Глава третья. Измена
Ночью над Серпуховом прокатилась гроза, с ветром и ослепительными молниями. Не обронив на иссушенную зноем землю ни капли дождя, завеса из тяжелых мутно-лиловых облаков проплыла по небесам в сторону муромских лесов.
Разбуженный грозой Владимир осторожно выскользнул из горячей постели, стараясь не потревожить спящую Альдону. Шлепая босыми ногами по деревянным половицам, он пробрался в угловую светелку, куда уже заглянули первые робкие лучи восходящего солнца.
Владимир распахнул окно. Ему открылся вид на тесное скопище деревянных домов, теснившихся по склонам Красной горки до самого берега реки Нары. Раньше из этого окна можно было увидеть голубую ленту реки. Теперь по крутому берегу Нары и вдоль ее притока Серпейки протянулся мощный земляной вал в пять саженей высотой с возведенной на его гребне стеной из дубовых бревен. Строительство крепостных стен и башен Серпухова завершилось две недели тому назад.
При взгляде на длинную бревенчатую стену, на пузатые башни, увенчанные высокими конусообразными кровлями, в сердце Владимира разливалось горделивое осознание того, что и его удельный град отныне представляет собой неприступную крепость. Во время недавней встречи с Олегом Владимира уязвляла его похвальба, мол, добротно укрепленная Рязань есть крепкий орешек для любого врага. «Не то что Коломна с ее обветшавшими стенами, — молвил Олег. — И тем более Серпухов, который голыми руками взять можно!»
Да, было время, когда Серпухов можно было захватить голыми руками. Но теперь это время миновало! Отныне Серпухов неприступен, как и Рязань!
Услышав позади чьи-то легкие быстрые шаги, Владимир обернулся — в дверях стояла Альдона, вся розовая после сна, с распущенными по плечам светлыми волосами. Одной рукой она придерживала у себя на груди льняную простынь, которая укрывала ее стройную фигурку наподобие длинного плаща.
— Ты почто не спишь, милый? — тихо спросила Альдона, подавив зевок тыльной стороной ладони. — И почто ты сидишь голый у окна?
Владимир улыбнулся и пожал плечами.
— Я хотел лишь взглянуть на восход солнца, — сказал он. — Подумал, все вокруг спят в такую рань, кто меня увидит. А ты чего вскочила, ласточка моя?
— Душно, потому не спится, — промолвила Альдона, затворив дверь на щеколду. — Гляжу, а я одна на ложе. Вот и побежала тебя искать! — Сбросив с плеч тонкую простыню, Альдона нагая приблизилась к мужу. — Мы с тобой сейчас как Адам и Ева. Может, согрешим?
На пунцовых устах Альдоны трепетала лукавая улыбка, ее темно-синие глаза озарились блеском нескрываемого вожделения. Такое у нее часто бывало по утрам, поэтому Владимира ничуть не удивил этот порыв сладострастной чувственности, охвативший его юную супругу.
Владимир нежно привлек Альдону к себе, обняв ее за гибкую талию. Альдона обвила шею мужа руками, их губы соединились в долгом поцелуе.
После этого поцелуя Владимир и Альдона с нетерпением и с поспешностью в движениях соединили свои обнаженные, распаленные желанием совокупления тела, расположившись прямо возле распахнутого окна. Опершись руками на скамью и свесив на подоконник свои пышные белокурые волосы, Альдона с блаженными стонами слегка подавалась назад, принимая в глубину своего детородного чрева затвердевший мужской жезл Владимира, чувствуя на своей изогнутой спине и ягодицах ласковые поглаживания его сильных рук. Это было восхитительное утро для Владимира и Альдоны, одно из многих таких же рассветных часов, когда они занимались почти до изнеможения интимной гимнастикой сразу после пробуждения. Когда из нижних теремных покоев донеслись голоса и шаги проснувшихся челядинцев, приступивших к своим повседневным делам, Альдона и Владимир вернулись в свою опочивальню, давясь смехом, как дети. На мягком широком ложе они продолжили то, что начали в угловой светлице у окна, но только с еще большим пылом.
Зная, что Владимир более откровенен с нею именно в постели, когда пребывает в расслабленном состоянии после сладостных объятий, Альдона при случае пользовалась этим. Так было и на этот раз.
— Милый, ты приехал из Москвы хмурый и недовольный. Почему? — осторожно поинтересовалась Альдона, лежа рядом с Владимиром и поглаживая кончиками пальцев его широкую мускулистую грудь. — У тебя случилась размолвка с князем Дмитрием? Из-за чего?
— Дмитрий не пожелал уступить Олегу Лопасню, хотя я уговаривал его пойти на это, — после недолгого молчания ответил Владимир. — Дмитрий подозревает Олега в убийстве его двоюродного брата Владимира Ярославича. То, что Олег посадил на пронский стол Ивана, сына Владимира Ярославича, не подтолкнуло Дмитрия к замирению с Рязанью. Дмитрий зол на Олега еще и за то, что тот водит дружбу с Мамаем. — Владимир тяжело вздохнул. — Я жалею, что рассказал Дмитрию про Сары-Ходжу, с которым мне довелось встретиться в Рязани. Сары-Ходжа подбивал Олега на подлый поступок, однако Олег не поддался на эти уговоры. Это говорит о том, что Олег — честный человек.
— Что именно предлагал Сары-Ходжа Олегу Ивановичу? — загорелась любопытством Альдона. Она даже приподнялась на ложе, опершись на локоть.
