ОН
Моя жизнь потихоньку налаживалась. Пользуясь солидной прибавкой к жалованью, я оформил в банке кредит на автомобиль, приобрел парочку приличных костюмов и наконец почувствовал себя человеком.
Теперь я больше не трусил под дождем от станции метро, как Терехин и прочие, а плавно подкатывал к офису на новенькой «киа», ожесточенно вертя головой в поисках дефицитной парковки. В курилке я с удовольствием жаловался на нескончаемость летних пробок и ругал местные власти за бездействие. В ресторане заказывал полный обед из четырех блюд, а кофе не заказывал вовсе. Я больше не обращал внимания на косые взгляды официантов (тем более их, кажется, и не было). Теперь я выглядел человеком… Теперь я стал человеком!
Несмотря ни на что — на неприступность Леди Ди, настороженное бездействие Есенской и на собственное совершенно туманное будущее…
Удивительно, но в пылу корпоративной битвы Дана выглядела олимпийски спокойной.
— Появление статьи о Фукисе означает, что в «Стандард Ойл» догадались о планах захвата. Так они пытаются снизить свою инвестиционную привлекательность, — сказала она. — В последнее время интерес к их бумагам возрос — из–за вступления в игру Фукиса, от которого многого ждут.
— От этого афериста? — возмутился я.
— От этого американца, — парировала Дана.
Мы замолчали. В делах затишье, остается ждать.
Но я–то ждать не могу! День, когда я не стал хотя бы на миллиметр ближе к своей мечте, потерян для меня. Расположение фортуны так же изменчиво, как и настроение девушки. Сегодня она гладит меня по головке (фортуна, а не девушка), а завтра отвешивает подзатыльник. А потом вообще выбросит вон! Я должен использовать каждый шанс, каждый миг, каждый вздох, чтобы стать ближе к ней! Ближе к моей мечте, к Леди Ди.
Но я топтался на месте. Мои комплименты не действовали, на просьбу о свидании девушка отвечала пренебрежительным прищуром, говоря, что мы и так встречаемся ежедневно на работе, во время любовных признаний она откровенно зевала. Как мужчина я был ей абсолютно неинтересен.
Поверить невозможно, но — увы — это так!
Я не знал, что делать. Взмолиться, пасть на колени, умолять о снисхождении, рыдать, спрятав лицо в ладонях, пригрозить самоубийством? Встать на подоконник, обещая спрыгнуть вниз?
Наверное, Леди Ди лишь рассмеется на это. Будет что рассказать подругам…
Куда как проще с той девицей, которую я недавно подцепил в кафе, намереваясь забыть в ее объятиях о любовных неудачах. Крепко поссорившись с предками, она удрала из дома, пришлось мне пригреть девушку у себя. Кажется, ее зовут Ира… Или Люда? Или еще как–то? В меру хорошенькая, без царя в голове. Чистоплотная. Недостаточно любопытная, чтобы поинтересоваться, что я думаю о ней. Недостаточно догадливая, чтобы понять, что я к ней глубоко равнодушен. Достаточно умелая в постели и достаточно занятая, чтобы не докучать мне своими чувствами, — трудится в какой–то конторе, не то заваривает чай, не то перебирает бумаги.
Если захочу — могу в любой момент послать ее ко всем чертям. Она даже не обидится. Просто пожмет плечами, соберет свои манатки и пошлепает к метро, кокетливо покачивая бедрами. И на полпути отыщет себе нового поклонника.
Совсем не то что Дана — опасная девушка с опасными мыслями в голове, абсолютно непредсказуемая, непостижимая.
Знает ли она, что именно болтают о нас в конторе, знает ли, что слухи о нашем скором браке стали обыденной реальностью для всех, кроме главных персоналий этого мифологического брака, — меня и ее. Но главное — ее!
Послать бы все к черту и… уволиться! Найти другую работу, а потом… Но что потом? Все то же прозябание в должности мальчика на побегушках? Опять начинать с самых низов, с нуля?
Я не мог решиться на это. Я надежно и безнадежно увяз в Большой Сплетне. Чудовище, порядком измяв меня в своих объятиях, не собиралось выпускать жертву на волю. Оно жило сообразно своим внутренним целям и законам. И сообразно своей внутренней логике влекло меня в неизвестные, сумрачные, грозовые дали…
Легчайшее, легче пуха, прикосновение заставило меня вздрогнуть.
