Глава 19

Что подействовало – угрозы или постоянный контроль – женщина так и не поняла. Она не верила своим глазам: ремонт, которому не было конца, с которым она смирилась и, можно сказать, сжилась, наконец заканчивался. Мастер пригнал такую огромную бригаду, что время от времени Ольге казалось, будто в квартире находится человек тридцать. На самом деле рабочих было не больше семи, но они трудились так рьяно, что поздно ночью, когда в квартире остались только свои, Ольга изумленно спросила:

– Неужели конец?

– Завтра придут сантехники, но ты права – это почти конец. Нужно затереть швы между плитками, кое-что подкрасить… Они быстро закончат, мы приберемся, и тогда я найду покупателя.

Илья сиял от счастья, потягивал зеленый чай, закусывая любимыми пряниками. Таня примостилась рядом с ним на диване и быстро, по-беличьи, обкусывала по краям овсяное печенье. Только у Ольги не было аппетита, она чувствовала усталость пополам с беспокойством, а такое сочетание слишком изматывает нервы, чтобы думать о еде.

– Как хорошо, что у тебя уже есть свидетельство о праве собственности, – заметил Илья, размачивая пряник в чашке. – А то пришлось бы потерять еще пару недель. Главное – придать квартире товарный вид, понимаешь? И еще тебе нужно отсюда куда-то выписаться, иначе продажа не состоится.

– По-моему, ты слишком круто взялся за дело, – пробормотала она. – Ну куда я выпишусь? И вообще, я не совсем уверена, что нужно продавать квартиру… Мне и тут будет хорошо.

– Ты не понимаешь, – рассердился он. – Если не хочешь продавать, не нужно, но я же не смогу жить с тобой в доме, где раньше жил Витька!

Он опомнился, что рядом сидит родная дочь того самого Витьки, и быстро погладил девочку по голове. Та удивленно подняла глаза. Ольга хотела было спросить, почему им нельзя будет жить у самого Ильи, но постеснялась это сделать. «Если меня туда не зовут, значит, нечего навязываться. И все-таки это странно!»

– Ты можешь выписаться к маме? – продолжал Илья. – Этим нужно заняться прямо сейчас, чтобы успеть…

– Да куда успеть? – Ольга встала и принялась собирать со стола чайную посуду. – Я никуда не тороплюсь.

– Мы же договорились, что поедем в Германию, – огорчился Илья. – Я не могу бесконечно торчать в Москве. У меня там дела.

– Ну так поезжай, а я… Как-нибудь соберусь и приеду в гости.

Ольга сама не ожидала, что выразится именно так. Насколько это обидело и разочаровало Илью, было непонятно, он принял безразличный вид и только заметил, что никому не навязывается. Ольга попыталась извиниться, но потом махнула на все рукой – слишком устала для дипломатии.

Женщина ушла в спальню, застелила постель свежим бельем. Подумала, что вовсе не обязана прислуживать Тане, девочка достаточно взрослая, чтобы постелить себе самостоятельно. И уж конечно, в ее возрасте пора понимать, что какие-то вещи просто недопустимы. Например, нельзя требовать, чтобы тебе выгладили юбку. Именно это и сделала Таня, едва разобрав свои вещи. Тогда Ольга очень удивилась и даже возмутилась. Таня удивилась тоже и призналась, что ни разу в жизни не выгладила себе ни единой ленточки.

– Неужели за тебя все делала мама?

– Ну конечно, – ответила та с полнейшим хладнокровием. И добавила:

– Она была хозяйственная, ничего не скажешь.

– Почему ты говоришь о ней в прошедшем времени? – все еще сердито осведомилась Ольга. – Она всегда останется твой матерью, что бы ни случилось. А гладить тебе придется самой. У меня нет на это времени, и я не твоя мама.

Таня промолчала, видимо, у нее была отцовская привычка замыкаться, как только разговор заходил на неприятную тему. Правда, назвать девочку совершенной лентяйкой было нельзя, она достаточно активно включилась в ход ремонта и даже помогала рабочим готовить какой-то клей. Ее очень заинтересовал сам процесс, и крестный отец посмеивался, говоря, что в семье Владыкиных давно пора было появиться рабочему элементу.

Среди множества чужих людей, весь день возившихся в квартире, Ольга в конце концов заприметила одного, одетого явно не для грязной работы. Высокий мужчина в светлых брюках и черной рубашке расхаживал по комнатам и оценивающе оглядывал результаты. Ольга, как всегда, не решилась спросить, что этот человек делает в ее доме. Все объяснил Илья, когда спровадил гостя.

– Это мой приятель, захотел посмотреть на твой товар. Знаешь, он иногда занимается посредничеством при продаже недвижимости. Кажется, остался доволен. Лучше действовать через знакомых, он вполне надежный мужик и возьмет небольшой процент.

И снова ей не удалось переубедить жениха в том, что продажа – дело вовсе не такое срочное, как ему кажется. Иногда Ольга начинала впадать в отчаяние, такое несходство характеров, раньше ее умилявшее, теперь немного утомляло. Если бы кто-то сказал Виталию, что квартиру нужно продать, тот впал бы в глубокую депрессию и опустил руки. Если бы это сказали Ольге, она бы перепугалась, но все-таки потихоньку взялась за дело. А Илья, как всегда, сразу взял быка за рога, не спросив никого из окружающих, нужны ли его услуги.

