Лицо хохотало, лицо издевалось над ним, а он ничего не мог сделать и ужасно мучился. Попытался сбежать – невозможно пошевелиться, попытался закрыть глаза, но оказалось, что они уже и так закрыты. Значит, лицо в его голове, значит, избавиться от него не удастся. Чье это хохочущее лицо? Еще минуту назад он помнил, а теперь забыл. Если бы вспомнить! Возможно, тогда наступило бы облегчение, возможно, тогда он смог бы с ним договориться, заставить лицо замолчать. Но вспомнить не получается, никак не получается вспомнить. А лицо хохочет…

Почему никто не придет к нему на помощь? Он знает стольких людей, которые могли бы ему помочь. Где они все, неужели не понимают, что с ним случилось? Ведь только что были рядом. Темнота, густая, плотная темнота, только лицо хохочет.

Но почему он решил, что лицо смеется над ним? Может, вовсе не над ним, а над кем-то еще? Тогда здесь должен быть этот кто-то еще. Где он? Плотная, густая темнота, ничего различить невозможно, только лицо, оно словно высвечено. Высвечено и смеется.

Он вспомнил: был этот кто-то еще, да, точно – они были вдвоем, до того, как возникло лицо. Но кто этот второй, где он сейчас? Должен быть тоже здесь. Крикнуть, узнать?

Было так: они вдвоем находились в пространстве, в общем пространстве, а потом вдруг потеряли друг друга, и возникло лицо. Надо найти второго, найти – и наступит успокоение, и все встанет на свои места. Где он? Как окликнуть – он совершенно забыл его имя?

– Андрюха! Мать твою, да приди ты в себя! Ты слышишь меня? Черт возьми! Но ведь он жив, жив! Сердце бьется, и дышит…

Андрей открыл глаза – над ним нависал Вениамин.

– Слава богу! Очнулся! Он очнулся! – кому-то, кого Андрей не видел, сообщил Венька.

Вениамин – это тот, кто пришел на помощь, кто избавил его от лица, но не тот, кого он искал.

– А где?… – Андрей запнулся, не зная, как назвать того, кого он искал.

Вениамин отчего-то ужасно расстроился.

– К сожалению, – он развел руками, – я ничего не мог сделать. Артемий был уже мертв.

Артемий! Вот он кто – тот, второй. Артемий!.. Мертв… что такое мертв?

– Тебя тоже здорово шандарахнуло. Без сознания минут семь пролежал. Сейчас приедет «скорая» и милиция, я вызвал. Ты встать-то можешь?

Андрей попробовал пошевелить руками и ногами – вроде все работает нормально. Сел, осмотрелся. Оказывается, он лежал на полу лестничной площадки, кругом собралась довольно значительная толпа из соседей. И тогда он все вспомнил. Был взрыв. Он пришел к Артемию Польскому, тот хотел ему рассказать… А потом зазвонил мобильник, чужой, не его, Андрея, не Артемия, и раздался взрыв. Вот оно что! Значит, Артемий убит.

– А ты откуда тут взялся? – Он вопросительно посмотрел на Вениамина.

– Как – откуда? – удивился Венька. – Ты что? Я же сидел внизу, в машине, прослушивал и записывал ваш разговор. Сильно тебя стукнуло, если ты этого не помнишь.

– Теперь вспомнил. – Андрей виновато улыбнулся. – Так Артемий убит?

– Убит. – Вениамин расстроенно покачал головой.

– Я слишком поздно сообразил, что к чему. Он успел открыть этот чертов телефон и нажать…

– Да я же все слышал. Знаешь, – Вениамин наклонился к самому уху Андрея, – я прослушку снял, не беспокойся. Менты сейчас приедут, но у нас все чисто. А! Вот и они!

По лестнице действительно поднимался наряд милиции. Андрей встал на ноги. Голова сильно кружилась, в ушах стоял звон.

– Нам придется объяснить, кто мы такие и как здесь оказались, – шепнул Вениамин. – Как ты думаешь, можно им рассказать все как есть?

