Глава 13
– Вот так и работают, не надрываются! – сердилась Елена Юрьевна, демонстрируя Наташе следы вчерашнего погрома. Приехали, поглядели, всех нас записали… И велели, чтобы хозяева сами посмотрели и сказали, что пропало и сколько стоило. Короче, с рук долой. Думаешь, они что-то найдут?
Наташа растерянно оглядывалась, держа за руку сына. Ребенок все порывался шлепнуться на пол и поиграть с интересными штучками, которые там валялись. Эти штучки – содержимое кухонных шкафов, так и остались лежать где попало. И конечно Ване, как любому здоровому ребенку, такой беспорядок был очень по душе. Он бесстрашно схватил нож, за что был наказан. Мать в сердцах дала ему шлепка и отобрала интересную игрушку.
– Что они украли, не пойму? – Наташа усадила сына на пол, прямо в солнечный квадрат, и снова осмотрелась. – Тут и красть нечего! Всю крупу высыпали… О боже, опять мыши заведутся!
– И я говорю, – всполошилась соседка. – Нашли, куда забраться! Натворили черт знает что, а зачем?
– Значит, Татьяна была тут?
– Змея! – мгновенно вспыхнула та. – Это еще нужно разобраться, что она тут делала! Говорила – к читательницам шла! Это среди ночи?!
Наташа молчала. Странно, но она никогда еще не была так напугана и ошеломлена. Даже, когда узнала о смерти сестры. Даже, когда неожиданно пошли часы на чердаке, а на подоконнике в Анютиной комнате появился чей-то след. Только сейчас, глядя на разоренный, перевернутый чужими людьми дом, она поняла, как зыбко и непрочно ее положение. Сюда может войти кто угодно. Это действительно опасное место.
Она инстинктивно перевела взгляд на сына. Тот, ничуть не обиженный шлепком, продолжал возиться на полу. На этот раз он выбрал безопасные игрушки – две картофелины – и с упоением катал их по половицам, тихо и сосредоточенно жужжа себе под нос. Ване, как всегда, не было дела до того, что творилось вокруг. Этот мальчик жил своей собственной жизнью, и его единственным всегдашним желанием было, чтобы ему в этом не препятствовали.
– А где твой муж? – осведомилась Елена Юрьевна. – Его что – все это не касается?
– Он на работе.
Наташа только сейчас поняла, какой план составил Павел, и как просто она попалась на его удочку. С утра, подключив телефон, он заявил, что не будет звонить родителям, чтобы те забрали Ваню к себе. Обойдутся и без этого – ребенок может отлично прокатиться за город вместе с матерью, заодно подышит свежим воздухом. Наташа согласилась – мысли у нее были заняты другим. Но сейчас она понимала, что тем самым муж хотел связать ей руки. Невозможно пускаться в авантюры, имея на руках ребенка, которому не исполнилось и двух полных лет. Она будет вынуждена вернуться с ним в Москву в тот же день.
– Он что – отпроситься не мог? – возмущалась Елена Юрьевна.
Наташа отмолчалась, а соседка возмущенно пожала плечами:
– Ну и мужики сейчас пошли – ни на что не годятся! И мой такой же. Ну так что, по-твоему, украли?
– По-моему, ничего не пропало, – женщина заглянула в спальню… – Странно. Вы говорите, они включили свет? Ничего не побоялись…
– Наверняка за тобой следили, – возбужденно говорила соседка, следуя за нею по пятам. – Стоило уехать – и сразу полезли в дом. Вот что бывает, когда бросаешь дом без присмотра!
Наташа убедилась, что сын целиком поглощен игрой с картошкой, и обернулась, к соседке:
– Поднимемся на чердак?
Та не стала возражать, но ее взгляд был красноречивей всяких отповедей. «Опять?» – читалось в этих выцветших голубых глазах. Наташа сделала вид, что ничего не заметила.
Наверху тоже было солнце – мутное и пыльное, с трудом преодолевшее немытые стекла маленького окна. Старая мебель стояла на своих местах, но Наташа на нее даже не взглянула. Она сразу бросилась к часам.
– Смотрите!
Упрашивать не приходилось – Елена Юрьевна мигом оказалась рядом и с жадностью рассматривала семейную реликвию Лычковых.