– Ты уже спишь? – Он заглянул в темную спальню. Его силуэт на фоне приоткрытой двери казался вырезанным из черного картона.

Ольга быстро закрыла глаза. Ей не хотелось, чтобы он снова начал ее уламывать…

– Знаешь, я подумал, что ты можешь прописаться к матери временно. Тогда все пройдет без проблем. Есть такая форма, кажется…

«Уйди!» – мысленно попросила его женщина, и он послушался. Но через минуту дверь открылась снова На этот раз картонный силуэт был меньше и уже в плечах. У него был пронзительный голос подростка.

– Тетя Оля! Я же совсем забыла, та толстая баба просила вам кое-что передать.

И так как Ольга не проявила признаков жизни, Таня обошлась без дальнейших пояснений. Она взмахнула рукой, что-то мелькнуло, звякнуло, и женщина подскочила на постели. Торопливо включив свет, она увидела на простыне связку ключей. Ключи когда-то принадлежали ее мужу, в этом не могло быть сомнений, она узнала и брелок с подсветкой, и лишний ключ, висевший на кольце. Этот ключ был от старого, давно замененного замка. Виталий оставил его, должно быть, в память о родителях.

В первую минуту Ольга ничего не поняла. Она бессмысленно вертела в руке ключи, то и дело переводя взгляд на девочку. И вдруг обрела и память, и голос.

– Кто тебе это дал?!

– Ну та здоровая баба в шляпке с вуалью, Камилла! Она сказала, что нашла ключи накануне похорон.

– Она ничего не просила передать на словах?

– Ничего. А откуда ключи? От вашей квартиры, что ли?

– Позови сюда дядю Илью, – приказала Ольга таким тоном, что Таня даже извинилась и моментально исчезла.

Ольга встала и пригладила волосы. Надела халат. «Да, халат. Как же быть с халатом?» Ключи она сжимала в ладони так, что причиняла себе боль. Когда вошел удивленный Илья, она молча протянула ему руку.

– Что это? – еще больше озадачился он. – Я как раз собирался принять душ…

– Это передала мне твоя подруга.

– Камилла? – Он осторожно взял ключи и рассмотрел их. – Это не мои, то есть не твои… Я хочу сказать…

– Это ключи Виталия, – отрезала она. – Дай мне ее телефон.

– Стоит ли? – усомнился Илья. Он явно растерялся. – Так поздно, у нее дети спят…

– Дай мне ее номер или я не знаю, что сделаю!

Несмотря на поздний час, Камилла еще не спала. Голос у нее был спокойный и вполне приветливый. Узнав Ольгу, она прежде всего осведомилась, получила ли та передачу.

– Получила. Кажется, вы любите задавать людям загадки? – резко заметила Ольга. – Что это значит? Он отдал вам ключи от дома?

– Вовсе нет, – обиделась Камилла. – Ключи мне передала подруга. Вы ее не знаете, да вы, впрочем, не знаете многого… Короче говоря, это та риелторша, которая помогла нам с ним найти квартиру на окраине.

– А откуда у нее наши ключи?

История, которую поведала Камилла, была проста и вместе с тем загадочна. Оказалось, что ее подруга, добровольно во всем признавшаяся следователю, впала в панику по поводу своего незаконного предпринимательства. Стремясь себя обезопасить на случай преследований, она решила разобрать все документы. У нее был целый ящик с адресами, списками, телефонами. И в том числе с ключами. Многие знакомые, уезжая на длительный срок, оставляли ей ключи, а также предоставляли право воспользоваться ими, чтобы сдать квартиру в их отсутствие. На всех таких связках аккуратная риелторша прикрепляла бирки с адресами. И только на одной ничего не было. Сперва женщина решила, что табличка затерялась, но ничего не обнаружила. Тогда она постепенно стала кое-что припоминать.

– Вспомнила, что нашла эту связку давным-давно, еще зимой, и тогда задумалась, кому она принадлежит, потому что бирки не было. А она в то время много пила, больше обычного. – Камилла хохотнула. – Значит, вполне могла что-то проворонить. Так что решила спрятать эти ключи подальше и ждать, когда объявится хозяин.

– А как она догадалась, что они мои?

– Она ни о чем не догадывалась. Просто теперь, когда стала сопоставлять факты, поняла, что нашла ключи примерно в то время, когда у нее в гостях побывали мы с Витей. Ну и позвонила мне. Спросила, не теряла ли я, часом, ключей. А догадалась обо всем уже я сама.

Как-то весной Виталий, оказавшийся совершенно неподготовленным к перемене погоды, пожаловался ей, что не сможет попасть в свою квартиру, чтобы взять вещи. У него-де куда-то пропали ключи, и он понятия не имеет, что делать.

– Кое-какие вещи мы ему купили, – грустно сказала Камилла. Эти воспоминания явно не доставляли ей особой радости. – А встретиться с тобой он наотрез отказывался, хотя я его не держала… Веришь?

– Верю, – ответила Ольга, сжимая в руке связку.

