Глава 8
Ювелирный магазин был крохотный – один маленький зальчик, разделенный надвое решеткой. В первой части располагался обмен валюты, во второй – два небольших прилавка с золотом и серебром. Поскольку речь шла об обручальных кольцах, Наташа прошла сразу к золоту.
Бледная молоденькая девушка как раз укладывала в футляр тонкую золотую цепочку. Она артистично продемонстрировала, как золотая змейка скользит по ее тонкой руке, ловко приколола цепочку к картону булавкой, пропустила один конец под резинку и, закрыв футляр, отдала покупательнице. По всему было видно, что свою работу девушка любит и эти несложные, но такие красивые действия, связанные с драгоценными металлами, доставляют ей большое удовольствие.
Покупательница ушла и только тогда Наташа обратилась к продавщице:
– Извините, это не ваш брат водит такси? Там, у станции?
Продавщица испугалась:
– Что с ним случилось?
– Ничего. Он только что сказал, что вы мне можете помочь.
Девушка успокоилась, но по-прежнему недоумевала, и Наташе стоило немалых трудов разъяснить, в чем дело. Продавщица выслушала ее просьбу и едва заметно улыбнулась:
– Как я могу запомнить всех, кто покупает кольца? Это невозможно. У нас тут, знаете, постоянных клиентов немного, это не продуктовый магазин.
И гордым взглядом окинула свое маленькое царство – изумруды, сапфиры, цирконы…
– Но может быть, вы все-таки вспомните мою сестру и этого парня? – настаивала Наташа. – Они были у вас совсем недавно… У вас ведь не так много покупателей!
Продавщица даже обиделась.
– Конечно, дорогие вещи покупают реже, – она указала на витрину, в которой лежали изделия с изумрудами и сапфирами. – Но обручальные кольца, да еще весной, когда сплошные свадьбы…
В ее голосе звучала ирония, но Наташа решила не сдаваться. Последняя зацепка! Возможно, последняя, если только не разговорится Людмила. А если та решит помучить ее и поводить за нос? А если не видела ничего толком, а видела, так неправильно поняла? Что тогда? К кому обратиться?
– И вообще, зачем вам это нужно? – все подозрительней спрашивала девушка. Уже и ее товарка прислушивалась к разговору, постепенно смещаясь в их сторону.
– Дело в том, что женщина, которая купила у вас кольца, недавно умерла, – тихо произнесла Наташа. – Замуж она так и не вышла. Мы даже не знаем, кто был ее жених…
Это произвело впечатление. Продавщица была изумлена:
– Не знаете?! Как этого можно не знать?
– Да вот – не знаем. Я живу в Москве, сестра – здесь, мы редко общались.
– Но тогда в ЗАГСе должно быть заявление! – молниеносно среагировала девушка. – Если она купила кольца, то значит, они и заявление подавали!
«Умница! – воскликнула про себя Наташа. – Я должна была сразу подумать об этом!»
– Так что ступайте лучше в ЗАГС, – посоветовала та. – Даже если на свадьбу не явились, то заявление все равно там, а в нем и имя жениха, и прописка!
Наташу ветром выдуло из магазина. До ЗАГСа было недалеко, и она почти всю дорогу бежала. Ворвалась в вестибюль, чуть не свалив огромную пальму, подвернувшуюся ей на пути, мигом нашла нужный кабинет и нужного человека. Полная брюнетка с лицом восточного типа хладнокровно выслушала ее сбивчивую просьбу, осталась не слишком довольна и заявила, что никаких справок давать не собирается. Пусть эта запыхавшаяся дама идет в милицию. Ей пришлось рассказать ту же историю, что в ювелирном, но с более жалостными и яркими подробностями. Та слушала, хмуря аккуратно выщипанные брови и, казалось, далеко не всему верила. Однако кончилось тем, что она согласилась порыться в бумагах. Наташа ждала, нервно присев на краешек стула.
