Глава 19

Наталья Чекальникова после первых же вопросов начала возмущаться и порывалась встать и уйти:

– Да о чем вы говорите?! – в бешенстве спрашивала она. – Что значит – умолчала о том мужчине?! Вы знаете, какая у меня работа?! Вы знаете, сколько народу к нам заходит? Разве я могу запомнить каждого?

– Но когда вы в первый раз давал показания, то заявили, что никто за занавес не проходил. Вы рассказали только о женщине в контактных линзах.

– А вы меня спрашивали о том, что было после одиннадцати!

– Значит, вы признаете, что до одиннадцати провели к заведующей какого-то мужчину?

Та всплеснула руками:

– Все может быть! Только с этого надо было начинать! Если бы вы мне по-человечески сказали, что я должна вспомнить вообще все утро – я бы постаралась! Но вы же все крутите вокруг да около, а потом начинаете ставить на меня капканы!

Следователь попросил ее не волноваться и постараться припомнить того мужчину. Наталья немного притихла, но по-прежнему желала знать, кто из мастерской настолько ее ненавидит, что дал такие показания.

– А что, собственно, крамольного в этих показаниях? – поинтересовался следователь. – Разве к вам никогда не обращаются клиенты, которые недовольны тем, как их сняли?

– Такое, конечно, бывает, – ответила та. – Но вы же, кажется, хотите доказать, что этот мужчина убил нашу заведующую? Что, женщину в линзах вы уже потеряли?

Ее попросили не отклоняться от темы. Наталья пожала плечами, изобразила улыбку и сказала, что к ней в то утро, вполне вероятно, кто-то обращался с претензиями. Но она даже смутно не может припомнить внешность этого человека.

– Я даже не помню, мужчина это или женщина.

– Но был такой человек?

– Возможно.

– Возможно или точно? Вы проводили его к заведующей, оставались там некоторое время, затем вышли одна. Ещше через несколько минут мужчина тоже вышел и покинул помещение мастерской. Это – свидетельские показания одного из сотрудников.

Наташа поморщилась:

– Зачем вы спрашиваете меня, если у вас уже все записано, что я делала, куда зашла, когда вышла? Если я скажу, что не помню этого – вы же все равно ничего менять не станете?

– Менять не стану, но буду дальше проверять, – пояснил следователь. – Что вспомнил один сотрудник, вспомнит рано или поздно другой.

– Ну пусть их вспоминают, а я не помню, – упрямо повторила она. – У кого-то оказалась хорошая память! Помнит все лучше меня. Почему же он только теперь заговорил? Или это она?

– Не суть важно. Значит, можно записать, что вы эти данные подтверждать не желаете?

– Не могу, – уточнила Наталья. – Или вам нужно, чтобы я соврала? Соврать-то недолго. Только ведь там человека убили, даже двух людей… Я не могу врать. Если вспомню – конечно, расскажу.

Она явилась к следователю в джинсах и теплом свитере. Когда Наталья протянула руку, чтобы забрать пропуск, тот заметил:

– В прошлый раз вы вроде были одеты по-другому?

Женщина недоуменно подняла на него глаза:

– Возможно. Я все-таки иногда переодеваюсь.

– У меня к вам немного неформальная просьба, – дружелюбно сказал он. – Только не воспринимайте ее в штыки. Можно взглянуть на вашу серую юбку? Вы в ней обычно ходите на работу.

Наталья буквально вырвала пропуск у него из пальцев. Вскочила и возмущенно заявила, что это уже переходит всякие границы. Что если хотят сделать у нее дома обыск – пусть приходят и берут все, что угодно. Женщина начала плакать и, захлебываясь рыданиями, выдавила, что с ней не имеют права так обращаться! А ее серая юбка – пока что ее собственность! Хотела бы она знать, зачем она кому-то понадобилась?!

– Успокойтесь, никакого обыска у вас делать не будут, у меня пока нет на это права, – так же дружелюбно сказал следователь. – Это простая просьба. Вы ведь сами сказали, что хотите помочь следствию.

– Да как моя юбка может чему-то помочь?! И вообще, она, кажется, в стирке. – Женщина все еще всхлипывала. – Интересно, кому я так мешаю в нашей мастерской! Вы бы лучше присмотрелись к тому, кто меня оговорил! Может, это ему выгодно!

Вытерев слезы, она добавила, что следователь, кажется, забыл, что именно она сохранила для расследования такую важную улику, как линза! А если бы ее забрал убийца или его сообщник?! Тогда бы ее точно никто никогда не увидел!

Через час после того как женщина ушла, следователь отправился в буфет пообедать. Когда он возвращался к себе, его остановили в коридоре и сообщили, что ему звонила Кузмина. Очень хотела с ним поговорить и сказала, что перезвонит позже. Зайдя в кабинет, следователь сам набрал ее номер.

Голос, который раздался в трубке, был каким-то странным. Женщина говорила отрывисто и очень тихо, слышалось ее тяжелое дыхание.

– Погромче нельзя? – поинтересовался следователь, когда женщина произнесла фразу, которую он понял наполовину.

– У меня температура, – хрипло сказала она. – Я не могу к вам приехать, а дело, наверное, срочное. Мне кажется, я знаю женщину, которая под меня подделалась.

Она начала кашлять, и следователь, не хуже чем врач в стетоскоп, слышал, как хрипит и свистит у нее в груди. Задыхаясь, женщина пыталась рассказать что-то про питерский поезд, блондинку, клетчатый зонтик.

– Она ниже меня, но она носит каблуки, а я часто нет… И фигура… Приблизительно… Глаза темные, темно-карие… И клетчатый зонтик.

