Глава 19
Обида была велика и прозрение ужасно… Но Наташа все-таки не смогла с собой справиться и зашла к Елене Юрьевне. Она уже собиралась уезжать в Москву, когда узнала о том, что сын соседки арестован по подозрению в убийстве Татьяны.
Елена Юрьевна казалась тенью самой себя. На этот раз дома был и ее муж. Женщина сидела за столом, сцепив руки в замок и как будто ждала чего-то – упорно и безнадежно. Сергей Аристархович держался на заднем плане, как всегда, но и он выглядел иначе. В его движениях появилась какая-то властная, желчная уверенность.
– Я слышала, – тихо произнесла Наташа, подходя к женщине, которая когда-то заменила ей умершую мать. – Я не хотела этого.
– Это ложь, – неожиданно резким, механическим голосом выговорила Елена Юрьевна. – Он ни при чем.
– Может быть, – мягко согласилась та. – Мне бы тоже хотелось, чтобы ваш сын оказался непричастен. Будет следствие, разберутся.
– Ну уж нет. Если они кого схватили, то так просто уже не отпустят, – вещала Елена Юрьевна. Голос у нее был тоже какой-то незнакомый – надтреснутый, дребезжащий. – Не смогут найти убийцу и посадят Димку.
– Я уверена, что…
Но Сергей Аристархович не дал ей договорить. Он сразу начал с упреков в адрес жены, которая когда-то избаловала сына и в результате сделала из него уголовника.
– Нужны ему были деньги – ты давала, нужны были шмотки – покупала, делал долги – платила! Теперь радуйся!
– Зачем вы так, – обернулась к нему Наташа, потрясенная уже тем, что этот забитый супруг осмелился заговорить в подобном тоне. – Ведь еще ничего не доказано. Он не признался?
– Признается, – раздраженно бросил Сергей Аристархович.
Но жена подняла усталые, покрасневшие от бессонницы глаза:
– Не в чем ему признаваться. Он не убивал. Он не мог убить.
Сергей Аристархович хлопнул дверью. Наташа проводила его ошеломленным взглядом:
– Как он изменился!
– Мы все изменились, – ответила та. – Слышала про Людмилу?
Наташа вздрогнула. Само это имя вызывало у нее нечто вроде аллергии.
– Они с Танькой оказались родными сестрами, – так же невыразительно продолжала Елена Юрьевна. – Кто же это знал… Я и то не знала… А сын у нее, думаю, от мужа. Не от Ильи, я уверена. Она хотела обмануть Илью, когда шла за него, он был богаче. А когда умер, переметнулась на другую сторону. Она просто решила шантажировать тебя и сама попалась. Уверена, что ее тоже избили, – она машинально приложила руку к синяку.
Наташа оперлась на спинку стула – иначе ноги не удержали бы ее.
– Что вы говорите? – пробормотала она. – Они – сестры? Да ведь они друг друга терпеть не могли! Они говорили друг про друга такие гадости…
– Сразу надо было понять, что родственницы, – отрезала Елена Юрьевна. – Чужие так не ненавидят.
Она говорила еще что-то, жаловалась на мужа, сокрушалась о сыне, но Наташа почти не слышала. У нее в голове вращалась какая-то безумная карусель. Дмитрий, Людмила, Татьяна. И в обратную сторону – Татьяна, библиотекарша, Дмитрий…
«Так Людмила… Людмила знала их обоих. Я все не могла понять, почему она оказалась причастна к делу, почему кружит вокруг да около, чего ждет… Людмила. Она…
Она некоторое время жила у меня в доме. Еще при жизни Ильи. Она могла понять, что деньги, когда они нужны, появляются с чердака. А может, точно знала о часах, только тогда у нее были связаны руки. Как она могла украсть – ведь ее тут же бы обвинили! Но потом умирает Илья, ей приходится уйти. О, она знала о часах, не могла не знать! Когда мы говорили у барака, она обмолвилась о том, что пропали деньги. Я еще тогда удивилась – откуда ей это известно? Да она все знала с самого начала.
Но Татьяна? Она узнала об этом только от меня. Если сестры друг друга ненавидели, они не стали бы делиться секретами. Но о часах она не знала. Откуда она могла об этом догадаться? А ведь именно часы все время и обыскивались…
Ей сказала сестра. Что-то свело их вместе, насильно объединило. Деньги. Обеим нужны были деньги. А Дмитрию?
Ему тоже. Он знал, что со смертью моей сестры источник долларов не иссяк, их еще можно добыть. Возможно, он и впрямь не брал денег при жизни Анюты? По той же причине, что Людмила побоялась грабить при жизни Ильи? Но вот после смерти сестры – дело другое. Тогда появилась я – неразумная дурочка, и только я сама виновата в том, что задумали ограбление. Ведь я чуть не на всех углах кричала, что меня ограбили! И открыто обвинила его. А если он не брал денег при жизни Анюты, тогда…
Тогда он должен был взять их после ее смерти. И только так. И только в том случае, если узнал от Татьяны, что пропали деньги. Я же сама ей сказала. А от ее сестры узнал, где они были. А поскольку он сам про себя знал, что не грабил, то был убежден – они все еще в доме. В часах. Отсюда и первый обыск, и второй. Да только оба были сделаны напрасно! Оба ограбления были фальшивыми, а первое, настоящее, осталось неизвестным!»