Часы лежали на полу. Чья-то рука сбросила их, растерзала, почти оторвав дверцу, скрывавшую механизм. Кукушка лежала поодаль – птица казалась убитой, хотя живой, конечно, никогда и не была.
– Вы понимаете, что это значит? – спросила Наташа, поднимая с пола деревянную птичку.
– Кто-то постарался, – еле слышно ответила потрясенная Елена Юрьевна. – Вот варвары…
– Нет. Не только это.
– А что же, Наташечка?
Женщина обернулась, бережно сохраняя в ладонях птичку, как будто та могла очнуться от тепла и человеческого дыхания.
– Они обыскивали часы, – Наташа протянула к соседке сложенные лодочкой ладони. – Они знали, где искать.
– Что искать, Наташа?
Та не ответила.
– Разобрали аж на детали! – Елена Юрьевна продолжала копошиться в обломках. – Прямо растерзали… Ироды!
Наташа не помогала ей. Она успела опомниться и поняла, что невзначай сболтнула лишнее. Хорошо, что соседка ничего не знала о тайнике, иначе поднялся бы такой шум… Зато сама она отлично понимала, что произошло. Тот, кто знал о часах и об их содержимом, вчера навестил пустой дом. Ничего не найдя на чердаке, вор в ярости перевернул вверх дном жилые комнаты, но, конечно, и там ничего не нашел. «Этот человек знал о тайнике в часах, но понятия не имел, что денег уже нет. Иначе не стал бы разбирать часы на детали! Кто же это был? Дмитрий? Татьяна?! Но я же говорила им, что деньги пропали, зачем же тогда… Кто?!»
– Вот сволочи… – с натугой вымолвила Елена Юрьевна, собрав самые мелкие детали в подол широкого ситцевого платья и с трудом поднимаясь с колен. – Ничего святого для них нет! Хоть бы пожалели память о твоем отце!
Наташа покачала головой, продолжая нянчить кукушку:
– Откуда им было знать, что часы – память об отце?
– Ну ты посмотри, что они наделали? Может, удастся починить? У меня есть знакомый часовщик, может, он возьмется?
– А стоит ли? – задумчиво говорила Наташа, продолжая оглядывать чердак. – Елена Юрьевна… Вы помните наш с вами разговор?
– О чем?
– Да о доме. Вы, кажется, хотели его купить?
Та замерла, прижимая подол к животу. Наташа улыбнулась:
– А я вот решилась продать. Только цена…
– Наташка, мы договоримся!
От радости та всплеснула руками и выпустила край платья. Детали рассыпались по полу, но женщина даже не заметила этого. Она была так возбуждена, что напрочь позабыла о своих благих намерениях – привести часы в прежний вид.
– Мы купим дом, говорю тебе! – радостно причитала она, делая серьезные попытки обнять Наташу. Но та ловко уклонялась от ее тяжеловесной ласки. – Мы первые! Нам нужно!
– Я ведь обещала, что первым делом предупрежу вас, – прежним замороженным голосом продолжала Наташа. – Вот только цена вас, может, не устроит…
– Сколько?
– Сорок тысяч.
Если бы часы все еще могли отсчитывать время, они отсчитали бы очень тяжелую минуту. Елена Юрьевна не двигалась. Она смотрела куда-то в угол, потрясенно шевеля губами и мелко моргая. Наташа тоже молчала, прислушиваясь, чем занимается внизу сын. Судя по звукам, ребенок постепенно добирался до чайной посуды…
«Ну и пусть все перебьет, – думала она. – Все равно, в Москву эти чашки не потащишь. Может, лучше вообще ничего отсюда не брать. Я так устала! Как никогда в жизни!»
– Сорок чего? – наконец вымолвила Елена Юрьевна.
– Сорок тысяч долларов, – монотонно ответила Наташа. – Вы не пугайтесь – эту цену называют в агентствах.
Та мигом стряхнула с себя одурь:
– Это после всего, что я сделала для тебя?! Это после того как я всю ночь караулила твой паршивый домишко, чтобы последнего не утащили?!
– Успокойтесь, прошу вас, – Наташа сама поражалась своей невозмутимости. Но случилось уже слишком много всего, чтобы она принимала неприятности близко к сердцу, как раньше. – Я не собираюсь на вас наживаться, тем более, сама получу только половину этих денег.