Она снова захлебнулась от кашля. Следователь подождал, пока Варя придет в себя и уточнил:

– Какие, вы говорите, у нее глаза? Темно-карие?

– Да, – выдохнула Варя. – Очень темные. Почти… Почти черные.

– Варвара Александровна, вы помните, о чем мы с вами говорили в последний раз? Я вам показал линзу. вы помните?

– Да. Голубую линзу.

– Оттеночную, – он с нажимом произнес это слово. – Если у той женщины цвет глаз такой темный, то с помощью этой линзы его не изменить! Не хочу вас расстраивать, но кассирша утверждает, что один глаз у той женщины был очень светлый, светло-голубой. И еще, я говорил про диоптрии. Эта женщина, которую вы подозреваете, близорука? Носит очки?

– Нет… – Варя заговорила совсем тихо, так что он с трудом разбирал слова. – Она видит нормально…

– Вы уверены? А может, носит линзы?

– Я не знаю, – выдавила Варя. – Только… Она постоянно ездит в поезде… Стала бы она возиться с линзами…

– Она что, проводница?

– Она… Проститутка. Ее зовут Нина. Больше я ничего не знаю, правда, есть телефон, по которому она отвечает… В Питере. Запишите номер.

Следователь записал.

– А ее фамилию должен знать приятель моей подруги Кристины Гучковой. Его зовут Виталий. Попробуйте связаться с ним. Мне трудно говорить… Я не могу.

Она задохнулась и почти прошептала:

– Еще… Насчет заведующей. Она боялась кого-то из сотрудников мастерской. Я не знаю кого. Этот человек должен иметь доступ к готовым снимкам. И наверное, был как-то связан с теткой Лизы… Елизаветы Юрьевны. – Она сипло вдохнула воздух и подавила кашель. – Тетка со стороны матери. Зовут Антонина Павловна Ду-

бовская. Живет в Питере, работает в фотомастерской у

Московского вокзала. Больше я о ней ничего не знаю. Кто-то из мастерской с ней связан. Не знаю, кто это может быть. Кроме кассирши, наверное, любой.

Следователь посоветовал ей усиленно заняться своим здоровьем и никуда из дома не выходить. Он свяжется с ней в самое ближайшее время. Женщина поблагодрила и первая положила трубку.

Он выдвинул ящик стола, достал контейнер с линзой, легонько взболтал раствор, посмотрел его на свет. В порядке эксперимента он предлагал некоторым сотрудницам с глазами самого различного цвета примерить эту линзу. Согласились все – женщинам было очень любопытно узнать, как изменится цвет их глаз. На его счет в управлении даже иронизировали, что он нашел хороший способ заманить к себе в кабинет молоденьких практиканток. Но так или иначе он получил определенные результаты. Выяснилось, что серым глазам линза придавала голубоватый оттенок. Зеленым – некоторую примесь цвета морской волны – неяркую и не очень явную. Зато на карие не действовала никак. Либо Кузмина ошиблась, называя подозреваемую, либо…

– Черт, – произнес он, ставя контейнер на стол. – И ведь именно Чекальникова отдала ее нам… Это просто не та линза!

Гучкова, которой позвонили на работу, была шокирована просьбой дать координаты ее приятеля по имени Виталий.

– Он-то вам зачем? – настороженно спросила она следователя. Но его домашний номер все-таки дала.

Однако все попытки дозвониться по этому телефону потерпели неудачу. Никто не снимал трубку. Следователь сперва звонил сам, потом перепоручил это помощнику. Однако ни в шесть часов вечера, ни в восемь, по номеру никто не ответил. Во многом благодаря Кристине.

Женщина знала не только домашний телефон своего приятеля. Ей был известно, как его найти в рабочее время. Она позвонила ему и сообщила, что им интересуется следователь, которые ведет дело об убийстве завмастерской, где работал муж Вари.

– Ты что-нибудь понимаешь? – поинтересовалась она.

Тот ничего не понимал. Голос у него был подавленный, и Кристине стало ясно, что со вчерашнего вечера приятель так и не пришел в себя. Она предложила приехать к ней и поужинать вместе. Сделала заманчивое предложение насчет ужина, лихорадочно соображая, успеет ли хотя бы нарезать бутерброды. Тот ответил согласием. Кристина даже подумала, не сплавить ли куда-нибудь детей в очередной раз. Но мама исключалась, а лучшая подруга была больна. И тут ее осенило. Она заговорила так громко, что ее слышали все до единой сотрудницы, сидевшие вместе с ней в кабинете:

– Слушай, так это Варька на тебя стукнула! Откуда они еще про тебя узнали?! Я же не говорила! Зачем ей это надо?!

– Не знаю, – пришибленно отвечал тот. Кристина разом переменила планы. Она заявила, чтобы тот заехал за ней к концу рабочего дня. Они съездят к Варе и все выяснят. Все равно та сиднем сидит дома – с такой-то простудой.

Но многого они от Вари не добились. Та, правда, открыла им дверь, но даже поздороваться не смогла. Указала пальцем на горло и, натыкаясь на мебель, вернулась на свое лежбище. Кристина обеспокоенно последовала за ней:

– Тебе так плохо? Где ты так простыла, ты же вчера сидела дома?

– Попала под дождь, – просипела Впря, закутываясь в одеяло. У нее был блестящий, невидящший взгляд. – Поставь чайник, пожалуйста.

Кристина напоила чаем ее и Виталия. Тот понуро сидел в кресле и рассматривал свои руки. Потом спросил Варю, зачем она искала Нину на вокзале? Та не ответила. Тогда он спросил, как та вышла с платформы? Он ждал ее у табло, хотел подвезти, но так и не увидел, чтобы Варя возвращалась.