— Задумался? — спросила Дана мягко.
— Да… — ошалело пробормотал я и осекся, вдруг заметив: на дне ее погибельных колдовских глаз плескалась — боюсь пагубного бесстыдства этого слова! — нежность. Или то, что казалось мне нежностью… Интерес? Сочувствие? Любопытство? Страх потерять выгодного партнера!
Заведенным порядком мы вышли из ресторана: она чуть раньше, я — чуть позже. Появляясь порознь, мы пытались обмануть… кого? Ведь вся контора гудела и плавилась, обсасывая последние слухи. Сплетня обрастала невероятными подробностями. Всем было достоверно известно, что Якушев дает за своей дочкой что–то около миллиона в акциях разных компаний. Что для молодой семьи уже куплен дом в престижном коттеджном поселке, а свадебное путешествие запланировано не то на Сейшелы, не то на Багамы. Что я в данный момент мучаюсь выбором подарка для возлюбленной, страдая от того, что уж больно мелки бриллианты в отечественных магазинах.
Теперь в конторе я проходил по категории счастливчиков, которым везет всегда и во всем, особенно в любви и в том, в чем традиционно не везет влюбленным, — в деньгах и карьере.
Никто не знал, что это только сплетни… Всего лишь сплетни, обыкновенные сплетни, в которых ни капли истины!
В моем активе числился лишь один ее нежный взгляд, единственный взгляд — случайный, ненамеренный, неосознанный. Разве этого достаточно?
Вечером, когда я уже собирался спать, внезапно зазвонил телефон.
Неохотно оторвавшись от губ своей подружки — не то Иры, не то Люды, — я потянулся к трубке. Воспользовавшись моментом, когда востребованность ее услуг упала до нуля в связи с их полной исчерпанностью, не то Ира не то Люда выскользнула в ванную.
— Алло? — хмуро буркнул я.
— Привет! — раздалось на другом конце провода.
Долгая пауза свидетельствовала о необходимости узнавания, радостного вскрика — или, наоборот, суровости, холодности, означавшей обиду и… Но я не успел решить, что лучше в данном случае, как…
— Пусик, где мой халат? — прокричала из ванной не то Люда не то Вера.
— Ты не один? — удивилась Дана. В голосе ее прорезалось едва заметное, но такое обнадеживающее разочарование.
— Совершенно один! — спохватился я, захлопывая ногой дверь в комнату, чтобы никакие Веры, Нюры или Кати не помешали важному разговору.
Предчувствие твердило мне, что этот поздний звонок неспроста! Может быть, случилось нечто экстраординарное… Но ведь ночью дела не решаются… если только личные…
— Но я слышала женский голос… — продолжала настаивать она.
— Это телевизор. — Ложь оказалась легкой и необременительной, как шелуха подсолнечника, только куда более пачкающей. Потянувшись рукой к пульту, я переключил канал — чтобы моя собеседница уловила перемену звукового фона.
— А–а–а… — протянула она после паузы.
Это был тот самый голос, что еще недавно скорострельно выпаливал приказания в трубку, однако теперь он не приказывал — скорее просил. Теперь он беспокоился женским присутствием в моей квартире, теперь он тягуче и медленно вливался в мои уши, обволакивал меня, суля то, что еще вчера казалось несбыточным, невозможным.
— Что ты сейчас делаешь? — вдруг поинтересовалась она, по собственной воле прервав молчание, которое я не осмеливался нарушить, слишком уж оно было сладостным.
— Собираюсь спать, — соврал я. — Утром на работу.
И даже не догадался приплести, что, мол, неустанно думаю о ней, мечтаю о ней, придумываю ее… Всегда, каждый миг своего существования — даже тогда, когда обнимаю податливое, послушное тело не то Кати, не то Маши, а та принимает нашептываемые нежности на свой счет, даже не догадываясь об их истинном адресате, которым я брежу наяву, как во сне…
— Значит, завтра увидимся, — полувопросительно произнесла она.
— До завтра, — попрощался я.
— Спокойной ночи, — нежно пропел самый красивый, самый музыкальный, самый восхитительный голос на свете, в то время как в дверь комнаты нервно гремел нетерпеливый кулачок не то Гали, не то Светы.
