Глава 7
Больше всех радовалась Катя – порог родного дома она не переступила – перепрыгнула – и с визгом помчалась отыскивать мать. Та была в спальне, и оттуда немедленно донеслись звуки отчаянных поцелуев. Василий запер дверь за гостями и пригласил всех к столу.
– Мы не готовились, но что уж есть… – не слишком радушно сказал он.
Но к столу, кроме Алины, никто не пошел. Родители тоже устремились в спальню – им не терпелось взглянуть на отыскавшуюся дочь, которая доставила им столько переживаний.
Оставшись наедине со свояком – Илья тоже сидел с матерью, – Алина сперва не знала, как начать разговор. В последний раз они попрощались довольно холодно, и как теперь здороваться – было неясно. Тем более что Василий подчеркнуто ее не замечал. Тогда она решила не здороваться вовсе и сразу приступить к делу. Сперва она поинтересовалась, много ли денег ему удалось собрать для выкупа жены?
Он вздрогнул и обернулся – до этого Василий поправлял в салатнице ложку. Ложка, кстати сказать, вовсе в этом не нуждалась.
– Ты опять о деньгах? Я ничего тебе не дам.
Алина нахмурилась:
– На этот раз я не прошу.
– Да? – Он хмуро ее оглядел и пожал плечами: – Ну и ладно. И хватит об этом.
– Хватит, – покладисто согласилась Алина. После того как отец пообещал ей помочь, она совершенно не собиралась ни с кем ссориться. У нее впервые появилась надежда, что ей удастся с честью выйти из затруднения.
– Но только, – добавила она, наблюдая, как Василий теребит полотняные салфетки, – теперь тебе придется отвозить эти деньги обратно туда, где взял. Маринка-то вернулась. Кстати, как она себя чувствует?
– Спросишь у нее, – так же отрывисто ответил он.
– Спрошу, – Алина была сама покорность, и наконец до свояка дошло, что дело неладно. Он положил на место совершенно измятую салфетку и повернулся к девушке всем корпусом – будто готовясь к драке.
– Что это с тобой? – поинтересовался он.
– Ничего, – кротко ответила Алина. – Напилась валерьянки.
Похоже, он не уловил в ее ответе никакой иронии и принял все на веру. Во всяком случае, немного успокоился и присел к столу – на свое место, во главе его. Больше они друг с другом не заговаривали – до тех самых пор, пока за стол не уселось все семейство, включая Марину.
Сестры встретились взглядами – они не бросились друг другу на шею, не стали говорить, что соскучились. Во взгляде Алины был вопрос. Во взгляде ее сестры ответа не было. Ее глаза выглядели чуть лучше, чем в воскресенье, но неподготовленного человека все еще могли испугать. И на ней по-прежнему была водолазка с поднятым до подбородка воротником.
– Вы бы хоть поздоровались, – тревожно сказала мать, когда наконец поняла, что сестры до сих пор не перекинулись друг с другом ни единым словом. – Неужели опять поссорились? Когда вы успеваете?!
– Да оставь ты их, – перебил ее отец. Он выглядел расстроенным, как будто встреча с дочерью принесла ему меньше радости, чем он ожидал. – Пусть ведут себя как хотят. Обе взрослые.
Илья самостоятельно наложил себе огромную порцию – тут были и салаты, и колбаса, и консервированная рыба – и теперь сосредоточенно ел, помогая себе большим куском хлеба. Если он и испытал радость, увидев мать, то теперь окончательно пришел в себя. Впрочем, дети не были в курсе настоящего положения дел, и когда их известили, что мать вернулась, испытали только вполне естественные чувства. Тревога к этим эмоциям не примешивалась.
Только Катя веселилась и щебетала, как птица – она не притрагивалась к еде и жалась к матери, пытаясь засунуть ей голову под локоть. Марина, которая из-за этого не могла есть, только смеялась. Василий положил вилку и попросил дочь вести себя потише. У него-де болит голова.
Но Катя его не послушалась – надо сказать, что этой девочке прощалось очень многое. Куда больше, чем ее старшему брату. И уж неизмеримо больше, чем ее матери, которой прежде не прощалось ничего.
– Мам, а где ты была? – спросила она. – На даче, да? Колонку починили?
– Что? – растерялась Марина и тут же подтвердила: – Да-да, уже починили.
– А когда мы туда опять поедем? – продолжала ластиться к ней девочка. – Завтра, да? Папа, ты нас отвезешь?
– Завтра не получится, – мягко сказал ей Василий.