– Это было для него чем-то вроде символа – раз пропали ключи, то кончилась старая жизнь. Но я-то думаю, что он просто выронил их в гостях, как это бывает, когда человек выпьет. Я встретилась с подружкой и забрала у нее ключи. Та радовалась, что сбыла с рук хоть одну проблему. Думаю, теперь за нее возьмутся налоговики… Оля, почему это для тебя так важно?

Ольга ответила, что как-нибудь обязательно перезвонит, и первая повесила трубку. Подошла к двери, прикрыла ее плотнее, хотя никто не подслушивал. Да и подслушать было нечего, разве что ее мысли. Они шли вразброд.

"Значит, он не мог украсть мой пояс. Он не мог даже забрать свои летние вещи! У него попросту не было ключей, и ему настолько не хотелось сюда возвращаться, что он объявил их потерю каким-то дурацким символом. Узнаю Витю, ему всегда было нужно как-то оправдывать свои страхи!

Нет, он никак не мог тут побывать ни пятнадцатого, ни шестнадцатого. Не мог достать с антресолей мой халат. Да он вообще не стал бы заручаться какой-то уликой против меня, потому что шестнадцатого еще понятия не имел о том, что я живу с его другом! За что еще он стал бы мстить?! Он узнал о нашей связи только на другой день, а до этого из нас двоих виновен был только он один!

Не было у него ключей, все оказалось правдой, а если бы он мог сбежать от меня в тот вечер, когда я его пыталась проверить, он бы сбежал! И не стал бы привлекать к делу ни сестру, ни племянника, который, кстати, теперь смотрит на меня волком. Небось думает, что я довела его дядю до самоубийства. Шайка улиток!"

И хотя возникшая перед ней на мгновение картина – улитки-взломщики – была забавной, Ольга даже не улыбнулась. Она шагала по комнате, то и дело задевая коленом стоявший не на месте табурет, но даже не замечала боли.

«Значит, восемнадцатого июня, перед тем как к нам явились с обыском, дверь была открыта! Иначе Виталий не смог бы попасть в квартиру. Кто открыл дверь? Тот, кто оставил улики против Ильи. Но почему он бросил дверь открытой? Ведь замок можно закрыть за пару секунд».

Она замерла. А если допустить, что тот, кто проник в квартиру, попросту не покидал ее тогда, когда вернулся хозяин? Если этот некто дождался ухода Ольги, вошел, а дверь запирать не стал, потому что не собирался проводить тут больше нескольких минут?

«Ведь нескольких минут вполне достаточно, чтобы подсунуть в сумку деньги и браслет. Но почему-то он замешкался… И когда услышал, что открывают дверь, где-то спрятался, а потом, выждав удобную минуту, улизнул… Могло ли быть иначе?»

Она опустилась на постель. Мимоходом удивилась, что никто не входит в спальню, не спрашивает, что с ней происходит, почему она мечется из угла в угол, бормоча себе под нос какую-то чепуху. Ольга взвесила на ладони ключи, и они показались ей невероятно тяжелыми, будто отлитыми из свинца.

«Но кто же украл мой пояс шестнадцатого, накануне ограбления? Подготовился, чтобы увязать узел? Это могла быть только Ирина, и пояс она взяла только для того, чтобы потом сказать: я помню этот поясок, вот кто виноват! Указать на меня, засадить Илью в тюрьму. Будь это кто-то другой, он бы запасся более явной уликой против меня. Пояс можно и не узнать… Или же этот кто-то был уверен, что Ирина узнает пояс. Значит, он хорошо знал нас обеих? Нет, это она сама, но в таком случае у нее должны быть ключи!»

А ключей от квартиры у Ирины не было. Ольга выяснила это давно, буквально на другой день после переезда сюда. Она сразу сказала, что необходимо поменять замки, но муж успокоил ее. Он сказал, что у его бывшей супруги никогда не было ключей от этой квартиры, а на взлом она не способна. «Но он мог не знать о том, что Ирина давным-давно запаслась ключами. Так, на всякий случай. Это вполне в ее духе».

Придя к такому выводу, Ольга решила попробовать уснуть. Но это удалось ей только через час. Больше всего мешало отсутствие Ильи, тот предпочитал смотреть в соседней комнате телевизор. И хотя они с Таней убавили звук до минимума, Ольга все равно различала каждое слово. Она объясняла такую раздражительную чувствительность расшатанными нервами и потому ни в чем их не упрекала. «И все-таки он мог бы прийти и пожелать мне спокойной ночи, – думала она, закрывая глаза. – Кажется, он очень расстраивается из-за квартиры. Но нельзя же давить на меня так сильно! Я продам квартиру, если будет нужно… Но только мне это совсем не нужно».

На следующее утро Илья объявил, что наступило воскресенье и он предлагает забыть обо всех неприятностях и провести день как можно веселее. Ольга ошалело на него взглянула. Ей давно уже не приходилось делать различий между буднями и выходными.

– Нужно же когда-нибудь развлекаться, – заявил тот.

– Но не сейчас!

– Почему же? Мы с Таней все уже обсудили. – И он дружески привлек к себе девочку. – Она согласна поехать куда-нибудь на природу. Я предлагаю парк.

– Ну разве что в парк, – с сомнением ответила Ольга. Она не пыталась даже имитировать безутешную скорбь по поводу гибели мужа, но присутствие осиротевшей падчерицы ее изрядно смущало. – Может быть, съездим к тебе на дачу? Я там давно не была.

