Позже, прокручивая в голове этот момент, Виктор отметил: услышав свою фамилию от незнакомца, прилетевшего рейсом из Киева, которого он к тому же встречал по просьбе своего постоянного клиента, он тогда даже не слишком удивился. Напрягся — да, однако потом на душе сделалось даже как-то спокойнее. Будучи уверенным, что появление незнакомца, организовавшего их встречу таким сложным путем, напрямую связано с событиями под Новошахтерском, Хижняк решил: наконец-то для него все прояснится.

— Надо — поговорим, — покладисто согласился он, закрыв машину и последовав за мужчиной в кафе.

Там они заняли столик, и пассажир, попросив два кофе, выложил перед Виктором пакет.

— Вы это забыли. Напомнить где?

— Не надо. Под пристальным взглядом мужчины Хижняк распаковал свой собственный пиджак, так и оставленный в ресторане «У Шульца» на спинке стула. В него был завернут «булфос». Машинально сунув пистолет за пояс шорт и скрыв его под краем надетой навыпуск футболки, Виктор взял пиджак, почувствовав какую-то непривычную тяжесть. Мужчина попрежнему не сводил с него глаз, и Хижняк, быстро ощупав пиджак, нашел что-то во внутреннем кармане. Смекнув, что именно там может лежать, Виктор проверил догадку и вытащил пачку долларов в банковской упаковке.

— Десять тысяч, — сообщил гость.

— Расписку писать?

— Вам не идет включать дурака, Виктор Хижняк. Я собрал достаточно информации, чтобы пока не разочаровываться в вас. Не старайтесь. Берите деньги, свою подпись вы уже поставили три раза. Даже четыре. Кстати, спасибо, что хоть одного бандита оставили для нас живым.

— На здоровье. — Сунув деньги в карман, Виктор положил пиджак в пакет. — Не думайте, я не буду швыряться долларами с криком «Заберите ваши грязные деньги! Вы меня не купите!» или что-нибудь в таком же духе.

— Я ничего такого не думаю, Виктор. Кстати, давайте знакомиться. Меня зовут Максим Неверов. Вообще-то, Максим Петрович, но я предпочитаю без отчества.

— Со всеми?

— С вами. Я старше вас всего на каких-то десять лет. Так что вполне тяну на старшего брата.

— Мне показалось, вы моложе.

— Спасибо.

— На здоровье. Вы прилетели, чтобы отдать мне пиджак, газовый пистолет и деньги за убитых стрелков?

— Нет. Хотя это — тоже, но… нет.

Девушка в мини принесла кофе, подарила мужчинам совершенно искреннюю улыбку, поставила на стол сахарницу, пепельницу и удалилась. Неверов тут же достал сигареты.

— Курите?

— Пока бросил.

— Мне на самом деле больше по душе, что вы бросили пить, Виктор. У нас в «Сармате-2» сухой закон.

— А я не у вас в «Сармате-2». Или вы хотите меня к себе зафаловать? Кстати, господин Неверов, почему так сложно: из Донецка в Киев, из Киева — в Крым, всякие оперативные комбинации… Вы же наверняка знаете мой адрес и телефон. Смысл в этой показухе есть?

Закурив, Неверов сделал маленький глоток кофе.

— Великолепно, — оценил он напиток и тут же вернулся к основной теме: — Да, вы правы, Виктор. Все можно было сделать проще и быстрее. Тем более что время не терпит и вы нужны были нам еще пять дней назад. Только я ведь в органах когда-то работал, а это не ментовка…

— Я понял. — Хижняк тоже сделал глоток кофе, совершенно не чувствуя вкуса.

— Из того, что мне рассказал о вас мой подчиненный, я понял уровень вашей профессиональной подготовки. Виктор, признайтесь себе: приди мы к вам домой вот так, прямо, вы бы с порога перестреляли нас всех. Сколько бы нас ни было.

— Вы преувеличиваете мои возможности, но все равно приятно.

