XVI
Языческий Муром так и не принял князя-христианина Глеба и тот по-прежнему жил в небольшом селении на берегу реки Именю. Сюда привозили ему горожане дань, иногда он выбирался в город, чтобы принять участие в работе вече, творить княжеский суд или решать какие-либо другие дела. Привольная жизнь в далеком захолустье вполне устраивала молодого князя, и он не мечтал о другой жизни. Со сверстниками частенько уходил он в лес то поохотиться, то по грибы и ягоды, а то просто погулять-позабавиться, много времени проводили они на речушке Именю, купались или ловили рыбу. Вот и сегодня проснулся он с утренней зорькой, потому что накануне поставили они с озорной девчушкой Лелей сети в глубокой яме и снасть на сома под полусгнившей корягой и теперь надо было проверить.
Леля обещала спать не в доме, а в сарае и просила разбудить. Пробираясь между разросшимися крапивой и лебедой, Глеб миновал дом и вышел к воротам сарая. Приоткрыл дверь. В нос ударил настоявшийся запах сена и навоза. Негромко позвал:
– Леля, вставай.
В ответ – тишина.
Тогда он вошел вовнутрь и стал красться к вороху сена, сложенного у противоположной стороны. Тревожно переступила с ноги на ногу лошадь, шумно вздохнула корова. Он увидел расплывчатое белое пятно, догадался, что это спит Леля. Подошел поближе. Она лежала, разметавшись на разноцветной подстилке. Он тронул ее за руку:
– Леля, рыбалить пора.
– А? Кто? – испуганно откликнулась она и приподнялась на локте.
– На речку пошли…
– Ну да, ну да, конечно, – заспешила она, оправляя платье. Быстро встала, они вышли из сарая и направились по тропинке через весь огород; тропинка вела к реке. Глеб шел и видел, как после Лели остается на росистой траве матовый след.
– Ты сам проснулся? – спросила она сонным голосом.
– Сам.
– И как умудрился?
– Не знаю. Будто кто-то под бок толкнул.
– А я только расспалась. Даже сон какой-то видела, только не помню.
– Я тоже под утро сны вижу. Иногда цветные. Аж просыпаться иногда не хочется.
Они вышли к реке. Зорька уже размахнулась на полнеба, окрасив огненно-красным цветом нижние края мелких облаков; показалось солнце, тотчас от него по речке пролегла белая полоса, разделив ее надвое.
– Заходи с той стороны, а я с этой, – отдал приказания Глеб и взялся за конец сети, потянул. Веревка заметно подрагивала, и по телу Глеба пробежала волна азарта: в сети рыба! Стали вместе с Лелей потихоньку выбирать. Из воды показалась розово-золотистая рыбка, за ней другая, третья… Окунечки и подлещики средних размеров, но на уху есть!
Выкинули сеть на песок. Рыбки запрыгали, забили хвостами, тотчас перепачкались в песке. Но это пустяки! Надо только осторожно освободить их из ячеек, чтобы не перепутать сеть.
Недалеко в реке была большая яма, над ней нависала коряга. Самое место для сома. Изготовил большой крючок, насадил лягушку и бросил на ночь. Что-то сейчас будет?
По коряге осторожно пробрался к самому краешку, взглянул вниз. Там переливалась темная масса воды, видны были плавающие листья подводных растений, они похожи были на длинных змей. Жутковато. Сначала надо проверить, цела ли нить. Вот она, плотно врезалась в полусгнившее черное дерево. Потянул. Она даже не стронулась с места. Значит, зацепилась. Обидно терять крючок, видно, придется лезть в воду.
Глеб уже приготовился снять штаны, как леска ослабла. Пораженный догадкой, он потянул ее на себя. Снова натянулась. Потом снова ослабла. Рыба на крючке! Наверно сом! Некому больше, кроме него!
Глеб стал поспешно перебирать нитку, подтягивая рыбу к себе. И вдруг она рванулась с такой силой, что он упал на колени и чуть не слетел в воду. Огромный сом!
