Глава 9

– Конечно, это мой браслет!

Рука потянулась к сверкающей змейке, но следователь успел отодвинуть пакет с вещественным доказательством.

Ирина нахмурилась.

– Простите, но это пока останется здесь, – пояснил Самохин. – За сохранность не беспокойтесь, вы все получите обратно после завершения дела.

– Но вы не имеете права! – воскликнула женщина. – Это мой браслет и он мне срочно нужен!

Ему пришлось выслушать монолог на тему о том, как тяжело приходится матери-одиночке, да еще ограбленной подчистую. И какой незаменимой подмогой мог бы стать этот браслет в сложившейся ситуации. Ведь, может статься, завтра ей нечем будет накормить ребенка!

Ирина говорила эмоционально и, казалось, совершенно искренне. А Самохин слушал и удивлялся. Он побывал в квартире потерпевшей, и у него создалось впечатление, что в том доме не голодали. Старинная дорогая мебель, последняя модель стиральной машины, какой-то необыкновенный холодильник – огромный, ярко-красный. «Грабители», то бишь супруги Владыкины, жили куда скромнее. Разница была заметна с первого взгляда.

– Может быть, мне понадобится продать браслет, чтобы как-то продержаться, – заявила Ирина. – Я мать и несу ответственность за ребенка! Вы не имеете никакого права держать у себя мою вещь!

Тот вздохнул:

– Ирина Юрьевна, браслет может понадобиться нам для дела. Скажем, придется его кому-то предъявить. Мы ищем ваши драгоценности, уже дали описание в ювелирные скупки. Может, кое-где придется показать браслет, чтобы у приемщиков возникло представление обо всем гарнитуре.

Та недовольно сдвинула брови – две тонкие, тщательно выщипанные ниточки. Они сошлись на переносице, и, казалось, ее лоб прорезала длинная глубокая морщинка.

– По-моему, вы делаете ошибку, – авторитетно заявила она. – Нужно искать не драгоценности, а воров. А те уж сами расскажут, куда сбыли вещи. У кого вы нашли браслет?

Зазвонил телефон, и Самохин с облегчением взял трубку. Эта пауза была ему очень нужна, чтобы пострадавшая, не дождавшись ответа, высказала собственную версию. Так и получилось. Едва он закончил разговор, как Ирина вновь в него вцепилась:

– Это кто-то из них, я уверена! Я зря не скажу! Это или Ольга, или Витька, или…

– Или, – спокойно подтвердил следователь. – Это Илья Сергеевич Русаков.

Он внимательно наблюдал за ее реакцией, но такого дикого торжества, вспыхнувшего в запавших будто от бессонницы глазах, никак не ожидал. Казалось, женщина услышала что-то необыкновенно приятное.

– Ну я же говорила! – вскричала она. – Это он! Мерзавец! Он всегда делал мне только гадости!

– Постойте, постойте. – Самохин пожалел, что так ее расшевелил. – Тут нужно кое-что уточнить.

Но уточнить что-либо было трудно – Ирина так возбудилась, что с трудом могла усидеть на месте. Она ерзала на стуле, торжествующе улыбалась и даже похорошела от волнения. Лицо, как будто сведенное вечной гримасой недовольства, разгладилось, помолодело. Глаза засияли влажным, чувственным блеском. И Самохин с изумлением понял, что эта женщина красива! А ведь во время первого визита к ней он решил, что она чрезвычайно несимпатичная и старообразная особа. «Черт-те что, – подумал он. – А еще говорят, горе только рака красит! Неприятности ей к лицу!»

Наконец ему удалось привлечь ее внимание.

– Скажите, когда вы в последний раз виделись с Русаковым?

– Ну суде, я же говорила. Пятнадцатого. Когда он появился, я сразу поняла, что будут крупные неприятности.

– У кого?

Она разом перестала сиять, улыбка исчезла, морщинки вернулись на свои законные, проложенные с годами места. Самохин даже прикрыл глаза, так разительна была эта мгновенная перемена – превращение из красивой женщины в потасканную стерву.

– У меня, – отчеканила она. – Само собой разумеется, что не у Ольги. Не будет он делать гадости своей любовнице!

– Разве у них была связь? – Самохин изобразил удивление.

