Каждый шаг таил для Кадана новые и новые трудности. Дом, в котором жил его брат, слуги, молодая жена Ханум, что успела соскучиться по долго отсутствующему хозяину. Камиль был с Андреем до вечера, напоминая и подсказывая «забытое» тысячным. Русич не мог не заметить растущего удивления в его глазах, оттого все больше и больше нервничал. Выслав всех слуг из комнаты, он отрешенно растянулся на кошме и с тихим ужасом думал о предстоящем визите к хану. Только теперь, в круговороте городской жизни и окружении массы новых людей, он понял, насколько наивны были все рассуждения московских бояр о проникновении в ближайшее окружение Джанибека.

«Господи! В руци твои предаю тело и душу мою! Да свершится во всем воля твоя, да пребудет во всем торжество твое! Не остави мя, Господи, ни в трудный час, ни в радостную минуту. Укрепи, Господи, дух мой и силы мои…»

Сумбурная полумолитва, полукрик души, металась в мозгах, рвалась на волю самозабвенным выкриком. Но он не мог ни встать на колени, ни наложить на себя двоеперстный крест: кто знает, кто еще кроме Всевышнего наблюдает сейчас за ним. Но тем не менее горение мыслей потихоньку утихло, уступая место расслаблению. Андрей хлопнул в ладоши, потребовал кумыса, выпил большую пиалу крепкого хмельного напитка и тихо-тихо погрузился в долгожданную дрему.

«Господи, да будет во всем воля твоя…»

Для встречи с ханом и его матерью Андрей был приглашен поздним вечером.

Джанибек, заметно выпивший, возлежал на груде шелковых подушек. Тайдула сидела на свернутой верблюжьей кошме, изукрашенной красивым орнаментом. Ее кошачий взгляд неотступно следил за гостем на протяжении всей встречи.

— Садись, Кадан! Кушай, пей. Ты привез радость в мое сердце, пусть она войдет и в твое!

— Кому передать все записи по собранному добру в ваших слободах, великий?

— Оставь их здесь, мы потом просмотрим.

Слуги неслышно сновали меж своих господ, подливая кумыс, накладывая на блюда парящую баранину, плов, восточные сладости.

— Расскажи нам все, что с вами произошло, Кадан? Я знаю, что ты был тяжело ранен неверными. Как это случилось? Как твоя память теперь?

Хмель сделал свое дело. Андрей плел и плел нити лжи, переплетая ее с тем, что произошло реально. Когда он дошел до встречи с Симеоном Гордым, Джанибек сел.

— Подожди, не спеши! Ты не путаешь, московский князь сам предложил передать мне выход? Может, Саид подтолкнул Семена на это?

— Князь первым заговорил о новогородском серебре. Он объяснил, почему хочет отправить его со мной. Баскак вначале противился.

— Противился?.. — на губы хана легла нехорошая улыбка. — Отчего?

— Я не знаю, великий! Он говорил, что выход должен получать Тинибек… Князь заставил подписать Саида грамотку, что я вручил. Теперь я даже не исключаю, что это его гонцы успели опередить наш караван и сообщить о выходе Руси Орде.

— Гнусный шакал! Как жаль, что Иса-Гурген уже ничего не скажет!

— Но остались живы хранитель казны, хранитель печати, главный муфтий, приближенные к Исе и Хызре эмиры, — прозвучал бархатный голос Тайдулы. — Если была весть от баскака, Иса не мог не сообщить об этом ближним. Не спеши обрушивать меч своего гнева на того, кто долго и верно служил твоему отцу. Саид всегда был предан нам. Преданный пес может случайно гавкнуть по ошибке, это следует простить. Беда, если он начинает облаивать всех подряд!

Джанибек согласно кивнул. Потом поинтересовался у матери:

— Почему, ты думаешь, Семен решил поддержать меня, а не Тинибека?

— Потому что он молодой и умный! Он уже был не раз в Орде, он знаком с вами обоими. Тинибек не скрывал, что он презирает русичей, он даже не здоровался с Семеном, когда тот с отцом Иваном был на приемах. Ты же к нему всегда был дружелюбен, я это видела. Так кого предпочтет правитель, чтобы спокойно жилось ему и его стране? Я бы советовала выказать открытое расположение московскому князю, когда ты призовешь их на съезд.