– А когда, пап?
– Пока подождем туда ехать. Вам нужно готовиться к школе.
Это сообщение повергло Катю в глубокое уныние. Она успела забыть, что нужно идти в школу – и немудрено, ведь она была всего-навсего второклассницей.
– Ой, ну теперь все! – трагически заявила она, разом садясь на своем стуле прямо и отпустив материн локоть. – Теперь копец.
– Катька! – одернула ее Марина. – Что это за слово?!
– Так в школе говорят, – хитренько сообщила ей дочка.
– Дураки говорят, а ты повторяешь!
– А все говорят. Что – все дураки?
– Ну вылитая Алина! – вырвалось вдруг у матери. Она умиленно смотрела на внучку, вовсе не собираясь ее ругать. Зато Василия так и передернуло. Алина внутренне ликовала. Такое говорилось не впервые – малышка в самом деле иногда становилась удивительно похожей на свою тетку. И для Василия это было как нож в сердце. Тем более что девочку он очень любил.
Единственная тема, которая обсуждалась за столом, при детях, было Маринино здоровье. Говорили в основном женщины – и в конце концов та сдалась и согласилась показаться врачу прямо завтра. Василий не слушал – он медленно ел, думая о чем-то своем. Илья развернулся на стуле и, держа тарелку на весу, принялся переключать каналы телевизора. Его никто не одернул. Отец тоже думал о чем-то своем. А Катя, неохотно повозившись со своей порцией – ела она мало, – вдруг так и подпрыгнула – даже стол слегка покачнулся.
– Мам?! – как всегда, бесцеремонно вмешалась она в разговор. – А где Дольфик?!
– Мам, а правда, – очнулся Илья, который до этого смотрел какую-то передачу. – Где пес? Ты что, на даче его оставила?
Алина подняла глаза на сестру. «Ну и что она скажет? Она-то знает об этом или нет? Должна знать. Утром, когда я встала, не было уже ни ее, ни пса. Они исчезли одновременно. Он – в подвал. Она – еще куда-то. А в то, что он просто убежал из дома и бросил хозяйку – в такое я не верю. И не верю, что кто-то убил его потом на улице, принес к нам и скинул в подвал. И аккуратно запер входную дверь, и не выбил ни единого стекла? Шпана так не поступает!»
– Ну мам? – не отставала Катя.
– Дольфик куда-то убежал, – наконец сказала Марина.
– Мам, ты что?! – Услышав это известие, Катя выскочила из-за стола, с шумом оттолкнув свой стул, задохнулась от горя и гнева… Через секунду она заплакала.
Илья тоже встал:
– Мам, ты чего? И ты уехала?! Надо же искать! Когда он сбежал?!
Марина безнадежно отмахнулась и тут наконец встретилась взглядом с сестрой. Та смотрела на нее пристально и упорно – и в этом взгляде ясно читалось, что она не верит ни одному ее слову.
– В самом деле, Марина, когда он сбежал? – медленно сказала она.
– Он? В понедельник… – слегка задыхаясь, ответила та.
– Утром? Ночью?
– Не знаю… Когда я встала, его уже не было. Дети, идите играть!
Но детям играть не хотелось. Они ни за что не желали играть, когда их собака бегает по поселку, может быть, голодает, может, ее обидели злые деревенские псы, которые всеми силами души ненавидели таких московских щеголей, как Дольфик.
– Мам, давай поедем на дачу и будем искать! – решительно предложил Илья.
Катя его поддержала. Она даже заявила, что если никто из взрослых не поедет, они с Ильей поедут сами. Но тут вмешался их отец. Василий заявил, чтобы он такого больше не слышал. И что если сказано было – идите играть, нужно идти и играть!
Катя затопала обеими ногами по очереди, но брат утащил ее в детскую. Оттуда доносились глухие рыдания. Взрослые, оставшись за столом, молчали.
– Зачем ты соврала? – наконец спросила Алина.
– Что?! – Та подняла голову.
– Дольфик не убегал. Он умер.
Мать ахнула:
– Да что ты? Как же детям сказать?! Катя с ума сойдет!
– Точнее, он убит, – продолжала Алина – размеренно и безжалостно. – Я нашла его в нашем подвале, вчера вечером. Лежал там среди консервов. А сейчас он на кухне, и его нужно похоронить как можно скорее. Все-таки там продукты, а сейчас еще не холодно…
Тут уже никто ничего не смог добавить. Даже Василий лишился дара речи. Он смотрел то на Алину, то на жену и беззвучно шевелил губами – будто пытался вспомнить хоть одно слово.