– Я не возвращалась, – просипела та. – Я уехала в Питер.

Кристина приложила прохладную руку к ее лбу и, испугавшись, отдернула пальцы:

– Господи, да у тебя жар! Ты бредишь, Варька! Я вызову «скорую», пусть сделают укол!

– Не надо, – прошептала та, закрывая глаза. – Я сейчас усну… Я правда ездила в Питер… Он подарил ей мой зонтик, понимаешь? Он ее давно любил. Ты была права. Надо было…

– Молчи, не напрягайся, – бормотала Кристина, обеспокоеннно трогая ее пылающее лицо. – Сейчас я дам тебе аспирин. Виталька, достань аптечку, она в стенке, в баре…

Варя покорно проглотила таблетку, с отвращением запила ее теплым чаем. Она часто облизывала пересыхающие губы и смотрела на Кристину странно, будто не узнавая ее. Та чуть не плакала:

– И я не могу остаться с стобой! У меня дети одни… Варюха, я позвоню твоей маме!

– Нет, – неожиданно громко высказалась Варя. Она выпростала из-под одеяла руку и вцепилась в рукав Кристининой блузки: – Одолжи мне двести рублей!

– Сколько хочешь, – жалобно ответила та, открывая сумку. – Бери триста, у меня есть возможнсть. Варька, ты что, желаешь угробиться побыстрее? Выбирай, «скорая» или мама!

– Спасибо, – Варина рука с зажатыми в ней деньгами исчезла под одеялом. – А теперь я сплю. И ничего не надо, слышишь… Ничего. Мне уже хорошо.

Прошла минута, когда она, казалось, действительно, уснула. Потом Кристине послышалось, что Варя что-то шепчет. Она наклонилась и попросила повторить.

– Будильник, – слабо двинула губами Варя. – Поставь на восемь. Нет, на полвосьмого.

– Ты что, собираешься завтра на работу?! – в ужасе воскликнула Кристина.

– Нет, – прошептала Варя, открывая глаза. – К врачу, в поликлинику.

– Но не в таком же состоянии! Вызови на дом!

– Хорошо. Поставь будильник. И захлопни дверь, когда будешь уходить.

Уже на улице, когда Виталий отпирал машину, Кристина не выдержала и дала волю чувствам:

– Да я уверена, что Варька звонила следователю в бреду! И спрашивать не надо! Ты слышал, что она говорит? Что ночью была в Питере!

– Я слышал, – отозвался он.

– Она действительно была на вокзале? Ты видел ее?

– Да.

– А что ты сам там делал?

Он выпрямился, зажав в руке ключи:

– Провожал Нину.

Кристина сжала губы и задрала подбородок, стараясь успокоиться. Но это ей не удалось. С минуту она испепеляла Виталия взглядом, который, как ей казалось, выражал безграничное презрение. Затем закинула за спину сумку и быстро пошла прочь. Он окликнул ее, но женщина не ответила, даже не обернулась.

– Вот эта квартира, – шепотом сказал Виталий, остановившись неподалеку от двери. Он старался дышать как можно ровнее, потому что с каждым выдохом в воздухе повисал крепкий водочный дух. Приехав домой, он достал из холодильника бутылку и в одиночестве напился. Звонок милиции не застал его врасплох – благодаря Кристине он ждал чего-то подобного. Виталий подтвердил свое знакомство с Ниной, обеспокоенно спросил, что с ней случилось. И согласился отвезти группу на квартиру, которую посещал вчера вечером. Туда приехали незадолго до одиннадцати часов.

– Позвоните, – тихо попросил его оперативник. Виталий послушно подошел к двери и нажал кнопку

звонка. Прислушался и поднял руку, показывая, что внутри кто-то есть. Наконец, его через дверь спросили, что случилось.

– Я сосед снизу, – ответил проинструктированный Виталий. – У меня в ванной на потолке пятна. У вас не протекло?

– Сейчас посмотрю, – ответила женщина. – Протекло

, заплатим.

– Да я сам посмотрю, – сказал Виталий. – Может, труба в стене лопнула, протечка какая-то странная, по стене…

Женщина не открыла и через полминуты вернулась с известием, что у нее все в порядке. Виталий продолжал настаивать, чтобы ему открыли – он посмотрит сам. Наконец, дверь распахнулась. Но вместо женщины на пороге появился крепкий, коротко остриженный парень.

– В чем дело? – неприветливо спросил он. – Чего вы ломитесь?

Увидев милицию, он попытался захлопнуть дверь, но это ему не удалось. Через минуту в квартире поднялась паника. В комнате с разложенного ветхого дивана соскочили две сонные женщины со следами смазанной косметики на лице. Из кухни выгнали трех молоденьких девушек, которые в это время пили кофе. Парень протестовал, требовал сообщить, на каких основаниях вломились в квартиру.

– Кто хозяин? – оборвал его оперативник. – Вы?

– Я снимаю эту квартиру.

– Договор аренды имеется?

– А как же, – и парень уверенно растегнул внутренний карман кожаной куртки, протянул сложенный лист бумаги.

Договор был оформлен без нарушений. В нем была указана сумма, близкая к реальной, и срок аренды истекал только в конце года. Съемщиком действительно оказался тот самый парень – он предъявил военный билет, отговорившись тем, что паспорт у него в другой одежде. Зато имя владелицы квартиры надолго задержало внимание оперативника.

– Наталья Ивановна Чекальникова – ваша знакомая?

– Откуда? Снял у нее хату и все.

– А как вы на нее вышли?

– Знакомые свели.

– Какие знакомые?