– Думаю, да. – Андрей пошатнулся и схватился за перила. – Мы же ничего противозаконного не делали.

… Объяснения с милицией отняли много времени и сил. Больше всех измучил их своими въедливыми вопросами следователь Родомский, который вел дело семьи Королевых, то есть действовал параллельно с ними, с детективным агентством «Инкогнито». Андрею и Вениамину он очень не понравился – грубый, отвратительный тип. О своих выкладках и выводах по убийствам они ему ничего не сказали, утаили и тот факт, что Польский, возможно, располагал информацией об убийце и собирался с ними ею поделиться. Родомский же, в свою очередь, не стал раскрывать свои карты. Обе стороны сразу же прониклись друг к другу неприязнью и враждебностью, хотя могли бы извлечь из сотрудничества взаимную пользу. Расстались чуть не врагами.

Вениамин отвез Андрея домой, сдал с рук на руки перепуганной насмерть Насте, а сам позвонил Денису и Оле, то есть оставшимся во здравии сотрудникам агентства, созвал экстренное совещание.

Сотрясение мозга и, как следствие, – постельный режим. Таков был приговор врача, которого, несмотря на яростное сопротивление Андрея, вызвала Настя. Она строго следила, чтобы он ни в коем случае не вставал, приносила еду в постель, кормила многочисленными пилюлями, договорилась с медсестрой, чтобы та приходила к ним на дом делать уколы. Кроме того, выкрала и спрятала его мобильник, а к домашнему телефону не подпускала. Сначала Андрей пытался возмущаться, но потом понял, что это бесполезно – Настя своих позиций не сдаст, а сам он так слаб, что, если бы ему и разрешили встать, вряд ли он дошел бы дальше чем до входной двери. Так и получилось, что он оказался не в курсе того, что его детективное агентство продолжает работать – руководство взял на себя Вениамин и приобщил к этому делу их общего знакомого майора милиции Илью Бородина, здраво рассудив, что пункт договора с клиентом о неразглашении тайны все равно нарушен не по их вине, а по сложившимся обстоятельствам.

В постельном режиме и полной информационной изоляции Андрей прожил три дня. Он то впадал в какое-то приятное забытье, то вдруг пробуждался и начинал беспокоиться: дело стоит, а он здесь лежит, как бревно, почти доходил до истерики от бездействия и бессилия, порывался встать. Потом внезапно снова совершенно успокаивался, подчинялся своему положению больного, с какой-то слезливой благодарностью принимал запреты Насти и ее заботу. А на четвертый день, поздно вечером, уже около одиннадцати, блокада была снята – к нему приехали Вениамин с Денисом и даже смогли прорваться через прочный Настин кордон. Оба были в крайнем возбуждении, Денис – так вообще в состоянии шока. Они рассказали ему, что все это время следили за Софьей Королевой, как единственной оставшейся в живых подозреваемой. На следующий день после гибели Артемия Польского Соня переехала к себе домой, в родительскую квартиру, и оттуда уже не выходила. Каждое утро ее навещал следователь Родомский. О чем они говорили, неизвестно, потому что прослушку поставить не удалось. Сегодня с шести часов вечера у ее дома дежурил Денис – и стал свидетелем такого, отчего он до сих пор в себя прийти не может. Около половины седьмого вдруг появился Родомский. Денис удивился – время не его, чего ему сейчас-то здесь нужно? – но нисколько не насторожился и продолжал спокойно наблюдать. Примерно минут через пятнадцать стукнула рама окна. Денис удивился еще больше, поднял голову и увидел, что окно зачем-то открыл Родомский. А еще через небольшое время он увидел, как Соня вскочила на подоконник, в ужасе заметалась на нем, затем попятилась от кого-то, кто был в комнате (кроме Родомского там никого не было) – и вдруг бросилась вниз. Денис кинулся к ней, но даже не сразу сообразил, что нужно делать, до того был поражен. Как-то очень быстро собралась толпа – наверное, соседи услышали шум. Среди них Денис увидел и Родомского – тот разъяснял кому-то, что случилось: Соня – подозреваемая в убийстве нескольких членов своей семьи и поэта Артемия Польского. Он, следователь Родомский, собрал доказательства ее виновности, пришел сообщить ей об этом и в домашней, а не официальной обстановке склонить ее к написанию чистосердечного признания. Но Королева совершенно неожиданно для него выбросилась из окна.