– О чем ты думаешь? – донесся до ее слуха отдаленный голос, но Наташа даже не моргнула. Она все еще стояла, опершись на стул, но теперь ей не нужна была опора. Она ощущала странную силу, наполнявшую все тело, какой-то ток, разрядами пронзавший кровь.
«Стоп, стоп. Первый обыск. К тому времени Людмила, конечно, знает, что тайник пуст. В тот самый день я встречаюсь с библиотекаршей и говорю, что пропали деньги. Татьяна видится с сестрой? Звонит и спрашивает? Скорее – звонит, потому что у нее слишком мало времени, ведь когда я прихожу домой, там уже кто-то роется. Моя уборка помешала этому человеку сбежать, а радио – услышать его на чердаке. Когда я увидела идущие часы, он прятался где-то на чердаке. Он или она. Дмитрий или Татьяна.
Но первый обыск кончился ничем. Возможно, вор просто боялся пошевелиться, зная, что я внизу. Пришлось сделать еще одну попытку, и на этот раз часы буквально разобрали на части.
Однако второй обыск тоже был сделан зря. Денег не было еще до первого! А ведь в первый раз искали тщательно – тогда-то и поломали часы. Конечно, ночью, когда я уже спала, думая, что вор ушел. Иначе часы не могли бы идти.
В час ночи. Именно в час, – вдруг поняла Наташа. – Стрелки остановились на часе. И если бы деньги были там, они были бы обязательно найдены. Значит, в первый и во второй раз в доме были разные люди. Кто из этих троих и когда именно? Людмила – в первый раз? Она знала место одна из всех. Но ей незачем было туда идти, разве что для отвода глаз. Стало быть, Дмитрий. Татьяна никак там быть не могла, она не знала, где искать. Она была во второй раз. Но кто был с нею? И был ли кто-то? Значит, ей не выдали тайны, что деньги уже взяты? Вполне вероятно. Но и Дмитрий мог быть с нею. Он тоже был уверен, что деньги остались в доме, и мог ничего не знать о результатах первого обыска. Людмила, взявшая деньги, могла сказать остальным, что искала, но не нашла. Специально, чтобы отвести от себя подозрения. На самом же деле, она ограбила тайник еще раньше – до смерти Анюты или сразу после нее. Но в таком случае, ей вовсе незачем было снова возвращаться в дом, когда там была я, и так рисковать.
– Что с тобой? – встревоженная Елена Юрьевна стояла рядом и легонько трясла Наташу за плечо. – Ты куда смотришь?
«Значит, Людмила. Это была Людмила. Стервятница! Взяла деньги, а узнав от сестры, что пропажа обнаружена и я ищу вора, мигом выставила меня дурой, не знавшей тайника, и натравила этих двоих на дом. Великолепный способ всех обмануть. Несравненная наглость – именно в ее духе. И в первый день там был Дмитрий, Татьяна бы не успела меня опередить – ведь мы вместе были у ее брата. Да и девочка на руках помешала бы.
Но Дмитрий ничего не нашел, был вынужден бежать. Людмила продолжала настаивать, что деньги в часах, и предпринимается вторая попытка. На этот раз более наглый и детальный обыск. Дмитрий успевает сбежать в темноте, Татьяна остается – она не успела. Но они снова ничего не получили. А Людмила, которая так ловко отвела всем глаза, пользуется моими деньгами и наслаждается жизнью».
– Ты что – заболела?
Детский голос привел ее в себя. Наташа опустила глаза и увидел рядом Олю. Та стояла, зажав под мышкой какую-то древнюю, истрепанную куклу, которой явно играла еще сама Елена Юрьевна.
– Что она у вас делает? – опомнившись, спросила Наташа.
– А куда ей деться? У тетки муж пьяница и вообще… – Елена Юрьевна вздохнула, сострадательно глядя на ребенка. – Я забрала ее оттуда. Всегда себе говорю – не помогай людям, все равно благодарности не дождешься. Но ничего не могу с собой поделать.
– Да, к тетке ей лучше не идти, – словно со стороны услышала свой голос Наташа. – Кстати, вы ведь у нее были? Дайте адрес.
– Зачем тебе?
– Я знаю зачем.
В другое время такая просьба вызвала бы лавину расспросов, но сейчас хозяйка была слишком утомлена и раздавлена последними происшествиями. Она безропотно назвала адрес, где жила Людмила. Это оказалось совсем близко. Наташа не раз проходила мимо этого желтого дома сталинской постройки.
* * *
Ей долго не отпирали, но наконец за дверью послышался женский голос. Почти неузнаваемый, приглушенный.
– Кто там? Я милицию вызову!
Наташа представилась. Ее долго разглядывали в глазок, и Людмила отворила дверь. Однако Наташа не сразу ее узнала.
Растерзанный халат, из которого на груди была вырвана полоса материи. Красная царапина на плече. Осунувшееся, разом похудевшее лицо. Горящий взгляд.