Парень объяснил, что он сам питерский, но часто ездит в Москву. В гостиницах жить дорого, так что у него появилась мысль снять недорогую квартиру на окраине. Питерские приятели дали координаты этой женщины. А сам он видел ее только раз – когда у нотариуса составляли договор. Заплатил ей вперед – у него имеется даже расписка.

– А эти женщины что здесь делают? – спросил оперативник, разглядывая полуодетых обитательниц квартиры.

– Они у меня в гостях, – с вызовом ответил парень.

– Что, документы нужны?

Он опять полез в куртку и достал сложенные стопочкой паспорта. Оперативник поинтересовался, почему паспорта этих женщин оказались у него. Он что – отбирает документы у своих приятельниц, когда те приходят в гости? Парень ответил, что это его личное дело. Женщины молчали и отворачивались к окну.

– Всех в автобус, – сказал оперативник, просмотрев паспорта. Среди женщин были две жительницы Подмосковья, одна псковичанка, две девушки из Выборга и одна петербурженка.

Когда квартира опустела, Виталий, все это время робко стоявший в углу прихожей, спросил, что все-таки случилось.

– Вашей приятельницы среди них, я понял, не было?

– вопросом ответил оперативник.

– Нет. Она вообще живет в Жуковском.

– А чем занимается?

Виталий мучительно запнулся и наконец выговорил, что насколько он знает, у Нины теперь какая-то работа в другом городе. Кажется, в Питере.

– Она проститутка?

– Да, – неохотно выдавил он. – Но я только вчера узнал. Случайно… Знаете, я уверен, что Нина ни в чем не виновата. Разве только ее во что-то втянули…

Но его мнение уже никого не интересовало.

На то, чтобы связаться с питерским УВД, ушло какое-то время. Выяснилось, что квартира, телефон которой дала следователю Кузмина, сдавалась внаем некоей пожилой женщине, которая сама там не проживала. У питерской милиции были подозрения, что в квартире собираются «девочки», но доказать это пока не удавалось, так как клиентов туда не приводили. В час, когда туда приехал с проверкой наряд, квартира оказалась пустой. Соседка по плащадке засвидетельствовала, что незадолго до полуночи все девицы ушли из квартиры.

– На вокзал отправились, – со знанием дела сказала она. – И когда вы эту малину прикроете?

На вокзале девиц тоже уже не оказалось. Они сели в один из поездов, отправляющихся в Москву. С патрулями, которые ездили на этих рейсах, связались по рации и попросили отыскать среди девиц Нину Владимировну Царько – ее полное имя назвал следователю Виталий.

За столиком вагона-ресторана одиноко сидела блондинка в дешевом платье с блестками на груди. Ее губы были накрашены небрежно, так что помада запачкала подбородок. Платье на спине было незастегнуто. Перед женщиной стояли два высоких бокала – один был пуст, в другом было налито пиво. Женщина курила, как-то механически поднося сигарету к губам и часто промахиваясь, ударяя себя фильтром по щеке. К ней уже несколько раз подходил официант и что-то тихо говорил. Скорее всего, предлагал убраться. Но та качала головой и равнодушно продолжала курить. Когда к ней подошел сотрудник железнодорожной милиции, она даже не повернула головы в его сторону.

– Документы у вас есть? – спросил он, остановившись у столика.

Женщина молча достала сумку и протянула паспорт. Перелистав его, милиционер предложил ей встать и пройти в другой вагон для небольшого разговора.

– Что я сделала-то? – спросила женщина. Но без удивления и агрессии. Скорее, по привычке. Тем не менее она повесила сумку на плечо и довольно твердым шагом удалилась из ресторана. Ее провели в вагон, где ехал начальник поезда, усадили в купе, где сидел еще один милиционер. Нина опустилась на диванчик, незастланный бельем и устало откинула голову.

– Царько? – спросил тот, взяв ее паспорт. – Нина Владимировна?

– Что, фотография непохожа? – вяло ответила она.

– Лучше бы ты отвечала, – посоветовал он. – Опять в Москву собралась?

– Опять, – согласилась она, осоловело глядя на него. – Неужели запрещено? Билет показать?

– У всех у вас билеты, – бросил он, засовывая ее паспорт в папку. – Доездилась, красавица. У москвичей к тебе разговор. Что ты там натворила?

Женщина вздохнула, попыталась поправить волосы. Ответила, что имеет право пока ничего не говорить. Когда милиционер коротко и доходчиво объяснил ей, какую цену имеют ее права, она только улыбнулась. Улыбка вышла жалкая и кривая:

– Да ладно вам. Неужели вам за оскорбления тоже деньги платят? Я не знаю, что там в Москве случилось. Вы, похоже, сами не знаете.

Она отвернулась и стала смотреть в коридор – дверь купе была приоткрыта. Казалось, Нина дремлет. Но когда по коридору мимо двери провели какую-то женщину в сопровождении милиционера, она вскочила.

– Сядь! – приказал ей милиционер.

Но Нина его не услышала. Она выскочила в коридор и крикнула в спину женщине:

– Попалась, сука?!

Та обернулась, и ее светлые, беспощадно подведенные глаза стали на миг совершенно белыми. Нина хлопнула в ладоши и захохотала, рапространяя запах пива:

– Хрен ты теперь ее достанешь! Я же знаю, ты за этим поехала!

– Дура, – сдерживая себя, ответила женщина. – Ты что плетешь?

– Узнаешь, дрянь, – с угрозой произнесла Нина. Она даже не замечала, что ее сзади за локти держит выбежавший из купе милиционер. – Теперь я с тобой рассчитаюсь, гадина! Ты получишь по полной программе – за меня и за Андрея!