— Ни черта я не преувеличиваю! — Неверов отмахнулся от его слов, как от комара. — Не хочу вдаваться в подробности, тем более что вам это не нужно. Только у меня осталось достаточно связей, чтобы, зная имя и фамилию мужчины лет тридцати восьми-сорока, умеющего как думать, так и стрелять, навести необходимые справки. Даже при том, что я столкнулся с засекреченной информацией и за короткое время собрал крупицы, вы оказались еще более серьезным и опасным человеком, чем я ожидал. Потому мне и пришлось действовать вот так, обходным маневром. Примите это как дань уважения.

— И что же такого вы узнали?

— Для себя — достаточно. Итак, Виктор Хижняк, капитан милиции. Уволен из органов по служебному несоответствию. Алкоголизм. До того, как это случилось, был одним из лучших оперативников специального подразделения «Зет». Оно было создано в середине девяностых годов совместно МВД и СБУ для более эффективной борьбы с организованными преступными группами. В задачу оперативника входил метод глубокого внедрения в группу и раскол ее изнутри. Кроме того — создание противовесов уже имеющимся группировкам, в том числе международным. Пока правильно?

— Здесь ничего особо секретного. Несколько лет назад об этом в газетах писали.

— Писали ровно столько, сколько я вам сейчас пересказываю. Ну, еще писали, что к оперативникам тогда предъявлялись высокие, даже завышенные требования. Если упростить их, то парни должны в огне не гореть, в воде не тонуть, владеть всеми видами холодного и огнестрельного оружия, управлять любой техникой, от велосипеда до самолета, научиться чудесам рукопашного боя, бегло говорить по-английски, иметь высокий болевой порог. Все эти супермены были нужны стране и органам в том качестве, в котором их использовали, пять или шесть лет, точно не знаю. Потом либо банды друг друга перестреляли, либо, как говорится, векторы сместились, либо вас, парни, решили чаще использовать для других целей, ничего общего не имеющих с борьбой, направленной против бандитизма… В общем, этот самый «Зет» расформировали. Оперативники разбрелись кто куда. Но вы, капитан Хижняк, все равно остались уникальным человеком.

— Да ну? И в чем же моя уникальность?

— Хотя бы в том, что вы единственный, кого уволили с треском и кто долгое время сознательно гробил себя водкой. Но даже не в этом дело. Главная ваша особенность, Хижняк, в том, что вас нет в живых. — Неверов одним глотком допил кофе. — Вы покойник, Виктор. Числитесь в покойниках. Ваш труп никто не видел, но вы, будучи, так сказать, официально живым, доставляли вашему бывшему руководству столько проблем, что вас проще признать убитым и даже не искать место захоронения. Нас, если честно, такое положение вещей устраивает.

— Вас — это кого?

— Да, уже пора объяснить. Без того, что я вам расскажу, вы не поймете, что случилось тогда на свадьбе и что вы своим вмешательством предотвратили. Я могу только предполагать, почему те бойцы открыли стрельбу раньше времени. Зато я точно знаю, почему они ее не начинали так долго. Вам интересно?

— Нет.

— Почему?

— Чем дольше слушаю вас, господин Неверов, тем больше убеждаюсь: меня ваши дела не касаются.

— Уже касаются. Те четверо исхитрились попасть на свадьбу сына Аркадия Поляка в качестве гостей только потому, что их хозяину нужно было демонстративно, на глазах у кучи людей, расстрелять Игоря Шеремета. Последний задерживался, потому что как раз решал в Донецке вопросы, касающиеся человека, разработавшего план этого нападения. Даже при том, что покушение на Шеремета сорвалось, город Новошахтерск все равно вот уже вторую неделю находится на осадном положении. Тот, кто послал бойцов, своего добился: нанес удар, напугал, посеял панику. И продолжает свои набеги: с того времени в Новошахтерске сгорел один магазин и взорван ночной клуб. Все это так или иначе находится в собственности Аркадия Поляка. Это только начало, Виктор. Это нужно остановить.

— Как я понял, история старая.

— Да, и уходит корнями в не очень далекое прошлое. — Неверов снова закурил. — Там все, как в сказке. Жили-были в городе Новошахтерске четверо друзей. Каждый сам по себе разный, но вместе — единое целое. Звали их Кондрат, Жираф, Валет и Гусля.