— Слушай, ну где мой банный халат? — капризно проговорила девушка. Голос у нее достаточно неприятный, скрипучий и вовсе не музыкальный. Который хотелось послать на все буквы алфавита вместе с его глуповатой обладательницей. — Такой белый, ну ты знаешь!
«Иди ко мне, — ласково пробормотал я обладательнице восхитительного голоса, только что погасшего в телефонной трубке. — Какая ты… Необыкновенная! Я схожу от тебя с ума».
«Я тоже», — ответила она, приглушая рвущееся из груди дыхание. И протянула мне руки — тонкие руки, сотканные из звездного света и лунной плоти, из вязкого сна и дремотной прелести желания.
— С чего это вдруг? — удивился вслух кто–то третий, встрявший между нами.
«Я так долго о тебе мечтал… Ты самая необыкновенная девушка… Самая красивая на свете… Если бы ты знала, как я тебя люблю…»
«А я так долго не решалась приблизиться к тебе… Так боялась… Сам понимаешь, о нас столько болтают…»
— Нет, я не хочу, я устала! — простонал кто–то под боком, разбивая вязкую тишину полуночи.
«Иди ко мне, любимая! Ты совершенство, ты божественна, ты недостижима, как сама мечта…»
«Прижми меня к себе, дорогой, я хочу приникнуть к твоей груди, ведь ты самый мужественный и прекрасный мужчина на земле!»
— Обними меня! — Кто–то захлебнулся густым вздохом, проталкивая сквозь сомкнутые губы сладострастный звук. Пузырек воздуха глухо лопнул в углу рта.
«Скажи, что ты будешь моей, что ты никогда не оставишь меня, возлюбленная моя!»
«Конечно, любимый, я твоя — навсегда, до последней клеточки тела…»
— Да, — произнес тот же самый голос, который мешал бесконечной глубине моего наслаждения. — Конечно. Как скажешь… — А потом добавил: — Это было потрясно, пусик!
Я с трудом разлепил заплывшие мечтательной дремотой веки. Не то Вера, не то Лера вытянулась рядом со мной, расслабленно нежась на постели. Ее доступное тело бесстыдно блестело в лунном свете, масляно вливавшемся в окна.
Я очнулся от сладких мечтаний — резко, как будто меня пырнули в живот. Натянул на грудь одеяло. Промолвил, зевая:
— Ладно, давай спать.
А про себя подумал: «Надо поскорей избавиться от нее… Но не сразу, конечно, а дня через два. Аккуратно. Как я обычно делаю это…»
И, приняв решение, спокойно смежил веки.
Итак, теперь в активе моего собственного акционерного общества «Игром», кроме акций и одного–единственного нежного взгляда, значился еще и пустячный, непонятно к чему ведущий разговор, прекрасный своей абсолютной неделовитостью. И это было немало! Имея такой стартовый капитал, можно начинать атаку на новые рыночные рубежи, еще вчера казавшиеся абсолютно неприступными.
Но, одержимый благоразумием, я занял выжидательную позицию. Один взгляд и один разговор — это, в сущности, так мало…
«Нет, надо поскорей от нее избавиться», — только и успел подумать я, ныряя в уютное логово вязкого сна с головой.
Конечно, я, опытный ловелас, поднаторевший в искусстве любовных пассов и интимных офсайдов, не мог не разглядеть той тонкой, незаметной чужому взгляду прелюдии, которая при всем многообразии подводных путей ведет к одной–единственной, одинаковой для всех цели — той самой цели с точкой секундного наслаждения на самой вершине… Но если еще недавно Леди Ди отвергала мои притязания, не отзывалась на ухаживания, не реагировала на зовущие взгляды, которые я обильно раздаривал ей во время своей любовной осады, то теперь она сама приступила к атаке — что это значило? Что она, наконец, оценила меня? Что она рассталась с моим неизвестным соперником, до сих пор мешавшим моему любовному успеху? Что, не сдаваясь под моим напором, она предпочитала роль завоевательницы, а не завоеванной? Что ей нравилось быть не жертвой, но охотником?