– В другой раз, – быстро ответил Илья. – Это слишком далеко, да и дом запущен.

Ольга вовсе не считала, что дача расположена так уж далеко, но раз хозяин отказывался… Она подумала, что он стал до неприличия негостеприимен, уточнила, какой парк имеется в виду, и пошла делать бутерброды. По давнишней привычке экономить она никогда не покупала ничего в общественных местах. Илья ее снова остановил:

– Пообедаем в каком-нибудь кафе, все трое. Танечка, нет возражений?

Девочка была в восторге. Она призналась, что еще ни разу в жизни не была в настоящем ресторане.

Камилла уже третий час изнывала от жары за своим рабочим столом, когда в распахнутой двери мелькнула женская фигура. В этом не было ничего необычного – женщин в их фирме работало предостаточно. Но эти длинные волосы медового цвета, характерная шаркающая походка и мягкие туфли на низких каблуках.. Не веря своим глазам, женщина высунулась из кабинета.

– Катя?! Быть не может! Ты же в отпуске! Та быстро обернулась. Девушка вовсе не выглядела отдохнувшей, а бледное, чуть загорелое лицо наводило на мысли о московской улице, а не о крымском пляже.

– Да вот вернулись, – слабо улыбнулась она. – Наверное, я чем-то отравилась там, на юге. Решила, раз отпуск пропадает, лучше сейчас поработать и сделать вторую попытку осенью.

– Когда же вы приехали?

– Вчера. – Та неожиданно оживилась. – Знаете, такое странное приключение! Моя квартирантка сказала, что меня искал какой-то следователь, просил позвонить. Я думала, розыгрыш, а это правда!

Камилла хотела спросить, выполнила ли Катя эту просьбу, но сдержалась. У нее вовсе не было чувства совершающейся катастрофы. Последний раз она испытала его, узнав о смерти Виталия, и с тех пор удивлялась тому, как мало ее трогало все остальное.

– И знаете, о чем он меня спросил, когда я позвонила сегодня утром? – торжественно сказала Катя. – Ну, угадайте!

– Да и гадать нечего. Он спросил, со скольких до скольких ты оформляла русаковские договора семнадцатого числа, – хладнокровно ответила Камилла. И, улыбнувшись одним уголком рта, уж очень комично выглядела растерянная Катя, закончила:

– А ты сказала, что никаких договоров не оформляла.

– Я… – запнулась та. – Нет, не так.

– А что же ты еще могла сказать?

– Ну, я вспомнила, как вы меня просили оформить договора задним числом… Понимаете, меня все это как-то беспокоило. Короче, я сказала, что точного времени не помню.

Камилла нахмурилась:

– То есть ты хочешь сказать, что соврала? Ты не отрицала, что видела Русакова? Катя виновато улыбалась:

– Я сперва решила посоветоваться с вами, что отвечать. Ну, я же не знала, о чем меня спросят, а то бы не стала звонить спозаранку. Думала, вдруг это касается меня лично и надо спешить… Я сделала что-то не так?

– Так, очень даже так, – успокоила ее Камилла. Она уже успела собраться с мыслями. Такой неожиданный подарок судьбы вполне ее устраивал, но радости она по-прежнему не чувствовала, как до этого не испытала настоящего страха. – Позвони ему еще раз и скажи, что Русаков был у тебя примерно с двенадцати до часу или даже чуть дольше. За мной коньяк!

Катя замахала руками:

– Какой там коньяк, Камилла Рахметовна, у меня желудок не в порядке!

– Муж выпьет, – отрезала та. – Он какой предпочитает, французский, армянский?

И, не дожидаясь вопроса, который явно вертелся у Кати на языке, пояснила, что та оказала большую услугу хорошему человеку. Дело в том, что у Русакова возникли небольшие проблемы с бизнесом, не имеющие никакого отношения к их конторе, тут Катя может быть совершенно спокойна. Но так или иначе, ему срочно понадобилось отчитываться в том, где он проводил обеденное время семнадцатого июня.

Катю эти расплывчатые объяснения вполне удовлетворили. Камилле даже показалось, что та ничего не желает знать. Возможно, это произошло лишь потому, что девушка ослабла от болезни.

– Да, я ездил с ним в банк, – вяло сказал молодой адвокат, при взгляде на которого Ольгу непременно пробрала бы дрожь. Но на этот раз с ним общался Самохин, да и то по настоянию нового защитника Ирины. Потеряв прежнего, она немедленно сориентировалась и наняла самого лучшего, какого только позволили ее финансы.

Впрочем, состояние ее денежных ресурсов для всех являлось тайной. Ирина утверждала, что по-прежнему является потерпевшей стороной. Считал ли так ее новый адвокат, было неизвестно, однако он принялся отрабатывать свой гонорар, цепляясь за малейшие подробности дела.

– Он сам велел, чтобы я поехал, – сказал парень. – Снял деньги со счета, закрыл его, и мы сразу вернулись.

– Постойте-ка, – перебил его адвокат Ирины, в присутствии которого происходил разговор. – Почему он закрыл счет?

– Потому что там уже ничего не было, – так же равнодушно ответил парень.