— Так и звали?

— Не надо снова дурака включать, Витя. Лишнее это, правда. Лидером компании считался Саша Кондратенко, он же Кондрат. С головой дружил, отчаянно смелый, а главное — стратег и тактик от Бога. Ему бы в военные или милицию, бандитов ловить, а он сам бандитствовать начал. Ничего удивительного, времена какие были — девяностые годы прошлого века, дикий капитализм, зубами все вырывать приходилось. И друг друга, кстати, до крови рвать. В этом другой из четверки преуспел — Валет, он же Игорь Шеремет.

— Ваш хозяин?

— Мой шеф, — уточнил Неверов. — Таких людей мало. Стихия, не управляем совершенно. И с головой не всегда дружит, отсюда и кличка.

— Не картежник, значит?

— Нет, не картежник. Знаете, в нашей молодости тех, кто заводился с полуоборота, называли «вольтанутым»? Потом это слово изменилось, стали говорить: «У него вальты в голове!» Ну, отсюда и Валет.

— Получается, ваш шеф — отморозок?

— В молодости такое определение к нему подходило больше. Тогда же он и на зону залетел, первый и последний раз. Конечно, я наводил справки по своим каналам и о Шеремете, прежде чем принял его предложение создать и возглавить охранное предприятие. Я бы назвал Шеремета остепенившимся отморозком. Он, если можно так выразиться, иррационален. И мне это нравится. Удивлены?

— Да.

— Многие удивляются. А у меня свое объяснение: этот мир слишком уж рационально устроен. Чтобы понять происходящее, нужны именно такие, как Шеремет. Следующий — Аркадий Поляк, он же Гусля. Ласковая кличка, верно?

— Почти детская. Я знал одного, Васильком звали. Насиловал младших школьниц твердыми тупыми предметами.

— На самом деле сначала его окрестили Густликом. Помните, был такой польский фильм «Четыре танкиста и собака»? Пацанам показалось, что Аркаша Поляк чем-то похож на актера Франтишека Печку, который в кино танкиста Густлика играл. Потом для удобства кличку ужали до Гусли. Сейчас мэра Новошахтерска так никто не называет, разве что очень давние друзья вроде Валета и Жирафа. С последней кличкой совсем просто. Звали парня Жека, фамилия — Большой. Помните, кто у нас большой?

— Обязательно. Жираф у нас большой, ему видней, как тонко подметил Высоцкий.

— С кличками разобрались. В середине девяностых наша славная четверка сколотила в Новошахтерске, выражаясь языком милицейских протоколов, организованную преступную группу. Лидером стал Кондрат, потому себя они именовали «кондратовскими». На чужую территорию парни старались не лезть, сферы влияния в округе поделили, постреливали, грабили, в общем, от других бандитов ничем не отличались. Мозговым центром и стратегом был, как я уже сказал, Кондрат. Жираф, он же Жека Большой, оценивал ту или иную инициативу главаря с точки зрения безопасности и реальности воплощения и считался чем-то вроде советника. Знаете, как в итальянской мафии консильери. Валет отвечал за бойцов и славился отчаянностью, иногда — глупой, но всегда — завидной и беспредельной. Ну а Гусля был на подхвате. Самый ценный кадр: когда пацаны принимали решения, он всегда высказывался последним, и от него все могло зависеть. Только однажды парни влетели в неприятную историю: возник у них серьезный конфликт с известной в те времена донецкой группой некоего Кардинала. Слышали?

— Про него как раз слышал. Я тогда только начинал. У меня одно из первых заданий как раз Донецка касалось.

— И как он вам?

— Человек серьезный. Только уже мертвый.

— Да, его взорвали через девять месяцев после той истории. Тогда вообще началась большая стрельба, и, как мне кажется, отчасти менты и спецслужбы ее спровоцировали. Не без вашего участия, Виктор, так?

— Допустим. Вы давайте ближе к делу.

