30
Только на третье воскресенье августа, когда до аукциона оставалось чуть менее недели и Леня, совершенно пав духом, считал, что его шансы на успех стремительно приближаются к нулю, на песчаном берегу, среди обесцвеченных солнцем палаток, появилась машина банкира. Она остановилась неподалеку от сарая-эллинга, где постоянно обитал сторож и куда на зимовку ставились яхты.
Шофер вышел из машины и, утопая ботинками в нагретом песке, пошел вдоль берега. Он опустился на корточки и, блаженствуя, поболтал руками в теплой прибрежной воде. Сам Барде, в простом тренировочном костюме и белой кепке с козырьком больше похожий на обыкновенного туриста, чем на хозяина крупнейшего банка, душевно беседовал со сторожем, который матерился так, что весь берег оглашался его изысканными стилистическими конструкциями.
Леня выжидал подходящего момента, чтобы достойно вступить в разговор с достойным человеком. Не кидаться же на Барде с криками, что у него есть ценная информация! Здесь надо было вести себя гораздо тоньше. На всякий случай в «бардачке» машины лежали все имеющиеся в наличии записи и фотокопии, относящиеся к договору «Металлиста» с «Финишбанком», — Леня был во всеоружии.
Между тем яхтсмен и сторож прошли в эллинг и вытащили оттуда длинную деревянную мачту. Тонкий конец мачты сильно балансировал и волочился по земле, когда ее несли на берег. Затем они вытащили парус, руль и снасти, и банкир стал сам снаряжать яхту. Шофер не принимал в этом участия. Он снял ботинки и носки и, закатав штаны, блаженно шлепал по воде молочно-белыми ступнями.
Через некоторое время яхта уже стояла, полностью экипированная. Это было небольшое суденышко с белыми блестящими боками, красной полосой на борту и кокетливыми синими волнами на парусе. Ветер уже трепал парус и поворачивал его вместе с гиком вокруг мачты. Редкие пухлые облака бежали по небу и, собираясь где-то у горизонта, грозили обернуться шумным и быстрым ливнем. Ветер крепчал и задувал резкими порывами, так что мачту кренило к воде.
«Надвигается гроза, — подумал Леня, с сожалением поглядывая на небо. — Куда это он в такую погоду? Так и перевернуться недолго, ветер вон какой порывистый. Поеду-ка и я за ним, хуже не будет».
Он выпросил у сторожа небольшой верткий «Луч» и через полчаса, не теряя из виду пятно паруса, светлевшее на фоне темных берегов, накрытых тенью плотно сомкнувшихся туч, уже боролся с ветром, еле-еле управляя маневрами суденышка. «Луч» рвался вперед, как бешеная лошадка, от каждого порыва ветра он сходил с курса, и белый парус банкира быстро исчез за лесистым выступом одинокого острова, стоявшего посередине водохранилища.
Тонкую футболку неопытного рулевого уже окропили первые крупные капли дождя, ветер стал таким сильным, что волны захлестывали кокпит и под босыми ногами быстро образовалась лужа воды. Парус то упорно ложился на воду, то становился против ветра, замедляя ход судна.
«Эх, потерял я его, — расстроился Леня. — Надо переждать дождь».
Остров быстро приближался, и скоро яхта заскребла швертом по песчаному дну. Леня отпустил шкоты и в закатанных штанах прыгнул в воду. Было неглубоко, чуть выше колена, но волны поднимались до пояса, и суденышко, лишенное балласта, сразу же перевернулось. Мокрый парус лег на воду, его тяжело было отлепить от поверхности.
Промокший до нитки Леня ругал себя за то, что вышел в такую погоду «в море». Навалившись на борт, он с трудом оторвал от воды мачту, спустил парус и решил уйти по воде на подветренную сторону. Дождь хлестал вовсю, и за его сплошной стеной ничего не было видно. Леня прошел за мысок, покрытый на мелководье крупными обкатанными голышами, выволок судно на берег и заспешил под укрытие раскидистых деревьев. Молнии вовсю полосовали темное небо. Над берегом угрожающе гремело.