– То есть? Он полностью ликвидировал счет, чтобы снять с него шесть тысяч долларов?

– Ну нет, там было меньше шести. Остальное он доложил из кармана. Мы взяли справку о подлинности купюр и вернулись… – Парень наконец проснулся. – Только не говорите, что Ирина Юрьевна объявила их фальшивыми! Я затем туда и ездил, чтобы она потом не утверждала, что купюры по дороге переменили!

Парня заверили, что деньги были настоящие, и отпустили. Он ушел, волоча ноги.

– За что такие типы деньги дерут! Явно купил диплом. Как же так, Константин Петрович? Русаков утверждал, что у него была при себе наличка. Оказывается, ему пришлось закрыть счет, чтобы набрать нужную сумму?

– Да оставьте вы в покое Русакова, – отмахнулся следователь. – Я и сам сперва думал об этом банковском счете, но потом бросил. У него все в порядке. Чистое алиби, и не подкопаешься. Счет мог закрыть потому, что не доверял больше банку.

– Ну не знаю, банк-то солидный, – протянул адвокат. – Все равно, зачем терять время и мотаться по городу, когда можно вытащить из кармана деньги и расплатиться сразу? Я его проверю, у меня есть возможности. Иногда приходится расследовать дело самим…

Самохин сказал, что тот может делать что угодно, главное – не мешать следствию Но лучше бы ему уговорить свою клиентку, чтобы та позаботилась о своем алиби. Ирина до сих пор не могла представить каких-либо вразумительных свидетельств в свою пользу, а только нервничала, злилась и часто плакала. У нее появился новый конек. «Если я украла у себя телевизор, то где он? Ну где? – приставала она к Самохину. – Куда я его задевала? Это не кольца, не картины! Он большой и тяжелый! Если я его вывезла, то у меня должны быть сообщники!»

Самохин и сам полагал, что без чьей-то помощи не обошлось, но предпочел бы, чтобы Ирина просветила его на этот счет, а не загадывала загадок. Однако женщина ничего сообщать не собиралась. Следователь не верил, что дорогой адвокат сможет ей чем-то помочь, разве что эта пара пустится на откровенный подкуп несуществующих свидетелей, чтобы состряпать алиби, которое было им позарез нужно. Самохин думал, что они будут действовать в этом направлении.

И ошибся. Уже утром во вторник адвокат снова его навестил. Если прежний защитник Ирины был пухлым, то этот почти безобразно толст, оставалось только удивляться, как у него хватает энергии носиться по всему городу, собирая сведения.

– Ну вот и все. – Он уселся на стул и засопел, доставая носовой платок. Вытирая лоб, спокойно сообщил, что провел кое-какие расследования касательно банковского счета Русакова. – Они там не слишком пускаются в откровенности, но в отдельных случаях кое-что могут сообщить. Русаков действительно закрыл свой счет пятнадцатого июня. До этого он снимал с него крупные суммы, несколько раз подряд. И все в феврале.

– Ну и что? – раздраженно поинтересовался Самохин. – Вот если бы он клал их после ограбления, я бы подумал…

– Полагаю, что в таком случае он открыл бы счет в другом банке, чтобы не привлекать внимания, – заметил адвокат. – Также у меня есть кое-какие сведения об общем состоянии его имущественных дел. В январе Русаков отбыл на работу в Германию. В марте вернулся и продал принадлежавшую ему дачу. Насколько я понимаю, продал значительно ниже себестоимости.

– Почему? – удивился Самохин. – Как раз начинался сезон!

– Вот именно, почему он расстался с дачей? Моя подзащитная утверждает, что Русаков очень любил туда ездить. Далее! Я съездил к нему на квартиру и обнаружил, что она сдана. Ну, в этом ничего удивительного нет, однако его жильцы – это в то же самое время будущие покупатели. Они уже внесли значительный задаток и теперь ждут совершения сделки. Даже начинают беспокоиться, почему хозяин тянет.

– Так. – Теперь Самохин заинтересовался всерьез. – Думаете, он нуждался в деньгах?

– Вне всяких сомнений. Полагаю, это связано с его бизнесом, который вдруг потребовал крупных вложений. Ну, на этот счет ничего узнать не удалось. Для этого пришлось бы ехать в Германию. – Толстяк усмехнулся:

– В такой ситуации его поступок на суде выглядит очень благородно. Одалживать шесть тысяч долларов было вовсе не ко времени.

– Да уж, – задумчиво подтвердил следователь. – Однако вскоре у него появились деньги. Кроме тех, что ему подкинули обратно, разумеется.

И тут адвокат выложил свои последний козырь. Самохин крупно в нем ошибся – прошедшие сутки он занимался вовсе не составлением алиби для Ирины, судя по всему, он сразу отказался от этого намерения.

– Я пытался узнать побольше о московском бизнесе Русакова, раз уж не мог узнать о немецком. Связался с последней фирмой, где он сотрудничал. Там его хорошо помнят и отзываются о нем прекрасно. Но он ушел оттуда по собственной инициативе, решил открыть свой бизнес, даже снял помещение в центре.

Перед Самохиным легла щегольская визитная карточка. На тисненой зеленоватой бумаге серебряными буквами были выведены имя, фамилия, отчество Ильи, все его реквизиты и телефоны. И адрес фирмы. Самохин прочел его и изумленно поднял брови.