— Уже совсем близко. Кондрату поставили условие: или он начинает войну с Кардиналом, в которой точно проиграет, или сдает кого-то из своих — тамошним ментам как раз срочно нужно было раскрутить одно громкое заказное убийство. Одним словом, или один жертвенный баран, или все стадо. Парни, сами понимаете, не смогли прийти к единому мнению, хотя, к их чести, сдаваться не предлагал никто. Валет рвался в бой, Жираф предлагал договариваться еще, Гусля ждал, чем закончится, подыгрывая то одному, то другому, а Кондрат, возможно, разрабатывал свой план. Он ведь, повторюсь, великолепный стратег. Но, — Неверов многозначительно поднял палец, — через несколько дней в доме Кондрата оказались улики, позволившие задержать его по подозрению в том самом убийстве, признания в котором требовал Кардинал. Сами по себе они появиться не могли. Кондрат стиснул зубы и приготовился стоять до последнего, но тут ему объяснили: если признается — дадут «пятнашку», нет — все равно раскрутят, но уже на «вышку». Тогда еще казнили.

— А я и теперь сторонник смертной казни, — вставил Виктор. — Если захотят, и так убьют, без суда. Или — до суда.

— Все-таки жестокий вы человек, Хижняк.

— Жизнь научила.

— Жизнь учит быть добрее.

— Кого как. И чем все закончилось? Я так понял, что Кондрата сдал кто-то из дружков?

— Неинтересно с вами, Виктор. Все-то вы понимаете, ничем вас не удивить. Да, как-то раз в камеру Кондрату передали маляву, где говорилось, что предатель — Аркадий Поляк, он же Гусля. Кто сообщил, до сих пор не ясно. Более того, сам факт стал известен только три недели назад!

Наморщив лоб, Виктор произвел в уме несложные математические вычисления.

— Это Кондрат, значит, пятнадцать лет тянул от звонка до звонка, чтобы сейчас выйти, сделать Гусле предъяву и начать войну с предателями?

— Все несколько сложнее, Виктор. — Неверов прокашлялся. — Надо понять, что произошло за эти пятнадцать лет. «Кондратовские» остались без главаря, банда быстро разбежалась, и, как оказалось, это пошло парням на пользу. Началась серьезная бандитская война, в которой уцелели те, кто ни к кому не примыкал. Им оставалось только правильно вести себя во времена сворачивания всеобщего беспредела. В результате все трое вчерашних грабителей с большой дороги стали, как у нас водится, уважаемыми гражданами. Аркадий Поляк — мэр родного Новошахтерска, в котором он и его родственники контролируют весь мало-мальски доходный бизнес и решают политические, как теперь говорят, электоральные вопросы. Игорь Шеремет — крупный донецкий предприниматель, депутат областного совета, близок к губернатору. Но выше всех взлетел Евгений Большой — народный депутат; несколько лет назад он перебрался в Киев и теперь решает очень много вопросов. Ну а Саша Кондратенко за это время завоевал на зоне большой авторитет. Таких людей называют харизматичными. Он присматривался к тем, кто собирался на волю или садился ненадолго, и, когда полгода назад вышел, его на свободе ждала настоящая армия. Пускай маленькая, человек тридцать, но зато, как мы с вами убедились, вполне боеспособная.

— А эти подробности откуда?

— От самого Кондрата. Чуть больше трех недель назад он сам выложил все это Шеремету в моем присутствии.

— Значит, они встретились? И Поляк при этом был?

— Нет, Поляка как раз не было. Кондрат дал о себе знать Валету. Причем при любопытных обстоятельствах: почти сразу после громкого ограбления инкассаторской машины в Мариуполе.

— Об этом я как раз слышал.

— Все слышали. К донецким делам моего шефа это не имело отношения, хотя у него есть дела с банком «Азов». Но тогда, я помню, Шеремет бросил мимоходом: мол, хорошо продуманная операция, был бы Кондрат на свободе, на него бы подумал.

— То есть Шеремет, друг юности Кондратенко, не знал, что тот освободился?

— Пятнадцать лет — это и много, и мало. Сначала никто из троих не поддерживал с ним связь по понятным причинам: сами не хотели попасть под раздачу. Потом началась стрельба и троица занялась собственным выживанием. Дальше — новая жизнь, карьера, семьи, уважение в обществе, авторитет… Это все не вяжется с каким-то уголовником по кличке Кондрат.