Что ж, если это действительно так, почему бы мне не подыграть ей. Семя ревности удачно упало на почву обманутого ожидания, обильно удобренную в ходе предварительной подготовки. Зерна неуверенности посеяны на опасном склоне женской обиды. Надежда на взаимность спрятана за твердолобой броней общих интересов. Но радоваться рано, нужно выяснить — не обманулся ли я. Не ошибся ли, приняв полночный разговор за то, о чем мечтал больше жизни?
Я должен быть осторожным, должен выверять каждый шаг. Лобовые атаки ей претят — значит, нужно двигаться обходным путем. Пусть Большая Сплетня сделает за меня то, на что не отважусь я сам…
Я с нетерпением ждал нашей обеденной встречи.
А она не пришла.
Злой как черт, я вернулся в отдел. Наорал на Тамару, когда та сунулась ко мне с бумагами. Терехина в сердцах обозвал болваном, а Попику напомнил, что у нас платят деньги не за изучение статей об аквариумных рыбках, а за нечто иное. Например, за составление прогноза по рынку олова, который я жду не дождусь от него вот уже вторую неделю.
Собирался от души накричать и на Лилееву, но ее не было на рабочем месте.
— Где Лилеева? — хмуро осведомился у Губасовой, чье декольте приняло в последнее время столь угрожающие размеры, что грозило психическому здоровью мужчин нашего коллектива.
Губасова, надувшись, вызывающе качнула грудью.
— Лилеева? — переспросила демонстративно, хотя до сих пор не была глухой. — Кажется, ее вызвала Железная Леди… Ой простите, Есенская.
— Кто? — переспросил я, хотя до сих пор глухим тоже не был. И тут же поинтересовался: — Зачем?
Губасова язвительно улыбнулась:
— Вот уж не знаю, наверное, у них дела!
И, решив, что я ранен ее колкостью в самое сердце, удовлетворенно плюхнулась на стул.
Вечер я провел в тревожных раздумьях. Мысли скакали с Леди Ди на не то Веру не то Люду, потом вновь возвращались к Лилеевой. Зачем она ходила к Эльзе? Какие у них могут быть дела?
Вечером телефон Лиды не отвечал. Трубку поднимала бабка. Она дребезжаще кричала «алле», после чего я трусливо нажимал на рычаг. Позвонил на сотовый: механический голос в трубке добросовестно сообщил, что телефон абонента заблокирован.
Лида была недоступна. Сволочь, дрянь, гадина! И это тогда, когда она мне позарез нужна! Зачем? Узнать, за каким таким бесом она таскалась к Эльзе!
В приступе бешенства я ударил по столу. Ребро ладони заныло от удара. Дерево отозвалось глухим потревоженным звуком.
— Все они суки, — просипел я в ярости, усиленной беспомощностью и болью. И нынче же вечером решил немедленно вышвырнуть не то Лену, не то Олю из своей жизни. Избавиться от нее в преддверии перемен в собственной судьбе.
Но так и не смог на это решиться.
Она мурлыкающе прижалась ко мне.
— Вчера было здорово, — произнесла, механически растирая челюстями мятную жвачку.
— Знаешь, я не в настроении! — мерзким тоном заявил я, отодвигаясь от нее. — И вообще…
Сейчас выдам ей по первое число! Скажу, что мне обрыдли ее тряпки, разбросанные по комнате, гора тарелок на кухне, ватные шарики с остатками косметики на подзеркальном столе, потеки туши на раковине, надоело ее послушное тело, ее животное тепло, ее пряный запах, уничтожающий мое одиночество и делающий меня ручным и податливым. Надоела трескотня по телефону, ее невкусные бутерброды и, главное, ее нелюбопытство относительно моих чувств. И любопытство относительно содержимого моего кошелька. Надоела ее постельная покорность, ее пододеяльная виртуозность, ее смазливость, наконец, надоела ее манера одеваться, двигаться, жевать, смотреть в окно, дышать, жить, говорить, думать, не думать…
А потом, нахмурясь, осведомиться: «Тебе помочь собрать вещи?» Бросить в сумку ее тушь, помаду, дезодорант, початую пачку прокладок, нежность, глупость, нетребовательность, преданность, ее саму… Как, кстати, ее зовут? Не то Лера, не то Вика… Не то Даша, не то Люда… У нее сотня имен, сотня лиц, сотня тел — она принимает любой облик, какой я захочу. Может быть, ее и нет на самом деле?