– Да это же…

– В том же доме, но только на первом этаже, – кивнул адвокат. – Эту карточку мне подарила секретарша той фирмы, где он работал напоследок. Симпатичная особа, хорошо его знает. Правда, девушка сказала, что новой фирмы Русаков так и не поднял, не хватило средств. Однако он снял помещение и уплатил за год вперед.

– Вы думаете…

– Безусловно, это помещение посоветовал снять его друг, который тогда еще не развелся с моей подзащитной. – Теперь толстяк вовсю улыбался. – Кто еще, как не он? Вы не желаете осмотреть этот загадочный офис? Правда, мне кажется, это нужно было сделать значительно раньше.

Самохин обалдело покачал головой:

– Как вы это раскопали? Я бьюсь над делом две недели, а вы за несколько часов…

– Деньги, – коротко ответил тот.

– В смысле?

– Я всегда исхожу из того, что людям прежде всего нужны деньги. А в данном деле они больше всего были нужны Русакову, раз уж тот носится с идеей о собственной фирме. А месть, поддельные улики – все это для отвода глаз… Знаете, я детективов не люблю. – Толстяк тяжело поднялся. – Так мы поедем туда или нет? Думаю, можно обойтись и без ордера на обыск. Мы и так опоздали.

Однако, вопреки пессимистическим прогнозам адвоката, им все-таки удалось кое-что обнаружить в пыльном, давно не убиравшемся помещении на первом этаже того дома, где жила Ирина Кроме множества относительно свежих следов на полу (сами визитеры ходили по стеночке), они нашли в комнате пакеты с шубами и телевизор с плоским экраном, горделиво стоявший на единственном столе Самохин только развел руками:

– Ребята, снимайте!

Ребята произвели видеосъемку помещения. Им пришлось проникнуть сюда, слегка повредив замок на двери. Адвокат утверждал, что не стоит обращаться к Русакову с просьбой выдать ключи.

– Это было бы цинизмом, – добродушно заметил он, расплываясь в загадочной улыбке. – Всему есть пределы. Ну что, Константин Петрович, подкинул я вам еще работенки? Только не пытайтесь меня убедить, что моя подопечная была с ним в сговоре. Об этом помещении она ничего не знала. Возможно, она, как бы это сказать… – Он слегка пожевал губами и просиял, найдя нужное определение:

– Неуравновешенна. И я даже готов допустить, что при известных обстоятельствах попробовала бы засадить Русакова на пару лет, просто чтобы позабавиться. Но я ни за что не допущу, чтобы она оставила дома такие важные улики против себя, как кольца и картины. Неуравновешенна, да. Но отнюдь не глупа!

"Я приехал в Москву по делам, остановился у приятеля и стороной узнал о том, что моя старая знакомая попала в беду. Пятнадцатого июня у меня как раз выдался относительно свободный день, и я решил заехать в районный суд, посмотреть, нельзя ли чем-нибудь помочь Ольге. Правда, в настоящее время я испытывал некоторые сложности с наличными деньгами, но все равно не мог бросить женщину в беде. И поэтому мне пришлось закрыть свой счет в банке. Она предложила пожить у нее, пока буду в городе, и я согласился. Вы говорите, что я сразу решил обокрасть Ирину, но это не правда. Я считал, что она обманным путем завладела деньгами, и думал, что они для нее большого значения не имеют, она и так богата.

Поздно вечером, когда Ольга уснула, я позвонил Ирине. Я хотел поговорить с ней по-человечески, если удастся. И попросить обратно свои шесть тысяч – на время, естественно. Но для начала спросил о здоровье своей крестницы, Тани, потому что на суде не успел этого сделать. Я не знаю, почему она приняла меня за мужа1 У меня это в голове не укладывается. Правда, кое-кто говорит, что у нас с Виталием похожие голоса, особенно по телефону, но все же… Еще одна его родственница часто нас путала, но она находится в глубоком старческом маразме, и спрашивать с нее нечего.

Разговор с Ириной принял такой странный оборот. что я предпочел повесить трубку. В ту минуту мне показалось, что она окончательно сошла с ума, а значит, разговаривать с ней бесполезно. Я не хотел ее грабить! Это была шутка. Или урок, можно назвать и так. В любом случае я собирался вернуть ей все, что спрятал в своем офисе на первом этаже ее дома. Да и вообще, это вышло спонтанно!

Семнадцатого июня я повез Ольгу пообедать в ресторан «Аквариум». Оставил ее там и пошел увидеться со своей деловой знакомой, Камиллой Касымовой. Но мы столкнулись на улице, и вот тогда я узнал всю правду об исчезновении Виталия. Я был в шоке. Вся эта история очень меня возмутила. В офис я не поднимался, мне было уже не до сделок, так что не понимаю, почему Камилла и эта девушка, Катя Филимонова, говорили вам обратное. Я их об этом не просил.

Я решил пройтись по улице, хотелось побыть в одиночестве. Честно говоря, я не представлял, как посмотрю на Ольгу, как буду вести себя дальше. К тому времени мы уже были в близких отношениях. Признаться, когда Виталий нас познакомил, я сразу подумал, что она намного больше подходит мне, чем ему. Но тогда, вы понимаете, думать об этом было бесполезно.