– А как же? Я вам сразу это сказала, неужели забыла? Эта троица вся заодно, но Ольга с Ильей – вообще выродки!

Она возмущенно вздернула плечи, обтянутые вязаным шелковым свитером. Ирина была одета чрезвычайно элегантно, в оливково-розовые тона. На шее – нитка жемчужных бус. Разглядев их матовый, глухой блеск, Самохин решил, что жемчуг настоящий. Значит, что-то все-таки уцелело от рук грабителей.

– И как, по-вашему, давно эта связь началась? – поинтересовался Самохин. Он припомнил смущенное лицо той маленькой блондинки, когда она рассказывала о том, что Русаков заночевал в ее доме. Признание самого Ильи: клялся, что они переступили черту всего один раз, накануне возвращения Владыкина. Самохин был далек от того, чтобы осуждать кого-то из них, но их виноватые лица и голоса, казалось, сами себя обвиняли. И возможно, это имело немалое значение для следствия. Все произошло практически одновременно – их падение, ограбление квартиры, возвращение Владыкина из какого-то невероятного загула. Эти события сумели втиснуться в рамки одних суток, и вряд ли все произошло случайно.

– Кто знает, когда они сошлись? После развода я практически не контактировала с мужем. С Ильей, конечно, тоже. – Ирина говорила отрывисто, будто перекусывая фразы. – Но можете мне поверить, эту связь не видел только слепой. Или дурак, такой, как мой бывший муж.

– Как, по-вашему, Ольга Денисовна извещала Русакова о дате судебного заседания? Он очень кстати приехал из Германии, чтобы ей помочь!

Ирина неожиданно вспылила:

– Помочь? Вы считаете, это называется помочь? А зачем ей было помогать, скажите на милость? Она что, мало хапнула?!

– Объяснитесь!

– Квартира! – Та пылала от гнева. – Она нацелилась на это с самого начала и после сделала все, чтобы развести меня с мужем! Конечно, было из-за чего сражаться, а жертвы ее не смущали! Она сломала жизнь мне и ребенку, но уж поверьте, это ее не волновало! Как же, она получила замечательную квартиру в хорошем районе!

На ее губах вскипали крохотные пузырьки слюны, глаза выцвели. Теперь женщина была попросту страшна. Она уже не говорила – декламировала с каким-то проповедническим пылом:

– Все было рассчитано заранее: сперва измучить его родителей, довести обоих до могилы, потом тихо-мирно заполучить их наследство! Ведь квартира досталась мужу только после смерти родителей! Вы считаете, это пустяк? Думаете, Олечка не понимала, что берет мужа с приданым? Да если бы его родители не умерли, она бы ни за что не вышла за него замуж! Это умышленное убийство, вот что это такое! Еще неизвестно, при каких обстоятельствах умерли старики! В этом нужно разобраться!

Ее с великим трудом удалось вернуть в колею. Чуть успокоившись, Ирина с неохотой призналась, что никаких фактов о том, общались ли Ольга с Ильей, у нее нет. Но раз Илья явился в суд, значит, какая-то связь между Москвой и Германией была.

– Как вам показалось, Ольга Денисовна знала о том, что он собирается заплатить вам деньги вместо нее?

На этот раз пауза затянулась на несколько минут. Ирина задумчиво разглядывала свои ногти, щурилась и наконец сказала, что точно ответить не может. По крайней мере, об Илье никто речи не заводит.

– Но мне показалось, что она его ждала.

– Значит, ждала… – Следователь придвинул к себе блокнот. – Русаков расплатился с вами наличными?

– Конечно. В присутствии помощника судьи, все как полагается.

– Откуда он их взял? Достал из кармана или ему пришлось съездить за деньгами в банк?

Ирина остановилась на втором варианте и тут же вспомнила название банка. Немудрено, ведь она через своего адвоката потребовала банковскую справку о подлинности купюр. Справка и сейчас хранилась у нее. Экспертиза была платной, но она настаивала на ней, и эти расходы Илья тоже безропотно взял на себя. Вероятно, он понимал, что дело может сорваться из-за любого пустяка. Последнего соображения она не высказывала. Самохин автоматически додумал его про себя. И порадовался, что общается с этой женщиной только по долгу службы.