Нет, она была. Она есть.
Потягивая кока–колу через переломленную в талии соломинку, она удивилась:
— Странно, но с другими у меня было все не так.
— А как? — вынужденно поинтересовался я.
— Так себе. Фигово. Как у всех.
Ее слова вдруг смягчили меня. И теперь я уже не мог вот так, с бухты–барахты выкинуть ее из своей жизни. У нее было против меня действенное орудие — ее глупость.
— Кстати, тебе кто–то звонил днем, — невпопад добавила Лена. Да, ведь ее звали Лена. Определенно Лена! — Какая–то девица. Я сказала, что тебя нет дома.
— Зачем? Зачем ты подняла трубку?! — заорал я. — Я же тебе сто раз говорил, чтобы ты не… — Осекся.
Дурак, я ни разу не подумал о такой возможности: Леди Ди, позвонив мне домой, попадает на это тупоголовое существо, которое наплетет ей с три короба про наши отношения.
Лена (а это была Лена) надулась.
— Ты что, стыдишься меня? — спросила напрямик. У, эта пролетарская прямота! — У тебя еще кто–нибудь есть?
— У меня никого нет, но трубку брать незачем, — сурово парировал я. — А если это была квартирная хозяйка? Узнает, что вожу сюда неизвестно кого… Или мама… Начнутся вопросы, разговоры, попреки…
— Как это — неизвестно кого? — удивилась Лена, впрочем совершенно не обидевшись. Обнаружив в зеркале прыщеобразное изменение на лбу, она вгрызлась в него внимательным взглядом. — Скажи, что я твоя невеста. Она поймет.
— Невеста? — возмущенно задохнулся я.
— Ну да! — Судя по спокойному тону, Лена придавала не слишком большое значение этому званию. Значит, и мне незачем злиться. Обыкновенная трескотня пустоголовой девчонки. — Ты же вчера предложил мне выйти за тебя замуж!
— Я? — Горло перехватило от изумления.
— Да. Ну, когда мы с тобой… Ты еще обнял меня и сказал, что я лучше всех… И что хочешь жениться на мне… Ну я и согласилась! Конечно, а чего тянуть! И потом, ты мне нравишься больше, чем те парни, которые были у меня раньше. Мы с тобой уживемся, я думаю. Я получаю триста баксов, ты тоже неплохо зарабатываешь, так чего еще ждать?
Я продолжаю длить горловое полузадушенное сипение.
Сейчас соберусь силами и выгоню ее ко всем чертям, предварительно избив до синевы!
— Конечно, служба у меня не фонтан, да и начальник пристает… Не больно–то они хорошо платят за такую работу… Хотя проезд удобный — контора в центре, и вообще я уже привыкла там, но если ты устроишь меня к себе в офис… Секретарши ведь везде требуются, нужно всего лишь подождать, когда подвернется местечко… Было бы здорово, если бы мы поженились уже в июле! Тогда можно снять не эту халупу, а другую, в приличном районе. Мебель купить, обставиться. Диван раскладной… Представляю себе морду директора, когда я заявлю ему, что собираюсь выйти замуж и свалить из его дрянного регистратора! Потрясно! После этого он больше не сможет хватать меня за коленки. И пялиться на мою грудь. Потому что теперь у меня есть жених. Теперь есть кому меня защитить… А мы будем венчаться? Надо родителям звякнуть, порадовать… Потрясно! А то они уже надежду потеряли, когда…
— Из регистратора? — пробормотал я, постепенно теряя сознание.
— Ага, — ответила она, удачно расправившись с прыщиком и занявшись теперь большим пальцем, ноги, который еще не соответствовал мировым стандартам для младшего офисного персонала. — «Инкол–регистр», Солянка, 23… Кстати, почему бы тебе завтра не подвезти меня на машине на работу, если мы теперь жених и невеста? Это будет потрясно! Они все попадают!
Я ошеломленно молчал.
Приняв мою немоту за согласие, Лена (а ее звали Лена, это точно!) добавила:
— Ой, они все в обморок рухнут, увидев нас вместе! Особенно директор! Правда, пупсик? — спросила она, впрочем не ожидая от меня ответа.
— Да, — жалко произнес я, — конечно. Как скажешь…