– А вторую кто? – агрессивно наступила на нее соседка. Елена Юрьевна была разъярена. Казалось, ей нанесли удар в самое сердце, причем в чувствительнейшее место. Только сейчас Наташа поняла, как сильно та хотела заполучить дом. Но огромная сумма, конечно, отметала всякую возможность полюбовной сделки. Цена была грабительской, и Наташа назвала ее только по принуждению.
– Вторую получит Людмила.
Елена Юрьевна внезапно расплакалась. Наташа глазам своим не верила – несгибаемая соседка, которая всю жизнь гордилась своей железной выдержкой, рыдала в три ручья. «Вот так и сдаешь вдруг, из-за пустяков, – думала молодая женщина. – Кто бы мог подумать – плачет! Она плачет только на похоронах и совсем не так, а будто по обязанности».
Но теперь соседка заливалась искренне. Казалось, у нее сердце разрывалось от горя. Она с трудом могла говорить.
– Такого я не ожидала… Ох, такого я не ожидала от тебя!
– Да успокойтесь…
– После всего, что я для твоей семьи сделала… Помнишь хотя бы? Или все забыла уже? – заливалась слезами Елена Юрьевна. – Что я тебе сделала, кроме хорошего?
– Но не я же назвала цену! Это Людмила хочет получить сорок тысяч, а я сама взяла бы меньше. Вы же знаете… – Наташа делала робкие попытки утешить свою названную мать, но ничего не выходило. Та продолжала выплакивать горе.
– Где же я возьму столько денег? – взывала она к дощатым чердачным небесам. – Ворую я, что ли? Печатаю их? Что же это за люди такие?
«Люди» в лице Наташе безмолвствовали. Сцена представлялась ей тяжелой, но женщина решила потерпеть. Она начинала понимать, что соседка преувеличивает свое несчастье, и нарочно распаляет себя жалобами. «А сама наверняка попутно обдумывает… Это она плачет, чтобы выиграть время».
– Значит, решила поделиться с этой дурищей? – продолжала жаловаться та, причем вопрос, казалось, относился к пауку, свившему себе гнездо в углу чердака. – Значит, тебе чужие ближе, чем свои? Не ждала я такого! Если бы знала, близко бы к тебе не подошла!
Паук был чрезвычайно смущен этими обвинениями, а еще пуще – патетическими жестами, на которые соседка не скупилась. Он сжался на краешке паутины и вдруг стремительно перебрался в самый темный угол, как будто оправдываясь: «Да я что… Я-то ничего! Меня самого продадут вместе с домом, что-то еще дальше будет, так в чем же я виноват?!»
– Я бы и копейки ей не дала, – утешала Наташа Елену Юрьевну. – Но та утверждает, что я ей должна.
– Ничего ты не должна, у них с Ильей даже свадьбы не было! – удивительно трезво откликнулась вдруг соседка. Даже слезы перестали течь, но голос по-прежнему был хриплый, плаксивый. – За что ей платить?!
– Она говорит, есть за что.
И Наташа поведала тайну Людмилы. Елена Юрьевна пришла в ужас и еще большее негодование. Она несколько раз порывалась перебить соседку и наконец не выдержала, даже не выслушав до конца:
– Да она дурачит тебя, идиотка! Она же за полную дуру тебя считает! Где это видано – делить дом с такой родней, как она! Откуда мы знаем, чей у нее ребеночек! Пусть это у ее мужа спрашивают! И ничего она не докажет, вот увидишь!
И привела последний, самый веский аргумент – если бы ребенок был от Ильи, она бы первая знала об этом!
– Два года сын был от мужа, а на третий вдруг от Ильи! Не слушай ничего – продавай дом прямо сейчас!
Теперь она почти кричала:
– Немедленно!
– Но как я могу…
– Сможешь! – Елена Юрьевна дрожала от негодования. – Все это отговорки, сможешь! Это Людка ничего не сможет, а ты продавай дом, и посмотрим, как она повертится! Как таракан на сковородке!
И тут же выложила свой план. Наташа не могла не признать – здравого смысла в нем было немало. Соседка утверждала, что, до тех пор пока на имущество не наложен арест и Людмила не завела судебного иска, Наташа является единственной и бесспорной владелицей дома.