– Чего явилась?
– Есть разговор, – Наташа буквально втолкнула ту в прихожую. Людмила попятилась, потеряла тапок и в конце концов прижалась к стене. Где-то в глубине квартиры слышались детские всхлипывания.
– Заработала на орехи? – Наташа бегло оглядела прихожую. – Достукалась? Думала всех обмануть, а обманула себя?
Хозяйка очнулась от шока и торопливо заперла дверь.
– Если этот изверг вернется, я точно вызову милицию.
– Так сын у тебя не от Ильи?
Та скривилась:
– Пошли вы все! Я одна знаю, от кого.
– Что ж ты говорила, будто муж все понял и простил?
Людмила не ответила. Она продолжала стоять у двери, держа руку на замке, и казалось, слушала, что происходит на лестнице. Но там было тихо.
– Где деньги?
– Какие деньги? – та слегка повернула голову. – Ты не думай, что он меня просто так отделал. Я его тоже приложила по голове. Будет помнить, урод!
– Деньги, которые ты у меня украла. Пять тысяч долларов.
– Ты сдурела? – мигом обернулась хозяйка. – Никаких денег я не видела!
– Это сделала ты, больше некому.
– Спрашивай у Димки! Я не брала!
– Если ты знаешь его имя, значит – все знаешь, – Наташа старалась не обращать внимания на плач ребенка. – Послушай, я все вычислила. И милиция тобой очень скоро заинтересуется. Скажи, где деньги? Если вернешь, я еще подумаю, сдавать тебя или нет. Или захотела в тюрьму?
Людмила внезапно расплакалась.
– Я не брала, ни копейки не видела! – каялась она.
– Ну знала, что есть…
– А где – знала? О часах знала?
– И о часах, – всхлипывала Людмила. – Да пропади вы все пропадом, у меня семья рушится, а вы…
Ее рассказ был столь же бессвязным, сколь и коротким. Елена Юрьевна угадала – нынешний муж Людмилы был настоящим отцом ее сына. Она сошлась с ним в то самое время, когда жила с Ильей. Но никак не могла сделать выбор. Один был богаче, другой больше приходился по душе. Со смертью Ильи все сомнения отпали. Остался один вариант, и его-то Людмила приняла, как должное.
– Несчастная я, – плакалась она. – Хотела, как лучше… Зачем тебе были эти деньги, ведь ты получала дом…
– Но половину ты пыталась отхапать!
– Ничего бы я не получила, – заливалась слезами Людмила. – Я хотела…
– Запугать меня?
– Ну и пусть, – она с ненавистью смотрела на гостью. – И о деньгах я знала, знала, да! Илья все время гонял твою сестричку, а та, если было нужно сделать покупки, лазила на чердак. Я подсмотрела как-то, откуда она берет деньги.
Но дальше, если верить Людмиле, события развивались иначе, чем думала Наташа. После похорон Ильи она надолго забыла о деньгах. Были более важные события: роды, кормление, обустройство на новом месте, новая работа…
– А когда я узнала, что Аня умерла, то подумала – чего деньгам пропадать? Ведь я тоже была вам не чужая. А ты бы свое получила – дом…
Но попасть в дом она так и не сумела. После суматохи, когда обнаружили тело, и визита милиции он стоял запертым наглухо. А потом приехала Наташа с мужем…
– Ты хочешь сказать, что деньги исчезли еще раньше? – криво улыбнулась Наташа. – Да кто тебе поверит? Это ты их прикарманила!
– Не я, правда, – слезно уверяла женщина, пытаясь приладить на место обрывок халата. – Я во всем сознаюсь, честно!
Выяснив, что попасть в дом затруднительно, она решила на все махнуть рукой. Но ее сбила с толку сестра. Она среди бела дня примчалась к ней в магазин и шепотом поведала дикую историю – деньги украдены, их ищет наследница!
– А я подумала – кто же украл? Может, просто тайник не нашли? Ну и сказала сестре о часах с кукушкой на чердаке. Просто так сказала – вырвалось. Сама я туда больше не собиралась – вот тебе крест! И не была там больше, только вот раз, когда с тобой говорила! – И действительно, широко перекрестилась.
– Я не верю тебе!
– И не верь! – теперь Людмила говорила с жарким сознанием собственной правоты. – Кто меня заставлял признаваться, что я вообще хотела деньги взять? Я бы соврала, что не знала о тайнике, и ты бы меня не поймала! А я все честно сказала! Но наговаривать на себя лишнее не желаю!
Наташа пожала плечами:
– То, что ты знала о тайнике, мне было известно и без твоих признаний. И чтобы тебя посадить за кражу, твои признания тоже не нужны. Но предположим, я готова поверить, что воровала не ты и мой дом два раза обыскивала тоже не ты. А кто тогда? Твоя сестра с любовником?
Людмила понизила голос и почему-то оглянулась, хотя в квартире, кроме двух женщин и плачущего ребенка, никого не было.
– Она, – поведала Людмила, дохнув гостье в лицо запахом валерьянки. – Она его в первый раз туда отправила, а во второй сама пошла. Я ей еще после первого раза сказала – не суйся, дура, плохо кончишь! Но она не послушала, упрямая была!