Стоя под деревом и вытирая с лица струящуюся воду, Леня в двадцати шагах от себя увидел рыбацкий навес. Старый дырявый полиэтилен хлопал от ветра, но все-таки это укрытие казалось более надежным, чем дерево, собиравшее листвой воду, как губка. Добежать до навеса было минутным делом.
— Опускайте скорее, захлестывает, — раздался чей-то голос.
Леня быстро запрыгнул внутрь и опустил полиэтиленовую стенку. Грохот дождя по деревянной крыше отдавался в барабанных перепонках с удвоенной силой. Вытерев воду с лица и выжав кепку, Леня наконец взглянул на своего товарища по убежищу. Это был Барде.
Мокрый спортивный костюм облеплял его коренастое тело, мокрые волосы со свинцовыми прожилками седины прилипли к высокому лбу, глаза влажно блестели.
— Здрасьте, — растерянно сказал Леня. Такого поворота событий он не ожидал. — Ну и погодка! А?
Он стал снимать футболку, с которой стекали потоки воды, и выжимать ее. Как себя вести с объектом своего преследования, он пока не знал.
— Такие мощные грозы редко бывают в конце августа, — сказал Барде. — А вы здесь, на острове, рыбачите?
— Нет, я сюда случайно заплыл, на яхте.
— А, значит, это вы шли за мной. Я видел, как вы боролись с ветром и ложились на бок. Видно, что вы еще начинающий рулевой. Кроме того, ни один моряк не сказал бы «приплыл», а непременно — «пришел».
— Ну, это не море, а я не моряк, всего в третий раз выхожу.
— При таком волнении — баллов семь, не меньше — в море вы бы уже давно рыб кормили.
Придя в себя, Леня решился придерживаться определенной тактики в разговоре. Ни в коем случае он не должен показывать, что заинтересован в этой встрече. Лучше всего было начать беседу на общие темы. Тогда Леня смог бы ввернуть словечко, которое заинтересовало бы трудноуловимого банкира.
Дождь немного стих. Его плотная стена сдвинулась в сторону и навалилась на противоположный берег, который был совсем не виден из-за серой густой пелены. Гром звучал приглушенно уже где-то вдалеке.
Леня высунул голову из-под навеса и сказал:
— Кажется, заканчивается.
— Вы где швартуетесь? — спросил Барде, выходя вслед за ним под редкие капли дождя. — У Тимофеича?
— Да, у него. Взял на час, а вышло больше.
— Ничего, уже можно выходить.
Леня вычерпывал воду, набравшуюся в кокпит. Мокрый тяжелый парус лениво шлепал на слабом ветерке. Пора было возвращаться, он совсем окоченел в мокрой футболке.
— На берегу встретимся, — сказал банкир, плавно выводя лодку в спокойную заводь.
На том берегу их уже ждал меланхолически трезвый Тимофеич. Завидев с трудом швартовавшегося Леню, он сплюнул и спокойно произнес:
— А я думал, не накрылся ли ты парусом на середине. Всяко бывает. Иди грейся.
В эллинге, один закуток которого был отведен под жилье сторожа, уже сушился Барде и разливал по мутным стаканам с прилипшими черными чаинками прозрачную водку.
— Садись, — сказал он приветливо, — согреемся.
К ним присоединился строгий Тимофеич. Молча выпили.
— Да, мне болеть сейчас никак нельзя, — заметил Леня важно, осторожно закидывая удочку. — В нашей работе иногда ждешь события целых полгода, разведываешь, узнаешь, а потом вдруг раз — и пропал репортаж.
— Журналист? — спросил банкир, сейчас больше всего напоминавший простого дядьку, любителя выпить и закусить в душевной компании. — Какого издания?
— Да вы о таком, наверное, не знаете…
— А все-таки?
— Газета «Металлист» от одноименного завода.
— Хорошо знаю ваше предприятие, но что у него есть собственная газета — в первый раз слышу. Удивительно. А зачем?
— Как зачем? Много есть таких важных событий, о которых в большой прессе не говорится и даже на заводе не все об этом знают. А я знаю.