– Значит, деньги он привез из банка? – уточнил следователь. – Это совпадает с его собственными показаниями. Но в таком случае Русаков не был готов к расчету с вами заранее, иначе не стал бы тратить время и ездить за деньгами в банк.

Ирина замерла. Потом, произведя очередной осмотр безупречного маникюра, сказала, что это ничего не значит. Многие люди не носят при себе таких крупных сумм наличными.

– А разве сумма была ему известна до того, как он появился в суде?

– Вижу, что он успел запудрить вам мозги, – неожиданно грубо сказала женщина.

– Я вас попрошу…

– Извините. – Однако голос прозвучал совсем не виновато. Ирина была напряжена, возле губ подрагивала жилка. – Просто этот человек столько на меня наговаривает, всем и каждому. По-моему, вообще не имеет значения, откуда он взял деньги. Важно то, что он их у меня украл.

Но Самохин считал иначе. Он попросил у нее телефон адвоката, который вел процесс, а также адрес народного суда, где слушалось дело. Ирина, после некоторых колебаний, предоставила ему эти сведения. Она нервничала все больше, и было видно, что ей с трудом удается держать себя в руках.

– Не понимаю, почему вы допрашиваете меня? – возмутилась она. – Украл-то он, с ним и разбирайтесь! И верните браслет!

– Пока это невозможно, – холодно ответил Самохин. – Кстати, Русаков часто бывал у вас дома?

– Нет, – отрезала она. – Витя чаще бывал у него в гостях.

– И все-таки, как часто он вас навещал? Должны же быть какие-то поводы, праздники. Насколько я понял, это самый близкий друг вашего бывшего мужа.

Ирина улыбнулась. Она сказала, что слишком устает на работе, чтобы потом устраивать приемы с выпивкой и прочими развлечениями. Кроме того, у нее растет дочь, а это само по себе значит, что присутствие Ильи в доме было нежелательным.

Самохин насторожился:

– Почему же?

– Он был очень нечистоплотен в отношениях с женщинами.

У следователя брови полезли на лоб.

– Вы хотите сказать, что он оказывал внимание вашей…

Она вскочила.

– Я не позволю говорить такие гадости!

– Успокойтесь!

– Он постоянно путался с какими-то ужасными бабами, и я не хотела, чтобы они при Тане обсуждали свои интрижки! – Тонкие ноздри раздувались, глаза горели. – Девочке достаточно того, что у нее такой отец! Это уже было травмой!

В конце концов, минуя подводные камни (их оказалось на удивление много, Самохин не знал, что может вновь завести собеседницу), он выяснил – последний раз Русаков был в гостях у Ирины несколько лет назад. Точнее она сказать не могла, это было слишком давно.

– Но с вашим мужем он общался часто?

– К сожалению.

– Скажите, где вы держали пропавшие вещи? Ирина скривила губы:

– Господи, да вы же видели! Вы сами видели, во что они превратили мою квартиру! Ящики открыты, секретер взломан! Драгоценности я всегда держала в секретере!

– А прочее?

– Картины висели на стене, в спальне, – раздраженно продолжала она. – Шубы в стенном шкафу, в пакетах с нафталином. Ну а книги, как вы сами понимаете, – презрительный взгляд на Самохина, – на полках. И все это я вам уже рассказывала!

В ее глазах ясно читалось: «Тупой мент!»

– Когда вы развелись с мужем, драгоценности остались на прежнем месте? Вы их не перепрятывали?

– То есть? Зачем? – переспросила она, теряя часть своей непоколебимой уверенности. В глазах метнулась тревога. – Нет… А нужно было?

– Скажите, а как уцелело то, что сейчас надето на вас? – Следователь внимательно посмотрел на ожерелье и серьги. Не было никаких сомнений – жемчуг настоящий, золото тоже.

Ирина почему-то поежилась под его взглядом:

– Эти вещи были на мне в день ограбления, когда я вышла в город. Только поэтому и уцелели.

«Что-то не заметил я на ней этих штучек в день ограбления, – подумал Самохин. – А ведь мы приехали сразу, ей ждать не пришлось. И она была в брючном костюме, даже не успела переодеться. Или не захотела?»

– К чему вообще все эти вопросы? – нервничая все больше, спросила женщина. – Если вы не скажете, я больше отвечать не буду. Я вижу, к чему вы гнете, пытаетесь выгородить Илью!