Первой очнулась мать. Она перегнулась через стол и приказала Марине смотреть в глаза и говорить правду – как будто та была совсем маленькая и пыталась скрыть какую-то провинность.
– Маринка, ты что же молчала? Ты видела это? Кто его убил? Кто его туда…
– Мама, я не знаю, – отрывисто ответила та.
– Должна знать, – вмешалась Алина. – Когда я проснулась, вас уже не было. Он был мертвый, в подвале. Ты – еще где-то. Ну разве что, он тогда сбежал, а потом кто-то из наших вернулся на дачу и убил его?
Она невольно посмотрела на Василия. Тот вспыхнул:
– Сдурела! Чтобы я – собаку?! Да ты что – совсем очумела?!
Но Алина как раз так не думала. Она слишком хорошо знала, что Василий не согласился бы причинить такую боль своей дочке – баловнице, бесспорной любимице. А та любила Дольфика, пожалуй, больше, чем кое-кого из родни.
– Ну тогда это сделала ты, Марина, – заметила Алина.
– Я?!
– А кому еще? Утречком встала, прикончила пса, свалила труп в подвал и уехала. Обделала все тихо, пока я спала наверху.
Марина больше не могла выдавить ни звука. За нее даже стали заступаться – причем хором. Мать сказала, что Маринка на такое не способна, нечего городить чушь! Отец заявил, что у Алины иногда бывают дикие идеи! Василий бросил на нее мрачный взгляд и высказал версию, что в таком случае Алина и сама могла все это провернуть, когда сестра уехала.
– Но ты хорошо знаешь, что я никогда бы пальцем его не тронула, – резко ответила она. – Нет, когда я проснулась, он был уже мертв. Ведь если бы он остался на кухне один, он бы поднял такой лай, что я бы сразу проснулась. Насчет тебя, Марин, я, конечно, пошутила.
– Ничего себе пошутила!
– Я просто хочу, чтобы ты сказала, кто на самом деле его убил?
Марина заплакала. Вытирая глаза салфеткой, она отрывисто говорила, что понятия не имела о смерти собаки, и уж тем более о том, что Дольфик лежит в подвале… Да, она встала утром, быстро собралась и уехала с дачи… Хотела захватить с собой Дольфика, даже взяла поводок, но собаку нигде не нашла. Ну откуда ей было знать, что случилось? Откуда?
– Я решила, что он удрал через веранду, через окно… И ты же оставалась на даче, и баба Люба его хорошо знает… Я подумала, что вы его заберете, когда он вернется… А мне нужно было ехать, срочно…
– Куда?
Этот вопрос задали в три голоса – молчал один Василий.
И тут Марина, то нерешительно растягивая слова, то переходя на скороговорку, принялась рассказывать историю о своей старой подруге, которая позвонила ей на дачу, перед самым рассветом, и попросила помочь. У нее заболел ребенок, потом выяснилось, что срочно нужны деньги на операцию. Марина волновалась, и когда она дошла до этого пункта, голос стал ее подводить. Но Алина еще раньше, с первых же ее слов, поняла, что та врет. От начала и до конца. Но почему же молчит Василий? Этот эксперт, которого не могла бы провести и более искусная ложь? Человек, который знал все Маринины увертки наизусть и никогда не позволил бы ей лгать так бессовестно – да еще при свидетелях?!
А он молчал. Не поддерживал жену, но казалось, и не возражал против ее рассказа. Когда Марина замолчала, родители переглянулись.
– Так мы для твоей подруги собирали деньги? – недоверчиво спросила мать.
– Да. Она отдаст! – хрипло вымолвила Марина.
– То есть? Погоди… Они ей и сейчас нужны?
– Да-да, срочно!
У Алины упало сердце. Ложь оставалась ложью, но правдой все-таки кое-что было. Марине по-прежнему остро нужны были деньги. Когда она заговорила о них, то заволновалась уже по-настоящему.
– А что это за подруга? – спросила Алина, нарушая наступившую тяжелую тишину.
– Ты ее не знаешь.
– Я вроде бы всех твоих подруг знаю. Их у тебя не так много.
– Но ее ты не знаешь. Она… Еще со школы.
Алина качнула головой:
– Ну ладно, тогда дай мне ее телефон. Я сама с ней поговорю.
– Ты с ума сошла? – вскинулась сестра. – Зачем? Ей нужны деньги, понимаешь? Деньги, а не разговоры!
– Почему она обратилась к тебе, если вы столько лет не виделись?