– А значит, ты можешь продать его прямо сейчас!
– Но ведь, кажется, нужно подождать…
Ее слабые возражения моментально разлетелись в пух и прах. Соседка была неумолима. Разве Наташа ждет времени, чтобы вступить в право наследования? Разве было завещание?
– Какое завещание! Кто бы его составлял – Анюта?!
– Ну видишь! Твои отец и мать, – в ее глазах появились новые слезы, впрочем, очень быстро высохшие, – разве они позаботились об этом! Думали, четверо детишек как-нибудь сами разберутся… Разве Иван оставлял завещание? Где ему. А Илья? Этот мог бы, да смерти своей не предвидел. Ну, уж про Анечку и говорить нечего…
И она опять смахнула слезы. Наташа была окончательно сбита с толку.
– Это только с завещанием приходится ждать, пока вступишь в права. А ты автоматически – наследница. Давай готовить документы, только потихоньку, слышишь? Я помогу тебе! У меня и знакомые такие найдутся, – женщина страшно суетилась. – Даже не думай, даже не думай, все обойдется в отличном виде… Но только сорок тысяч, боже мой, надо же загнуть такое! Ну, Людка! А ты сама сколько хочешь?
Последний вопрос прозвучал как-то особенно. Та все еще говорила взволнованно, но казалось, что теперь это волнение деланное. Соседка как будто пыталась замаскировать под ним свой здравый смысл и вполне меркантильные интересы.
– Я думала – тридцать, – почти против воли ответила Наташа.
– С ума сошла! – снова возмутилась Елена Юрьевна.
– Двадцать пять.
– Да это же грабеж! Разве так торгуются!
– Дурочка… – ласково и уже совсем спокойно протянула та. – Ну чего ты добиваешься? Чтобы сюда явилась эта стерва и в самом деле отняла у тебя полдома? Тебе это больше понравится? Ведь ясно же, что выгоднее продать дом соседям. Не первый год друг друга знаем! Я же вырастила вас всех!
Наташа вертела в руках кукушку и не думала совсем ни о чем. Она чувствовала себя такой же разбитой и бесполезной, как часы, детали которых похрустывали у нее под ногами.
– Стоило так надрываться, чтобы тебе потом плюнули в лицо! – трагически продолжала Елена Юрьевна. – Мне муж всегда говорил: «Ленуся, зачем ты так мучаешься, ведь никто не скажет спасибо!» А я ему: «Молчи, дурак, ты людей не знаешь!» Получается, в тебе я ошиблась… Вот ты вредная какая оказалась! Только бы не мне, а там – кому угодно, так?
Наташа невольно засмеялась. Соседка, слегка ободренная ее веселостью, продолжала:
– Ты думаешь, что Людка умнее всех родилась? Сорок тысяч заломила, стало быть, в лучшем случае, ты получишь двадцать. Но только сорока-то тысяч вам никто не даст, сумасшедших нет. Ну может, на тридцать пять еще найдете дурака… Но вернее всего, продадите дом за тридцать, как ты и сказала. И что ты тогда получишь?
Она взяла Наташу за плечи и развернула к лестнице:
– Нечего тут торчать. Дело ясное, нужно торопиться.
Елена Юрьевна тяжело дышала и каждый раз с опаской отыскивала ногой ступеньку.
– Если бы еще за сорок продали… Тогда бы еще ничего… Ух! Но таких денег никто вам не даст, так что плакали твои двадцать тысяч.
Наташа уже была в кухне и с ужасом наблюдала за тем, как ее отпрыск, перемазанный с ног до головы, грыз сырую картофелину. Ванюша часто ел совершенно несъедобные вещи – и хоть бы раз у него заболел живот. В нем сказывалась железная крестьянская натура, унаследованная от Лычковых.
– А от меня получишь двадцать пять! – поставила точку Елена Юрьевна. – Ну сообрази же!
Наташа не ответила. Да, ее попросту загнали в угол. У Людмилы – шантаж, у соседки – трезвый и безжалостный расчет. Двадцать пять лучше двадцати, а деваться жертве некуда. На пять тысяч больше… Но какими деньгами можно заплатить за нервы, которые ей вымотает обманутая в своих ожиданиях Людмила? А если суд? А если скандал?