— Интересно, что же такое важное вы знаете? Что ваше предприятие в долгу как в шелку?
Леня таинственно и многозначительно улыбнулся.
— Не только. Уж скорее в шелку, чем в долгу. И заметьте, что многие об этом даже не догадываются. Даже заинтересованные лица.
— Кстати, меня зовут Всеволод Игоревич. Так что же такое загадочное вы знаете? Я по долгу службы часто сталкиваюсь с делами вашего завода и смею предположить, что там для меня нет секретов.
Леня опять многозначительно улыбнулся и стал жевать кусок черного хлеба, посыпанный крупной солью. Надо было выдержать паузу.
— Боюсь, что это не так, Всеволод Игоревич. Я, конечно, не слишком компетентен в экономических вопросах, но даже мне такое словосочетание, как «залоговый аукцион», о чем-то говорит.
Леня исподтишка наблюдал за лицом банкира. На нем появилось сосредоточенное твердое выражение, оно утратило свою воскресную размягченность черт и простоту, которую вызвала интимная обстановка.
— Залоговый аукцион? Это невозможно. Я, как никто другой, могу вам ручаться в том, что никакие залоговые аукционы на этом предприятии не могут проводиться, потому что имущество его и так заложено.
— Тем не менее аукцион состоится, хотите вы этого или нет. Об этом знают совсем немногие, но я совершенно случайно оказался в их числе и хочу этим воспользоваться.
— Тимофеич, найди, пожалуйста, Фролкина и скажи, что через полчаса мы выезжаем домой. Вас подвезти?
— Спасибо, я на машине.
Леня растерялся. Клиент хочет уехать, неужели информация оказалась ему неинтересна? Неужели он целый месяц работал вхолостую и его подвело тонкое чутье опытного хищника — охотника половить рыбку в мутной воде?
Барде молчал, глядя в мутное маленькое окно эллинга, сквозь которое виднелась успокоившаяся после грозы металлическо-серая гладь воды. Он не торопился вставать и уезжать. Он, очевидно, ожидал, когда распаленный недоверием собеседник выскажется конкретнее и яснее. Но тот тоже молчал, ожидая встречных вопросов, чтобы, искусно манипулируя полуответами, вызвать интерес к себе и начать диктовать свои условия.
Игра в молчанку продолжалась недолго. Наконец банкир разжал свои тонкие, плотно сжатые губы и, роняя каждое слово, как будто чеканил монеты, произнес:
— Итак, я вас слушаю. Когда состоится, по вашим сведениям, залоговый аукцион?
— Очень скоро, почти на днях. Или позже. Извините, это коммерческая тайна, я не могу вам сказать.
— Хорошо, какие у вас есть доказательства, что он действительно состоится? Вы же должны на чем-то основываться!
— Основания у меня железные, не беспокойтесь. Это запись совещания с руководством «Финишбанка», один телефонный разговор, парочка документов… Это, конечно, не Бог весть что, но я тщательно подготовился к битве.
— И что вы хотите предпринять? Что вы можете предпринять?
— Я хочу перед аукционом вызвать вой в прессе. Это подействует. Или они испугаются и попытаются скрыть, что собирались делать, или найдутся заинтересованные лица, которые им помешают это сделать.
— Метод, конечно, хороший, но в нем есть свои слабые стороны: огласка, время и непредсказуемость реакции. Мне интересно то, что вы хотите сделать, я могу вам в этом помочь.
— Спасибо, я как-нибудь сам Мне стоило многого добыть эти сведения, и я не хочу их разбазаривать направо и налево.
В эллинг вошел шофер Фролкин и спросил у своего шефа:
— Ну что, едем? Надо успеть до воскресных пробок на шоссе.
Банкир мимоходом взглянул на часы, усыпанные мелкими камнями, и сказал твердо и уверенно:
— Приходите ко мне завтра утром в «Имиджкомбанк» на Тополином бульваре. Скажем, в десять тридцать, и мы договоримся с вами об условиях. Я думаю, вы уйдете удовлетворенным. Но ваши доказательства должны быть при вас. А сейчас, извините, мне пора ехать.