– Почему она пошла во второй раз, если сразу убедилась, что в часах ничего нет?
– Она решила, что этот идиот просто искать не умеет!
Наташа невольно улыбнулась.
– И это он просидел у меня на чердаке всю ночь?
Людмила кивнула:
– Он. Да ты не думай о нем плохо, он парень безобидный. Дурак только, и занимается черт-те чем. Но он безвреден, он бы никогда тебе ничего не сделал.
– Так кто же ее убил?
– А маньяк!
О маньяке знали уже все. Сестрам не удалось во второй раз утаить правды, и на обеих смотрели с сочувствием, хотя по сути дела пострадавшей являлась только одна из них. Результатом стало то, что люди, живущие по соседству, перестали пускать детей на дискотеки и вечеринки. Наступившее лето для многих обещало стать самым скучным в жизни…
– Разве что маньяк, – нахмурилась Наташа. – Так ты утверждаешь, что я первая заглянула в тайник, еще до воров?
– Стало быть, так.
– А если они все-таки побывали там до моего приезда?
Людмила отрицала такую возможность – тогда никто не знал о часах, кроме нее.
– Мог знать Дмитрий, – возразила гостья. – Если кто и украл, то он, а вас, дур, обманул. Только делал вид, что ищет деньги, чтобы никто на него не подумал.
Наташа сказала это и тут же пожалела о сказанном – реакция избитой, взвинченной до предела женщины была ужасна. Казалось бы, ей стоило навсегда забыть о деньгах, оказавшись в нынешнем положении, но она так и взвилась. Это окончательно убедило Наташу в ее искренности. Будь деньги у нее, Людмила бы так не возмутилась. Внезапно разыграть подобную сцену было ей не под силу.
– Ах он, сволочь! – кричала она. – А я и не подумала на него!
Она все еще ругалась, а Наташа с трудом сдерживала нервный смех.
– Ты возмущаешься, как будто это тебя обокрали, а не меня, – наконец сказала она. – Постыдилась бы! – И с этими словами вышла.
* * *
– Деньги? Не брал я никаких денег, снова вы за свое!
Дмитрий очень изменился за последние сутки. Он казался помятым, его щеки поросли легкой светлой щетиной, делавшей его похожим на поросенка. Но только на очень несчастного поросенка, приготовленного на убой.
– Это вам Наталья рассказала? Она все хотела доказать, что я ограбил ее сестру, из-за чего она и умерла. Но я не брал денег. Только в долг – девять тысяч рублей, и еще кольца. А она говорит о каких-то долларах.
– Но вы же вместе ходили к валютчику?
– Ну и что? Откуда мне было знать, где она берет деньги! Что я, по-вашему, вор?
– Придется доказать, что это не так.
– О господи! – Он спрятал лицо в ладонях и тут же отнял их. Его взгляд приобрел мученическое выражение.
– Как я докажу?
– У меня тут, – следователь похлопал по папке, – ее заявление. И Наталья Ильинична утверждает, что о деньгах вы знали, есть свидетель, который это подтвердит.
– О чтоб ее, – сморщился он. – Я понял. Людмила? Эта всех оговорит. Я ничего не знал о деньгах.
– Значит, любовница вам ничего не сказала?
– Какая? – смешался он.
– То есть которая, хотите вы сказать. Я говорю о библиотекарше. Разве не она попросила вас обыскать часы на чердаке? Разве не вы провели в доме ночь?
Дмитрий помотал головой. Вид у него был затравленный:
– Эти чертовы бабы сами все задумали и провернули. Без меня. А теперь нашли крайнего! И все потому, что алкоголик-сторож говорит, будто узнал меня! Да он себя в зеркале не узнает, если увидит! Вы ему верите…
– То есть в гаражах были не вы?
– Не я, то есть… – Дмитрий даже начал заикаться.
– Я был неподалеку, гулял. Что мне врать – вы же все равно спросите об алиби.
– Гуляли? Вы упомянули, что жили в другом районе города. Почему вас понесло на гору?
– Хотел с Татьяной встретиться, – неохотно признался он.
– И встретились?
– О чем вы говорите? – он метнул косой, злобный взгляд. – Ловите меня, да? Я не видел ее в тот вечер.
– Вы были там один?
– Конечно.
– Почему – конечно? Сторож уверяет, что за вами шел кто-то еще.
– Никто за мной не шел, – брякнул Дмитрий и вдруг замолк.
Следователь смотрел на него задумчиво и, казалось, без малейшей неприязни.
– Послушайте, Дубинин, хватит играть в невинность. Вы постоянно проговариваетесь. На вашем мобильном телефоне – множественные отпечатки пальцев покойной. Свидетели говорят, что в ту ночь у нее был мобильный телефон. Эта роскошь была ей не по карману, так что она явно взяла его у кого-то на время. Но когда нашли тело, телефона в сумке уже не было. Уже одной этой улики мне хватит, чтобы сгноить вас в тюрьме. Лучше бы вы сами все рассказали.