— Хорошо, допустим, — проговорил Виктор, все больше втягиваясь в разговор и не замечая того. — Кондрат не дает о себе знать, а затем вдруг назначает Валету встречу. Зачем?

— Спросить, знает ли Шеремет о давнем предательстве Поляка.

— И что Шеремет?

— Очень удивился. Сначала — явлению Кондрата, которого считал уже призраком прошлого. Потом — истории предательства пятнадцатилетней давности.

— Так. Чего хотел Кондрат?

— Наказать Гуслю. Но уже перегорел убийством. Теперь ему нужно какое-то подростковое кино: чтобы все четверо собрались, как раньше, чтобы Поляк покаялся перед пацанами и чтобы те сами решили, как с предателем поступить. Даже решение предлагал: Кондрат хочет свою долю в бизнесе Поляка, сферу влияния в Новошахтерске, ну и пятнадцать миллионов долларов компенсации.

— По «лимону» за год?

— Вроде того. Валет сказал, что он ненормальный. И что ни он, ни Поляк, ни тем более Большой его не сдавали. И что он сам пытался выяснить, где сидит Кондрат, даже письма писал, только ответа не получал. На что Кондрат заявил: ни одного письма не было, с воли ему вообще только новые друзья писали. Слово за слово — мой шеф начал терять терпение, заводиться. Кондрат, наоборот, сохранял спокойствие. Тогда-то Кондратенко и объявил: у него три десятка стволов, денег на первое время хватит. И упомянул мариупольское ограбление. Если Гусля не примет его ультиматум, он скоро поставит Новошахтерск раком. Как я говорил, Кондрат уже начал действовать. Если нужно формальное подтверждение моих слов, пожалуйста: все четверо бойцов, которых вы уложили на свадьбе, в разное время сидели в одной колонии с Кондратом. Молодые, да ранние.

— Судя по всему, мужик не остановится.

— Верно. Александр Кондратенко — на удивление цельный человек.

— С Поляком разговор был?

— Обижаете! К чести Гусли, он готов помочь старому другу всем, чем может. Даже деньгами или долей в бизнесе. Вот только его условия неприемлемы.

— Почему? Разве в его ситуации есть смысл торговаться?

— Как раз в его ситуации есть смысл. Дело в том, что Поляк утверждает: не он тогда подставил Кондрата.

— Это не я, дяденька… — задумчиво произнес Виктор.

— Где-то так. И не ясно, врет Поляк или нет. С одной стороны, насколько я его знаю, на него это не очень похоже — подставлять товарища, да еще так внаглую. С другой — тогда парни были моложе, им грозила реальная опасность… Все могло случиться.

— Почему же Кондрату указали на Гуслю как на предателя?

— Тоже загадка. Но факт, что Кондратенко этого не выдумывал. Он пятнадцать лет жил мыслью о мести, и теперь Поляк с Шереметом дают ему для этого все основания. Короче, Поляк признал бы свою вину перед старым другом, чтобы не допустить кровопролития. А кровь пустить Сашка Кондрат ох как способен! Вот только вины своей Поляк не видит. — Неверов выдержал паузу и повторил: — Не видит ее, вины этой самой, понятно вам? Ситуация глупая и опасная, сами понимаете. Признать то, чего не делал, ради сохранения мира в регионе — значит отдать часть бизнеса уголовнику, только недавно вышедшему из колонии, да еще заплатить ему огромные деньги. Плюс выставить себя предателем, что невыгодно в принципе. Не признать — дать отмашку военным действиям, в ходе которых, Виктор, шансов уцелеть у господина Поляка очень мало.

Хижняк повертел в руке пустую кофейную чашку.

— Скажите, а вот если взять и разобраться в той ситуации? Провести какое-то расследование, может, даже официальное, у вас же в регионе возможностей хватает… Попробовать еще раз вычислить крысу. Если это и впрямь не господин Поляк, конечно… Короче, расследовать то давнее дело и выдать предателя Кондрату вместе с доказательствами? Как, слабо?