– Сперва посмотрим за май, – сообщила хозяйка кабинета и развязала тесемки картонной папки. – Да, всякое бывает… Не все являются… Далеко не все… Я бы вам тоже могла порассказать… Вчера тут невеста два часа ждала, и кортеж приехал, и свидетели пришли, а он взял и не явился. Имеет право, по закону… Сами не знают, чего им надо… Бывает, что и невеста в последний момент не явится, передумает… Я насмотрелась…
«Оставила бы свои замечания при себе, – думала Наташа, глядя, как пухлые руки, унизанные кольцами, лениво листают бумаги. – Уж моя сестра явилась бы! Но что-то ей помешало! Кольца купила, бедняжка! Какова деталь – купила их сама! САМА! А вообще-то это должен делать жених. Какие выводы? Сидел без денег! Коробка с деньгами, лакомый кусочек, а вся эта свадьба – только для отвода глаз. Как обокрал, так и смылся… Двойной удар. Это должно быть в мае, в мае…»
– Нету такой фамилии, – сообщила регистраторша. – Посмотрим апрель.
Но ни апрель, ни март тоже не дали никаких результатов. Отчаявшись, Наташа попросила просмотреть и зиму, начиная с января. Она была твердо уверена, что искать следов в более далеком прошлом не стоило. В таком случае, при последней встрече сестра поделилась бы с ней радостью.
– Ничего, – сказала, наконец, брюнетка. – А вы уверены, что они собирались регистрироваться у нас?
– То есть?
– Думаю, жених не из наших мест, а стало быть, он мог назначить регистрацию по месту своего жительства. В Москве, скажем, или в другом районе Московской области. Да где угодно!
Наташа была сражена. Обыскать все ЗАГСы Москвы и области? Поднять все заявления, поступившие за зиму и весну от неявившихся на регистрацию пар, учитывая, что известно только имя невесты?! Кому это под силу?
Она вышла на улицу, чувствуя, что потерпела еще одно поражение. Снова! След показался таким ярким, что на этот раз она почти верила в успех, но нет… «Охочусь за каким-то призраком и ничего о нем не знаю. Знаю одно – он негодяй! И вор впридачу! Позволил девушке купить кольца – позор! И где они теперь? При обыске дома их не нашли, значит, последовали за коробкой с деньгами! Да он ее дочиста обобрал!»
Эта неудача ее обессилила. Мелькнула мысль, которую пытался внушить ей муж, – переложить все хлопоты и подозрения на чужие плечи. Снова пойти к следователю – авось да удастся его чем-то заинтересовать. Но… Где гарантия, что удастся? В самом деле, что случилось? Покончила с собой старая дева. Покончила, судя по всему, добровольно. Есть, конечно, кое-какие доказательства, что она имела любовника и тот ее обокрал. Деньги, кольца… Свидетельство таксиста – тот покажет, что видел ее с парнем. Если повезет, то и Людмила скажет свое слово. И что дальше? Парня будут искать. Обратятся за справкой в ЗАГС, снова опросят соседей, знакомых. И что же выяснят?
«Ничего, – ответила себе Наташа. – Ничего не выяснят, потому что отложат дело в долгий ящик. В самом лучшем случае – отправят запросы в московские ЗАГСы, но и это маловероятно. Да собственно, кому какое дело до Анюты? Померла и померла. Насчет пропавших денег я ничего доказать не смогу. Она ведь могла их попросту потратить, а коробку выбросить… Это скажет любой следователь, но я-то знаю, что все было не так! А уж если заикнусь про часы – меня тем более не станут слушать. Это настолько невероятно, что я сама себе с трудом верю. И соседка не поверила, и Паша посмеялся. Что он там сказал? Даже сломанные часы два раза в сутки показывают точное время… Может, мысль и глубокая, но в ней заключается насмешка. Просто не хотел прямо назвать меня дурой. Он не поверил мне – муж, человек, ближе которого у меня просто нет… Никого не осталось».
Обратный путь до станции показался ей бесконечным. Она шла медленно, углубившись в раздумья, едва замечая магазины, машины, прохожих. Начинался дачный сезон, и народу на улице стало намного больше. Приехали москвичи. Наташа подняла голову – снова ювелирный. Охранник куда-то исчез, а вот нелегальный валютчик дежурил у входа, красноречиво помахивая пачкой рублей, перетянутых резинкой. Он приветливо посмотрел на Наташу, видно, предполагая в ней потенциальную клиентку. Это был симпатичный молодой парень с широким смуглым лицом. Наташа поймала его взгляд, и он сразу заулыбался. Женщина удивилась. «Первый раз его вижу, а он со мной, как со знакомой…»
– Поменять желаете? – ласково спросил парень. – Ваша сестра всегда у меня меняла.