Ее силой затолкали обратно в купе. Но теперь ее вялость пропала без следа. Нина вертелась на месте, через каждые пять минут просила сказать, который час, и требовала, чтобы ее выслушали немедленно. Наконец, она довела своего конвойного до белого каления:

– Ты что, до Москвы потерпеть не можешь?! Там рассказывай, сколько угодно!

– А ее точно не выпустят? – беспокоилась Нина. – Где она?

– В соседнем купе, – бросил тот. – Желаешь – можешь перестукиваться.

Разумеется, он пошутил, потому что даже не разрешил Нине встать с диванчика. Пригрозил ей, что если она будет буянить, то разберется с ней по-своему. Вскоре она притихла, забилась в угол и прикрыла глаза. Милционер боролся с зевотой и пытался читать какие-то бумаги. Неожиданно женщина, которую он считал спящей, попросила дать ей ручку и несколько листов бумаги.

– Зачем? – вяло ответил он.

– Хочу кое-что записать, чтобы не забыть.

– Да хрен с тобой, – смилостивился он, протягивая ей два листочка. – Ручку не дам, бери карандаш.

Она попросила разрешения присесть к столу. Он выдал ей пустую картонную папку:

– Подложи и пиши, если хочешь. Грамотная, оказывается.

Женщина хотела что-то ответить, но смолчала. Полчаса в купе раздавалось только чирканье карандаша. За окном постепенно светлело, станций становилось все больше. Пролетали смутно различимые в сером свете дачные поселки, железные поручни пригородных платформ. Женщина писала, низко согнувшись над бумагой. Иногда она закусывала кончик карандаша и невидящими глазами упиралась в стену купе. Наконец положила бумаги на стол. Милиционер вздрогнул – незаметно для себя он успел задремать сидя.

– Я хочу в туалет, – сказала женщина.

– Ладно, идем.

Он запер купе и провел ее в начало вагона. Открыл дверь туалета, осмотрел его и пропустил Нину. Та хотела было закрыть дверь, но он запретил:

– Обойдешься так.

– Да вы что?! – возмутилась она.

– Кому ты нужна… – выругался он. – Смущается еще, подумаешь! Скоро в камере оправляться будешь, там занавесок не повесят. Привыкай.

Женщина затравленно огляделась, встретилась со своим взглядом в зеркале. И вдруг совершенно неожиданно с силой рванула на себя дверь и заперла ее изнутри. Милиционер немедленно начал дергать ручку, потом выругался и попробовал открыть замок своим ключом. Ключ не повернулся.

– Эй, гадина, открой немедленно! – крикнул он, приблизив губы к щели. – Я ж тебе так наваляю, что мать родная не узнает! Открой!

Он сделал еще одну попытку повернуть ключ. Замок не подавался. В коридор выглянул его напарник:

– Что там у тебя?

– Да эта тварь держит дверь изнутри!

– Дерьмо! – Тот оглянулся на дверь своего купе. – Так я и думал, что она нам подлянку подкинет.

Появилась начальница поезда – миловидная полная женщина в щегольской форме. Она тоже попробовала открыть туалет, потом попыталась заговорить с Ниной. Ей не ответили. За дверью послышался какой-то вздох, больше похожий на всхлип. Потом несколько сильных ударов, и снова тишина.

– Открой, зараза! – Милиционер ударил в дверь ногой.

– Она, по-моему, надела фиксатор. – Начальница снова постучала по двери ключом. – Не отвечает. У нее был фиксатор?

– Не знаю, я ее не обыскивал! Сумку отобрал, и все!

– Придется ломать. – Женщина снова припала ухом к дверному косяку и прислушалась. – На что она рассчитывает? Окно задраено, оттуда не сбежит. А дверь все равно откроем.

– Черт, она же что-то писала, – милиционер бросился в купе, и вскоре вернулся с листками, густо исписанными простым карандашом. Дверь в это время уже ломали. Милиционер просмотрел бумаги и ругнулся:

– Гадина! Ну, если она и правда это сделала, москвичи ее не дождутся!

Каждый шаг давался с трудом. Других проявлений высокой температуры Варя как ни странно, не ощущала. Голова была мутная, но не болела. Кашель мучил по-прежнему, но Варя перестала обращать на него внимание. Однако ее беспокоило странное ощущение – будто ей на плечи положили тяжелую штангу, и с этой штангой приходится передвигаться.

Утром, собираясь на вокзал, она выпила немного водки, разведя ее с медом и кипятком. Она рассчитывала, что это немного утихомирит боль в горле, но от водки только разгорелись щеки. Померив температуру, Варя быстро стряхнула градусник. И убедила саму себя, что просто не успела увидеть, куда забрался блестящий столбик ртути. Собрала сумку. Выйдя на обочину дороги, проголосовала и попросила отвезти ее на вокзал. Деньги на машину появились благодаря щедрости Кристины. Во всяком случае, на такси в один конец. О том, как она будет добираться обратно, Варя старалась не думать. У нее была одна очень определенная цель – вернуть деньги и платье. Может быть, она бы не стала так торопиться и насиловать себя. Но после своего вчерашнего звонка следователю она не могла с этим тянуть. «Получается, что я ей просто отомстила, – повторяла про себя Варя, сидя рядом с водителем и пряча рот в высокий воротник свитера. – Подло, по-бабски. За то, что она была любовницей моего мужа. За то, что пыталась меня подставить в мастерской. Но все равно, деньги я ей верну. Иначе нельзя».

