумывал, как изловить тебя и тем исполнить приказ великого хана, а ты сам пришел. Чудно… Смел городецкий воевода, но глуп! – усмехнулся эмир. – Ты что, не знал, тебя же по всей Руси ханские баскаки разыскивают, да и князья, чтобы хан заметил их усердие, не прочь изловить и выдать тебя с головой?
Андрей поднял склоненную голову и, устремив взгляд на всесильного эмира Волжской Булгарии, с горечью произнес:
– Ведомо мне это. Пришел же я к тебе вольно, и ты можешь взять мою жизнь. Но прежде исполни мою просьбу: вызволи из темницы князя Романа Федоровича.
– Как? – подался вперед Гази Барадж. – Из какой темницы?
– По приказу хана Берке отец был схвачен и брошен в земляную тюрьму.
– Вон оно что… А я-то думаю, куда запропастился князь. По времени возвернуться должен был из Орды, – и чуть поразмыслив, спросил: – А тебе откуда то ведомо?
– Князь Александр владимирский перед смертью сказывал, – тихо проронил Андрей.
– За что взят, ведаешь?
– Нет, государь, не ведаю. Есть догадка, да боюсь ошибиться…
– Договаривай, коли начал.
– Может, и говорил тебе о том князь, но он в Орде сотню татар перебил. Они мою жену и сыновей в полон увели. Сыновей-то отец вызволил, а жену не успел, сотник неврюевский сгубил…
Горло перехватило, и Андрей замолчал.
Эмир встал, взмахом руки показал, чтобы все присутствовавшие в зале вышли, и, подойдя вплотную к Андрею, Гази Барадж тихо сказал:
– Следовало бы тебя головой хану выдать, но я тебе помогу. Не могу не помочь – я твоему отцу жизнью обязан. И если он жив, то вызволю из темницы. Но за кровь сотни татар заплатить придется, и немало…
– Я привез много серебра и злата. Недостанет, еще привезу. Только ты, государь, порадей. Отец ведь, – с надеждой в голосе горячо воскликнул Андрей.
– Не спеши… Не хватит твоего золота, свое отдам. Моя жизнь того стоит. Ты вот что мне скажи: почему ко мне пришел? Неужто жизнью не дорожишь? – сдвинул брови эмир.
Андрей, глядя в глаза Гази Бараджу, твердо произнес:
– Шел к тебе, государь, без опаски. Князь Роман не единожды говаривал, что в тяжелую годину ты в помощи не откажешь. А что до меня, то с уходом жены и жизнь ушла. Живу, а будто и не живу…
Эмир не без интереса посмотрел на городецкого воеводу. «Вот тебе и злодей, разбойник городецкий. Сколько татарских голов порубил! А все из-за чего? Из-за бабы! Сказал бы кто – не поверил». Откинувшись в кресле, не терпящим возражения тоном Гази Барадж произнес:
– Ты вот что, молодец. Дождись меня. По Биляру не шастай! Сиди на дворе князя Романа тихо. Я слышал, твои сыновья здесь?
Андрей кивнул.
– Побудь с сыновьями. Если князь сгинул в Орде, то тебе не только о своих думать придется, но и о младших братьях, о Марии. Я же и так собирался в Орду – хан зовет. Два моих тумена уже на полпути к Сарай-Бату…
– Хан Берке в своей новой столице. Там же и Роман Федорович.
– Все-то ты знаешь, – сузил веки эмир. – Словно сам только что из Орды прибыл. Но то дела твои. Мне же завтра поутру выкуп за князя привезешь, сюда, на мой двор, – уточнил эмир. – Да не сам, пошли кого-нибудь. А то ханских ушей полон двор. Прознает хан Берке про тебя, и дело не сладится, и я головы лишиться могу. Строг хан: ему что простой воин, что эмир… А теперь ступай! Да сиди тихо!
Андрей сделал все как велел эмир. Оставалось самое трудное – ждать.
6
Романа Федоровича привели в зал и поставили перед великим ханом Берке, который о чем-то оживленно разговаривал с ханом Неврюем. Прославившись походом на Русь, тот был приближен великим ханом к трону, и теперь Неврюй часто лицезрел Сына Неба и удостаивался чести беседовать с ним. Звон цепей, в кои был закован булгарский князь, отвлек великого хана от беседы. Обратив свой взор на узника, Берке воскликнул:
– А я помню тебя! Ты просил за своих родственников.
– Так, великий хан, – спокойно, чуть хрипловатым от простуды голосом произнес Роман Федорович.
– Я разве не вернул тебе твоих родственников, как обещал? – сдвинул брови хан Берке.
– Да, великий хан, и я благодарен тебе за это, – склонил голову князь Роман.
– Тогда ответь, зачем ты убил моих воинов? В знак благодарности? – возвысил голос хан Берке.
– Прости, великий хан, но по-иному я поступить не мог. Тебе знаком закон кровной мести? Твой сотник убил жену моего сына. На нем кровь моего рода, и только его смерть уравновесит чашу справедливости.
– Но ты вырезал всю сотню! Всех мужчин стана и даже некоторых женщин! – выкрикнул, негодуя, хан Неврюй.
– Все так. Я это сделал. Но и ты, хан, пройдя с мечом по Руси, не щадил ни старого, ни малого… Нам ли обвинять друг друга в жестокости?
Останавливая перебранку, великий хан поднял руку.
– Что тебе до Руси? Ты же булгарский князь! – возвысил голос хан Берке.
– Да, великий хан. Ты как всегда прозорлив и умен. Князь-то я булгарский, да боярин русский из Владимир-града, – повел плечами Роман Федорович.
Хан Берке, выплевывая слова через губу, произнес:
– Тебе ведомо, князь, что всех людей, прибывших с тобой, лишили жизни и тебя ждет топор палача?
– Ведомо, великий хан, и я приму смерть как должно булгарскому князю и русскому боярину.
Хану нравился этот широкоплечий седовласый богатырь. Перед лицом смерти он был спокоен, не умолял оставить ему жизнь. В нем чувствовалась сила. А такие сильные духом воины ему были нужны. Именно такие: верные и преданные. Хан не сомневался, что узник предан и эмиру Булгарии, и князю владимирскому, так неожиданно ушедшему из жизни. Но хан также понимал, что перед ним враг, а врагов Берке уничтожал. И Роману Федоровичу не миновать палача, если бы… Если бы не помощь эмира Булгарии.
– Ты заслуживаешь смерти, но я дарю тебе жизнь! – громко произнес хан Берке. – И… свободу!
От услышанного кровь прилила к голове хана Неврюя. Не помня себя, он возопил:
– А как же моя сотня? Сто воинов!!!
Великий хан, нахмурив брови, медленно произнес:
– Ступай, князь… и благодари Гази Бараджа. Твоя жизнь принадлежит ему. А ты, хан Неврюй, назови цену своих воинов и получишь в десять раз больше!