Наташа вздрогнула:
– Моя сестра?!
– Ну да, черненькая такая, – он провел рукой вокруг головы, изображая Анютину гладкую прическу.
– Вы знали ее? – Наташа подошла ближе. Только теперь она заметила, что ювелирный магазин закрылся на обед. Тем же объяснялось и отсутствие охранника.
Парень ответил, что знал, и давно. Уже не первый год она меняла у него доллары. Слышал о ее смерти, сочувствует… Он кивнул в сторону площади, и Наташа сразу все поняла. Конечно, ему все рассказали таксисты. Они-то точно имели дела с этим пареньком. «Я уже отвыкла тут жить, а ведь следовало помнить – даже если ты кого-то не знаешь, то тебя многие могут знать в лицо. Он меня помнит. Наверное, как-то подошли к нему вместе с Анютой, поменять деньги. Все это, как в тумане».
– Так может, вы и ее парня помните? – как можно непринужденней сказала она. Но голос прозвучал сдавленно, как ей самой показалось. Впрочем, валютчик ничего не заметил – он кивнул, и его улыбка стала еще лучезарней.
– А узнать его вы смогли бы? А описать?
Вот эти вопросы точно оказались лишними – тот сразу насторожился.
– Что случилось? – недоверчиво буркнул он, инстинктивно оглянувшись по сторонам. Доброжелательное выражение лица как ветром сдуло. Наташа поспешила оправдаться:
– Ничего не случилось, просто не могу его найти. Адреса у меня нет, имени не знаю. Какой-то кошмар! Хотелось бы с ним побеседовать.
Но парень по-прежнему стоял с кислой миной. Было ясно, что взволнованная дамочка ни покупать, ни продавать валюту не будет, и стало быть, обхаживать ее дальше и разговаривать на семейные темы не стоит.
– Да я его тоже не знаю, – неохотно выдавил он, наконец. – Я с ним незнаком.
– Но какой он хотя бы из себя? – упрашивала Наташа. – Вы же видели его, и не раз, верно?
Валютчик совсем завял.
– Он приходил с моей сестрой менять деньги, так? – настаивала она. – Часто?
– Ну, можно сказать, что да. Последнее время – всегда вместе, – вымолвил тот. – Вы мне толком скажите – что случилось? Он ее обокрал, что ли?
– Нет-нет!
Наташа отлично понимала, что в разговоре не должно быть ни малейшего намека на уголовщину. Иначе тот сразу сообразит, что его могут притянуть свидетелем, да еще, возможно, по мокрому делу, а уж это, при его-то роде занятий, вовсе нежелательно. Конечно, милиция знает о нем все. Конечно, он платит, конечно, он относительно чист перед законом. Наташе не случалось слышать, чтобы местные «жучки» кого-то надули. В Москве – да, но здесь, в городе, где все друг друга знают, такой бизнес не продержался бы и недели. К валютчикам просто перестали бы подходить, и спрятаться им было бы негде. И парню вовсе не хотелось попасть в историю…
– Просто исчез, да странно как-то, с концами, – объясняла она, выдумывая на ходу. – Беда в том, что я-то его ни разу не видела, а соседи – только мельком, в лицо не помнят. Ну и думаю – раз моя сестра умерла, то вдруг он тоже… Что-то с собой сделал? От горя?
«Прости меня господи! Сделает такой с собой что-то! От горя, как же! Пропивает с какой-нибудь тварью Анюткины деньги! И обручальные кольца – сволочь!»
– Ну что я могу сказать, – протянул валютчик. – Видеть-то я его видел… Обычный такой пацан…
– Молодой?
– Ну не старый. Вроде бы как ее ровесник, около того, – валютчик задумался, заведя глаза к бледному небу, подернутому облаками. – Ни то ни се, ничего примечательного. А что, вы и впрямь ничего о нем не знаете?
– Ничего.
– Вот как бывает… – философски заметил он. – Ну что еще… Одет обычно, не в костюм, скорее, в джинсы. Или там в треники – не помню. Ну не в галстуке точно. Да!