Он встал, и Леня невольно поразился: несмотря на непрезентабельную одежду, в нем угадывалась личность сильная, властная и сознающая свое право на власть. Волк снял овечью шкуру и снова стал волком.
— До свидания, — попрощался Леня и из вежливости встал.
«С таким человеком приятно работать, сразу чувствуется деловой подход», — подумал он и с облегчением вздохнул: завтра утром все решится.
Утро выдалось прозрачное, тихое, последнее светлое утро короткого московского лета. Леня шел по промытым не то вчерашней грозой, не то поливальными машинами улицам города и наслаждался видом солнечных лучей, пробивающихся через чуть тронутую ранней желтизной листву.
«Кажется, это чуть ли не первый случай, когда клиент ждет почти с таким же нетерпением встречи со мной, как и я с ним. Интересно, почему он не захотел сразу же обговорить все вопросы, — размышлял Леня, — ведь я был готов к этому и материалы у меня были с собой. Может, он хочет произвести на меня впечатление своим могуществом? Если это так, то не на такого напал».
Леня получил в бюро пропусков уже заготовленный для него пропуск и, сопровождаемый служащим, прошел в приемную председателя правления банка. Ему вручили чашечку черного кофе и просили подождать минут пять — директор пока занят. Ровно в десять тридцать дубовая дверь распахнулась, и господин Барде радушным жестом и с вежливой улыбкой пригласил посетителя в кабинет, позаботившись о том, чтобы дверь была плотно закрыта.
— Вы действительно сотрудник многотиражки «Металлиста», — сказал он, поздоровавшись. — Я это проверил.
— Неужели вы в этом сомневались? — Факт проверки по такому ничтожному, как считал Соколовский, поводу очень поразил его. А если бы он решил подстраховаться и соврал? Тогда встреча могла не состояться и сведения пропали бы. Да, с таким человеком надо поступать по-деловому и держать ухо востро, от него ничего не скроется. Служба информации у них поставлена на славу.
— Итак, если я вас правильно понял, вы хотите, чтобы ваш труд по добыванию сведений не пропал даром. Не так ли?
Посетитель кивнул головой.
— Какая сумма устроила бы вас? Я сформулирую точнее, за какую сумму вы готовы расстаться с собранной информацией и отказаться от своих прав на обнародование сведений в прессе? Я подразумеваю, что вы должны также отказаться от любых шагов в этом направлении и предоставить право действовать мне как заинтересованному лицу и покупателю. Вы согласны на такие условия?
— Согласен, — сказал продавец, принимая жесткое предложение покупателя.
— А также вы должны сохранять конфиденциальность нашей сделки. Это, кстати, в ваших же интересах. Потому что, если я правильно понимаю суть дела, руководство АО и «Финишбанка» не заинтересовано в огласке и предпримет меры противодействия, если узнает, кто виновник их провала. Так сколько вы хотите за запись совещания, телефонного разговора и за несколько документов?
— Я надеюсь, что сумма в пять тысяч долларов не покажется вам чрезмерной, — с холодным достоинством ответил Леня. Он уже давно обдумал, сколько он хотел бы получить.
— Я предлагаю вам только три, потому что вы, как я понял, ничего не рассчитывали получить за эти сведения, и тысяча долларов за единицу информации — это вполне разумная цена.
— Хорошо, — покорно сказал Леня. К чему кочевряжиться и заламывать цены, если действительно это разумная цена, вполне эквивалентная той работе, которая была совершена.
Банкир молча выписал чек. И накрыл его ладонью.
— Деньги вы получите внизу, вас проведут, но сначала я посмотрю документы и прослушаю записи. Посидите в приемной.
Леня послушно вышел и сел в черное кожаное кресло. В руке он держал чашку. А вдруг Барде передумает? Вдруг он сочтет, что материалы не стоят таких денег? У Лени побежали мурашки по коже. Перед этим человеком было стыдно выглядеть презренным вымогателем, хотелось казаться хорошим продавцом, получающим хорошие деньги за качественный товар.
