29
Дома, удобно устроившись на диване, Соколовский еще и еще раз прослушивал записи закрытого совещания, выцарапывал самые важные кусочки разговора, силился понять, в чем суть дела, вникнуть в профессиональный жаргон банкиров. Чем больше он слушал, тем интереснее ему становилось. Пленка кончилась, он опять перемотал кассету на начало.
—…Я думаю, господа, всем нам хорошо известно положение «Металлиста» в ряду крупнейших перерабатывающих предприятий отрасли. После успешного акционирования за три последних года стоимость наших акций возросла более чем на четыреста процентов в долларовом эквиваленте по отношению к номиналу. Таким образом это составляет около ста тридцати процентов в год на доллар вложений. Это, прямо скажем, неплохие показатели не только для нашей страны, но и в мировом масштабе. Правда, за последний год рост наших акций снизился и мы были вынуждены скупать по всей стране ценные бумаги нашего предприятия во избежание перехода их в руки заинтересованных лиц. Эта проблема широко освещалась в прессе…
— Ага, я знаю, кто ее там освещал, — иронически заметил Леня. — Такое освещение дорогого стоит.
— И я думаю, что все вы прекрасно об этом осведомлены. Хочется указать причину, — продолжал Ряшко, — по которой мы, руководство предприятия, были вынуждены согласиться с негативной оценкой нашей работы на высоком уровне и в прессе. Это произошло в результате необдуманных действий наших кредиторов в «Имиджкомбанке», повлекших за собой снижение котировок по нашим акциям и бессистемную их распродажу на бирже. Чтобы как-то выправить положение вещей, мы были вынуждены негласно, через наших брокеров, выкупать акции завода зачастую по ценам настолько низким, что это было, не скрою, нам очень выгодно. Таким образом, кроме контрольного пакета акций, принадлежащего нашему акционерному обществу в результате акционирования, в нашем фонде оказалось еще около пятнадцати процентов всего выпуска. Таким образом, твердое большинство акций в наших руках. Но, как известно руководству «Финишбанка», в свое время правление «Имиджкомбанка» вынудило нас оформить векселя со сроком погашения в конце этого года на сумму, примерно эквивалентную половине стоимости основных фондов нашего предприятия. В создавшихся тяжелых условиях руководство предприятия вынуждено сменить партнера. Мы хотим отказаться от услуг, предоставляемых «Имиджкомбанком», и отныне пользоваться услугами «Финишбанка».
Раздались редкие одобрительные хлопки.
— Для этого мы должны провести ряд мероприятий, которые помогли бы расторгнуть наши отношения с «Имиджкомбанком». В качестве негласно проводимых действий мы предлагаем провести залоговый аукцион со сроками, позволяющими «Финишбанку» скупить наши ценные бумаги по низким ценам. И таким образом, даже если не учитывать соглашение, которое будет оформлено перед аукционом и будет отражать взаимные интересы сторон, формально это сделает «Финишбанк» нашим единственным партнером. После чего предприятие объявит себя банкротом со всеми вытекающими отсюда последствиями, то есть наши векселя, выданные «Имиджкомбанку», окажутся простой формальностью, так как в первую очередь имуществом обанкротившегося предприятия будут обеспечиваться владельцы акций. Так мы планируем освободить себя от неумелого руководства «Имиджкомбанка» и найти себе новых достойных партнеров.
Аплодисменты.
— Надо ли говорить, господа, что сведения о дате и о самом факте планируемого залогового аукциона должны оставаться тайной за семью печатями. Давайте перейдем к обсуждению предполагаемых мероприятий. Прошу высказать свою точку зрения на эту проблему председателя правления «Финишбанка» Юрия Николаевича Бесова.