– Все это неправда! – взорвался вдруг молчавший Денис, когда Вениамин дошел до этого места в своем рассказе. – Я же все видел, он сам открыл окно, это он ее убил, Родомский!

– Успокойся, Дэн. – Венька покровительственно похлопал его по плечу. – Во-первых, не убил, Соня жива, хоть и в крайне тяжелом состоянии. Во-вторых, эту тему мы уже обсудили.

– Но ведь он снова попытается ее убить! Андрей, вы понимаете? Это он, он убийца!

– Возьми себя в руки! – прикрикнул Вениамин. – Эту тему мы тоже уже обсудили. Я позвонил Илье, – повернулся он к Андрею, – и все ему рассказал. Он, хоть и не очень поверил, обещал сегодня подежурить у Сони в палате.

– Илье? Ты позвонил Бородину?! Зачем ты это сделал? – напустился Андрей на Вениамина. Он был потрясен событиями не меньше Дениса и плохо соображал из-за своей травмы.

– Так ведь, Андрюх, – начал оправдываться Венька, – какой смысл теперь что-то скрывать? Милиции уже и без того все известно, а без Бородина нам сейчас не справиться. Ты временно выбыл из наших рядов, да и…

– Ничего я не выбыл! – возмутился Никитин. – Не надо было привлекать Бородина. Тем более… может, Денис ошибается.

– Я ошибаюсь?! – так и взвился Денис. – Как я могу ошибаться, когда сам, своими глазами… Да если бы меня там не оказалось, он наверняка добил бы Соню. Он попытается еще раз, в больнице! Вот попомните мое слово!

– Да, я тоже так думаю, – поддержал Дениса Вениамин. – Конечно, все это несколько странно: следователь и убийца, но, знаешь, лучше перестраховаться.

– Может быть, вы и правы, – задумчиво проговорил Андрей. Он вдруг совершенно успокоился, вытянулся на кровати и расслабленно улыбнулся своим детективным коллегам. – Бородин – это надежно, Бородин глаз с нее не спустит, пусть даже и не поверил вашей версии. – Голос его поплыл, глаза сами собой закрылись. После пережитого потрясения им овладела какая-то томная усталость, некая эйфория усталости. Неудержимо клонило в сон. Он зевнул, бессознательно повернулся к стене и тут же уснул.

Вениамин с Денисом удивленно переглянулись, затем понимающе кивнули друг другу и тихонько вышли из комнаты.

А утром, в самом начале шестого позвонил Илья Бородин. Сказал, что у него сногсшибательные новости и он сейчас приедет. Появился минут через пятнадцать, взбудораженный, в какой-то радостной злости. Вбежал в комнату прямо в ботинках и плюхнулся на кровать.

– Ну, знаешь, рассказал бы кто, никогда не поверил бы! – вместо приветствия прокричал Илья.

– Да что случилось-то? – Андрей с нетерпеливым любопытством смотрел на Бородина – давно не видел его в таком возбуждении.

– Твой Дениска – просто молодчага! Он сейчас у Сони, я его ночью, после событий, туда высвистнул. Она все еще не приходит в сознание, но это ничего… Мне кажется, он немножко в нее влюблен. Если бы ты видел, как он…

– Подожди! Я ничего не понимаю. При чем здесь – влюблен?

– Впрочем, в его возрасте это вполне закономерно – влюбиться в спасенную девушку. Он ведь спас ее, спас! А я, старый дурак, не верил! – Илья хлопнул ладонью по колену.

– Да что произошло, черт возьми? – не выдержал Никитин.

– А то, что мы его арестовали. Ночью.

– Кого арестовали?