Соседка как будто сердцем учуяла ее колебания и усилила нажим. Теперь ее голос звучал по-домашнему ласково, хотя Наташа предпочла бы прямую грубость. Уж очень все это было неискренне.
– Мы совершим сделку очень быстро, – уверяла та. – Даже не заметишь!
– А если Людмила проверит, какую сумму я получила и все равно отнимет половину? Тогда я вообще останусь ни с чем.
Елена Юрьевна рассмеялась:
– Ну ты и дитя! Кто же показывает в договоре настоящую цену? Поставим минимальную стоимость, и все. Даже если эта шваль умудрится отсудить у тебя половину, сколько она получит?
И, внезапно решившись, с жертвенным видом добавила, что в таком невероятном случае рассчитается с Людмилой сама.
– Составим между собой расписочку, – хлопотала воинственная дама. – Я дам обязательство уладить все конфликты между вами, если такие возникнут, а ты напишешь, что получила с меня деньги сполна. И никто не будет в обиде. Ну а что касается договора… Двадцать пять тысяч я тебе передам прямо перед тем, как идти к нотариусу. А уж остальное – не твоя забота.
Наташа тем временем делала тщетные попытки умыть перепачканного сына. Она шепотом отчитывала его, едва прислушиваясь к сладким речам соседки, однако все, что та говорила, постепенно западало ей в душу. В самом деле – она уж слишком напугалась возможной стычки с Людмилой. Пусть та перевернет весь город вверх дном, но между продавцом и покупателем все останется в тайне. И никакой нотариус ей не поможет, никакое агентство, потому что агентства на горизонте попросту не будет. И все же…
– Вы готовы с ней ругаться? – спросила она, поворачиваясь к Елене Юрьевне.
Та развела руками:
– Ну деточка… Ты меня насмешила. По-твоему, я когда-нибудь боялась этой дуры? Она только на словах грозная, а если ее немножко поприжать – сразу запищит.
– И вы берете это на себя?
– Ты же меня знаешь!
«Да, – Наташа задумчиво вытирала пухлые щеки ребенка. – Я знаю ее даже слишком хорошо. И если она говорит правду… Ну и пусть я получу меньше, чем ожидала, зато все будет кончено, мне даже ездить сюда будет не к кому. И никаких больше стычек, никаких воспоминаний… Раз в год проведаю могилы, закажу панихиду, раз уж так принято… А если Людмила вздумает на меня наброситься, Елена Юрьевна мигом собьет с нее спесь. Да и притом в Москве Людмила не такая грозная. Она, как вампир, сильнее возле того места, где находится ее логово».
– Я согласна, – она слегка подтолкнула сына, давая понять, что церемония омовения закончена, и вручила ему кукушку. Иначе он мог выбрать себе очередную грязную, а то и опасную игрушку. – Давайте готовить документы.
В первый момент та не поверила своему счастью. Потом набросилась на Наташу, обдав ее жаром своего большого тела, и почти задушила в объятьях:
– Умница! Я всегда знала, что ты самая умная из всей семьи! Сообразила все-таки, что тебе же выгоднее! Дай я тебя поцелую!
Наташа даже не пыталась вырваться. Ей было горько. Сердце учащенно билось, щеки пылали, будто она только что сделала что-то очень дурное. Ей казалось, что даже кухонные часы смотрят на нее с упреком. «Тут будут жить чужие люди…»
Ваня, увидев, что его мать застыла в руках толстой бабули, отчаянно заревел. Последний отпрыск семьи Лычковых как будто оплакивал участь родового гнезда, которое уже никогда не будет ему принадлежать.
* * *
Несколько часов подряд они бегали по разным учреждениям, которые должны были выдавать документы для продажи дома. Наташа чувствовала себя безвольной марионеткой, которую дергает за ниточки сильная рука, но это ее даже устраивало. Теперь она ни о чем не думала. Теперь ей не приходилось принимать решений. Ответ – вопрос, подпись, справка…
Елена Юрьевна пылала в каком-то яростном азарте. Она зычно, по-приятельски покрикивала на медлительных чиновниц, мигом прорывалась в самую голову любой очереди и действовала так напористо, что нужные справки являлись будто сами собой. К тому же у нее и впрямь везде оказались хорошие знакомые.
– Вот увидишь, – твердила она, – мы все сделаем скоренько. Людка даже опомниться не успеет.