Проходя мимо кондитерской, я вдруг заметил впереди Ирину. Та шла вверх по переулку с тяжелыми сумками. Помню даже время – пятнадцать минут первого. Я пошел за ней, тогда я все еще не терял надежды договориться о временном возврате денег. И кроме того, теперь я мог ей сообщить кое-что о Виталии. После того, как он поступил с Олей, это было бы только справедливо. Спрашиваете, что я имею в виду? Ирина обязательно попыталась бы найти его и отомстить. Не за Ольгу, разумеется, а за себя. За неуплаченные алименты, например. Да она нашла бы, за что.

Ирина вошла в подъезд, я поднялся за ней на второй этаж, вошел в квартиру. Она сразу прошла на кухню, не замечая меня, потому что очень спешила. Я вошел в комнату, чтобы дать ей время отдышаться, и уже собирался было позвать Ирину, когда услышал хлопанье входной двери. Оказалось, что она ушла! Я и не думал скрываться, куда-то проникать, красть… Вошел без спроса только потому, что боялся – она меня не впустит. Ведь мы стали врагами… Говорю вам, это была шутка! Мне хотелось немного ее наказать, вот и все. И тут я сообразил, как это можно сделать. Ее бы наказало собственное озлобление против нас. Она бы обязательно попалась на приманку!

Я нашел в прихожей перчатки, натянул их. Надо признаться, с трудом, одна даже лопнула по шву, ведь у Ирины маленькие ручки. Потом собрал кое-какие ценные вещи, которые помнил по прежним временам. Деньги нашел случайно и сразу понял, как их можно использовать. Тогда у меня уже возник план. Понимаете, меня взбесило, что она живет так роскошно и при этом отнимает у Оли последнее. Простой шутки было уже недостаточно. Я хотел, чтобы она расплатилась по всем счетам сразу, как – заставляла всю жизнь платить за себя других. Тогда я стал имитировать ограбление, вы хорошо выразились. Куда все это девать, долго думать не пришлось. Я когда-то снял помещение на первом этаже. Оно и сейчас еще пустовало, а ключ был только у меня. Продавать я ничего не собирался, просто хотел подержать там вещи, прежде чем вернуть. Я едва успел перенести вниз телевизор, его забрал последним, ведь воры не могли бы пропустить такую ценность, верно? Было почти половина второго, я боялся, что Оля не дождется меня в ресторане, хотя послал ей туда для компании Камиллу. Мне повезло, я заметил Ирину с дочерью из окна на первом этаже, иначе бы столкнулся с ними в дверях. Пришлось подождать, пока они поднимутся по лестнице. Тогда я быстро ушел. Я очень боялся, что они меня увидят в окно.

Вы спрашиваете, зачем я связал узел с вещами поясом Ольги? Понимаете, это тоже была внезапная идея. Раз уж я решил обставить дело так, чтобы сперва подозрения пали на меня, то нужно было привлечь и Ольгу, создать впечатление, что мы сообщники. Ирина была уверена, что мы любовники, поэтому вы бы не могли допустить, чтобы я так подставил Олю! Вы сами так и сказали: мы с ней не похожи на идиотов. Мне нужно было, чтобы каждый новый факт, каждая улика против нас оборачивалась все большей нелепостью и в конце концов все это пало на Ирину. Я не просто имитировал ограбление, я имитировал такое ограбление, которое провернула бы Ирина, если бы хотела нас таким образом погубить. Я играл наверняка, потому что знал: она обрадуется возможности окончательно нас прикончить. Мне очень хотелось посмотреть на лицо Ирины, когда приканчивать будут ее саму! Извините, я увлекаюсь.

Ольгин пояс случайно оказался у меня в кармане. Я нашел его среди каких-то старых тряпок у нее на квартире. Может быть, я немного фетишист, не знаю. Во всяком случае, тогда я не был уверен, что она согласится выйти за меня замуж, и мне хотелось иметь что-нибудь на память. Что-нибудь, что ей самой уже не нужно. Во всяком случае, вы не можете утверждать, что я и ее ограбил! Я пришел в ресторан и велел Ольге возвращаться домой, ничего не объясняя. Она ушла очень грустная, да и мне было не по себе. Я впервые понял, что наделал, но знаете, вовсе об этом не жалел.

Виталий в тот же день вернулся домой. Я считал, что не по-мужски прятаться у любовницы, честнее сразу развестись и освободить женщину, которая четыре месяца из-за него плакала.

Кое-какие драгоценности я в тот же вечер продал. Мне нужны были деньги, а Ирине все равно, в каком виде все получить обратно. Она вообще боялась носить слишком дорогие украшения, так зачем они ей? На другой день, восемнадцатого, я выждал, когда Ольга и Виталий уйдут из дому, поднялся, отпер дверь ключами, которые она мне дала, и положил в свою сумку браслет и деньги. Те самые шесть тысяч, которые взял из банка, а также почти всю сумму, которую выручил от продажи драгоценностей. Часть в долларах, часть в марках. Я не помню, чтобы оставлял дверь открытой, но, возможно, тогда просто об этом не думал. Все эти дни я был в каком-то странном состоянии… Нет, я не собираюсь доказывать, будто не понимал, что делаю. Вполне понимал, и на ваше снисхождение теперь не рассчитываю. Мне важнее, чтобы вы поняли другое – я за этими деньгами не гнался. Таких, как Ирина, нужно наказывать, а таких, как Оля, – защищать. Вы же сами с ними познакомились и должны со мной согласиться.