– А ей больше не к кому было обратиться! – запальчиво заявила Марина. – Что вы сидите на меня и смотрите, как будто я…
– А по-моему, ты все врешь, – жестко перебила ее сестра. – И никакой такой подруги у тебя нет. И никакого больного ребенка тоже. Деньги тебе нужны, это я вижу, но хотелось бы знать, на что? И потом – ты что же – не могла попросить у мужа? Он бы дал!
Василий вздрогнул, но ничего не сказал.
– Он все отдаст, – хрипло и тихо ответила Марина. – И все, что мы скопили, и все, что он сам собрал. Это вопрос жизни и смерти, понимаете? Жизни и смерти.
Она больше не волновалась, не подбирала слов. Даже голос перестал дрожать. Она сидела с застывшим лицом, и Алина впервые видела у нее такую страшную маску. Тут было все – боль, упрямство, страх и еще… Еще кое-что, совершенно Марине несвойственное. Одержимость. Такая одержимость, которая заставит ее идти до конца.
– Папа, не давай ей денег, – дрожащим голосом попросила Алина. – Они мне куда нужнее. Ты же понимаешь, что она все врет!
Отец даже не успел ответить. Вмешался Василий. Его речь была короткой, но весьма впечатляющей. Он каким-то натужным, низким голосом поведал, что подруга эта ему очень даже хорошо известна. Что они с Мариной иногда встречались и перезванивались. И что ребенок у нее действительно (тут он сглотнул) болел. И что ребенку в самом деле нужны деньги. Все это чистая правда.
Алина оцепенела. «Они что – заодно?! Я с ума сейчас сойду, никогда бы не подумала, что когда-нибудь такое случится! Васька сдался! Они врут на пару! Ну все, куда уж мне против них двоих…»
– Васенька, но ведь любая операция сколько-то стоит, – почти умоляюще обратилась к нему мать. – Неужели она вам не сказала цифру?
Марина перебила – она все больше обретала уверенность в себе и в своем рассказе. Она сказала, что операций потребуется несколько, за их количество и стоимость никто ручаться не может. Так что, сколько бы денег они ни собрали – много все равно не будет.
– Вы что – благотворительный фонд решили открыть? – мрачно спросила Алина. – Деньги занимаете, а чем будут отдавать?
– Продадим дачу, – быстро сказала Марина.
А Василий – ни звука. Он слушал, что говорит жена, и казалось, со всем соглашался. У Алины возникло чувство, что она спит и видит очень дурной и странный сон. В этом сне все поменялось местами. Теперь приказывала и распоряжалась в доме ее сестра. А свояк был у нее под каблуком и мог только повторять слова своей хозяйки-повелительницы. «Еще немного, и она начнет его бить… – пронеслось у нее в голове. – Я бы, конечно, такому исходу обрадовалась… Только вот за себя пока радоваться не приходится. Ни за что не позволю отдать их деньги. Они врут, но почему – не понимаю. А деньги пропадут. Ох, я по их лицам вижу, что пропадут! Если бы брали на какое-то надежное дело – зачем стали бы врать про больного ребенка?»
– Продадим дачу… – повторила Марина среди установившегося молчания. Все сидели за столом, стараясь не глядеть друг другу в глаза. Даже дети в другой комнате затихли – то ли они прислушивались к происходящему, то ли просто устали плакать.
– Очень хорошо, – Алина встала и подошла к сестре, стремительно обогнув стол и слегка зацепившись бедром за угол. Но от волнения она даже боли не почувствовала. – Об этом я тоже хотела с тобой поговорить. Мне желательно получить свою долю.
– Ты ее получишь.
– Вот как? Сколько же?
– Половину, – Марина взглянула на мужа.
Тот кивнул:
– Как и полагается, половину. Нам-то чужого не надо.
В его тоне ясно слышалось продолжение фразы: «В отличие от тебя!» Алина развела руками:
– Ну, милые мои… У вас семь пятниц на неделе! Ведь пару дней назад ты, Вася, сказал, что для этого мне придется с вами судиться. Как это жена тебя переубедила? Да что же это творится?
Мать попробовала ее успокоить, дотронувшись до руки, но девушка этого даже не заметила. Она распалялась все больше – тут было все: гнев, обида, недоумение:
– Я тебя, Васенька, просто не узнаю! Когда ты что-то делал для ее подруг? Что это за подруга такая? Посмотреть бы на нее, познакомиться! Ты же для этой подруги на все готов – и свои сбережения отдать, и в долги залезть, и лишить детей летнего отдыха… И даже с них – с пенсионеров, – она указала на родителей, – даже с них ты готов содрать столько, что им потом никогда не расплатиться!