– Я не мог бы его выгородить, даже если бы захотел, – возразил тот. – Улики слишком весомые, сами понимаете. Меня интересует другое: мог ли он знать точное расположение всех ваших тайников? Ну, знать, что драгоценности вы держите в секретере, шубы в стенном шкафу? И так далее?

Ирина заявила, что в этом у нее нет никаких сомнений. И потом, для опытного вора поиск вещей труда не составляет.

– Разве Русаков – вор? Он торгует компьютерным оборудованием. И зарабатывает, по его словам, очень неплохо. Какой ему расчет идти на риск и воровать ваши вещи? Он и сбыть их не сумеет.

Ответ был моментален:

– Чтобы сделать мне гадость.

Самохин беспомощно закрыл блокнот. Он выписал женщине пропуск и попросил не уезжать из города в ближайшее время. Она поднялась, бросив угрожающий взгляд.

– Вы сказали по телефону, что деньги тоже нашлись. Почему вы их не вернете? Или они тоже пригодятся для опознания?

– Купюры пока проходят экспертизу.

– Господи, сколько же это будет тянуться? – вздохнула Ирина.

Она удалилась, весьма недовольная, что было заметно даже по ее длинной, узкой спине. Самохин встал и плотно прикрыл дверь, которую женщина оставила распахнутой.

Он вел множество подобных дел, но на сей раз не мог не признать, что ограбление выглядело довольно своеобразно. Самохин подумал об этом при первом же осмотре места происшествия. Некоторые детали сразу бросались в глаза. Дверь была не взломана, а открыта ключами, но при этом замочные скважины сильно исцарапаны. Царапины свежие, хаотично расположенные, неглубокие. Они были нанесены, скорее всего, ножом или напильником. Ясно, что человек, имеющий ключи, пытался создать имитацию взлома.

«Но зачем он позволил себе потерять столько времени, царапая замок? На это ушло никак не меньше пяти-семи минут, а ведь хозяева могли вернуться в любой момент. Или он знал, что они ушли из дому надолго? И кроме того, он подставлялся, оставаясь снаружи, его могли заметить соседи по площадке».

Следующая странная деталь была связана с секретером, где Ирина хранила свои сокровища. Замок был не открыт, а сломан, и царапины на нем тоже совсем свежие – потемневшая от времени медь местами была процарапана до красноты. Но эксперт, подробно осматривавший замок, в конце концов вынес заключение, что тот и до взлома вряд ли запирался.

Хозяйка предоставила ключ от секретера. Ключ подошел, но замок не желал ни закрываться, ни открываться. Ключ со скрежетом проворачивался, никак не цепляя болтавшуюся в трухлявом дереве личинку замка. Ирина тогда с сожалением вздохнула:

– Старинная вещь, дорогая, и так безнадежно испорчена. Варвары!

– Где вы держите ключ?

– В шкатулке на подзеркальнике. Шкатулка была не тронута, воры ею не заинтересовались, хотя она была инкрустирована перламутром и определенно имела какую-то ценность. Правда, внутри хранилась всякая дребедень – заколки, дешевые брошки со стразами, старые счета и несколько ключей. В том числе ключ от секретера.

– Стенной шкаф запирается? – спросил Самохин. Он сразу заметил на дверце замочную скважину в потеках старой масляной краски. Хозяйка ответила отрицательно.

– У меня и ключа от него никогда не было, – сказала она. – Смотрите! Они что-то забыли!

Женщина склонилась над узлом, лежавшим в узкой нише между секретером и комодом. Громоздкий, на вид довольно тяжелый узел был небрежно связан и туг же развалился, когда его вытащили на середину комнаты. Там оказалось самое разное барахло, от шерстяной кофточки до маникюрного набора и серебряной суповой ложки.

– Почему они его оставили? – спросила Ирина с таким видом, будто воры нанесли ей тем самым большую обиду.

Самохин пожал плечами. Про себя он предположил, что воры, должно быть, заторопились или же сочли содержимое узла недостаточно ценным. В самом деле, оно выглядело так, будто туда свалили что под руку попало. Или, а это уже интересней, у грабителей была недостаточно вместительная машина, чтобы забрать все вещи. Тут уже можно было гадать о марке автомобиля, учитывая все, что исчезло из квартиры. Если допустить, что машина была всего одна.