– Родомского, кого же еще?! – Илья посмотрел на Андрея, как на умственно отсталого ребенка, удивляясь его непонятливости. – С поличным взяли, он прошел под видом медбрата в реанимационное отделение. Хотел ей сделать укол – ну вот тут я его и накрыл. Я его увидел и узнал, а он не ожидал подвоха, не знал, бедолага, про твоего Дениску, не думал, что его прихода уже дожидаются. Очень спешил, боялся, что Сонечка в себя придет и засвидетельствует… Ну вот. – Илья перевел дух. – Видишь, какие новости? – Он невесело рассмеялся. – Что же это получается-то, а?

– В голове не укладывается!

– То-то и оно, что не укладывается. Я ведь не верил!

– И я не верил.

– Да как в такое вообще можно поверить? Ни один нормальный человек не поверит.

– Главное, непонятно – зачем. Вы Родомского уже успели допросить?

– Ну, как тебе сказать? Отчасти. Он ведь молчит. – Илья вздохнул. – Только знаешь, что я думаю? – Он как-то неуверенно взглянул на Никитина. – Ты не смейся и не начинай сразу возражать. Есть у меня одна мысль… Видишь ли, ходит в наших кругах одна легенда, ну что-то вроде «Повести о капитане Копейкине», только наш Копейкин не благородный мститель, а совсем наоборот. В общем, слушай…

– Да ладно, – перебил его Андрей, – не томи и не ломайся, рассказывай.

– Тут такая история, что поверить в нее действительно трудно. Лично я сам до сегодняшней ночи ни в грош ее не ставил, принимал за обыкновенную милицейскую байку. Рассказывают, что в наших рядах завелся киллер, следователь-киллер. Но работает он весьма специфично: не оставляет свидетелей.

– Что тут специфичного? Любой киллер не оставляет свидетелей.

– Нет, ты не понял! Он убирает заказчика, как главного свидетеля. Мало того, заказчика-то и выводит в своем расследовании как главного подозреваемого. Принуждает его писать чистосердечное, а потом инсценирует самоубийство. Я не верил, никогда не верил этой легенде, но сегодня… Видишь ли, у Родомского полный комплект доказательств вины Софьи Королевой. И… многое сходится, очень многое сходится. В конце концов, других причин убивать Королеву я просто не вижу!

– Так ты думаешь, что Соня Королева – заказчик?

– Похоже на то.

– Но в таком случае… – Андрей расстроенно посмотрел на Илью, помотал головой, словно не желая соглашаться со своими мыслями. – В таком случае получается… она заказала всю свою семью. У меня тоже многое сходилось на ней, но я отказывался верить. И Вениамин говорил… но я не верил. Да и как такое возможно?! Ведь это же монстр! А она не производит впечатления… Да не могу я поверить, все равно не могу! А ты?… – Он прямо-таки впился взглядом в Бородина, будто от его ответа зависели вся его жизнь, все его счастье. Тот не выдержал взгляда, отвел глаза, невесело усмехнулся. – Нет, ты тоже не веришь. – Никитин вскочил, тряхнул головой, сморщился – голова у него все еще болела.

– Поверить в такое трудно, – уклончиво проговорил Илья.

– Невозможно! Невозможно, а не трудно!

– Не кричи, Настю с Сашенькой разбудишь. И головой не тряси, мозги свои больные окончательно стрясешь. Видишь ли, несмотря на всю очевидность, я тоже не могу поверить в виновность Сони. Мне кажется, тут заключен какой-то подвох.

– Вот видишь, видишь! – обрадовался Андрей. – И я тоже так думаю.

– Нужно подождать, пока она придет в себя. И хорошо бы Родомского расколоть.

– Да, хорошо бы.

Андрей помолчал, сосредоточенно думая, сам того не замечая, поднялся, подошел к окну, присел на подоконник, посмотрел вниз, на улицу. Зажмурился на секунду и снова посмотрел. Илья с интересом за ним наблюдал, ждал, до чего он додумается.