— Мы считаем, что наше сотрудничество будет обоюдовыгодным и плодотворным для сторон-участниц, — раздался тихий и уверенный голос Бесова. — Результатом его будет, как мы рассчитываем, рост дохода на акцию из-за умелой игры на рынке цветных металлов, где у предприятия лидирующие позиции. Кроме того, наш банк согласен выдать кредиты на сумму, достаточную для коренной реконструкции производства на современном уровне…
Леня нажал кнопку паузы и глубокомысленно заметил:
— Все тайное становится явным, многоуважаемый Геннадий Алексеевич! Однако что они задумали? Что это за «неумелое руководство»? Мне кажется, найдется немало желающих поруководить таким милым заводиком, даже если он и расписан во всех газетах как бедный и неприбыльный!
На всякий случай он спрятал кассету с записью секретного совещания и стал думать, что еще можно выяснить про махинации с заводом. Где бы найти специалиста, который мог объяснить ему, в чем суть дела? Но, поскольку такого специалиста под рукой нет, придется разбираться самому, в меру собственных умственных способностей.
У Галочки в железном сейфе лежало множество пухлых папок, туго набитых всевозможными приказами, распоряжениями, договорами и прочими скучными бумаженциями. Однако теперь эти бумаги представляли для фотокора большой интерес. С каким бы удовольствием он неспешно покопался там! Наверняка какие-то следы подготовки к этой широкомасштабной операции должны были остаться.
Впрочем, вряд ли важные документы так просто лежат в сейфе у секретарши, ведь его можно открыть при помощи нехитрых приспособлений, а на папках с приказами и договорами, спасаясь от оголодавших крыс, стоит банка с чаем и лежит пачка печенья. Нет, скорее всего важные документы хранятся у самого директора, а Галочка их только печатала. Вряд ли удастся вытянуть из нее что-то конкретное — слишком уж хорошо вышколена. Вот бы хоть одним глазком глянуть на черновики договоров с «Финишбанком»! Может, они еще валяются в корзинке для бумаг?
Взбудораженный Леня до начала рабочего дня, когда перед приходом секретарши приемная была абсолютно пуста, зашел туда и уверенно направился к корзине для бумаг. Но она была девственно чистой. Это постаралась примерная уборщица, о чьих усилиях свидетельствовали влажные полосы на полу.
«Куда она выбрасывает бумаги?» — вопрошал Леня, мечась по двору в поисках мусорного бака.
Ему было плевать на то, как он будет выглядеть со стороны, когда начнет копаться в куче отбросов из столовой, выискивая заваленные мусором листочки. Вороша палкой картофельные очистки, Леня не находил ничего мало-мальски напоминающего официальный документ.
Вдруг он увидел, как уборщица тащит огромный полиэтиленовый мешок из здания администрации. Изобразив на лице улыбку, Леня подскочил к ней и сказал:
— Ой, можно я посмотрю! Кажется, я письмо от бабушки вчера случайно выбросил.
Уборщица с удивлением взглянула на него, но мешок отдала безропотно. Леня, притопывая от возбуждения, перебирал бумаги. Вскоре он уже разглаживал смятый листок, на котором было написано: «…предмет договора… участие «Финишбанка» в залоговом аукционе… достигнуто соглашение сторон… АО «Московский металл» обязуется предоставить акций предприятия «Металлист» на сумму 1 млрд. рублей, что составляет 66 % всех акций 1-й серии выпуска. «Финишбанк» обязуется предоставить кредиты на сумму не менее 1,5 млрд. рублей…»
«То, что надо!» — обрадовался Леня и сунул бумагу в карман. Больше ничего интересного в мешке не было.
Размышляя над всем этим клубком экономических хитросплетений, он брел в редакцию. Какой же резон в том, чтобы затевать заваруху с залоговым аукционом? Допустим, шумиха в прессе самому предприятию только на руку — оно скупило свои же акции по низким ценам у ничего не подозревающих владельцев и фактически два раза получило за них деньги. Неужели разницы, которую они получили, им показалось мало? Зачем надо отдавать эти акции «Финишбанку»? Наверняка за этим еще что-то скрывалось. Но что?