Он вдруг оживился.
– Он в очках!
– Так-так, – подобралась Наташа. Наконец-то хоть одна конкретная черта! Все прочее в качестве примет никуда не годилось. – Темные очки?
– Обычные. Очкарик, короче.
– Ага… А волосы какие – темные, светлые?
– Светлые вроде, – засомневался парень. – И еще он такой, в теле. Не накачанный, а просто с брюшком. Не жирный, нет, упитанный просто.
«Ну и герой романа! Очкастый, с брюшком!»
– Больше ничего не припомню – он-то ко мне не подходил, курил в сторонке, пока ваша сестра деньги меняла.
– Он курит? – Наташа была возбуждена. Деталей немного, но все ценные. Она почти видела внутренним зрением этого проходимца и возненавидела его еще больше, как только он начал обретать плоть и кровь. – Хорошо. А откуда они обычно приходили? Оттуда?
Она указала в сторону перехода, но тут валютчик спасовал:
– Ну знаете, я же не следил за ними! Я не глазею по сторонам, у меня клиенты!
– Извините, – сдалась Наташа. – Спасибо вам большое, помогли…
– Да ничего, – буркнул тот, теребя в руке пачку денег. Его лицо приобрело хмурое выражение – он как будто раздумывал над чем-то. И вдруг остановил женщину, которая уже собиралась отойти: – Вот еще что. Не знаю, надо вам это или нет…
– Мне все надо!
– Я вот что заметил – доллары мне всегда давала она, а вот рубли, которые получала, передавала ему. Отойдет в сторону, отдаст, он сунет в карман, ну и пойдут куда-то, к рынку, наверное.
Наташа стиснула губы. Так и есть. Все еще хуже, чем она предполагала. Анюта сознательно содержала любовника! Сознавала она или нет весь позор, всю ложность этой ситуации – неизвестно. Но когда стареющая девушка влюбляется впервые, она способна на такие глупости и самоуничижение… «Грабеж был естественным следствием. Он распоясался от такой кротости и захотел получить сразу все. Ох, сестричка… Меня тут не было, когда ты сходила с ума по этому ничтожеству! Тебя некому было защитить!»
– Сколько она обычно меняла? – отрывисто спросила Наташа. Ей казалось, что валютчик отлично видит ее смятение и стыд.
– Сто, как всегда. Только в последнее время почаще обычного. Раньше приходила раз в две недели, а тут вдруг каждую неделю. А то и еще чаще.
Наташа поблагодарила его и пошла прочь. Ноги сами понесли ее к переходу, и она пришла в себя только на другой стороне, оставив позади истерическое визжание гармоники, на которой играл нищий, торговые ряды и шум поездов.
Она могла быть довольна – узнала хоть что-то. И вместе с тем не чувствовала никакого удовлетворения. Прежде всего потому, что ей не с кем было обсудить свои успехи. «Что делать? С кем посоветоваться? С Пашей – нет, пробовала уже. В прежние времена я пошла бы к соседке, но сейчас это невозможно. Кажется, она обиделась надолго, если не навсегда. Не нужно было с ней так резко. Кто остался? Женька? К чему она мне… Женька сделала все, что смогла, и больше ни на что не годится. Татьяна слышать не может о том, что у Анюты был любовник. Наверное, не поверит в него, даже если увидит лицом к лицу. И кто остается?»
Оставалась Людмила. Она-то, разумеется, обсудила бы все и всех и осудила бы в придачу, с основаниями и без таковых. Но можно ли верить ее словам? «Что ж, вечером она явится, и я все выясню. Прежде всего пусть сама опишет парня, с которым якобы видела Анюту. Если описания не совпадут – значит, врет. Не могло быть у Анюты двух женихов зараз. А пока пойду к близняшкам, заберу вещи».
Сестры были дома и вышли отпирать дверь одновременно. Они всегда ходили друг за дружкой по пятам и все делали вместе, если, конечно, это было возможно. Наташа сразу отметила, что Инна тоже вытянулась и очень похорошела. Она была бы совсем красавицей, если бы не замкнутое, подавленное выражение глаз. Девушки хором поздоровались и пригласили гостью войти.