Ей удалось припомнить, с каким именно поездом приехала Нина, когда они встречались в первый раз. Этот поезд прибывал через двадцать минут. Для очистки совести Варя встретила еще один – тот прибыл только что. Она стояла у начала платформы, и поток текущих ей навстречу людей казался частью бесконечного бреда. Того бреда, который мучил ее этой ночью. Ей тогда все время чудилось, что она опять попала на свою свадьбу. Только вместо Андрея рядом с ней сидит Шуртаков. Что свадебное платье сшито не по фигуре и ужасно давит грудь. Что ей хочется подальше отодвинуться от ненавистного жениха, но двигаться некуда – ей в бок упирается чей-то острый локоть. И самым ужасным было то, что у Вари на голове вместо фаты был какой-то очень тяжелый и неудобный головной убор. Наверное, именно из-за него у нее так ломило затылок. Несколько раз она поднимала руку, чтобы нащупать это дурацкое украшение, и каждый раз рука встречала пустоту. В очередной раз коснувшись своих спутанных волос, Варя внезапно оказалась в темной комнате. Смутно серел квадрат окна. Во сне громко сопела одна из кошек – они, как всегда, спали у хозяйки в ногах. Часто и сухо тикал будильник. Реальность удивила ее – она была намного расплывчатее бреда. Потом она ненадолго уснула…

Голос из динамиков, раздающийся под сводами вокзала, как-то странно плыл. «Испорчены динамики, – подумала Варя. – Или это у меня что-то со слухом. Что она говорит? Прибывает мой поезд…» Она нащупала сумку, о которой давно забыла. Сумка по-прежнему висела у нее на плече. Там лежало платье и кошелек с деньгами. Варя достала две сотенные купюры, зажала их в кулаке и побрела встречать поезд.

Те пятнадцать-двадцать минут, когда мимо нее шли пассажиры, показались ей нестерпимо долгими. Она изо всех сил старалась стоять прямо, но ее все-таки чуть-чуть покачивало. Приходилось до рези в глазах вглядываться в лица. Оживленные, сонные, свежие, равнодушные… Нины среди них не было. Зато она столкнулась взглядом с молоденькой девушкой, лицо которой показалось ей смутно знакомым.

– Таня?! Вы помните меня? – Варя шагнула к ней навстречу. Но та дернула плечом и с независимым видом прошла дальше. Рядом с ней шагали еще три девицы. Варя поторопилась за ними, на ходу доставая из сумки платье:

– Я хочу вам кое-что вернуть… Возьмите…

– Да пошла ты! – отчетливо ответила ей одна из проституток и отпустила короткое ругательство. Только тут Варя заметила, что девицы шли не одни, а в сопровождении милиции. Она отшатнулась и непонимающе посмотрела им вслед. Облизала горячие губы, не чувствуя собственного языка. На платформе уже никого не было. Варя побрела вдоль бесконечной череды вагонов, заглядывая в окна. Но не увидела ни одного лица – только кашпо с зелеными вьющимися растениями.

Она остановилась. «Нужно возвращаться, или я свалюсь прямо на вокзале. Проклятое место, никогда в жизни больше сюда не приду!» Варя посмотрела на часы, припомнила, что следующий поезд должен прийти через пятнадцать минут. «Нет, не выдержу. Но черт, как глупо получилось с этими деньгами! Она мне фактически помогла, а я ее заложила…»

В этот момент она увидела, что из дальнего вагона вышли несколько человек. Варя различила, что на мужчинах была железнодорожная форма. С ними шли две женщины. Когда процессия приблизилась, женщина узнала Нину. Но в каком она была виде! Опухшее, какое-то пятнистое лицо. Остекленевший взгляд. Нину мучил сухой резкий кашель, и она каждый раз поднимала повыше воротник своего плаща. Варя шагнула ей навстречу, но ее протянутая с деньгами рука тут же опустилась. Рядом с Ниной шла Дубовская.

Варя узнала ее, хотя никогда раньше не видела, кроме как на фотографии. Дубовская была одета в дорогой кожаный плащ, тщательно причесана, и еще за пять шагов Варя ощутила арбузный запах ее духов. Женщина прошла совсем рядом, встретившись с ней ничего не выражающим взглядом. Нина в сторону Вари не смотрела. Она тяжело опиралась на руку идушего рядом милиционера. До Вари донеслась брошенная им презрительная фраза:

– Ну и дура, даже повеситься не сумела. По психушке соскучилась?

«Деньги,» – вспомнила Варя. Но вместо лиц она уже видела только спины.

Дубовская держалась очень спокойно. Какую-либо причастность к проституткам, ехавшим в поезде, отрицала. Причем без аффектации – с юмором и достоинством. Заявила, что девицу, которая набросилась на нее в вагоне, видела впервые.

– А она, между тем, вас знает, – заметил следователь.

– О господи, – спокойно ответила Дубовская. – Вы бы хоть проспаться ей разрешили, прежде чем допрашивать.

О цели своей поездки в Москву Дубовская также не особенно распространялась. Сказала только, что приехала навестить родную сестру.

– И наверное, племянницу? – ввернул следователь. Дубовская переменилась в лице и сухо ответила,

что это переходит всякие границы. Что у каждого человека может умереть родственник в другом городе, но чтобы за это хватали человека прямо в поезде и приводили в милицию – она до сих пор не слыхала.

– Вы знаете, как умерла ваша племянница?

– Конечно. Аня мне позвонила и рассказала.

– А о смерти гражданского мужа вашей племянницы тоже знаете?

– Из этого не делали тайны, – сдержанно ответила та. – Но в чем дело, хотела бы я знать? Вы что, считаете, что я могу быть к этому причастна? Если желаете, можете проверить, где я была в эти два дня. Я, между прочим, работаю. Ко мне ежедневно люди приходят. Я постоянно на виду.

– Чем вы занимаетесь?

– Заведую фотомастерской, – Дубовская положила на стол визитную карточку. – Вот тут все, моя должность, адрес, телефон.