– Мне все не дает покоя одна штука, – проговорил наконец Андрей. – Тогда, за секунду до обморока, ну, когда этим взрывом у Польского и меня шибануло, я вдруг понял, в чем суть, даже лицо убийцы увидел. А когда очнулся, все совершенно забыл. И теперь никак не могу вспомнить. Пытаюсь – и не могу. Мне кажется, разгадка близко, а я не соображу… – Он жалобно посмотрел на Илью.

– Может, тебе Артемий что-то такое сказал?

– Не помню. Может быть. Но убийцу он не назвал, это точно. Не успел назвать. И потом, возможно, он и сам ничего толком не знал, а так только, предполагал.

– Попробуй еще раз прокрутить свой разговор с Польским… Постой! Да ведь Вениамин говорил, он у вас записан.

– Прокручивал! И в голове и на записи! Не могу вспомнить, хоть убей. Какая-то деталь меня натолкнула на мысль, но вот понять бы какая!

– Ну… Не знаю, как тут тебе помочь. – Илья развел руками. – Ладно. – Он поднялся. – Пойду я, пожалуй. Посплю хоть пару часиков – и на работу.

Они тихонько, чтобы не разбудить Настю и Сашеньку, вышли в прихожую.

– Что ж, плодотворных тебе умственных усилий и скорейшего выздоровления, – пожелал на прощание Бородин. – Позвоню, как только узнается что-нибудь новое.

А потом события стали развиваться столь стремительно, что Андрею поневоле пришлось закрыть себе больничный. Вечером позвонил Бородин, сообщил, что Родомский заговорил, причем признался в том, что действительно много лет исполняет двойную роль, следователя-киллера, раскрыл весь механизм своей работы – и это почти без давления, добровольно, что было совсем удивительно. Заказчиком в последнем своем деле он считает Соню Королеву.

– Что значит – считает? – не понял Андрей. – Он что, точно не знает, кто его заказчик?

– Видишь ли, – Бородин откашлялся в трубку, – заказ был сделан не совсем обычным способом.

– Каким необычным? Через посредника, что ли?

– Дело не в том. Напрямую на Родомского никто не вышел. Нашему киллеру-оборотню позвонили и назначили встречу в гостиничном комплексе «Теремок»…

– Где, где назначили встречу? – заорал вдруг не своим голосом Никитин.

– Да, да, – Илья засмеялся, – ты не ослышался, именно в «Теремке», и, представь, в том самом коттедже, где ты встречался со своим клиентом. В двенадцатом.

– И что дальше? Его клиент на встречу не явился, но на столе лежал конверт с заказом?

– Почти так. А потом ему опять позвонили и сообщили детали.

– Но тогда… Что же это получается? Черт! Ты меня прямо-таки огорошил. Но почему Родомский решил, что его заказчик – Соня Королева?

– По голосу и некоторым другим деталям. Он собрал на нее полный комплект доказательств. Думаю, все улики подбросил настоящий заказчик.

– Мне нужно срочно встретиться с Аграфеной Тихоновной!

– Я тоже так думаю, – спокойно заметил Илья и, попрощавшись, повесил трубку.

Андрей быстро собрался, поехал в больницу. Было уже довольно поздно, его с большим трудом пропустили в отделение.

Аграфена Тихоновна встретила его с какой-то расслабленной ласковостью. Да она вообще была вся какая-то расслабленная. Перед его приходом она, видимо, читала – тоненькая книжечка, или, скорее, брошюрка, на французском языке лежала у нее на одеяле. Андрей рассеянно взял ее в руки, не глядя пролистал и положил на место.

– Аграфена Тихоновна, – вздохнул и, не смотря в глаза своей клиентке, проговорил он, – вы должны сейчас ответить на один вопрос, на который отвечать вам, может быть, очень трудно.

– Да, я вас слушаю, – отозвалась она спокойно и все так же ласково, но Никитин почувствовал, что женщина насторожилась и даже встревожилась.

– Способ, этот таинственный, я бы даже сказал, шпионский, к которому вы прибегли, чтобы нанять меня, – ваше изобретение или вам кто-то его подсказал?