– Мы одни, – сообщила Ирина.
– Хотите чаю? – осведомилась Инна.
Наташа заметила свою сумку – та стояла в обширной, по-деревенски захламленной кухне. Сестры жили с родителями в частном доме, очень похожем на тот, где провела детство сама Наташа. И все же, этот дом отличался от ее собственного. Какие-то забавные игрушки, рассаженные на полках. Цветы на окнах, трехцветный котенок, кокетливо выглядывающий из опрокинутого на пол валенка… Разбросанные по столу книги вперемешку с чайной посудой. Порядка здесь не было, а вот уют – был. «Потому что тут живут, а не умирают… – подумала Наташа. – Как у некоторых».
От чая она не отказалась, и пока Ирина накрывала на стол, обменялась с ней несколькими фразами. Инна тем временем скрылась в глубинах дома.
– Вы узнали что-нибудь? – шепотом спросила Ирина. – А то я волнуюсь, что вчера вам наговорила…
– Да почти ничего не узнала, – так же тихо ответила ей Наташа. – Думаю все же, что наши с тобой дела никак не связаны. А почему она ушла?
– Ой, – выдохнула девушка, снимая чайник с огня. – Инка стала такая запуганная, всего стесняется, боится. Я ей сказала вчера, что вы теперь все знаете, так она чуть не заплакала. Вы никому – ладно?
– Никому! – пообещала Наташа и тут же вспомнила, что уже не сдержала слова. Павел знал… Но можно ли было брать его в расчет? В Москве никому не было дела до сестер-близняшек, благодаря маньяку изживших старый комплекс.
– Значит, ничего не узнали, – расстроенно повторила Ирина, наливая чай. – А я думала… Ну да ладно. Главное, чтобы это не повторилось.
Наташа согласилась с ней. Про себя она думала, что вторичное появление маньяка на Акуловой горе маловероятно. И уж тем более, возможность его повторного нападения на Инну… Но девушки казались такими озабоченными, поникшими, что она не стала спорить.
– Нам как-то мало проку от того, что мы со всеми заговорили, – горестно рассказывала Ирина, предлагая гостье домашнее печенье. – Мама рада, отец счастлив, да и вся родня тоже… Они ведь переживали, что с нами что-то не так. По врачам водили… Даже на платного психолога деньги нашли. Ведь с таким недостатком ни на работу не устроишься, ни замуж не выйдешь – правда?
– Ну это смотря какая работа попадется и какой муж… – любезно ответила Наташа.
Но девушка отмела все возражения, тряхнув белокурыми волосами:
– Нет-нет, и думать было нечего! А нам ведь уже по двадцать! А что теперь? Инка из дома не выходит – какая там работа, какой жених! Даже на свой шейпинг ходить перестала. А я с ней сижу, тоже, знаете, боюсь… Короче, стало еще хуже, чем было.
– Ничего, пройдет время, успокоитесь, – утешала ее Наташа. – В конце концов ничего ведь не случилось. Вот у меня, к сожалению, все уже непоправимо…
– Вы в милиции были?
– Была – что толку. Сама кое-что узнала, но пока ума не приложу, что с этим делать.
– Что узнали? – У девушки вспыхнули щеки. Она придвинулась ближе, и Наташа заметила, что ее сестра молча вошла в кухню и остановилась у дверей, тоже желая послушать.
– Девочки, мне бы пока не хотелось рассказывать…
– А мы не скажем никому!
– Ну, те времена уже прошли, – она с улыбкой оглядела парочку. – Раньше вам можно было доверить тайну, а теперь вы – самые обыкновенные болтушки!
Даже Инна улыбнулась, а Ирина – та прямо засмеялась.
– И все-таки, мы ничего не скажем, – уверяла она.
– А вдруг сможем помочь?
Наташа решилась и кратко, не вдаваясь в подробности, поведала кое-какие сведения о любовнике Анюты. Сестрички были потрясены. Они переглядывались, а когда гостья умолкла, чуть не в один голос заявили, что этого не может быть!
– Чтобы ваша сестра? – негодовала Ирина. – Да никогда!
– Я тоже не верю, – вступила в разговор Инна. – Мы никого у нее в гостях не видели.