– Что же вы зятя на работу не взяли? Он же был фотографом?

– Он был алкоголиком, – отчеканила та. – Не могу же я взять его на работу только потому, что он мой родственник.

– А по какому принципу устроилась на работу ваша племянница? Почему она вдруг спешно начала переучиваться на фотографа?

Дубовская растянула узкие губы в улыбке:

– Боже ты мой! Это тоже преступление? У меня действительно были знакомые в Москве, по моему же профилю. А девочке нужно было как-то устроиться. Ну, что же делать, если муж не оправдал надежд. Есть ребенок, надо же его обеспечивать.

– На другое место ее пристроить не могли? Вам нужно было, чтобы она занималась именно фотографией?

Та вздернула плечо:

– Ну допустим, я хотела поддержать семейную традицию.

– А то, что ее муж четыре года назад едва не сел за изготовление порнографии, тоже традиция?

Дубовская медленно подняла тщательно выщипанные брови. Помолчав, она сказала, что для нее это совершенная новость. Видимо, сестра не желала ее посвящать в такие подробности. На все дальнейшие вопросы она отказалась отвечать как на не относящиеся к делу. Попросила четко сформулировать какое обвинение ей предъявляют? Держалась по-прежнему с достоинством и предупредила, что сумеет за себя постоять.

В это же время в другом кабинете допрашивали Нину. Та говорила с трудом, голос у нее часто срывался. На шее еще виднелась багровая полоска. Платье теперь висело на ней мешком – блестящий поясок-стрейч, на котором она пыталась повеситься, ей так и не вернули. На столе у следователя лежали ее письменные показания, которые она по собственной инициативе написала в поезде. Эти показания кончались короткой припиской, что она считает самоубийство лучшим для себя выходом. Следователь спросил, почему она не пожелала хотя бы доехать до Москвы. Нина прошептала, что у нее больше нет никаких причин жить. Но если она выжила, то теперь, конечно, сама даст показания.

– В ресторане, когда мы встретились в последний раз, Андрей рассказал мне, чем действительно занимается. Он так хотел бросить эту работу и, наконец, бросил… Он думал, что ему хватит скопленных денег, пока не найдет другое место. Завел сберкнижку, держал ее у родителей. Его жена об этом не знала. Он отдавал ей только зарплату.

На ее губах появилось бледное подобие улыбки, но женщина тут же сникла.

– Три года назад он встретился с человеком, который тоже занимался фотографией. Его звали Николай. Они познакомились у Андрея на свадьбе, когда вышли покурить. Обменялись телефонами, на всякий случай. И тот помог ему получить штатную работу – в той самой мастерской. Сперва Андрея не трогали, он два года работал спокойно. Только год назад, когда эта стерва пристроила туда племянницу, его взяли в оборот. Андрей уже знал, чем я занимаюсь. Он хотел меня выкупить, потому и согласился…

– Чем он занимался?

Нина все время ощупывала горло, будто пыталась убедиться в его целости.

– Тем же, чем раньше Николай. Только тот спился, больше не мог работать. Андрей хотел скопить денег и выкупить меня. Только нужна была большая сумма, понимаете? Тогда он продал дачу. Он не мог ждать… Думал, что это меня выручит.

– Чем он занимался? Вам задали вопрос.

Нина некоторое время молчала. Потом ответила, что она, конечно, в этом не участвовала. Снимали самых молоденьких девчонок.

– Где?

– Там… В мастерской. Где работал Андрей. После закрытия. Вроде сверхурочной работы.

– Кто в этом участвовал?

Нина ответила, что никогда при этом не была и фамилий не знает. Но точно присутствовала сама заведующая.

– У нее были ключи, – тихо пояснила она.

– Вы с ней когда-нибудь виделись?

– Я ее видела… Только уже мертвую.

Ее рассказ был коротким. Это произошло вскоре после смерти Андрея. Нина призналась, что тогда пыталась запить, что ее жестоко избил сутенер на питерской квартире. Бил так, что следов на лице и теле не осталось, но внутри все болело. А потом с ней поговорила сама Антонина. Она выразительно намекнула, что если Нина не будет дурой – то скоро будет свободна. И даже дачу, записанную на ее имя, сможет оставить себе. Требовалось немногое – когда на следующее утро женщина окажется в Москве, одеться как можно менее вызывающе. Идеален длинный плащ. Обязательно высокие каблуки. Макияж – минимальный.

– Она дала мне коробочку с линзами. Показала, как надевать. Я никогда их прежде не видела, потому что у меня зрение отличное. Когда надела, то поняла, что меня под кого-то подделывают. Я даже поняла, под кого, когда мне сказали, куда я должна пойти в Москве и что делать.

Потребовали от нее немногого. Точно в назначенное время явиться в мастерскую, оплатить выполнение фотографий на загранпаспорт и назвать определенные имя, фамилию и телефон. Дубовская не оставляла женщину в покое, пока не убедилась, что та может автоматически повторить эти данные.

– Я должна была зайти за занавеску и оставаться там минут пять, не больше.

– Вас предупредили, что вы там увидите?

– Сказали только, чтобы я вела себя спокойно и сидела все время на стуле. Если подниму какой-то шум – подпишу себе приговор.

Нина точно выполнила все указания. Она все еще надеялась обрести давно утраченную свободу. Особенно – перестать ездить в поездах. С той ночи, когда погиб Андрей, каждая поездка становилась для нее кошмаром. Вытирая глаза, женщина сказала, что каждый раз, сидя в вагоне-ресторане, она ждала, что войдет Андрей.