— Я еще не сел на трон, мать! — буркнул сын.

— Ты сядешь на него теперь, если доиграешь эту шахматную партию до конца. Эмиры уже приняли твою сторону.

— Ты забыла про Кутлук-Тимура! Он один их всех стоит! Он всю жизнь был подле отца, это все помнят!

— Я уже знаю, что сказать сладкого этому старому лису! — довольно проговорила Тайдула. — Мы предложим его сыну Харунбеку взять в жены мою дочь. Пообещаем старику место рядом с троном, когда ты на него сядешь. А также пообещаем, что если он останется верен твоему брату, то…

Хан понятливо кивнул. Он уже был изрядно пьян, багровое лицо вспотело, дыхание становилось все более тяжелым. Джанибек решил вновь перевести разговор на своего тысячного:

— Я сказал тебе, что щедро отблагодарю за верную службу. Завтра домой тебе доставят серебро и прекрасную саблю бухарских мастеров. Ты скоро пустишь ее в дело, Кадан!

— Против кого приказываешь мне выступить, о великий?

— Против Тинибека! Ты погрузишь ее в его ленивое тело!

Андрей знал законы Орды. Нукер, обагривший свое оружие ханской кровью, подлежал немедленной казни. Даже если этот хан был противником твоего повелителя!

— Я не смею, великий! Род моего отца идет из простых кочевников.

— Сделаешь! Я СКАЗАЛ!

Джанибек сделал несколько больших глотков кумыса, возбужденно глянул на побледневшего Андрея. Сообразил причину его несговорчивости:

— Не бойся, твоя голова не расстанется с телом! Она лишь украсится шапкой темника. Ха-ха-ха!

Джанибек прервал свой жутковатый смех так же неожиданно, как и начал.

— Князь Семен ничего не просил тебя передать на словах?

— Нет, великий. Только свою любовь и почитание.

Хан вновь припал к чаше, затем как-то долго и странно посмотрел на Андрея.

— Второй мой подарок ты получишь прямо сейчас. Гюль-Джамал сюда!

Толстый евнух тотчас ввел юную наложницу с осиным гибким станом.

— Ты уже один раз провел ночь в ее объятиях, Кадан! Я помню, как ты был счастлив, этот сосуд сладострастия заставит забыть о возрасте даже седого старца. Сегодня она вновь твоя, веди ее в заднюю комнату! А когда выполнишь то, что я велел, я подарю ее тебе навсегда!

Андрей оглядел юную деву с ног до головы. Тонкий шелк просвечивался насквозь, выказывая все прелести девичьего тела. Узкие длинные глаза смотрели вызывающе-маняще, легкая улыбка обещала скорый земной рай осмелившемуся…

— Бери и веди! Ложе вам уже готово. Мы хотим спать!

Когда двое скрылись за пологом входа, хан допил кумыс и глянул на мать:

— Он не показался тебе каким-то странным?

— Я мало его знала, Джанибек. Тебя что-то насторожило?

— Он стал какой-то не такой… До отъезда был смел и дерзок даже в речах. Теперь стал похож на угодливого бека… Камиль говорит, что очень многое забыл и постоянно расспрашивает.

— Покажи его нашему лекарю, пусть изучит голову. Если действительно рана была столь серьезна, кости не могли остаться целыми. И спроси, может ли память навсегда улетать? Но чем вызвана твоя тревога, милый? Он что, дал повод усомниться в его верности?

— Нет. Я бы сказал, что он стал еще более предан, сделав немыслимое. Ладно, дождемся встречи с моим любимым братцем. Пусть он свершит то, что я велел, и мой туман сомнений окончательно развеется!

Но настало утро, и туман еще более сгустился. Приведенная к хану Гюль-Джамал, специально положенная Джанибеком под Андрея, поведала:

— Это Кадан, мой любимый! Та же родинка на ноге, те же волосы на груди. Так же страстно готов любить снова и снова. Но…

— Что НО?!

— Но сегодня ночью он кончал, словно девственник. Я смогла вознестись на вершину блаженства только после третьего совокупления.

— А в первый раз?

— В первый раз он проникал в меня глубоко и надолго…