Тот затрясся. Вскочил, сел, снова встал. Его лицо исказилось, взгляд приобрел стеклянное выражение.
– Пускай, – хрипло сказал он. – Я скажу все, чтобы вы еще чего на меня не наговорили. Я не убивал ее. Честно. Это был несчастный случай. Неужели вы верите, что я – убийца?
Его рассказ был столь же бессвязным, как его романы – это после оценили люди, ради любопытства прочитавшие книги «гаражного убийцы», как вскоре окрестили Дмитрия. Судя по его словам, он действительно узнал о большом куше, спрятанном в часах, от Татьяны. Об исчезнувших деньгах та узнала от родственницы Анюты, о часах – от сестры, которая сразу отказалась участвовать в этом деле. Татьяна страшно возбудилась.
– Я не мог поверить, что она всерьез посылает меня на такое, но она стояла на своем. Я как раз был неподалеку. Таня позвонила мне на мобильник и велела туда бежать, ну я и кинулся. Только в доме уже кто-то был.
Он услышал громкую музыку, затем – новости по радио. Заглянул в дверь, которая оказалась незаперта, и увидел, что в кухне никого нет. Со слов любовницы он знал, что в доме – женщина, бояться нечего. Он даже слышал, как она где-то в глубине дома моет окно – визжало протираемое газетой стекло. Его появления Наташа даже не заметила. Дмитрий быстро поднялся на чердак, сразу бросился к часам и обнаружил их пустыми. Пока рылся в механизме, что-то толкнул, и часы неожиданно пошли. Эффект, поразивший Наташу, – то, что вечером они показывали точное время, Дмитрий объяснил по-своему.
– На самом деле они шли неточно. Когда я их пустил, стрелки стояли на часе, но это было не в час, а позже. Но они страшно спешили, так что постепенно совпали с точным временем.
Спуститься вниз он уже не смог – внизу в это время возилась Наташа. Он слышал все через открытый люк чердака, который и не подумал за собой прикрыть, когда вошел. Ведь Дмитрий рассчитывал, что дело займет не больше минуты… А потом он услышал, как женщина запирает входную дверь, и понял, что попал в ловушку.
– Мне пришлось спрятаться. Я боялся, что она станет убирать чердак… Но она не убирала. Вошла туда уже вечером, уставилась на часы и страшно испугалась… Я видел ее из-за шкафа – там в углу стоит такой разломанный шкаф, я туда и залез. Если бы она посмотрела внимательней… Потом она убежала, а через некоторое время я убедился, что внизу тихо, и слез. Перед этим еще раз проверил часы, хотелось убедиться, что денег все-таки нет. И сломал. Там все двигалось внутри, и было такое старое… Еще руку поранил!
Он показал давно зажившую царапину на тыльной стороне ладони.
– Во сколько это было?
– Эти чертовы часы опять показывали час. Но они спешили, так что думаю, было двенадцать, не больше.
Любовницу отчет не удовлетворил. Она заявила, что он плохо искал, и потом, только полный дурак мог полезть в дом, где кто-то есть. Она говорила, что непременно нужно предпринять еще одну попытку.
– И вы ее предприняли?
Он покачал головой:
– Нет. С меня хватило первого раза, да и не было там ничего. Наташа уверяла, что деньги пропали, стало быть, их просто спрятали в другом месте. Но эти женщины… Упрямы, как ослицы, никому не верят. Татьяна решила искать сама и сделала это.
– Вы были с ней?
– Нет! Я даже пытался ее отговорить, но у меня не вышло. Тогда я побежал туда, чтобы остановить ее. У меня и на уме ничего не было… Я даже ее сестре позвонил, попросил мне помочь, чтобы та не натворила глупостей.
– И она помогла?
– Она сказала, что скоро придет.
– Куда?
– В дом на горе. – У Дмитрия приметно тряслись руки. – Татьяна забрала у меня мобильник, чтобы срочно связаться со мной, если будет нужно… Она говорила, как одержимая, и была зла на весь мир. Она вообще была странная, считала, что ее все обижают, не понимают… Но иногда, когда она переставала обвинять всех в своих несчастьях, становилась интересной.
– Не отвлекайтесь. Вы встретили Татьяну той ночью?
– Я опоздал, – трясущимися губами выговорил тот. – Когда я прибежал к дому, он был освещен и я понял, что внутри люди. Пришлось вернуться. Я шел через гаражи, уже не торопясь. Теперь я понимаю, что мы разминулись на какие-то минуты. Не будь этого, ничего бы не случилось. Я думаю, она уже шла обратно, когда я бежал туда… Но в гаражах, если свернуть в другой проход, никого не заметишь…
Он говорил, что проходя мимо темного провала, заметил какое-то слабое шевеление внутри и резко остановился. Чем дольше он туда смотрел, тем яснее понимал – внутри кто-то или что-то есть.
– Жуткое место. Я всегда его не любил. Я подумал – там собака, бомж, мало ли что. Хотел бежать. А потом вспомнил, что у меня в кармане фонарик. Я всегда его с собой ношу, сами знаете, как у нас мало фонарей на улицах…
Свет фонаря осветил фигуру, которую он немедленно узнал. Дмитрий подошел, не веря своим глазам, осмотрел уже мертвое, как он утверждал, тело, попытался вернуть любовницу к жизни и не смог.