Наташа реагировала вяло. В основном она занималась сыном, у которого были самые простые, но все-таки насущные желания. Попить, посидеть, в туалет, дать поиграть вон с той кошкой… С кукушкой Ваня не расставался ни на миг – птичка привела его в восторг.
– Главное, сбегай в милицию и скажи, что тебя не обокрали, – учила ее наставница. – А то затянут дело… Это может нам помешать – ведь пока идет следствие, ничего не разрешают делать. У меня вон дядя умер – то ли сам с крыши упал, когда ее чинил, то ли его сосед столкнул – они были в ссоре… Так его не разрешили кремировать, пока следствие не закончат. А хоронить рядом с родителями уже места не было, пришлось везти бог знает куда… Главное, что зря, так ничего и не выяснили. Свидетелей не было.
– Да ведь у меня и правда ничего не взяли, – отвечала Наташа, хватая сына, который в этот миг намеревался самостоятельно посетить какой-то кабинет. – Хуже всего обошлись с часами, но…
– Да какая им цена, твоим часам!
«Да не скажи, – думала женщина, покорно следуя в очередную контору. – Знала бы ты, какая начинка была в этих часах! Кто же все-таки в них копался? Не думаю, что Дмитрий. Если он обобрал Анюту, так какой смысл повторять попытку? А вдруг Татьяна?»
Будь то три дня назад, она бы не задумываясь отправилась в библиотеку и задала прямой вопрос. Тогда она еще верила, что может получить искренний ответ. Но теперь…
«Да она меня попросту оскорбила, дурой назвала. Что ж, только дура могла так довериться чужому человеку…»
– Быстрее! – подгоняла ее Елена Юрьевна. – Там закрывают в четыре!
Наташа прибавила шагу и взяла сына на руки, чтобы тот не отставал. Ребенок был упитанный, и эта приятная тяжесть на время отвлекла ее от тревожных мыслей. Сын был здоров, дела как-никак да шли, а будущее не обещало больше никаких неприятных сюрпризов.
К пяти женщины расправились со всеми бумагами. Все произошло так ошеломляюще внезапно, что Наташа даже не смогла в полной мере оценить предприимчивости своей соседки. Зато та безмерно собой гордилась.
– Если бы ты сама попробовала все это провернуть, так прошаталась бы по инстанциям месяц! – говорила та, жадно попивая лимонад из горлышка. Соседки отдыхали в маленьком скверике, напротив здания городской администрации. Скамейки вокруг были заняты молодыми мамашами с колясками. Подошла бродячая собака, посмотрела глупыми доверчивыми глазами, Елена Юрьевна слегка топнула на нее ногой. Собака втянула голову в плечи и криво потрусила прочь.
– Молись богу, что попала на меня, – самодовольно продолжала та. – Я уж все эти инстанции не раз проходила. Сперва Ольгу замуж отдала – нужна им была квартира или нет? Потом вторая дочь… Спроси, чего мне все это стоило? Ну а теперь сын…
Она сунула опустевшую бутылку в пакет. Наташа улыбнулась про себя. Экономность Елены Юрьевны порой доходила до нелепого. «Собирается выложить двадцать пять тысяч долларов, но пятьдесят копеек ей потерять жалко…»
– Вот теперь я с ним и разберусь, – довольным тоном говорила Елена Юрьевна. – Совсем от рук отбился, шалопай! А все потому, что живет не со мной, все шляется по своим бабам. Ко мне не заходит, да и не звонит почти. Думаешь, мне это легко видеть? Ну, зато теперь все – женится, будет на глазах…
Наташа молча следила за сыном, который помогал какой-то девушке катать коляску. Мамаша выглядела так молодо, что ей самой впору было иметь няньку. Ваня переваливался вслед за коляской на толстых кривоватых ножках. Это нехитрое транспортное средство будило в мальчике сладкие воспоминания. Его самого не так давно лишили коляски, и теперь он с завистью смотрел, как в ней катается другой счастливчик.
– Да, детки… – вздыхала Елена Юрьевна, глядя в ту же сторону. – Сперва-то им радуешься, а потом, как начнут свой нрав показывать… Пошли? Поешь у меня, у тебя-то в доме разгром, даже приготовить не из чего. И зачем они все раскидали, гады?