– Ах, вот вы о чем! – Аграфена Тихоновна рассмеялась с облегчением. – Нет, мне совсем не трудно ответить на ваш вопрос. Нанять вас мне помог мой внук.

– Внук? Да разве…

– Игорек. Мой студент. Ну, конечно, он не родной мой внук, но почти как родной. Я к нему очень привязана, а он… Бедный мальчик из очень неблагополучной семьи, он никогда не знал родительской любви. Я ему заменила и бабушку, и мать. Так получилось… Ну, вы в курсе истории моих отношений с семьей моей дочери. Я осталась одна, на долгие годы совсем одна. Мы с ним сошлись как две одиноких души. – Аграфена Тихоновна растроганно улыбнулась. – А потом, когда блокада отчасти была снята и ко мне вернулась Сонечка, я их познакомила. Знаете, я так мечтала, чтобы они поженились. Ну, не сейчас, конечно, когда Сонечка станет взрослой. Для всех это был бы идеальный вариант. Сонечка такая особенная, такая неприспособленная к нашей действительности, а Игорек, напротив, вполне реалист. Я их обоих очень люблю. Как же! Они ведь мои внуки.

Внуки! Вот оно! Она ведь однажды уже говорила это, а он подумал: ошиблась в слове, хотела сказать – внучки.

Андрей обхватил голову руками, качнулся.

– Что с вами? – забеспокоилась Аграфена Тихоновна.

– Сейчас! Подождите! – очень невежливо махнул он на нее рукой.

Внуки. Вот оно – ключевое слово. И тогда, в полубреду, после взрыва, оно прозвучало в его мозгу, прицепившись к образу – телефон. Телефон, очень похожий на тот, который подбросили Артемию, он уже видел. Здесь, в этой больнице. Вернее, в коридоре этой самой больницы, когда выходил однажды от Аграфены Тихоновны. Молодой человек стоял у окна напротив палаты и разговаривал по телефону. Он тогда подсознательно обратил внимание, что телефон не очень-то подходит парню, по цвету и оформлению он скорее женский. Сиреневый складной телефон. Тот, другой, был розовый, но стиль и марка совпадали. И тогда, в бреду, он вдруг увидел лицо этого молодого человека и принял его за убийцу. А потом никак не мог вспомнить. Конечно не мог! И не смог бы. Потому что шел не тем путем в своих воспоминаниях – искал среди знакомых лиц, пытался зацепиться за сказанные в разговоре с Артемием слова. А ведь это была просто ассоциативная цепочка: телефон – молодой человек – внуки. А Артемий знал о том, что у Сони с Игорем нечто вроде романа. Его ход мыслей теперь вполне понятен, но не совсем верен – он думал, что Соня подготовила Игоря к убийству своей семьи. То есть, по его мнению, заказчик – все та же Соня, а киллер – Игорь. Но за кого же тогда Польский принимал его? Он ведь явно его принимал за убийцу. И при первой встрече, в баре, и при второй, у него дома.

– Аграфена Тихоновна, скажите, Артемий Сергеевич знал о существовании Игоря?

– Знал, но никогда его не видел.

Ну да, не видел, и потому, очевидно, принял его за Игоря. За Игоря-убийцу, за Игоря-киллера. Но вот тут ошибся – Игорь не был киллером, он был заказчиком. Вот только причина преступления пока совершенно не ясна – зачем ему все это понадобилось?

– Значит, Игорь вам подсказал этот шпионский план?

– Да, и не только подсказал, отчасти сам осуществил. Это он снял коттедж в «Теремке», он и документы туда отвез.

– А звонил мне кто?

– Звонила я, но Игорь сидел рядом, да и весь разговор мы с ним перед этим обсудили: что я скажу вам, как следует мне ответить, если вы предложите то-то и то-то. Он был полностью в курсе всего. Без его советов мне было бы трудно справиться. Он мною руководил, фактически вел все дело. – Аграфена Тихоновна опять растроганно улыбнулась. – Я ему очень доверилась и была так благодарна! Но потом… потом решила встретиться с вами напрямую. Он даже и не знал, что я поехала на встречу с вами.