– Я был в ужасе, не знал, что делать. Ничего не понимал – за что? Кто это сделал? Хотел бежать, вызвать милицию… Вспомнил про мобильник. Тот оказался в сумке.
– И не вызвали?
– Не вызвал, – чуть слышно ответил Дмитрий.
– Почему?
– Не знаю. Испугался, что на меня подумают. Свалял дурака. Но я не убивал ее, не убивал! Спрашивайте Людмилу! Она должна была идти за мной по пятам, ведь жила рядом, она до последнего верила, что деньги есть, и не выдержала, когда я сказал, что нужно остановить Таню! Это она, она!
С ним началась истерика.
Людмила держалась спокойно и даже надменно. Говорила скупо – только когда спрашивали. Она нарядилась на допрос, как на парад, – яркое платье, огромные дутые серьги, пышная прическа. От нее исходил сладкий запах дешевых духов.
– Вы были той ночью на горе?
– Нет, – бросила она. – Я была дома, как и полагается.
– И кто это может подтвердить?
– Муж.
Следователь сделал пометку.
– Дмитрий Дубинин вам звонил? Просил прийти на Акулову гору, чтобы удержать вашу сестру?
– Звонил и просил. Я сперва сказала, что приду, потом передумала. Что я буду шляться по гаражам?
– А он высказал версию, что вы все-таки встретили сестру в гаражах и подрались с ней из-за денег. Причем так серьезно, что разорвали ей одежду, ударили головой о стену, а увидев, что натворили, скрылись, не оказав помощи.
Людмила разглядывала деревья за окном и, казалось, почти не слушала. Наконец слегка пожала полными плечами:
– Кто тут начальник – вы или он? Он может говорить, что хочет. А я говорю – была дома.
– Деньги у нее в сумке были?
Она быстро повернулась, и на ее лице расползлась невыразимо язвительная улыбка:
– Это нужно спросить у того, кто там был. А я была дома. Могу сказать, что смотрела по телевизору и во сколько легла спать.
Сторож ее не узнал. Муж подтвердил все показания. Он заявил, что царапины и синяки, которыми Людмила сразу поразила следователя, являются его авторской работой и никак не связаны с преступлением в гаражах. И еще – пусть не наговаривают на людей, которые взяли на воспитание сироту, а лучше помогут вернуть девочку домой. Нечего ей жить в семье убийцы.
Последней явилась Инна. Правда, не одна, а в сопровождении матери и сестры. Девушки, как маленькие, держались за руки и старались никому не смотреть в глаза. Дмитрий тоже на них не смотрел. В последние дни им овладела полная апатия. Он говорил все, что от него хотели услышать, все подписывал, со всем соглашался и только время от времени устраивал показательную истерику, всегда кончавшуюся криками: «Я не убивал, это Людмила!»
– Вы говорили, что не можете узнать человека, который на вас напал, – начал следователь, обращаясь к Инне. Впрочем, он с большим трудом мог ответить, кто из близняшек – кто. – Но все-таки взгляните на этого человека.
Инна и Ирина одновременно подняли глаза и рассмотрели Дмитрия. Потом Инна обратилась к сестре:
– Я же тебе говорила, что никогда не сумею узнать. Я и лица не видела…
– Ты говорила, что он сильный…
– Я не могу его узнать. Может быть, он, а может быть – нет.
Следователь в растерянности переводил взгляд с одной на другую. Вмешалась мать.
– Они так объясняются, – грустно сказала она, глядя на дочек. – Говорят только друг с другом. Вы не обращайте внимания, слушайте.
– Но почему? – следователь не мог справиться с изумлением. – Что случилось?
– Они не говорят с чужими, только между собой. – Женщина слабо улыбнулась. – Не знаю почему, они такие были всегда. Но ведь это никому не мешает, правда?
И однако вздохнула.
– Только все наладилось, и вот опять. На них это дело повлияло… Инна вспомнила о маньяке и стала говорить только с сестрой, а за ней и та… У нас теперь только о маньяке говорят, ну они и перепугались. Заговорили с людьми от испуга и перестали тоже. Но они ведь не немые!
– Это не он, – сказала Инна Ирине. – Я не верю, что это он.
– Почему? – спросила сестра.
– Он не похож на маньяка.
Дмитрий тихо заплакал, и его увели.
* * *
Дом был продан. Отопление отключили, и казалось, что по комнатам гуляет ледяной ветер, хотя окна были наглухо закрыты. Только что ушел в Москву грузовик с последней партией мебели, которую Павел счел достаточно ценной, чтобы продать в антикварные магазины. Наташа не вмешивалась. Она вообще почти не принимала участия в процессе поиска покупателя, отбора вещей, которые стоит взять с собой, оставить или просто выбросить. Всем занимался ее муж. Она не оживилась даже тогда, когда он прибежал к ней, показывая жестяную коробку, и спросил – не та ли это коробка, где хранились пропавшие деньги? Он нашел ее в погребе, среди сгнившего хлама и невыносимо воняющей картошки. Коробка была пуста. Наташа глянула на нее мельком, ответила, что «та» и как будто потеряла к ней всякий интерес.