«Жучок» остался прикрепленным к столу, а Леня снял дубликат ключа от бывшей ленинской комнаты, так удачно расположенной вблизи директорской приемной, и частенько проводил там томительные часы, слушая скучные производственные совещания.
Время шло, мышиная возня вокруг акций «Московского металла» не прекращалась, а Соколовский никак не мог вникнуть в суть подпольной борьбы. Все разговоры с Галиной, которые он упорно сводил к ее работе, наталкивались на стену непонимания и даже искренней обиды. Стараясь не вызывать подозрений относительно своих истинных намерений, Леня осторожно, без излишней напористости, выведывал, когда у директора наметились первые связи с «Финишбанком» и первые разногласия с «Имиджкомбанком».
Суда по отрывочным высказываниям секретарши, это случилось несколько месяцев назад, когда руководство «Имиджкомбанка», находясь в критическом состоянии, вызванном банковским кризисом, потребовало выплат процентов по кредиту или увеличения долевого участия в торговых сделках АО. Если бы завод согласился на это, то фактически утратил бы права выступать на рынке самостоятельным продавцом и лишился значительной доли доходов, превратившись в механический придаток для производства продукции. После таких решительных шагов правления «Имиджкомбанка» директор и откопал откуда-то этого безвестного Бесова, который и на банкира-то не слишком похож, по скептическому высказыванию Галочки.
В одно из дежурств в ленинской комнате, рядом с красным знаменем и устаревшими пропыленными плакатами, изображающими свирепый профиль вождя мирового пролетариата, Леня подслушал интересный телефонный разговор Ряшко с «Финишбанком». Даже не столько сама суть разговора была интересна, сколько тон, которым позволял себе разговаривать с собеседником всегда такой корректный и сдержанный директор. Разговор, судя по всему, был с самим Бесовым.
— Так твою растак!.. — кричал директор в трубку. — Ты что же, меня раскрыть хочешь? Зачем ты объявил, что скупаешь наши векселя по любой цене? От твоих действий все владельцы наших бумаг поднимут панику и предъявят свои права. Ты что, подождать до двадцатого августа не можешь? С чем ты придешь на аукцион? С бумагами? Нам нужны не бумаги, а живые деньги. Ты должен был оттянуть по межбанковским кредитам часть средств от «Имиджкома». Ты помнишь мои инструкции?
Директор в гневе бросил трубку и заходил тяжелыми размеренными шагами по кабинету.
— Галочка, дай мне, пожалуйста, все документы по векселям «Имиджкомбанка».
Леня задумался. Разговор был слишком интересен, чтобы его стирать, хотя суть его оставалась все еще за семью печатями.
«Так-с, значит, залоговый аукцион состоится двадцатого августа, и, кажется, они или хотят скрыть это, или объявить в последний момент, чтобы лишние люди не успели собрать деньги для выкупа акций, — дошло до Лени. — А директор-то разговаривал как хозяин, как шеф с подчиненным. Интересно, что совещание проходило в другом тоне».
До него постепенно стало доходить, что в этом случае настоящим хозяином положения является не председатель правления «Финишбанка», а сам директор. И не бедное АО пало жертвой происков всемогущих банков, а сам «Финишбанк» является, по сути, подчиненной структурой, выполняющей требования заказчика.
Картина постепенно прояснялась. У Лени было уже достаточно информации, чтобы убедить кое-кого сделать соответствующие выводы. Но кого? Кому игра придется не по вкусу? Очевидно, организации, враждебной шустрым ребятам, работающим под началом Бесова и Ряшко, то есть руководству «Имиджкомбанка».
Надо полагать, что сведения о залоговом аукционе, готовящемся на предприятии за спиной его основных кредиторов, придутся не по душе не менее хватким молодцам из «Имиджкомбанка».