— Было бы неплохо, — вздохнув, ответил Неверов. — Только на это нужно время. Черт его знает, чем все закончится, и вообще, закончится ли это чем-нибудь. Кондрат ждать не собирается. Он уже осаждает Новошахтерск, и тут я не делаю из мухи слона, Виктор.

— Ну а вы не можете его защитить? Ваш этот «Сармат-2»?

— Во-первых, на защиту Поляка и города Новошахтерска в таком случае надо бросать весь свой личный состав. Чего я не могу себе позволить как руководитель абсолютно легальной охранной структуры. Как предприятие, имеющее лицензию на охранную деятельность, мы не можем быть втянуты в войну вчерашнего уголовника с его бывшими друзьями. Пускай даже эти люди теперь — уважаемые граждане, а один из них на семьдесят процентов финансирует возглавляемую мной структуру. Во-вторых, для этой цели нельзя использовать и силы местной милиции. Это только кажется, что кругом правовой беспредел. На самом деле сотрудники милиции не могут вот так просто сойтись с бандитами в лобовой атаке. Для этого нужна куча бюрократических резолюций, чего никто не хочет себе позволять. Ведь придется объяснять, зачем предприняты эти телодвижения. Информация обязательно всплывет, что сегодня не выгодно ни Поляку, ни Шеремету, ни тем более народному депутату Большому.

— Кстати, а Большой что говорит? Его влияния не хватает для защиты родного города от бандитов?

— С ним связывались. Господин Большой посоветовал не заниматься игрой в казаки-разбойники, а действовать исключительно в рамках правового поля. Если Кондратенко в чем-то виноват, задержать, расследовать, судить и снова посадить. Пока его сажать не за что, с ним надо попытаться договориться. Жираф, или, как его еще называли, дядя Жираф, всегда любил договариваться. К тому же сейчас август, парламентские каникулы. Большой с семьей на три недели собирается на Мальдивы… кажется, на Мальдивы, точно не знаю. Короче, его не будет в стране, связи с ним тоже нет. Вы вовремя появились, Виктор Хижняк. Вы нам поможете.

— И вы, Максим Неверов, даже не спрашиваете, хочу ли я вам помогать? С вас недостаточно, что я не сдержался на свадьбе и сделал работу за ваших «сарматов»? Они хоть живые остались?

— Не все. Хуже всего пришлось тому, кто уцелел, спрятавшись под стол, — он больше нигде не получит работу. Двоих похоронили, один тяжело ранен. А насчет того, хотите вы или нет… — Неверов выдержал паузу. — Да, вы можете отказаться. Берите десять тысяч, еще раз спасибо, поехали в Ялту. Я, между прочим, правда хочу там дом купить или квартиру. С возрастом тянет ближе к морю, организм требует морского воздуха, в нем йода много…

— Вы отвлекаетесь.

— Не терпится узнать, чем грозит отказ? Хижняк, вы ведь не боитесь таких, как я. И таких, как Сашка Кондрат, тоже…

— Спасибо за комплимент.

— Не за что. Если я начну давить на то, что, допустим, возьму в заложницы вашу спутницу жизни… Марина, кажется? — Виктор промолчал. — Так вот, поступи я так, первый посоветую убить вас сразу. Иначе вы создадите кучу проблем, поводка ведь для вас еще не придумано, не говоря уже о цепях. Нет, зачем так… Скажу откровенно: разборки бывших бандитов — противное дело. Будем мы в этом всем сами разбираться. Изыщем способ и средства. Только пройдет месяц, полгода, год, даже два. Однажды отпечатки пальцев, которые вы оставили на рукоятке своего газового пистолета, найдут на месте какого-нибудь страшного преступления. Милицейская машина именно в этом случае заработает на полную мощность, и очень скоро вашу личность установят. То-то будет новость: воскрес из мертвых бывший капитан милиции, которого всегда есть за что посадить. Ну, вам это надо, Хижняк?

Ответа не последовало.

— Марине Покровской это надо? Виктор молчал.

— Может, проще согласиться поработать на нас какое-то время? Денег получите, тряхнете стариной. Опять же, зло накажете. А Сашка Кондрат — зло, тут даже вы спорить не будете. Еще кофе выпьем, а, Хижняк?