— Сары-Ходжа советовал Олегу выдать меня Мамаю, — поколебавшись, ответил Владимир. — За это Сары-Ходжа обещал Олегу великую милость от Мамая и прощение каких-то долгов. Отказ Олега сильно разозлил Сары-Ходжу. — Владимир помолчал и добавил: — Об этом мне украдкой поведала Евфросинья, Олегова жена.
— Олег Иванович — смелый муж! — восхитилась Альдона. Целуя Владимира в щеку, она добавила: — Ты правильно сделал, милый, замолвив слово за рязанского князя перед Дмитрием.
— Что толку из этого? — проворчал Владимир. — Теперь озлобленный Олег выждет момент и ударит в спину Дмитрию, когда у того начнется война с Тверью или с Литвой.
— Чем же мой отец Дмитрию насолил? — спросила Альдона.
— Твой отец поддерживает тверского князя, поэтому Дмитрий считает его своим недругом, — сказал Владимир, заглянув в глаза Альдоны. — Между прочим, Дмитрий и тебе не доверяет, горлица моя. Он полагает, что ты отравишь меня, едва у Москвы вспыхнет распря с Ольгердом.
Синие очи Альдоны изумленно расширились, на ее румяном лице появилось выражение сердитого недоумения.
— Какой чушью забита голова князя Дмитрия! — возмутилась Альдона. — Как он может думать такое обо мне?! Милый, я родила тебе сына, теперь вот вновь забеременела от тебя… Ты же знаешь, как я люблю тебя, сокол мой! — Альдона схватила руку Владимира и прижала к своей груди. — Верь мне, милый! И не слушай бредни князя Дмитрия!..
Альдона также призналась Владимиру, мол, ей горестно сознавать, что вражда разделяет ее отца и московского князя. И коль такое все же случилось, Альдона не может желать поражения Москве, ведь тогда пострадает и Серпухов.
Владимир поцеловал Альдону и крепко прижал ее к себе, переполненный чувством благодарности к ней за откровенные слова.
* * *
Осенней порой, когда пожелтела на деревьях листва, в Серпухов пришло известие о смерти тысяцкого Василия Вельяминова. Весть эту доставил Владимиру боярин Федор Свибл, его давний приятель еще с детских лет. Федору было поручено Дмитрием осмотреть укрепления приокских пограничных городков на случай вторжения рязанцев. В Москве стало известно от проезжих торговцев, что рязанцы укрепляют городок Колтеск, расположенный недалеко от Лопасни. Вот Дмитрий и подумал, не собирается ли Олег осуществить вторжение на московские земли, когда Ока покроется льдом.
Проехав по окскому порубежью от Коломны до устья реки Нары, Федор Свибл заглянул и в гости к Владимиру.
— Последнее время Василий Вельяминов сильно налегал на хмельное питье, это и свело его в могилу, — делился Федор с Владимиром московскими новостями. — Надо признать, в последние два-три года отношения между Дмитрием и тысяцким были весьма натянутые. У Василия Вельяминова и так-то характер был крутоватый, а когда он нахлебается вина иль медовухи, тогда ему и вовсе палец в рот не клади! Своевольничал Василий Вельяминов частенько, позволял себе запреты княжеские нарушать, в казну руку запускал, бояр и купцов недовольных князем вокруг себя собирал. Мутил воду, одним словом!
Внимая гостю, Владимир едва заметно кивал головой. О властолюбии и гордыне Василия Вельяминова он знал не понаслышке. Еще будучи мальчишкой, Владимир уже тогда предчувствовал, что как только повзрослеет Дмитрий, то опека его дяди-тысяцкого будет ему в тягость. Так оно и случилось.
— Теперь Иван, старший из сыновей Василия Вельяминова, метит в московские тысяцкие, — продолжил Федор Свибл и тут же злорадно усмехнулся: — Токмо зря Ванька-опентюх облизывается на сие высокое место. Дмитрий надумал упразднить в Москве саму должность тысяцкого. Отныне вся власть в столице будет в руках у Дмитрия.
— Это наверняка возмутит всю семью Вельяминовых, а также ближних к ним бояр, — заметил Владимир. — Дмитрию надо быть начеку, ведь сыновья покойного Василия Вельяминова тоже честолюбцы, каких поискать. Ради власти они готовы попрать любой обычай, могут и через кровь переступить!
Наступила зима. Московский князь, ожидавший вторжения на свои земли внешних врагов, вдруг оказался под ударом недругов внутренних — бояр из своего окружения. Иван Вельяминов, оскорбившись, что ему не позволили стать тысяцким, составил заговор против Дмитрия. В число заговорщиков вошли не только московские бояре, близкие к семье Вельяминовых, но и некоторые чужеземные купцы, обласканные в свое время покойным Василием Вельяминовым. Поскольку заговорщиков было довольно много и среди них хватало случайных людей, все эти тайные приготовления к захвату власти стали известны князю Дмитрию. Действуя стремительно и безжалостно, Дмитрий и преданные ему воеводы подавили опасный заговор за один день. Кто-то из заговорщиков лишился головы, кто-то угодил в темницу, а кое-кому удалось бежать из Москвы.
Иван Вельяминов сумел ускользнуть в Тверь, куда загодя перебрались его жена и дети.
Средний из братьев Ивана Вельяминова, Полиевкт, подался в Рязань. Олег Иванович встретил Полиевкта с распростертыми объятиями, ему любые склоки в среде московской знати были в радость. Той же зимой рязанский князь отправил Полиевкта Вельяминова в Серпухов, поручив ему прощупать настроение Владимира Андреевича. Олег Иванович и не скрывал того, что желает столкнуть лбами московского князя и его двоюродного брата.