Наташа знала зачем, но не издала ни звука.
Они миновали продуктовый магазин, где работала Людмила, и лицо Елены Юрьевны приобрело очень странное выражение. На нем было написано какое-то кисло-сладкое торжество, как будто она и хотела сдержаться, не выдавать своих чувств, да не могла. Наташа даже улыбнулась, отчего соседка мгновенно вспылила:
– Думаешь, я все делаю ей назло? Нет, милая. Если жить назло, так и умрешь нехорошей смертью! Я просто о своей семье забочусь.
– Разве я что-то сказала?
– Не сказала, а подумала.
Ваня неожиданно оживился. Ему, по всей видимости, очень не понравилось такое обращение с матерью, и он крепко стукнул Елену Юрьевну кулачком под коленку. Та едва не споткнулась и громко охнула.
Тут уж Наташа не вытерпела и расхохоталась. Неожиданно ей сделалось очень весело и легко. Чего еще желать? У нее растет милый сын, она замужем за хорошим человеком, и бояться ей нечего.
– Полтора года щенку! – изумлялась Елена Юрьевна, оглядывая бутуза, который с храбрым видом стоял перед ней, выставив вперед кулачки. – А уже руки распускает! Как ты его воспитываешь?!
– Да он же за меня заступился, – небрежно ответила мать. – Вы уж очень сердито говорили.
Соседка поджала, было, губы, но, вовремя сообразив, что ссориться невыгодно, снова заулыбалась. Они дошли до библиотеки и как раз собирались перейти дорогу, как вдруг Ваня снова заплакал. Сегодня он на удивление часто выходил из себя – ребенка наверняка нервировала окружающая обстановка. Он не мог не чувствовать, что взрослые вовлекли его в какие-то неприятные дела, и потому расстраивался. Однако сейчас мальчик указывал куда-то в сторону барака:
– Мам! Мам!
Женщины замедлили шаг. Елена Юрьевна удивленно что-то пробормотала.
Возле входа в библиотеку на корточках сидела Лариса и за обе руки держала рвущуюся в дверь Олечку. Девочка была в настоящей истерике. Ее платьице было застегнуто криво, на ногах – домашние тапочки, а отросшие до плеч волосы перепутались, как клубок колючей проволоки. Было видно, что ее одели наспех, кое-как, неумелой рукой. Оля кричала:
– Пусти меня! Пусти меня, алкашка!
– О боже ты мой, – причитала испуганная Лариса. – Ну перестань, мамы там нет!
– А ты все равно пусти меня!
Лариса хватки не ослабила, зато Наташа, растерявшись, выпустила сына. Тот, как истинный рыцарь, мигом бросился на помощь даме, которая была старше его вдвое, и даже сделал попытку напасть на Ларису… Но тут упал, не удержавшись на ногах, и заревел сам. Его басистый, густой плач как будто привел в себя заплаканную девочку. Она с удивлением посмотрела на мальчишку, валявшегося в пыли, а потом резко дернулась и освободилась из рук Ларисы.
Елена Юрьевна сочла, что должна вмешаться.
– Что тут творится? – очень авторитетно и холодно спросила она, критически осматривая фигуру кандидата физических наук. – Почему она плачет?
– Да понимаете, – совершенно упала духом Лариса, – Ах, здравствуйте, Наташа… Я не знаю, что с ней делать. Библиотека закрыта, а она говорит, что ее мама там.
– А где она? – спросила Наташа. Она уже успела извлечь из пыли ребенка и теперь шепотом уговаривала его замолчать. Ваня ревел, крепко стиснув кукушку, и при этом не переставал рассматривать Олю. Зато та успокоилась совершенно и глядела на него с холодным превосходством маленькой женщины.
– Да я не знаю, – оправдывалась Лариса. – У них все было тихо до полудня, а потом Оля проснулась и стала плакать. Мы с мужем поняли, что ребенок заперт… Долго ждали, говорили с ней через дверь, а потом сломали замок. Нельзя же было ее так оставить!
Лариса лепетала что-то невпопад, как будто сознавая свою неправоту. Елена Юрьевна смотрела все более сурово. Она властно привлекла к себе девочку, и та неожиданно послушалась твердой руки.
– А кто вас просил приставать к ребенку? – жестко спросила женщина. – Сто раз вам говорили, чтобы ни к кому не лезли. Вечно в чужие дела суетесь.