– Это мы пока заберем с собой, – сказал он. – Шура, ты где? Займись-ка вещичками.

Ирина попыталась отвоевать хотя бы маникюрный набор, он был ей нужен немедленно, но ей отказали даже в такой малости. Тогда женщина надулась и спросила, нельзя ли снять отпечатки пальцев с набора прямо здесь. Чтобы ее не раздражать, Шура отнес узел вниз.

Хозяйка квартиры очень мешала Самохину. Она ходила за ним по пятам с сухим носовым платком в руке, жаловалась, требовала немедленных разъяснений и помощи. Кстати, платком Ирина ни разу не воспользовалась. В столовой на дорогом кожаном диване сидела девочка лет пятнадцати, русоволосая, бледная, недовольная присутствием в квартире посторонних людей. Она ни с кем не поздоровалась, ни разу не подняла глаз. Больше всего ее расстроило отсутствие любимого телевизора, пропавшего в числе прочих вещей. Таня то и дело обращалась к матери с вопросом – когда они купят новый? Та отмахивалась.

– Мы были у зубного врача, – рассказывала ее мать, подозрительно оглядывая следственную группу. Казалось, она опасается за сохранность оставшихся вещей. – Нам назначили на половину двенадцатого, но приняли немного позже. Мы с Таней вернулись домой в начале второго и вот что обнаружили!

– Когда вы вышли из дому?

– В одиннадцать. Его кабинет тут рядом.

В центре все было «тут рядом». Самохин выглянул из окна в переулок и позавидовал обитателям здешних благостных мест. В конце переулка виднелась церковь, обнесенная кованой оградой. Через ограду перевешивалась пышная сирень, вился плющ. Дальше в солнечном небе перекрещивались трамвайные провода, виднелась высотка на Котельнической набережной, словно картонный муляж, возведенный руками гигантского ребенка. А тишина была такая, что не верилось, будто за окном Москва, центр, будничный день.

– Наверное, тут у вас куранты слышно? – предположил он.

– Слышно, – неожиданно подала голос Таня. Она впервые проявила какой-то интерес к происходящему. – Только по ночам или в воскресенье, когда мало машин. Сейчас – нет.

– Скажи, – Самохин радостно переключился на нее – дети так многое замечают! – когда вы выходили из квартиры, за вами никто не следил?

– Не знаю, – ответила Таня, совсем как мать вздернув плечи. – Я по сторонам не смотрела, у меня болели зубы.

– У нее плохие зубы, как у отца, – нервно подтвердила Ирина. – Нет, никто за нами не следил. На лестнице было пусто.

– А во дворе?

– Вы с ума сошли, тут нет никакого двора! – сорвалась женщина. – Выход из подъезда прямо в переулок!

Пауза. Укоризненный взгляд дочери, ее поджатые губы. Самохин тогда понял, что девочке стыдно за мать, и Таня сразу зажимается, когда та начинает кому-то грубить.

– Извините, – сухо сказала Ирина. – Нет, за нами не следили. Можете мне поверить.

– Какие-нибудь подозрительные звонки по телефону были? Или, например, в дверь? Кто-нибудь на днях не ошибался квартирой?

– Недавно приходили какие-то типы, якобы газовщики, – сказала она. – Таня была одна и не открыла. Звонки по телефону…

Молчание. Она напряженно что-то обдумывала и наконец ответила отрицательно. И тут же, без перерыва, принялась обличать во всех грехах своего бывшего мужа, а также его теперешнюю супругу и друга их семьи Илью, который объявился в Москве и теперь готов на все, чтобы испортить жизнь ей, Ирине. Полился целый поток грязи, женщина не стеснялась в выражениях.

А Таня молча встала и вышла из комнаты. Самохин проводил ее взглядом и пожалел девочку. Он часто видел ограбленные квартиры, ему приходилось выслушивать жалобы, видеть слезы. Но такой подавленной ярости, такой жажды мести, как у этой худощавой изящной женщины, он давно не встречал. Казалось, та медленно жарилась на каком-то невидимом огне.