– Да разве вы часто там бывали?
– Нет, но все равно должны были знать. А соседка? Эта толстая сплетница? – фыркнула Инна. – Если она чего-то не знает, значит – этого не было! Вы спрашивали ее?
– И не раз. Все, девочки, – Наташа поднялась из-за стола. – Будем надеяться, что дело на этом не кончено. А вы помните, что мне обещали. Никому!
Ее проводили до калитки. Девушки все время о чем-то перешептывались у нее за спиной, и наконец более смелая Ирина заявила, что они готовы внести свой вклад в розыски мифического парня.
– Мы тоже можем походить, поспрашивать…
– Ну нет, вы только все испортите. А то и насторожите кого-нибудь, – отказалась Наташа. – Лучше держитесь от меня подальше.
Она не хотела признаваться, что боится за девушек. Ведь все еще неизвестно, с кем ей придется иметь дело. Ясно одно – у этого парня нет никаких моральных принципов. Даже если он не виновен в смерти Анюты, то его равнодушие к ее смерти, к похоронам говорило о многом. «Он просто использовал ее и перешагнул через мертвое тело, – думала Наташа, поднимаясь с сумкой к своему дому. – Перешагнет и через меня, если я буду ему мешать. А уж через этих девчонок – подавно. Они сейчас так напуганы, что толку от них все равно не будет».
У нее уже вошло в привычку проверять все запоры на окнах, едва войдя в дом. Сейчас она сделала то же самое и снова убедилась, что окна в ее отсутствие никто не отворял. Но этого ей показалось мало – она обшарила весь дом, от подпола до чердака, и только тогда немного успокоилась. «А ведь у меня развивается мания преследования, – сказала она себе. – И нервы стали никуда… Разве обязательно нужно жить здесь? Женька приняла бы меня на пару дней, да еще с удовольствием».
Но идти к подруге не хотелось. Наташа инстинктивно чувствовала, что если покинет это место, то никогда ничего не узнает. Все линии сходились здесь. Все улики тянулись сюда. И сюда же после работы должна была прийти Людмила.
Та явилась в половине десятого, когда начинали опускаться сумерки. Наташе послышались за окном голоса, она выглянула и узрела свою несостоявшуюся родственницу, перекликающуюся через забор с Еленой Юрьевной. Беседа была неожиданно теплой, почти доверительной. Людмила интересовалась здоровьем тучной дамы, жаловалась ей на собственные недуги и ругала врачей – разве они что-нибудь понимают? Если у человека нет денег, они и разговаривать с ним не будут!
– Это так, без денег они не лечат, – громко соглашалась соседка. – А ты чего здесь?..
– В гости.
– А-а… – протянула та, сразу меняя тон. – Ну-ну. И развернувшись, грузно зашагала в дом. Людмила скользнула на крыльцо, и Наташа в ту же секунду ей отперла.
– Вы что – поссорились? – сразу выпалила она. – Чего это она сразу завяла?
– Да ничего. Давай к делу.
Визитерша покладисто согласилась. К делу так к делу – ей скрывать нечего. Она в своих правах уверена. И Наташа снова выслушала душераздирающую историю о том, как беременная Людмила внезапно овдовела, была бессердечно обижена семьей будущего мужа, буквально выгнана на улицу. Как ей тяжело пришлось потом – даже не с кем было поделиться горем. А уж когда она узнала о будущем событии…
«Ну прямо “Отверженные” Виктора Гюго, – иронически думала Наташа. – На улицу ее выгнали, как же! Она сама кого хочешь выгонит, за тем и явилась!»
– Правда, с мужем мне повезло, – говорила та, очевидно, страшно жалея саму себя. – Я ему голову не морочила. Сразу, как он стал ухаживать, все ему выложила. А он мне – плевать, ребенок не виноват, тем более ты же замуж собиралась. Все под богом ходим. Ну и женился, хотя живот у меня уже был ой какой заметный… Когда играли свадьбу, я была уже на седьмом… И ничего – никто на мой счет не шептался!
Это она произнесла с вызовом, а затем горестно вздохнула и вытащила сигареты:
– Только мой мужик обижался, что я решила не записывать его отцом. Но я на своем настояла – чтобы отчество было правильное, как следует, а фамилия моя девичья.