Он тоже встал – медленно и с какой-то угрозой в каждом движении:
– А это мое дело.
– Твое, – согласилась она. У нее внутри все дрожало, но Алина чувствовала, что лицо остается спокойным. А может быть, даже наглым – она старалась придать ему такое выражение. – Но и мое тоже. Это мои родители, ты понял? Со своей женой творите что хотите, это ваше дело, сами и расплатитесь. С подругой или еще с кем – мне все равно. Но мои родители…
Но тут вмешался отец. Он заявил, что, в конце концов, у него тоже есть право голоса, так или нет? И, обращаясь к зятю, сообщил, что первым своим долгом считает помочь своему собственному ребенку. Алине. Хотя она, слава богу, в операции не нуждается, но помощь ей сейчас очень нужна, и никто, кроме родителей, ей помочь не сможет.
– Вот-вот, – радостно подтвердила мать. – А кто умеет просить – тот без денег никогда не останется! Давать нужно тем, кто никогда не просит! Мне, Мариночка, твоя подружка не нравится! Вот вы дадите ей денег, а она возьмет своего ребенка и мотанет с ним в Америку, якобы лечиться! И поминай их там, как звали!
Марина даже не смогла возразить. Отец сказал, что денег, которые он занимал собственноручно, им никогда не видать. Он злился все больше – и немудрено. Алина слушала, упрямо закусив губу, и представляла себе, каким для него тяжким испытанием были эти дни – поездки по родне, по знакомым и почти полузабытым друзьям… Просьбы, уклончивые ответы, обещания и снова просьбы… Просить отец умел плохо. Тут она пошла в него. Он никогда не делал долгов и очень этим гордился. Однако, когда Марина так напугала их по телефону, он про свою гордость забыл. И вот выяснилось, что она просила не за себя.
– Ты просто шантажистка, – заявила Алина сестре. – Мам, пап, идемте отсюда, а? Вы же видите – этим двоим только деньги нужны. Какая там подруга, откуда она? Может, они все это выдумали, чтобы выманить у вас денег? Может, Васечка, ты сам ни у кого взаймы и не брал? А Маринка пересидела эти дни у твоих родителей? Ты же знаешь, такими методами всего можно добиться!
Но тут она перегнула палку – сестра вскочила и теперь стояла в такой странной позе, будто собиралась драться.
– Да, знаешь, это было уж слишком! – плачущим голосом сказала мать, обращаясь к старшей дочери. – Ты по телефону говорила так, будто у тебя нож к горлу приставлен… Конечно, мы чуть с ума не сошли! Подумала ты об этом? Подумала или нет? По-человечески нельзя было объяснить?! Подруга… Ну приведи ты ко мне эту подругу познакомь, пусть она сама мне все расскажет…
– Ей некогда! – отрезала та.
– Значит, ты врешь, – запальчиво заявила Алина. – Идемте отсюда!
И они в самом деле собрались уходить. Мать уже убирала в сумку смятый носовой платок – она все-таки заплакала, – как вдруг Марина, очень бледная, подала голос:
– Вы просто не понимаете, что сейчас делаете. – Она говорила тихо, совершенно безнадежно, будто не рассчитывала, что кто-то к ней прислушается. – Мне деньги нужны, очень нужны.
Мать хотела что-то ответить, но не успела – Алина вытащила ее в прихожую, а затем и на лестницу. Отец уже спускался во двор. Даже по его спине было заметно, как он расстроен.
Они уселись в старую отцовскую машину, и он принялся возиться с зажиганием. Мать, сидя сзади, опять заплакала – бесшумно и сдавленно. Алина повернулась:
– Мам, не надо. Ну что теперь поделаешь? У них какие-то тайны, не хотят говорить – им же хуже.
– Я думаю, нужно было отдать деньги, – выдавила та.
Алина вспыхнула:
– Зачем, мама? Зачем? Чтобы совесть была чиста? А у них совесть есть?
– Ну хватит, валькирия! – прикрикнул на нее отец. Он никак не мог завести машину. – И без тебя тошно!
– Паша, может, занесешь им деньги? – обратилась к нему мать. – Марина так на меня посмотрела, когда мы уходили…
Алина открыла дверцу:
– Тогда я пойду домой пешком. Глаза бы мои этого безобразия не видели!
– Сядь!