Сперва узнав, что именно украдено, он обрадовался. Из квартиры, помимо денег, драгоценностей и книг, вынесли также две громоздкие шубы и кое-какую аппаратуру. Значит, должна была быть машина, да не легковая, а как минимум «Газель». Такие машины бросаются в глаза, если какое-то время стоят перед подъездом. Народ любопытен.

Но опрос соседей не дал почти ничего. Их вообще оказалось немного. Дом был старинный, построенный еще в прошлом веке. Квартир в подъезде мало, по две на площадке, всего в доме три этажа. Квартиры на первом этаже были заняты под загадочные офисы, в которых никто не желал отпирать. Ирина сообщила, что там вряд ли можно кого-то застать. Она, во всяком случае, не видела, чтобы там работали люди.

В жилых квартирах ситуация была немногим лучше. На втором этаже, где жила Ирина, сосед был всего один – некий иностранец, снявший квартиру, перестроивший ее по своему вкусу и частенько уезжавший неведомо куда. Вот и сейчас он, видимо, был в отъезде. На третьем этаже располагались две густонаселенные коммуналки, на них-то и была вся надежда.

С их обитателями удалось наладить контакт, но все как один давали совершенно бесполезные или расплывчатые показания. Большинство жильцов в момент ограбления находились на работе. Те, кто остался дома, либо смотрели телевизор, либо коротали время на кухнях, которые выходили окнами в другой переулок. Никто ничего подозрительного не заметил, шума взламываемой двери не слышал, шума в квартире внизу – тоже. Только одна древняя старуха, чье лицо походило на географическую карту из-за морщин и пигментных пятен, поведала Самохину нечто любопытное.

– Сегодня Димка из квартиры напротив припер к себе большой мешок. Тяжелый мешок, еле дотащил. Я видела в глазок.

С Димкой поговорили, мешок осмотрели. В нем оказалось пятьдесят кило сахара-песка, купленных запасливым хозяином для заготовки варенья. Димка пообещал намылить бабке-доносчице шею, и Самохин удалился, крайне недовольный первыми результатами.

В этой ситуации пришлось действовать по наводке потерпевшей. Та прямо указала на трех наиболее вероятных подозреваемых. У Владыкиных группе повезло, те оказались сговорчивыми людьми, и обыск сразу дал результаты, но последствия опять же были совершенно неожиданными.

– На браслете никаких отпечатков, – сказал эксперт. – Его вымыли, и очень тщательно. В спиртовом растворе.

– К чему такая предосторожность, если его собирались сбывать?

– Кто знает, может, мыли для блеска. Что касается денег, отпечатков там, сам понимаешь, сколько угодно. В том числе наверняка есть русаковские. Но что это дает, если он пересчитывал деньги в банке? – Эксперт отодвинул в сторону пакет. – Скажи, твой Русаков, часом, не идиот? Прячет бабки и браслет в сумку, оставляет ее у друзей, сам куда-то надолго смывается… А потом преспокойно является сюда, чтобы опознать свои вещи, да еще требует их вернуть!

– Или он идиот, или блефует. А может, просто не рассчитывал, что мы так скоро его найдем, – сказал Самохин.

– Что ты об этом думаешь? – спросил его коллега, когда узнал детали дела.

– Или вор – знакомый красавицы Ирины, у которого были ключи, или она сама себя обокрала.

– На кой черт эта морока?

– А по ее собственному принципу – чтобы всем нагадить.

Тот слегка присвистнул и повернул палец у виска:

– Что, так явно?

– Не знаю. – Настроение у Самохина было скверное. Его раздражали даже мысли об Ирине, а ведь он должен был вызвать ее для разговора.

Однако беседой Самохин остался доволен. Он узнал кое-что занимательное. Согласно показаниям самого Русакова, он со дня прилета в Москву жил бог знает где, чаще всего на чужих квартирах. При этом имел крупную сумму наличности. Как поступает человек в такой ситуации? К тому же бизнесмен, который разъезжает по городу, занимаясь делами, требующими дачи взяток?

– Возит деньги с собой. Ему незачем было ехать в банк, и это уже интересно, – сказал Самохин пепельнице, полной скрюченных окурков. – Похоже на сговор. И что-то не верится, чтобы женщина утерпела и не заглянула в чужую сумку. Да еще в сумку любовника! Только почему она не перепрятала браслет?