– Леля, скорее на помощь! – крикнул он.
Леска врезалась в ладонь, но он не чувствовал боли. Сом уже у поверхности воды, он бил хвостом, отчего вода бурлила, как кипяток в большом котле. Наконец леска ослабла, видно сом решил сделать себе передышку. В это мгновенье Глеб спрыгнул на берег и потянул нить за собой. Подбежала Леля, вдвоем они стали умучивать рыбу, чтобы она окончательно выбилась из сил.
Долго водили они сома, то отпуская, то подтягивая к себе, но наконец рыба сдалась, и они выволокли ее литое тело на сухое место. Не давая ей опомниться, Глеб кинулся на нее брюхом, схватил за жабры, а Леля несколько раз ударила ее по голове сучковатой палкой. Сом мелко задрожал в предсмертной судороге, затих. Тяжело дыша, Глеб сел, проговорил:
– Ну и сомище!
– Я думала, не вытащим…
– Да уж, помотал он нас.
Забрав улов, вернулись в селение.
– Отдай матери, – сказал Глеб. – Я во дворец сбегаю, умоюсь и приду на завтрак.
Во дворце Глеба ждал гонец из Киева, передал записку. Он узнал руку Святополка. «Приезжай сюда скорее, – писал брат, – отец тебя зовет: сильно он болен».
– На словах братец ничего не добавил? – спросил нарочного Глеб.
– Нет, только это.
– Возвращайся и скажи: завтра выеду.
В доме у Лели за столом сидела орава детей, все с ложками на изготовку. Мать в большую чашку налила уху, сказала довольным голосом:
– Горячая, не обожгитесь.
Орава быстро заработала ложками.
Отдельно для Глеба и Лели были зажарены два куска сома, сверху мать бросила пару яиц. Вкусно, ум отъешь. Орава вылезла из-за стола, столпилась возле стены, с завистью глядя на счастливчиков. Матери пришлось выгнать детей на улицу.
Еда сморила, хотелось спать. Мать сказала:
– Спозаранку вскочили? Вон ложитесь, досыпайте.
Леля легла на кровать, Глеб примостился на лавке. Уснули, как в омут провалились. Почти родным был дом Лели для Глеба, сколько раз он, заигравшись, спал здесь, даже ночевать оставался.
Проснулся он первым, осторожно слез с лавки. Леля продолжала спать, свернувшись калачиком. Побежал во дворец.
Во дворце суета, дружинники начали подготовку к долгому пути. К Глебу подбежал десятский, глаза лихие, но взгляд умный, цепкий. Спросил:
– У телеги надо на колесе обод менять, а кузнец подковами занялся. Как быть?
– А что второй? Не справится?
– Молодой еще. Вдруг что не так, потом в дороге бед не оберешься.
– Пока не будем готовы, не выедем.
Глеб сбегал в кузницу, посмотрел на работу, потом заглянул в конюшню, потрепал по холке любимого коня, черной масти жеребца, спросил конюха:
– Выгуливал сегодня?
– Нет пока.
– Бросай все, веди!
Потом вышел во двор, огляделся: чем бы еще заняться? Вроде все идет как по накатанному, без его участия. Как там Леля, проснулась?
Леля встретилась на улице, шла к нему.
– Куда пойдем?
Она наморщила курносый веснушчатый нос, сказала:
– На речке были. Пойдем в лес!
– По грибы, по ягоды?
– Что попадется.
Деревья бросали на мягкую, покрытую сухой хвоей землю узорчатые тени, над головой раскачивались высокие сосны, смолистый запах пьянил головы. Под ногами – заросли черники. Они присели, стали набирать в березовые туески. Наконец Леля опустилась на бугорок, произнесла устало:
– Ноги не держат.
Он примостился рядом.
– У меня тоже затекли.
Помолчали, наслаждаясь тишиной и покоем. Даже ветер стих, между деревьями постепенно накапливался летний зной.
Глеб взглянул на Лелю, улыбнулся:
– У тебя все губы черные.
– А у тебя даже язык!