– Почему же вы ему не сказали? Перестали доверять?

– Нет, что вы! Дело не в этом.

– А в чем?

– Да, собственно, ни в чем, это был просто порыв. На меня напало тогда такое отчаяние и… В общем, бездействие просто убивало. Ну, я позвонила вам и приехала. Вот и все.

– А чья инициатива – обратиться к частному детективу, его или ваша?

– Моя. Мне нужно было точно знать, убита моя дочь или сама убийца. Ну, вы знаете мои мысли, я вам говорила. Хотела найти частного детектива, но не представляла, как за это взяться. Поговорила с Игорьком, попросила у него совета, а он предложил план.

– Понятно.

– А вы… – вдруг насторожилась Аграфена Тихоновна, – вы в чем-то подозреваете Игоря?

– Ну… – Андрей замялся, – я просто спрашиваю.

Нельзя ее было сейчас расстраивать, тем более что все его догадки и выводы на данный момент оставались совершенно бездоказательными. Вполне может быть, что он очередной раз ошибается. Чтобы перевести разговор на другое, Андрей снова взял в руки французскую книжку.

– Что вы читаете?

– Это Сонечкины стихи, – с готовностью и тоже обрадовавшись перемене темы, начала объяснять Аграфена Тихоновна. – Игорек перевел на французский. Подарок ко дню рождения приготовил.

– Вот как!

Андрей открыл книжку – из вежливости, без всяких мыслей, – и натолкнулся на поздравительную надпись: «Дорогой моей Сонечке от Игоря». И тогда для него самого совершенно неожиданно возникла новая цепочка ассоциаций: письмо к «деревянному королю» – их разговор с Соней – предсмертная записка Романа Королева – графологическая экспертиза. Одним из основных доказательств виновности Сони, собранных Родомским, были показания графологической экспертизы. Но что, если экспертиза была проведена не особенно тщательно, эксперт ошибся? В письме к «деревянному королю» Соня прямо обвиняла Артемия в том, что он вполне способен убить ее мать, но при их разговоре она возмутилась такому предположению с его стороны и категорически его отвергла. Он тогда еще обратил на это внимание, но не смог объяснить себе такого несоответствия. Но ведь несоответствие может объясняться очень просто: Соня не писала Артемию Польскому, это сделал кто-то другой от ее имени и ее почерком. Умышленно сделал, рассчитывая на то, что Польский письмо сохранит и его найдут – он, частный детектив Никитин, найдет или милиция. И вовсе не Артемия хотели подставить этим письмом, как он тогда подумал, а Соню. То есть представить дело так: Соня пытается замести следы своего преступления и подставляет письмом Польского. Но бравые ребята сыщики этот вариант легко вычислили бы.

– Аграфена Тихоновна, вы не могли бы на пару дней одолжить мне эту книжку?

– Не знаю… Мне бы не хотелось… Но если вам это важно… Хорошо, возьмите. – Старуха с сожалением протянула ему книжку. – Только, прошу вас, не потеряйте.

– Что вы! Конечно!

Андрей убрал книжку в сумку, боясь, что она передумает.

– Ну, выздоравливайте, Аграфена Тихоновна. Всего доброго.

Поднялся и хотел сразу уйти, но она его задержала.

– Подождите, Андрей Львович! Вы… Мне кажется, что вы что-то от меня скрываете. Не надо меня щадить, вы меня только мучаете тем, что недоговариваете. И… разве может произойти что-то еще более страшное, чем уже произошло? Вся моя семья погибла, Сонечка между жизнью и смертью, эти ужасные подозрения, возводимые на нее. Что же еще? Что еще случилось?

– Не надо волноваться, Аграфена Тихоновна. – Андрей успокаивающе погладил ее по руке. – Ничего не случилось. И я от вас ничего не скрываю, потому что и скрывать пока еще нечего.

Андрей решительно повернулся и пошел из палаты.

– Меня завтра выписывают! – зачем-то прокричала она ему вслед.