– Предусмотрительно, – пробормотала Наташа.
– А ты как думала? – мгновенно ощетинилась та. – Обо всем нужно подумать. У самой ребенок, должна меня понимать.
– Люда, ты меня прости, но это уж очень смахивает на сказку, – упорно повторяла Наташа. – Ну, положим, было у вас с Ильей заявление в ЗАГСе. И сынок у тебя доношенный – слава богу. И даже, предположим, ты все это докажешь, соберешь бумажки, наймешь адвоката… И что дальше? Будешь со мной судиться?
– Буду, – спокойно согласилась та. – Если не договоримся по-хорошему.
– По-хорошему – это сколько?
Ее моментально поняли, и Людмила, не мудрствуя, назвала сумму. Наташа вскочила, толкнув стол:
– Господь с тобой! Двадцать тысяч долларов?
– Не горячись, подруга, – хладнокровно заметила гостья. – Что ты скачешь, как ненормальная? Что я такого сказала?
– Но это же куча денег!
– Никакая не куча, а ровно половина рыночной цены всего этого барахла, – она небрежно обвела взглядом стены. – Ну и земли, понятно. Я ведь походила по агентствам, поспрашивала, сколько они могут за него дать. Там, конечно, такие сидят жуки… В одном говорят – тридцать тысяч дадим сразу. В другом – можем попробовать за тридцать пять продать, но придется подождать… А в третьем я уже была умнее и сказала, что не продавать такой дом желаю, а покупать. Все им расписала – где, чего и сколько земли, и мне ясно ответили – это стоит сорок тысяч, дамочка. И то если повезет, потому что застройка тут небольшая, места мало, и не очень-то кто-то отсюда переезжает. Наоборот, все сюда рвутся.
Наташа заметила, что у нее начинают дрожать пальцы – нервной, безвольной дрожью. Она сжала кулаки:
– Люда, это безумие! Ты судишь по ценам агентства, а ведь они включили сюда свою наценку! Кто же в здравом уме заплатит за этот дом сорок тысяч!
– Покупатели в агентстве платят же, – разумно возразила та.
– Но это нереальная цена! Тридцать… Я всегда знала, что красная цена этому дому – тридцать тысяч!
– Грабеж! – твердо ответила Людмила. – Мы не миллионеры, чтобы деньгами кидаться! Вот что, подруга, давай не будем собачиться, а вместе пойдем к оценщику – пусть нам все объяснит. Может, я немножко заломила, но разве ты не хочешь получить за дом побольше? Самой же лучше будет!
– Так ты обо мне заботишься?
– А то как же? И не вздумай крутить – я все равно все узнаю! В любом случае половина моя. Ты что предпочитаешь – половину от сорока тысяч или от тридцати?
Людмила говорила вроде бы здравые вещи, но хозяйка не могла к ней прислушаться и оценить ее практичность. Ей было омерзительно само присутствие этой женщины, ее скользкие взгляды, скрипучий голос, но особенно пугала эта ее неожиданная полнота. Будто другая, толстая женщина проглотила тощую Людмилу, и та теперь чревовещала у нее из живота – невидимая, но по-прежнему наглая и напористая.
– Это невозможно, – Наташа старалась говорить твердо, но увы – теперь и голос дрожал, да как-то униженно, рабски. Женщина уже не могла совладать с собой. – Никто не даст за дом сорок тысяч.
– А мы поищем и найдем, – Людмила говорила совершенно спокойно, в отличие от своей жертвы. Она была почти снисходительна, увидев, до какого состояния довела хозяйку дома. – Я же никуда не тороплюсь.
– Господи!
– Да ладно тебе! – отмахнулась та. – Говорю тебе, что найдем покупателя. Отдавать дом за бесценок? Кстати, эта, – кивок на темное окно, – еще не подкатывалась?
– Елена Юрьевна? Откуда ты знаешь?
– А я все тут знаю, – усмехнулась Людмила. – Все ее подходцы как на ладони – участок соседний, ты у нас сейчас в затруднении, вот она и нервничает. Представь, если мы кому-то продадим дом, – она уже говорила «мы», – когда он ей достанется? После дождичка в четверг!