Оба засмеялись.
Глеб взял ее ладонь, погладил. Ему почему-то доставило это большое удовольствие.
– Какие у тебя руки шершавые!
– У тебя тоже в мозолях.
От кроны дерева по лицу ее пробегала тень, отчего оно неуловимо менялось, становилось каким-то загадочным, и он не мог оторвать от него взгляда.
– Ты с кем-нибудь целовалась? – вдруг неожиданно для себя задал он вопрос.
Она удивленно посмотрела на него синими глазами.
– А чего это ты вдруг спросил?
– Да так. Интересно.
– Ну целовалась…
– С кем?
– С конюхом Кнахом.
Это был бойкий малый, парень не промах, Глеб недолюбливал его.
– Тоже мне, нашла с кем…
– А что, с тобой, что ли?
– А хотя бы!
– Надо больно!
Они долго молчали. Наконец Леля спросила:
– А ты бы хотел?
Он несмело поглядел на нее, ответил:
– Давай попробуем…
Они приблизили друг к другу губы, тотчас отпрянули. Сидели тихо, тяжело дыша.
– Ну и ничего особенного, – наконец произнесла Леля.
– С Кнахом было занятней?
– Так же… Может, хуже.
– Давай еще.
Он закрыл глаза, потянулся к ней и вдруг почувствовал, как она своими сухими губками захватила его губы; у него сладостная волна пробежала по спине и ушла куда-то в ноги. Он схватил ее за плечи и прижал тонкое гибкое тельце к себе…
Потом они некоторое время приходили в себя. Наконец Леля вскочила и, бросив на него озорной взгляд, выкрикнула:
– А теперь догоняй!
И они припустились взапуски.
Наконец она остановилась, они пошли рядом. Руки несмело искали друг друга, соединились. Он притянул ее к себе, и они снова поцеловались.
– Теперь ты к Кнаху не подойдешь?
– Еще чего! Он и раньше мне не очень нравился.
– А почему тогда?..
– Так, из интереса.
– Со мной тоже – из интереса?
Она качнулась к нему, прижалась плечом, прошептала:
– С тобой серьезно. Сегодня вечером на луга придешь?
Вечером на гулянье Глеб явился одним из первых. Выглядывал Лелю. Но ее долго не было. Наконец появилась в окружении подруг. И будто светлее стало вокруг. Она казалась ему такой красивой, что у него дух захватывало, а в сердце закрадывалась ревность: может, еще кто-нибудь в нее влюбится, отобьет, чего доброго. Тут как назло возле девушек вездесущий Кнах вертится…
Улучив момент, Глеб взял Лелю за руку, потянул на себя:
– Уйдем отсюда!
Она удивленно посмотрела на него:
– Гулянье только началось…
– Ну и пусть. Попрощаться надо. Завтра в Киев уезжаю.
– А почему ничего не говорил?
– Не до этого было, – и улыбнулся. Она тоже вспомнила про поцелуи в лесу, щеки ее зарумянились.
– Куда пойдем?
Он пожал плечами.
– Какая разница, где гулять.
Сначала они пошли вдоль речки, потом свернули на околицу села, наконец она привела его в свой сарай, они расположились на сене.
– В Киеве на какую-нибудь боярыню засмотришься, забудешь про меня, – капризно надув губки, говорила она.
– Обязательно влюблюсь – в старую и богатую. Сейчас принято так устраивать свою жизнь.
– Ты правду говоришь?
– Приезжают люди из Киева, рассказывают. Ради богатства на все готовы. Лишь бы прирастить лишние земли.
– Как же они живут – без любви?
– Вот так и живут.
– Я бы с горя засохла.
– Ты без меня не сильно сохни. А то вернусь, а от тебя стебелек останется. К кому я прислонюсь?
Они посмеялись. Потом перешли на другой разговор, поминутно целуясь. Так проболтали до зори, незаметно уснули.