Наступил ноябрь. Дом купила не Елена Юрьевна – у нее больше не было в этом необходимости. Ее сын, которому было предъявлено обвинение в убийстве, в данный момент находился на психиатрической экспертизе, тут же, в области, поскольку были все основания полагать, что молодой человек находится в состоянии, которое исключает возможность отправки его в колонию. Женя, совсем переставшая навещать свекровь, тоже ни на что не претендовала. А соседи, которые проходили мимо дома на Акуловой горе, переглядывались и указывали на него пальцами. Раздавался шепот: «Тот самый дом! Тот самый!»
Купили дом москвичи, которые понятия не имели о драме, разыгравшейся тут поздней весной, и о всех смертях, которыми стало знаменито это место. Наташа молча показала им все – от погреба до чердака, и совершенно равнодушно выслушивала их замечания по поводу того, что они переделают, сломают, изменят. Ей было все равно. Она снова была беременна, и врач сказал, что чем меньше она будет волноваться, тем лучше для ребенка.
Со двора вернулся Павел. Он отряхнул с куртки мокрый снег и стуча зубами, уселся за стол.
– Мерзкая погода!
– Зима… – откликнулась женщина.
– Ты расстроена? – с беспокойством поинтересовался он. – Скажи, наконец, хоть что-нибудь! Ты ведь была за продажу, сама собирала документы с Еленой Юрьевной!
– Да, сама.
– И мы получили неплохие деньги.
– Даже очень хорошие, – так же безучастно откликнулась супруга.
– Теперь ты сможешь бросить школу и заняться детьми. Ну Ташка, – он приподнялся и ласково обнял жену за плечи. – Не будь такой угрюмой!
– Я просто задумалась. Все время появляется ощущение, будто я что-то забыла, выпустила из головы, а вспомнить нужно… Но я не могу.
– Забыла? – Он оглядел разоренную кухню, из которой исчезла почти вся мебель. – Мы все вывезли.
– Да. Только…
– Тебе просто жаль отсюда уезжать? – догадался муж. – Знаешь, мне тоже жаль.
Павел кривил душой, но делал это для того, чтобы немного утешить жену. Его пугал подавленный вид Наташи, бессонница, круги под глазами. Он никак не мог понять, почему она так близко к сердцу приняла смерть библиотекарши, арест Дмитрия, жесткую позицию Людмилы. Она почти не говорила об этом, но иногда, поймав ее застывший и какой-то очень несчастный взгляд, он понимал, что жена все время думает об этом. Сам же он, узнав о душевном состоянии Дмитрия, сделал окончательный вывод – все это было неизбежно. Дмитрий сошел с ума, Анюта тоже была не вполне нормальна. Ее самоубийство, тайной которого так долго задавалась жена, было предопределено. И все остальное тоже – гибель Татьяны, ложь Людмилы, продажа дома – все, все! Ему хотелось одного – чтобы это проклятое место навсегда исчезло из памяти Наташи… И из его собственной памяти тоже.
– Куча денег, – ласково повторил он. – Целая куча.
– Слушай, – она вдруг встала. – Я вспомнила. Часы. Часы на чердаке. Я хочу их забрать.
Ваня все еще играл с уродливой деревянной кукушкой. Его оставили в городе на попечении бабушки, и кукушка была единственным средством его успокоить. Ребенок тоже стал нервным, видимо, переняв настроение матери. Птичку выдавали ему в качестве приза – чтобы поел, поспал, не плакал. И это очень не нравилось отцу.
– Часы? – переспросил он. – Да от них одна труха осталась.
– Значит, я хочу забрать труху.
Муж не стал возражать. Он знал, что спорить с беременной женщиной не только бессмысленно, но и опасно для ее здоровья, и потому покорно поднялся на чердак. После долгих стараний ему удалось более или менее восстановить первоначальный каркас часов, который он и спустил вниз.
– Вот тебе, – он положил обломки на стол. – Даже стрелки есть.
– Час, – она смотрела на циферблат остановившимся взглядом. – В час они встали, когда их разбил отец. В час они встали, когда их сломал Дмитрий. Бедняга. Он никого не убивал.
Павел окончательно испугался. Жена никогда не упоминала имя убийцы, и сейчас ему это очень не понравилось.
– Я уверена, что все сделала Людмила, но доказать невозможно… Он говорит – из-за денег, но этого мотива у нее не было. А он все подписал. Бедный… Бедный… Еще одна несчастная судьба тут, на горе. Ты прав, отсюда нужно уезжать.
– Ташка..
– Тут слишком мало народу, – продолжала она, вовсе не слушая. – Тут любое происшествие – событие. И всегда слишком много глаз и ушей. Тут все становится странным, слишком значительным.
– Наташа! – Он принялся целовать ее заледеневшие губы и попытался поднять со стула. – Идем. Простудишься! Сейчас придет машина. Не забудь оставить дверь открытой. Они сами сказали, что им все равно – они сменят и дверь, и окна, все… И барахло им тоже не нужно. Кстати, который час?