– Ну перестань же! – Наташа почти кричала. Ей было стыдно своего волнения, но поделать она ничего не могла. А Людмила неожиданно послушалась – она встала из-за стола, налила стакан воды и подала Наташе:
– На, попей… Что ты вся трясешься, ну? Я же все понимаю, тебе нелегко. Конечно, всей семьи лишилась… Разве я на тебя нажимаю? Ты говоришь – суд, адвокат… Мы свои люди – сами разберемся…
– Д-да… – Женщина стучала зубами о край стакана, с трудом удерживая его в руке.
– Ну сядь, сядь… – Людмила с ловкостью усадила ее на диванчик под окном. – Что ты в самом деле… Так расстраиваешься из-за дома? Ну должна же ты признать, что я имею права!
– Да… Только перестань об этом!
– Уже перестала, – легко согласилась она. – Ты же меня о другом хотела спросить, помнишь? Насчет сестры…
Наташа сделала над собой усилие, и ей удалось выпить воду. Руки как будто переставали прыгать, в глазах прояснилось. Откуда-то явилась совершенно бесполезная, никчемная мысль – она снова не позвонила мужу, а ведь обещала. А теперь уже поздно. Что он подумает? Что ей в самом деле плевать на ребенка? А Людмила мирным голосом рассказывала о том, что ей довелось видеть в начале весны.
– Я как раз шла с работы, было уже темно, и вижу впереди – идет твоя Анютка с каким-то кавалером. Не под ручку, правда, но все равно видно, что вместе. Шли в эту сторону, вроде бы домой…
– Ты уверена?
– А как же! Я их, правда, не догоняла, но все равно, узнала ее со спины. Это ее пальтецо паршивое… А вот его – нет, не разглядела.
– И узнать не можешь?
– Нет, – с сожалением призналась Людмила. – Единственное, я заметила, что парень плотный и блондин. Они как раз вошли под фонарь, а он был без шапки. Уже оттепель была… И еще мне показалось, что…
– Он был в очках, да?
Вопрос вырвался помимо ее воли. Наташа забыла о своем обещании – не помогать Людмиле «вспоминать», чтобы не быть обманутой. Но эффект был сильный – та отодвинулась и пристально посмотрела на собеседницу:
– Погоди. Что же ты меня спрашиваешь, если сама его знаешь?
– Я не знаю, никогда не видела. Так люди сказали.
– Ага… Ну да, вроде он был в очках. Они перешли через дорогу, ну а там дворы и фонарей, сама знаешь, почти нет… Так что, больше я ничего не знаю.
Людмила деловито закурила.
– Я даже расстроилась, что не догнала их тогда. А почему бы и нет? Я Анюте не чужая, поздоровались бы, а заодно бы и парня рассмотрела. – И, выпустив струю дыма, с сожалением добавила: – Не догадалась…
Наташа окончательно пришла в себя. Она отставила пустой стакан в сторону и поинтересовалась, не было ли еще подобных встреч.
– Нет, – грустно ответила Людмила. – Во второй раз я бы их не упустила…
Она раздавила окурок в блюдечке и встала, закрывая сумку.
– И еще я тебе хотела сказать, насчет Таньки. Можешь мне не верить, но все-таки послушай. Она врет – все врет про Анютку.
– Слышала уже, – мрачно ответила Наташа. – Хотелось бы доказательств.
– Доказательств? – остановилась в дверях Людмила. – Ну а что, если я тебе скажу, что Танька их тоже видела?
Женщина встала.
– Быть не может!
– Почему это? Я знаю, что она видела. Точно знаю!
– Она мне ничего не сказала! Она вообще говорит, что никакого парня у Анюты не было! – срывающимся голосом повторяла Наташа. – Это бред какой-то! Почему я должна верить тебе, а не ей?!
Людмила отворила дверь и обернулась. В ее голосе звучала невыразимая ирония, пополам с жалостью, когда она говорила, что Наташа, к сожалению, верит не тем, кому надо.
– Я не хочу на нее наговаривать, – сказала она напоследок. – Может, у Таньки есть причины молчать… Но она врет и не краснеет, и ты, подруга, еще в этом сто раз убедишься!
С этими словами она затворила за собой дверь и пропала в темноте.