– Я сделала все, что мне велели. Потом зашла за занавеску, но садиться не стала. Я видела, что дверь в конце помещения немного приоткрыта. Подошла и заглянула. Я точно помню, что не кричала. Я поняла, что случилось, что они хотят подставить жену Андрея. Только не понимала, как Антонина могла решиться убить племянницу. Андрей мне рассказал, что они родственницы.

Как она запачкала руки, Нина вспомнить не могла. Но, сообразив, что ей пора уходить, случайно взглянула на свою ладонь и увидела кровь. Судорожно вытерла руки о черный занавес – следов на нем не осталось. Руки у нее прыгали, второпях она сильно запачкала стену, но стирать пятно было поздно. Истерика началась у нее только на улице, но она все-таки нашла в себе силы добраться до метро.

– Не знаю, что они там не поделили, – всхлипывала Нина. – Только в поезде, когда мы с ним говорили в последний раз, Андрей сказал, что попытается уговорить Антонину… Чтобы она меня отпустила. Сказал, что если она не послушает его, попробует действовать через ее племянницу. Сказал, что она неплохая девчонка и ей это тоже все обрыдло, и она мечтает развязаться и с теткой, и с этой работой. Что она с мужем живет очень плохо из-за своего занятия. Тот требует, чтобы она все бросила, потому что сам давно завязал. И что муж ее поддержит. Не знаю. Не знаю… Вряд ли это все из-за меня. Андрей ведь до Москвы не доехал… Разве что его жена что-нибудь раскопала.

– Кто мог совершить убийство – можете предположить? – спросил следователь, дав Нине несколько минут, чтобы выплакаться.

Та сдавленно ответила, что не знает. Если бы она попыталась узнать, то уже была бы мертва. Ей известно только одно – когда в конце того проклятого дня девушки садились в питерский поезд, сутенер, который их обычно сопровождал, с ними не поехал. Только проводил их до вагона. И она обратила внимание, что на нем была новая рубашка.

– Знаете, такие складки на груди, неразглаженные. Только что из упаковки. Но она была тоже белая. Он всегда носит только белые рубашки.

К концу сентября непривычно теплая погода резко изменилась. Запоздавшая осень опомнилась и решила показать, на что она способна. И Варе опять пришлось занимать у подруги деньги.

– В пальто еще жарко, а плащ мне так и не вернули, – грустно сказала она. – И зонтика нет.

Кристина с готовностью вытащила кошелек. Отдавая деньги, она не преминула неодобрительно отозваться о мужчинах.

– Прости меня за грубость, но твой был просто идиот! Кто же кладет деньги на сберкнижку! А теперь ее конфисковали, и ты опять нищая!

Варя не возражала, тем более что в ее словах не было ничего, кроме истины. Во время последней встречи со следователем, на которую она отправилась, выписавшись из больницы после пневмонии, тот сообщил ей о тайных сбережениях Андрея. Эту новость Варя восприняла стоически – неудачи ее закалили настолько, что в ней появилось олимпийское спокойствие. Тем более она, наконец, узнала, откуда муж взял деньги на ресторан

, этот вопрос до последнего момента оставался для нее неразрешенным. Куда труднее было смириться с фактом, что Андрей участвовал в грязном бизнесе. Родителям она об этом не сообщила. Зато по большому секрету поделилась этим горем с подругой. Кристина отреагировала неожиданно:

– Да ладно тебе, «грязный бизнес»! Плохо, что он тебе ничего не оставил. Нет, если кто не родился деловым человеком, тот никогда им не станет.

– Меня пугает другое, – грустно ответила Варя. – Понимаешь, ведь получается, что Елизавету убили из-за меня. Если бы я тогда не пришла к ней выяснять отношения, она бы и не знала, что случилось с Андреем. Уволился, уехал отдыхать в Крым. И концы в воду…

– Ну, если рассуждать здраво, то все случилось из-за этой идиотки, подружки Виталия, – сухо поправила ее Кристина.

– Ты с ним совсем порвала?

– Да на что он годится, алкаш, – презрительно ответила та. – Я так и знала, что в нем есть какой-то изъян. Слишком уж он казался хорошим. Покупал продукты, водил в ресторан, с детьми общался. Так не бывает. Звонит мне на работу, нетрезвый… Предлагает встретиться, закатиться куда-нибудь. Но знаешь, мне что-то уже не до ресторанов.

Она тяжело вздохнула и заметила, что ее мама, как ни удивительно, опять оказалась права. Виталий, хотя она его ни разу не видела, сразу ей не понравился. Кристина тоскливо повертела в руках чашку с чаем. Пожаловалась, что у нее в последнее время появились какие-то проблемы с пищеварением.

– Наверное, питаюсь неправильно, – сказала она. – В холодильнике такие старые залежи, наверняка все несвежее. Ничего есть не могу. Только чай и кефир.

– Кефир? – подозрительно уточнила Варя. Она была знакома с Кристиной слишком давно, чтобы не знать – кефир появлялся в ее рационе только в определенный период жизни. – Слушай, давно ты его покупаешь?

– Месяц, – бросила та. И вдруг побледнела и в ужасе уставилась на Варю: – Ты что, думаешь, я…

– Вполне возможно, – Варя понимала всю серьезность момента, но губы против ее воли поплыли в улыбке. И это было удивительно и непривычно – за последние месяцы она совсем разучилась улыбаться.

– Господи, – прошептала Кристина. – Что же мне везет?!

– Кому действительно повезло, так это твоим оболтусам, – Варя уже в открытую смеялась. – Думаю, у них скоро появится новая замечательная игрушка. А тебе, подруга, стоит призадуматься о своем будущем. Все-таки, у Виталия много бесспорных достоинств… А Бог троицу любит.