Но она уже выскочила из машины. Как ни странно, в ту же минуту машина завелась. Отец сделал ей знак садиться – Алина ответила долгим, укоризненным взглядом. Он захлопнул дверцу, и родители уехали одни.
Девушка постояла у крыльца, чувствуя, что ее физически душит обида. Достала сигарету, закурила. «Ну конечно, стоит Марине пустить слезы, и они уже на все готовы! И деньги отдадут, хотя видят, что зря, что все это вранье… И пожалеют – ее пожалеют, не меня. Ну почему все так, почему? Я что – хуже, я что – ничего не заслужила? И у всех так, во всех семьях! Никогда двух детей не любят одинаково! Кого-то все равно больше! Вот Васька обожает Катю, а на Илью почти внимания не обращает. А ведь это парень, сын, наследник фамилии! Да еще и первенец! Казалось бы, все ясно? Так нет – он больше любит девочку. Маринка – та любит вроде всех поровну, но у нее никакого характера нет, такому равноправию грош цена. А я? Я-то кого люблю?»
Она бросила сигарету и решила вернуться. «В любом случае, деньги отец уже увез. Значит, этих семи тысяч им все равно не видать. Я папу знаю – решил не давать и не даст. А мне даст, он обещал! Только не сегодня, пусть придут в себя. Поеду к ним завтра после работы, тогда и поговорим. А сейчас… Сейчас мне нужно туда вернуться. Может, когда родителей не будет рядом, они скажут мне правду? Что с меня-то взять? Им были нужны деньги, вот они и врали напропалую. А потом… Про покойника-то я и не рассказала!»
Ей самой стало странно – как мало она в течение этого долгого, тяжелого дня думала о своей ночной находке. Потому ли, что этот человек был ей совершенно чужим? Потому, что она не успела даже как следует испугаться – сразу стала звать на помощь? Она и сама не понимала. Знала только одно – родителям такого рассказывать нельзя. Про пистолет – да. Про Дольфика – да, тут просто нельзя было умолчать. Но вот этот человек…
Она медленно поднималась по лестнице, переводя дух на каждой площадке и пытаясь собраться с мыслями. «А когда я решила, что это лежит Васька, что я подумала? Я ведь что-то подумала тогда… Что-то вроде: „Наконец-то!“ Господи, да неужели я ТАК его ненавижу?»
Дверь в квартиру была незаперта. Как гости ушли, оставив ее открытой, так она и стояла – чуть не настежь. Алина вошла и осторожно прикрыла ее за собой. Из комнаты, где стоял стол, доносились негромкие голоса. Говорили муж и жена. Дети, видно, по-прежнему сидели у себя. Скорее всего, они страшно обиделись на родителей, что те отказались искать Дольфика, и поэтому объявили им бойкот.
«А если… Послушать?» – Алина сделала несколько шагов и оказалась вплотную к двери в комнату. Она была чуть приоткрыта, но разглядеть ничего не удавалось – только фрагмент стола. Голоса стали слышнее. Говорил Василий:
– Завтра попросишь еще раз. Успокойся. Все обойдется, говорю тебе!
– Он не даст, – плачущим голосом отвечала Марина. Разговор велся на пониженных тонах, чтобы не услыхали дети.
– Попросишь хорошо – даст.
«Это они про папу, – сообразила Алина, затаивая дыхание. – Ну-ну. Не даст, точно вам говорю, не даст!»
– А если сказать правду? – все так же жалобно спросила Марина. Что-то глухо звякнуло – как будто бутылка ударилась о край стакана. Пауза. Василий что-то невнятно произнес – Алине не удалось разобрать ни слова.
– Если… – сбивчиво продолжала Марина, – только ему? Маме ничего не скажу.
– Если ты, – раздельно, чуть не по слогам ответил ей муж, – если ты хоть кому-то, хоть кому угодно об этом скажешь… Я тогда все это бросаю к чертям собачьим!
– Тише! Дети!
– Да, дети… Вспомнила наконец о детях, – бросил он.
Снова звякнула бутылка. Он что-то наливал в стакан и пил. Судя по тому, как менялся его голос – не воду. Василий чуть осип, как будто хватил хорошую порцию водки.
– Ну хорошо, – сдалась Марина. – Так сколько же у нас получилось в итоге? Тебе удалось занять пять тысяч, да отложено было почти десять. Но этого не хватит!
– Можно поторговаться, – хрипло заметил он. Но интонация была какая-то вопросительная – как будто он был совсем не уверен в том, что торговаться возможно. Алина даже сощурилась от внимания – она боялась упустить хоть слово. И еще – что в коридор выйдут Илья или Катя и помешают.