Минут через пятнадцать секретарь подняла трубку телефона и, вежливо улыбаясь, сказала напрягшемуся посетителю:
— Всеволод Игоревич благодарит вас за услуги. Он попросил меня проводить вас в зал для расчетов. Пойдемте.
«Больше я ему не нужен, — с внезапным раздражением понял Леня. — Даже не соизволил попрощаться. Впрочем, ему сейчас не до того».
Положив во внутренний карман пиджака солидную пачку купюр и вежливо попрощавшись с кассиршей, Соколовский шел домой. Странные мысли теснились у него в голове. Он думал о том, что сам процесс получения вознаграждения за труды ему почему-то глубоко противен и унизителен, а самый приятный в его профессии момент, когда клиент выполняет его волю и уступает натиску собранных неопровержимых доказательств.
В этом же случае все было не так. Унижение, испытанное им, оттого что ему диктовал условия пусть даже и солидный и уважаемый человек, не шло ни в какое сравнение с его прошлым опытом. Никогда еще Леня — обладатель солидных счетов в нескольких банках — не чувствовал себя так подавленно угнетенным оттого, что ему пришлось выступить в роли банального продавца.
«А, к черту все, — думал он. — Что это я в самом деле? Интересно, как в «Финишбанке» теперь запляшут. К сожалению, я узнаю только официальную информацию об этом. Ну и шут с ними, пусть грызутся».
Между тем грызня началась сильная и вызвала большой резонанс в прессе. Каждый вечер телевидение пускало в эфир большие репортажи о скандале, который потряс весь деловой мир Москвы. Журналисты гонялись за Ряшко, Бесовым и Барде, но те умело скрывались от повышенного внимания репортеров. Им шумиха была не нужна.
Судя по отрывочным сведениям, поступавшим из различных достоверных источников, «Имиджкомбанк» обратился в суд с требованием отмены аукциона, поскольку в этом случае нарушался закон — ведь об аукционе необходимо объявлять заблаговременно, чтобы обеспечить участие в нем заинтересованных лиц, иначе аукцион превращается в негласную распродажу имущества нужным, в том числе и подставным, людям.
Очень быстро вышло постановление прокурора о переносе сроков аукциона и назначении прокурорской проверки. Леню поражала почти нереальная сверхоперативность, с которой это все было сделано.
Залоговый аукцион был перенесен. Проверка показала нарушения в процессе акционирования, и, кажется, речь шла о том, что выпущено акций гораздо больше, чем это допускалось по оценке имущества. Заварилась большая каша.
Подробности Леня пропустил, но в итоге оказалось, что контрольный пакет акций получил «Имиджкомбанк», предъявивший векселя к оплате.
Завод гудел как улей. Новости обсуждали все, кто понимал, в чем суть вопроса, а еще активнее те, кто не понимал.
— А рабочему человеку все равно, кто бы ни стоял у власти. Этот Ряшко хоть наворовал уже, а придет новый и начнет по-новому хапать, — говорил пожилой рабочий в компании таких же, как он, работяг, со вкусом затягиваясь сигаретой. — Лишь бы платили…
— Доворовался, — с удовлетворением сказала Влада Петровна о директоре Ряшко. — Мало ему все было. «Волга» была, так нет — иномарку ему подавай. До чего жадность людей доводит. А на газету у него денег вечно нет…
Директор ходил с почерневшим лицом и уже не напоминал того уверенного в себе металлического магната, который распоряжался судьбами многих людей и многих миллионов.
Секретарша Галочка бегала по зданию с заплаканными глазами и жаловалась, что Ряшко на нее опять наорал ни за что ни про что. Леня, как мог, утешал ее — все-таки именно он был виноват в том, что заварилась такая крутая каша.
Постепенно ажиотаж сходил на нет, директор остался на своем месте, его попытка вырваться из-под опеки «Имиджкомбанка» оказалась неудачной. Галочка больше, понятное дело, не соединяла его с Бесовым. С покорным печальным видом несправедливо пострадавшей она говорила Ряшко:
— Господин Барде вас спрашивает.
И это было красноречивее многих слов.