– Но раз ее заперли…
Ваня всхлипнул в последний раз и потянулся к Оле, с явным расчетом поиграть с красивой девочкой. Но та заносчиво мотнула кудрями и неожиданно отпустила забористое ругательство в его адрес.
– Ах, ты! – Елена Юрьевна крепко, по-хозяйски стукнула девочку по затылку.
Все замерли. Ожидали бури, новых слез, а Наташа со страхом вспоминала, каким взрывным нравом отличается Олечка… Но девочка как будто осталась довольна перенесенным наказанием. Она сделала вид, что ничего не заметила, и разом приняла вид примерного, идеально воспитанного ребенка.
– А где же Татьяна? – все тревожней спрашивала Наташа. – Почему она оставила дочь одну? Она так боялась этого… Даже меня попросила с ней посидеть, потому что…
«Потому что соседи алкаши», – прозвучало у нее в голове, но, конечно, женщина не сказала этого вслух.
– Не знаю, ушла куда-то, а ее заперла, – оправдывалась соседка. – Она давно ушла – Оля долго плакала, правда, маленькая? Мы дверь только через два часа сломали!
– Мама вчера вечером ушла, а мне велела спать! – неожиданно выкрикнула девочка.
– Погоди, – Наташа начала медленно холодеть. – Вчера вечером? Но вчера вечером она была у меня…
И напоролась на ледяной взгляд Елены Юрьевны. Выждав паузу, та заговорила сама, обращаясь исключительно к Ларисе:
– Я ее вчера видела. Она сказала, что идет к своим абонентам, чтобы потребовать невозвращенные книги. А потом пойдет домой, потому что дочь заперта.
– Ничего не знаю, – искренне расстраивалась Лариса. – Не может быть, чтобы она на всю ночь исчезла, наверняка пошла куда-то с утра. И зачем мы только сломали дверь? У самих же будут неприятности… Но девочка так плакала. Киска, ты же плакала?
Оля показала ей язык, но так, что Елена Юрьевна ничего не видела. Зато Ваня видел и немедленно высунул язык в ответ.
– Где же она? – Наташа поднялась на крыльцо и попробовала открыть дверь библиотеки. – Странно. По расписанию должна работать… Елена Юрьевна, куда она ушла после того, как записали ее данные?
Та поморщилась:
– Детка, да разве я за ней следила? Мы с мужем ходили по дому, смотрели, как и что… Боялись, что тебя обчистили до нитки. Какое нам дело до Татьяны?
Олечка снова начала плакать – на этот раз совсем тихо, горестно, как бы про себя.
– Это невозможно понять… – начала было Наташа, но тут же осеклась. От Акуловой горы по переулку бежал мужчина. На ходу он что-то выкрикивал и нелепо размахивал руками. Лариса встрепенулась:
– Мой!
– Нашли! – кричал тот, с трудом приближаясь к крыльцу. – Сейчас нашли!
– Да что нашли? Ты где был, ирод?! – негодовала жена. – Ты где опять нажрался?!
– Я у свояка был, на горе! Нашли Таньку!
Гонец обессиленно рухнул на деревянные ступени и застонал. Он был заметно пьян и страшно взволнован. Ваня открыл рот да так и застыл. Оля насторожилась.
– Где же она? – все таким же холодным, менторским тоном спросила Елена Юрьевна.
– Там, в гаражах, – мужчина указал направление дрожащей рукой. – Бог ты мой…
– Где мама? – закричала, было, девочка, но Елена Юрьевна крепко зажала ей рот. Она выпрямилась, будто готовясь грудью встретить опасность, но губы у нее тряслись.
– Что значит – в гаражах? – переспросила она. – Почему в гаражах?
– Мертвая… – неожиданно завыл мужчина. – Убили! Олька, ты теперь сирота!
Он бился в пьяной истерике, слезливой и расслабленной, но на него уже не обращали внимания. Только Лариса тупо смотрела на мужа, как будто до сих пор не могла сообразить смысла сказанных им слов. Ваня притих, крепко взявшись за руку матери, как будто в самом деле что-то понял. Наташа оцепенела.
А Оля, рот которой все еще был зажат горячей, влажной ладонью, закрыла глаза.