– Я два дня торговалась, – ответила Марина. – Но ничего у меня не вышло.
– Я сам попробую.
– Вася, я тебя прошу – не ввязывайся! Я же тебя знаю! Ты еще драться полезешь!
– Я разве с кем-то дрался?
Долгая тягостная пауза. Марина потихоньку заплакала.
– Денег не хватит, – почти шептала она. Алина прижалась почти к самой щели, жадно ловя этот отчаянный шепот. – Не хватит, если папа не даст. Давай скажем ему… Ну давай хоть что-то скажем! Не все… Ладно, давай не все. Просто скажем, что ты должен кому-нибудь, и вот…
– Ты ничего ему не скажешь, поняла? Совсем ничего. Или я все бросаю.
Она опять попросила говорить потише. Больше всего Марина боялась, что услышат дети – голос у нее был виноватый. Заговорили о Кате – как близко к сердцу она приняла смерть собаки! И что теперь делать? Как ей сказать, что Дольфик не вернется никогда!
– Эта твоя сестрица, – бросил Василий. – Ну и стерва же! Так и дал бы ей по морде! Ляпнула чуть не при детях! А если бы Катька услышала, что пса убили?!
«Дал бы ты мне по морде, – хмуро подумала Алина. – Я уж как-то тебя просила, но ты что-то не решился… Дубина».
– Кстати, – Василий заговорил потише. Скрипнул стул – как видно, до сих пор он стоял, а теперь присел к столу. По комнате поплыл сигаретный дом, постепенно просачиваясь в прихожую. – Ты мне не говорила про собаку.
– Не до этого было, – ответила та.
– Теперь рассказывай. Кто его убил? Когда? Тогда утром, да? Эти?
– Эти, – чуть слышно отозвалась она. – Только я не видала как. Когда я спустилась вниз, он был уже мертвый. Наверное, под утро выбрался наружу через веранду, погулять… А когда они вошли на участок, залаял, и ему дали по голове. Дольфик так и лежал на крыльце. Хорошо, что они наверх не пошли, а то нашли бы Алинку… Ох, меня и теперь трясет…
– Кто его в погреб кинул?
– Я.
– Ты?!
– Ну да, я… – Голос у нее задрожал. – Я в последний момент, когда выходила, вдруг запнулась об него… Ох, я чуть сознание не потеряла… Они говорят – поехали! А я вдруг подумала – Алина встанет, увидит Дольфика, поймет – что-то случилось… Сказала, что собаку нужно убрать, чтобы соседи не увидали. Закапывать времени не было, и я сама… Сама его кинула в погреб.
Оба замолчали. Алина слушала тишину с колотящимся сердцем. «Что, что там случилось?! Дура Маринка, дура, почему же она не говорит нам правды? Выдумала какую-то подругу, когда творится такое! Да отец бы все отдал, да и я… Даже и я…»
Она ждала еще несколько минут, в надежде, что разговор будет продолжен, но дождалась только звяканья посуды. Марина, судя по всему, стала понемногу прибирать стол. Медлить было нельзя. Алина толкнула дверь и вошла.
Их растерянные, будто замерзшие лица, их испуганные взгляды… Она остановилась у порога:
– Вам не кажется, что мы не договорили?
– Вы что – вернулись? – воскликнула Марина. Она густо покраснела, а потом краска так же стремительно схлынула – будто утекла под воротник водолазки.
– Я вернулась одна. – Не дожидаясь приглашения, Алина присела к столу. Заставила сестру поставить на скатерть стопку собранных тарелок – та безвольно ей повиновалась.
– Ты подслушивала, – понял Василий. Он смотрел на нее с прежним испугом, только теперь к страху примешивалась почти нескрываемая ненависть. – Ты там стояла и подслушивала! Я не слышал, как ты вошла!
– Я не подслушивала. Я кое-что услышала случайно.
– Ну и что ты услышала?
– Да то, что и думала. Вы врете. Никакой подруги нет. Но это и так было понятно – папа с мамой сразу вам не поверили. Даже они не поверили, а что до меня…
Она взглянула на сестру:
– Насчет собаки я и так догадалась. Ее убили при тебе. А что ты скажешь насчет пистолета?
– Пистолета? – чуть слышно откликнулась Марина.
– Разве муж тебя еще не просветил? Он тоже его видел. Это ты сунула мне его в сумку?