Как и в прошлое утро, первым проснулся Глеб, долго смотрел на спящую Лелю. Она была так красива, что он не мог оторвать от нее взгляда. Разбудить или не стоит? Надо бы попрощаться перед дорогой, но уж больно сладко спит. Ладно, отбуду не сразу, найдет время, забежит еще.
Возле дворца Глеба встретил десятник.
– Князь, а мы тебя обыскались. Все готовы, пора трогаться.
– Ладно, я быстро. Только переоденусь.
«Надо было разбудить Лелю, – думал Глеб, собираясь в путь. – Вряд ли она проснется, чтобы проводить. А заехать к ней я уже не смогу, дорога в обратную сторону от ее дома идет… Может, все же успею вырваться?»
Но дружинники уже стояли наготове, нетерпеливо переступали кони. Глеб напоследок взглянул на видневшийся вдали дом Лели, приказал:
– Трогаемся!
«Да ладно, – успокаивал он себя, – через месяц-другой встретимся, куда она денется? Навещу больного отца, повидаю братьев и – в обратную дорогу. Скажу, дел много скопилось. Да и кто меня будет удерживать? Всем до себя…»
Когда отъехали от селения, Глеб остановил коня, стал осматривать каждого воина, проверяя готовность к длительной поездке. Дружинники не подвели его, на них было любо посмотреть. Довольный, пришпорил коня и поскакал вдоль цепочки всадников. И тут конь его споткнулся в какой-то рытвине и стал падать. Глеб успел соскочить с него. К нему подъехал сотский:
– Не ушибся, князь?
– Ногу немного повредил.
– На коня сесть сможешь?
– Конечно.
– Неприятно это, – со вздохом проговорил десятник.
– Что так?
– Примета плохая. Дороги не будет. Или еще что-то случится.
– Если следовать всем приметам, то из дома не выйдешь.
– И то верно!
Ехали по дороге на Смоленск. Примерно на полпути навстречу попались всадники.
– Кто такие? Куда едете? – спросил их десятский.
– Мы из Новгорода, от князя Ярослава. Спешим в Муром к брату его, Глебу.
– Вот он я. В чем дело?
– Велел тебе передать князь, чтобы ты не ехал в Киев. Святополк убил брата твоего Бориса, тебя тоже хочет убить.
– Неправда это! Ему отец мой не позволит этого сделать.
– Великий князь Владимир умер. Теперь в Киеве правит Святополк.
– Не ездил бы ты в Киев, князь, – вмешался десятский. – Долго ли до греха!
– Да что вы! Я еду к брату! – запальчиво говорил Глеб. – Повидаемся, поздравлю его со вступлением на престол. Что в том плохого? За что меня казнить?
– Как знаешь, князь, – настаивал десятский. – Но я бы возвратился обратно.
– Нет, нет, об этом не может быть и речи!
В Смоленске пересели на судно, поплыли по Днепру. Днем плыли, а на ночь приставали к берегу, ставили палатки, разводили костры, готовили пищу. У Смядыни к их стоянке подошел большой отряд воинов. Предводитель выехал вперед, представился Глебу:
– Святополков сотский Горясер, еду с дружинниками в Смоленск. Не стесним, коли ночь переночуем рядом?
– Милости просим, – ответил Глеб. – Располагайтесь на полянке, места всем хватит.
Горясер черный лицом, с лохматой бородой, пальцы рук крючковатые, загребущие. Подсел к князю, нагловато стал осматривать его:
– Налегке плывешь. И охраны маловато взял.
– А кого бояться? Народ на Руси живет мирный, а печенеги далеко, сюда не заезжают.
– Оно, конечно, так. Но всякое в дороге может случиться. Вот на тебе крест, а немало язычников в леса ушли, грабят и убивают христиан. Неужто не слыхал?
– Как не слыхать? Да не пугают они меня.
Поужинали и, помолившись, улеглись спать. И когда все заснули, поднял своих людей Горясер, и они, бесшумно сняв охрану, перекололи мечами Глеба и его дружинников. Воинов сбросили в реку, а тело Глеба на судне привезли в Вышгород и положили рядом с братом Борисом в церкви Святого Василия.