Он машинально взглянул на кухонные часы и улыбнулся. Они показывали час – дня или ночи, неизвестно, с тех самых пор как умерла Анюта. Наташа последовала за мужем взглядом и улыбнулась, но чему-то своему.
– Можно, я их тоже возьму? – спросила она, вставая и подходя к стене. – На память.
– Мы столько барахла забрали… Жить будет негде!
– А я хочу.
Прихоть беременной женщины – дело священное, и потому муж сам помог ей снять со стены дешевые пластиковые часы, изготовленные в семидесятых годах. Это была копеечная поделка, работавшая от большой батарейки, которая села с тех пор, как Анюта перестала за этим следить.
– Вот тебе, – сказал он, тряхнул часы, и на пол выкатился круглый сверток – точно размером с батарейку.
Супруги смотрели на него, ни о чем не думая и ничего не понимая. У Наташи явилась мысль, что сверток взялся из ниоткуда, просто из воздуха, потому что в часах ему места не было. А потом она выхватила часы из рук мужа и взглянула на их обратную сторону.
Ниша для батарейки была пуста. А то, что ее занимало, лежало теперь на полу, у носка ее зимнего сапога. Женщина хотела нагнуться, но Павел ее опередил.
– Что это? – бормотал он, снимая тугую резинку, которой был перетянут цилиндрический сверточек, и разворачивая его. – Это… Да это же… Ташка!
Но она уже и сама видела, что это. В свертке оказались согнутые, слежавшиеся, принявшие форму батарейки долларовые купюры. Наташа смотрела на них без всякой радости.
А вот Павел дрожал от возбуждения. Он попытался пересчитать деньги, но не сумел, попытку пришлось повторить. Наконец он помахал деньгами перед лицом жены:
– Больше пяти тысяч! Я еще не уверен, но…
– Говорила же я тебе, – ровным голосом произнесла Наташа, – моя сестра никогда бы не сменила тайника.
– Что?
– Она собиралась умереть, потому что не могла жить без этого сумасшедшего. Кольца – это был последний подарок. Не грабил он ее. Просто она помнила о деньгах, о нашем сыне, которого любила, и решила оставить нам наследство. И еще боялась, что деньги пропадут – о тайнике могли знать другие. Может быть, она даже подозревала Людмилу… И потому Анюта снова спрятала деньги в часах. Только в других. А час… Час на циферблате – это указание для меня. Ведь деньги и прежде лежали в часах, которые показывали час. Она сделала это, чтобы я поняла, где нужно искать, да только я все не понимала…
– Подумай, что мы могли оставить их кому попало! – Павел снова и снова мял купюры, с наслаждением ощущая их тугую шероховатость. – Вот это удача!
– Да, – замороженно ответила жена. – Ее никто не грабил. Она умерла потому, что его любила. А другая умерла потому, что слишком любила деньги. И убила ее сестра. Теперь я понимаю, что она имела мотив. Людмила все еще думала, что деньги находятся где-то в доме…
– Но где же записка? – Павел перелистывал купюры. – Посмотри, может, на полу? В часах?
Он был вне себя, и тем разительнее был контраст со спокойствием жены.
– Записки нет, – сообщила она, оглядывая пустую кухню.
– Откуда ты знаешь?
– Ей нечего было написать. Она все сказала своей жизнью и своей смертью.
До их слуха донеслось пиликанье автомобильного гудка. Пришло такси, чтобы отвезти супругов в Москву – обычно расчетливый Павел мог теперь позволить себе такой расход.
– Едем, – заторопился он, засовывая деньги во внутренний карман куртки. – Ты простудишься.
– Сейчас, – она все еще не могла расстаться взглядом с этими стенами, с остатками мебели, с заснеженным садом за окном, который щедро осыпала крупой мокрая метель. – Сейчас.
– Еще что-то забыла?
– Забыла, – она беспомощно встретила его суетливый взгляд. – Только не могу вспомнить что.
И всю дорогу, кутаясь в меховую куртку, слушая новости по радио, глядя на мелькающие в снежной тьме машины, она пыталась понять, что так ее мучило, что не давало сразу уйти из дома, где не было уже ничего и никого, который не стоило жалеть, потому что это было нехорошее место, как сказали бы все. И вспомнила уже на подъезде к Москве, когда машина попала в пробку, а шофер тихо ругался и хотел закурить, а Павел попросил не делать этого – жена нездорова, а она равнодушно сказала, что ей все равно, пусть курит…
Это было солнце, падавшее каждый вечер за Акулову гору. Сосновый запах и быстрый ручей, рассекавший надвое болото, где когда-то погиб Иван. Это была дивная улыбка сестры, ворчание Ильи, кашель отца. Лицо женщины, которую она не помнила, но звала матерью. Это были сестры-красавицы, которые так боялись мира, что ни с кем не желали говорить, и потому были обречены вечно оставаться на Акуловой горе. И это был Великий Лягух, вечный и «ненаходимый», который будет кричать для кого-нибудь другого, до тех пор пока не кончится детство…
Назад: Глава 18
На главную: Предисловие