Молчание. Алина кивнула:
– Ну ясно, ты. Он чей? Этих типов, что убили Дольфика? Как он у тебя оказался?
– Нет-нет, – прошептала та. – Не их. У них не было никакого пистолета.
– Тогда – твой?
– Нет… Не мой.
Алина заметила, как супруги быстро обменялись непонятными ей взглядами. Она ударила ладонью по столу:
– Да что вы все сговариваетесь?! Я сдала этот пистолет в милицию, написала заявление – все как было! Думать-то больше не на кого – на тебя, дура, или на Ваську! Считаете – за вас не возьмутся? Удивляюсь, что еще не взялись!
– Меня дома не было, – мрачно ответил он. – Кто знает, взялись они за меня или нет.
– Ну так узнаешь! – Она резко повернулась к сестре. – Ну а что скажешь насчет того мужика в сарае?!
Марина оцепенела. Она снова взглянула на мужа, но на этот раз в ее взгляде ясно читался отчаянный вопрос. Тот смотрел на Алину – с каким-то бессмысленным выражением.
– Неужели вы о нем не слыхали? – Алина внимательно следила за ними. – Поразительно… А я-то, слушая вас, понадеялась, что вы и о нем что-нибудь знаете… Раз уж с Дольфиком все выяснилось.
Первой очнулась Марина. Она осторожно спросила – какой мужик и какой сарай имеются в виду?
– Наш сарай, наш, – раздраженно ответила ей сестра. – И там я вчера нашла мертвого мужчину. С ремнем на шее.
– Его задушили?!
– Задушили, или сам повесился – не знаю, я при этом не была, – Алина видела, как искренне изумлена сестра, и все-таки не знала – верить этому изумлению или нет.
– Ты с ума сошла! – ахнула Марина, бессильно складывая руки на груди. – У нас в сарае?! На даче? Да что же это творится?!
Василий был изумлен ничуть не меньше жены. Правда, он не издавал никаких восклицаний, не жестикулировал… Но его взгляд – совершенно растерянный, бессмысленный, ясно говорил о том, что новость его потрясла. Алина безнадежно вздохнула:
– Знаете что, мои милые? Если бы не все остальное, я бы решила, что это просто случайность. Ну шел по улице мужчина, в какой-то момент решил покончить со своей постылой жизнью. Пришла такая фантазия! Подумал – как бы это сделать? Ага, вот дом, окна темные, хозяев нет. Перелез через забор, пошел на такое усилие. Видит – сарай, да еще и не запертый. Снял с себя ремешок и покончил с собой. Не в речке утопился – а до нее было шагов двести, не больше. Не в лесу повесился, на сучке. Не под поезд кинулся – слишком хлопотно показалось. Это же сколько надо ждать, пока пройдет товарняк! Электрички-то по ночам не ходят… Выбрал наш дом и там успокоился.
Марина нахмурилась – ей явно не нравилось, в каком тоне говорит об этом младшая сестра. Но та не унималась:
– Короче говоря, экстравагантный такой попался человек. И шел он не к вам в гости, поскольку вас, может, и не знал. Просто соблазнился вашим сараем. Но знаете что? – Она повысила голос. – Чепуха все это. Я в такое не поверю. И следователь не поверит – когда сведут все вместе. Про пистолет у меня в сумке, и про убитую собаку, и про то, что тебе так срочно понадобились денежки, Маринка…
– Ты что – все это ему выложила?
– Кое-что выложила, – бестрепетно созналась сестра. – А что мне было делать?
Супруги опять переглянулись. И эти взгляды Алине очень не понравились. Это были быстрые, почти незаметные знаки – как будто они оба спросили друг друга о чем-то, но не получили никакого вразумительного ответа. Она встала из-за стола:
– Ладно, молчите, переглядывайтесь. Только вот не знаю, до чего вы достукаетесь, если будете продолжать в таком темпе. Вот не думала, что у вас такое криминальное семейство! Прямо Бони и Клайд. Только у них, кажется, не было двоих детей. Хоть бы о детях подумали, умники!
Она сделала движение к двери, но ее остановил голос Василия.
– А ну, вернись! – приказал он. Совсем как прежде – уверенно и властно.
Она от неожиданности послушалась.
– О детях-то мы как раз и думаем.
– Ну ясно, больной ребенок… – начала было она, но Василий ее оборвал:
– Больной ребенок тут ни при чем. Его вообще нет. Мы думаем о своих детях, ясно тебе? И если не говорим тебе всего, то только ради них.
Марина громко, отрывисто всхлипнула.