«На это, пожалуй, можно поставить, — решил Леня. — У меня есть запись совещания, сама по себе красноречивая, запись телефонного разговора с Бесовым, фотокопии договоров с редакциями экономических газет и черновик договора между АО «Московский металл» и «Финишбанком». Это, конечно, не ахти что, но на этом можно выгодно сыграть, если «Имиджкомбанк» еще не осведомлен о готовящихся плутнях Ряшко. Надо выходить прямо на руководителя этого банка. Пожалуй, это единственный случай, когда я могу позволить себе личный контакт с клиентом. Приятно выйти на встречу с открытым забралом».
Увидев на столе у Галочки список наиболее важных телефонов, Леня выписал телефоны «Имиджкомбанка». Надо было попытаться установить личный контакт.
На звонок директору банка ответила его секретарь, которая сначала попросила предоставить в секретариат документы, на основании которых уважаемый Леонид Соколовский будет вести свой разговор, а потом, если эти документы заинтересуют кого-нибудь из правления банка или даже самого директора, он будет приглашен для личной встречи.
Такой расклад Леонида не устраивал. Если банк узнает дату и сам факт залогового аукциона, то встречаться с добытчиком этой информации им будет уже ни к чему и речи ни о какой благодарности, ни в устной, ни в материальной форме, даже идти не будет. Нужна только личная встреча, личный контакт, но невозможность его добиться оставалась главным камнем преткновения.
Фильтрация посетителей в такой солидной организации, как «Имиджкомбанк», была организована на славу. Даже войти туда, кроме как в отдел, работающий с населением, было невозможно. Многоступенчатая система охраны, почти незаметная посетителю, проявляла себя, как только бойкий клиент пытался проникнуть в здание. Из-за каждой двери вырастал любезный охранник и очень вежливо выпроваживал посетителя из стен этой финансовой обители.
Леня бесился. Близок локоть, да не укусишь. Вот он, директор Всеволод Игоревич Барде, подъезжает к банку. Вот он выходит из машины и входит внутрь. Но везде плечом к плечу стоят телохранители, которые после многочисленных покушений на банкиров стали такими бдительными, что теперь готовы стрелять на поражение, едва к их шефу только начинает приближаться нечто человекообразное.
Вспомнив о другом методе слежки — при помощи автомобиля, — Леня попытался угнаться на своей «шестерке» за «мерсом» банкира, но был тут же остановлен безжалостными гаишниками, оштрафован и потерял из виду преследуемого.
Оставался способ неформального знакомства. Где бывал банкир, где обедал, где играл в карты, какое казино посещал, где находилась его дача и какого косметолога посещала его жена, Соколовский узнал после тщательного изучения сплетен светской хроники в бульварной прессе, которая с удовольствием обсуждала все подробности личной жизни банкиров, как будто они были кинозвездами.
Оказалось, что любимое хобби господина Барде — это пройтись под парусом на утлой яхте на одном из подмосковных водохранилищ. Других удобных пристрастий и увлечений у него не было, и Леня решил действовать на лоне природы. Может быть, размягченный солнцем, водой и любимым занятием банкир не будет против обоюдополезного разговора в неформальной обстановке. Но в каком месте водохранилища он занимается спортом?
И Леня в ближайшее воскресенье направился туда на разведку. Ему не составило труда найти несколько импровизированных причалов, где швартовались лодки и яхты. Парусный спорт переживал второе свое рождение, но на подмосковных мелких реках и озерах килевой яхте негде было развернуться, и поэтому яхтсмены рассекали водную гладь на небольших швертботах.
Обследовав все берега, Леня насчитал несколько мест, где господин Барде мог бы быть уловлен в его сети. Он познакомился с рыбаками, дежурившими около тихих заводей, где крупноячеистые переметы опутывали черные застывшие коряги. Он свел дружбу с вечно пьяненьким сторожем местного яхт-клуба и даже пару раз брал у него швертбот, чтобы пройтись по окрестным протокам, куда на автотранспорте трудно было добраться.
Но банкир все не появлялся. Очевидно, по горло занятый своим тяжелым финансовым положением, он безжалостно пропускал чудесные ясные и ветреные дни короткого лета и не спешил порадовать себя пением туго натянутого паруса.