Он взглянул на часы – на четыре намечена поездка в офис, где работала Камилла.

Худенькая секретарша едва взглянула на визитера, она стояла у ксерокса и с обреченным видом нажимала кнопки.

– В каком кабинете Касымова? – спросил он.

– Она обедает, – привычно ответила девушка, но тут же засомневалась. – Идите дальше по коридору, первая дверь налево. Должна быть там, если никуда не ушла.

Камилла оказалась на месте. Она сидела за компьютером и щелкала мышкой. Увидев визитера, женщина искренне обрадовалась:

– А, здрасте! Правильно сделали, что пришли, лучше не затягивать, Илюша весь извелся. Вас проводить к Филимоновой?

– Если не трудно. – Но, заметив, с каким трудом та выбирается из тесного конторского кресла, Самохин запротестовал:

– Скажите, где она сидит, и я сам с ней поговорю.

– Да будет вам, – проворчала Камилла, с силой одергивая морщинившуюся на бедрах юбку. – Пойдемте. А то напугаете ее до смерти.

Но пугать оказалось некого. Кабинет, который Филимонова делила со своим начальником, был пуст.

Выключенные компьютеры, чистые столы, аккуратно сложенные бумаги. Камилла свела брови:

– Куда это она умотала? Васильев-то уехал в город, но Катя должна быть здесь. Посидите, я сейчас!

И через минуту она вернулась с грустной новостью: оказывается, Филимонова ушла в отпуск.

– Когда? – Самохин не сумел скрыть своего разочарования. – Вы же вчера говорили, что она работает!

– А она вчера работала, – отрезала Камилла. Казалось, она и сама была недовольна таким поворотом дела. – Но с сегодняшнего дня ушла в отпуск. Откуда мне было знать, что она давно подала заявление?

– И где она теперь?

– Говорят, уехала на юг. Завидую. – Женщина раскрыла кулак и показала зажатые в нем ключи. – Но это не страшно, я все равно покажу вам бумаги, которые оформлял Илья в тот день. Это ведь тоже алиби в каком-то смысле? Контракты доказывают, что он здесь был.

Самохин разочарованно пожал плечами. Камилла порылась в ящиках стола, нашла папку и показала следователю подшитые бланки договоров на поставку оборудования. На каждом бланке красовалась четкая подпись Ильи, а также той самой Филимоновой. Сделка была оформлена семнадцатого июня.

– Но время оформления, конечно, не проставлено, – пробормотал он, изучив бланки.

– Ну конечно. Это вам ведь нужно все с точностью до минуты! – Было непонятно, говорит она всерьез или издевается. – Моего свидетельства недостаточно? Он был здесь именно в тот отрезок времени, когда я с Олей сидела в ресторане. Где-то с двадцати минут первого до половины второго. Это вас и интересует, верно?

– Ну что ж, – смирился следователь. – Как я понимаю, эта Филимонова еще не скоро вернется из отпуска?

– Недели три можете о ней не осведомляться.

– А куда конкретно она уехала? Камилла развела руками:

– Откуда мне знать? Позвоните ей домой, я дала все телефоны.

– В таком случае я вас попрошу приехать завтра ко мне и дать письменные показания. Раз уж новых данных нет, давайте зафиксируем хоть эти.

– Да ради бога, – легко откликнулась женщина. – Завтра все равно выходной и делать мне нечего. Хоть развлекусь, никогда не давала показаний под присягой. Присяга-то будет?

Самохин пообещал, что будет все, как полагается. Камилла проводила его до самой лестницы, поддерживая светскую беседу на тему о летних отпусках, невыносимой московской жаре и плохой вентиляции офиса. Самохин еле от нее отделался, женщина, казалось, была готова спуститься вниз, чтобы усадить его в машину.

– Так до завтра! – жизнерадостно прокричала она, перевешиваясь через перила. Ее глаза были словно обведены синеватыми тенями, но это была не косметика, а следы усталости. Так, во всяком случае, показалось Самохину. Сегодня женщина выглядела далеко не лучшим образом, но держалась по-прежнему вполне уверенно. Казалось, все для нее было милой забавой – и этот визит, и алиби старого друга, и предстоящая дача показаний. – До завтра! – послышалось еще раз, когда Самохин открывал дверь внизу. – Постараюсь не проспать!