Что Андрей помнил потом? Старую нечесаную старуху, явившуюся перед ним. Странный сладковатый дым, которым она окурила его. Темные черносливины-глаза, удивительно молодые и сочные, словно два копья проникающие внутрь. От них нельзя было отвести взора, им невозможно было противиться. Затем ведьма заставила что-то проглотить и запить водой из темной бутыли. И… началось незабываемое блаженство! Дивные сады с деревьями всевозможных окрасок. Юные девы с алыми ланитами, зовущие его, ласкающие его, отдающиеся ему! Невесомый полет под облаками наперегонки с ветром. Благодатное счастье от того, что ТЫ МОЖЕШЬ ВСЕ!

Очнулся Андрей вновь в своем подвале. На каменном изложье стояла лишь чаша простой воды, которую он выпил в два приема. В том, что его одурманили и заставляли отвечать на вопросы, парень не сомневался. Но что он сказал? Выболтал ли все, что знал о замыслах бояр и дяди, или смог исхитриться и вновь увильнуть от правдивых ответов? Незнание жгло его сильнее чувства нарастающего голода.

А потом пришло еще более страшное, более жуткое. Навалилась неведомая ранее боль, не телесная, а душевная, заставляющая стонать и извиваться, рычать и кусать самого себя. Был бы рядом нож — Андрей покончил бы с собой, чтобы пресечь нескончаемые мучения. Но увы…

Лишь к исходу второй ночи стало слегка легче. Парень понял, что это продолжалось действие тех таинственных таблеток колдуньи, от которых, по словам матери хана, многие просто умирали. Он, кажется, выжил?! А что будет потом?

…А потом все повторилось. Его вновь заставили обмыться, вновь провели, теперь уже в кирпичный, изукрашенный разноцветными плитками, ханский дворец. Связали сзади руки и втолкнули в большую залу. В ней был лишь один Джанибек, изящно, словно для приема, одетый и совершенно трезвый. Сесть он не предложил.

— Значит, ты верен князю Семену? — скорее утвердительно, чем вопросительно произнес он.

Андрей молчал. Он начал понимать, что в ярком беспамятстве разболтал все…

— Правильно, не спеши отвечать, ибо каждое твое новое лживое слово может стать последним. Я уже все знаю! ВСЁ! Керулин хорошо делает свое дело, недаром она пережила приход веры Мухаммеда и осталась жива и нужна даже кадию и муфтиям. Она может по жертвенным внутренностям или бараньей лопатке предсказать будущее так, словно сама там уже побывала! Ты должен будешь до конца дней своих благодарен ей, щенок!

— За что? — разлепил-таки непослушные губы Андрей.

— Она мне сказала, что во всех поступках московского князя не увидела никаких черных замыслов и намерений. Что ты делал все, что было тебе приказано, от чистого сердца и желания доказать свою преданность. Преданных псов не принято убивать, их надо поощрять, чтобы верно служили и дальше. Поэтому я повелеваю: ты останешься жить и служить мне дальше, но уже не как Кадан, а как русский нойон, под знамя которого я разрешу собрать всех русичей, живущих в Орде и желающих служить мне копьем и саблей! Пусть их будет тумен, пусть хотя бы тысяча, неважно! Работа найдется всем!

Великий хан замолчал, следя, какое впечатление произвели его слова. Хитро улыбнулся:

— Ты согласен?

— Можно подумать, что у меня остался иной выбор? — неожиданно зло осмелился ответить русич. Улыбка мигом слетела с лица Джанибека.

— А у тебя острые зубы, щенок! Запомни, если я еще раз увижу их оскал, я прикажу их вырвать!

Андрей тотчас покорно встал на колени и преклонил голову.

— Прости меня, великий!

Джанибек вновь довольно улыбнулся:

— Что касается выбора, выбор есть всегда! Главное — совершать его обдуманно, помня о возможных последствиях. Например, тебе уже вскоре предстоит сделать СВОЙ выбор. Завтра я отправляю тебя к твоему князю Семену. Я дам тебе сотню для охраны. Ты доедешь и передашь мое повеление.

Андрей был готов услышать что угодно, но только не это. Он… увидит Москву, своих? Но тогда зачем было сказано про службу хану в степи?

Джанибек продолжал рассуждать, словно бы сам с собою вел беседу:

— Ты преданно служил своему князю — это хорошо. Московский князь преданно служит мне — это тоже хорошо. Ты поедешь и скажешь ему, что мое сердце открыто для дружбы с моим северным улусником. Пусть немедленно приезжает. Я хочу дать ему в награду ярлык на великое княжение. Но только одно условие — он должен вернуть мне моего любимого Кадана! Если нет — пусть забудет про ярлык, я отдам его суздальскому князю. То же будет, если ты не вернешься обратно! И последнее: передай Семену, что если он не явится ко мне до первого снега, я пошлю на Москву Черкеса с его туменами. Гордецов и трусов надо наказывать строго! Приказываю встать!

Великий хан пытливо всмотрелся в лицо своего пленника и, видимо, остался доволен. Напоследок произнес:

— Я посылаю именно тебя, а не кили-чея с ярлыком, чтобы князь Семен запомнил: Джанибек мудрее его и всех его бояр! Нет ничего тайного для него, что не стало бы явным. Это первое. И второе: я не хочу больше сомневаться, кто передо мною — Кадан или… Андрей!

Хан ударил в большое медное блюдо. Тотчас явились рослые телохранители.

— Передайте его Джагдару, пусть наложит на левое плечо мое железное клеймо!..

…А в это время в далеком Хотьковском монастыре татарский послушник Кадан клал и клал поклоны, моля пророка Ису о милости и снисхождении…