Все пошло, как я и ожидал. Ирина сразу сказала, что ограбили ее мы с Олей, и вы явились с обыском. На другой день вызвали меня на допрос. У вас создалось впечатление, что в деньгах я не нуждаюсь, правда? Знаете, только с этой минуты я стал понимать, что шутки окончены. Пока я имел дело с одной Ириной, все выглядело немного по-другому. Тогда все еще можно было бросить, но теперь пришлось бы идти до конца. И я решился. Я знал, что Оля очень несчастна, что ее отношения с мужем окончательно разладились. Я хотел попробовать создать семью. Когда-то такая попытка провалилась, но теперь я стал умнее. И сделал ей предложение.

Вы говорите, что она тоже получила телеграмму с адресом Виталия. Не знаю, спросите лучше у нее. Честно говоря, то, что устроила Камилла с этими телеграммами, ни в какие ворота не лезет. И после этого она еще говорит, что любила его? Это трудно понять. Хотя женщины способны на такую подлость, когда речь идет о любви, что нам даже и не снилось. Ирина ведь тоже любила Виталия, по-своему. А что из этого вышло? Я не утверждаю, что она выбросила его из окна, но вполне могла довести до этого… Я ее хорошо знаю. Вы спрашиваете, не ездил ли я туда? Я даже не знал этого адреса, Константин Петрович. И его смерть была мне вовсе не нужна.

Девочка захотела жить у нас, и ничего удивительного в этом я не вижу. Я всегда относился к ней, как к дочери, потому что своих детей у меня пока нет. Мы поехали забрать ее вещи, и я воспользовался тем, что попал в квартиру, подкинул кое-какие вещи из тех, которые тогда взял. Взял, а не украл – я и дальше буду стоять на этом. Сами видите, никакой прибыли от этой глупости у меня не было, одни неприятности. Ну а потом сами знаете, что было.

Наверное, именно в тот момент мне и нужно было задуматься как следует. Но знаете, почему я продолжал? Из-за Тани! Она возненавидела мать, и без моего участия, можете мне поверить. И когда я видел ее несчастные глаза, я всегда думал, что должен помочь этому ребенку, чем бы мне это ни грозило. И чем бы это ни грозило Ирине, которую к тому моменту мне уже было иногда жаль. Она ведь не понимала, что с ней творится Верующие называют это Божьей карой, но она-то скорее считала, что окончательно сошла с ума. Действительно, в последнее время у меня небольшие сложности с бизнесом. Но это обычное дело, когда пытаешься действовать независимо. К таким трудностям мне не привыкать. Когда-то я даже продал машину, чтобы вложить деньги в дело. Теперь пришлось пожертвовать дачей Квартиру я решил продать вовсе не потому, что остро нуждался в деньгах, просто мне разонравился район. Что касается состояния моего банковского счета, я полагаю, оно тут и вовсе ни при чем.

В сущности, я виноват больше всего перед вами, Константин Петрович. Занял ваше время и силы и, поверьте, об этом очень жалею. Конечно, готов понести наказание. Но только за это. Ведь ограбления, по существу, не было. Ирина все получила обратно, может быть, за исключением каких-то мелочей. Если учесть, что перед этим на нее свалилось ниоткуда шесть тысяч моих кровных долларов, то… Впрочем, теперь мне ее даже жалко. Нет ничего хуже, когда теряешь общий язык с собственным ребенком, а это, боюсь, уже навсегда".

«Я знаю то, что знаю, и никто не заставит меня изменить показания Вы говорите, что мама ничего у себя не крала, а я думаю, что она бы сделала это, если бы за нее не поработали другие Мне нечего добавить, я не хочу больше с ней жить. Если Оля оставит меня у себя, я останусь. Если нет – наплевать, найду кого-нибудь еще».

"Если Илья говорит, что не просил меня об алиби, стало быть, так и есть. Значит, у меня просто слегка поехала крыша от всех этих переживаний, я на свой страх и риск состряпала фальшивые договора и подписала ложные показания… Считайте, что я все перепутала, не буду возражать. Но знаете что, Константин Петрович? Меня можно называть лживой, двуличной, какой угодно. Но никогда в жизни я не делала зла тем людям, к которым отношусь с симпатией. Может быть, я по своей инициативе решила выгородить Илью, когда у него начались неприятности. Мне уже все равно. Вы знаете, что такое безразличие? Когда человек достигает этого состояния, он перестает защищаться. Наверное, мне что-то полагается за дачу ложных показаний, но не думаю, что мне нужно чего-то бояться всерьез. Тут ведь у нас все не всерьез! Даже квартиру, как выясняется, ограбили в шутку. Единственное, о чем я больше всего жалею, – это о том, что послала две телеграммы. И даже нет. О том, что послала одну из них… Нет, вообще ни о чем.

У меня трое детей, и я говорю это не потому, что хочу заслужить ваше снисхождение. Знаете, что меня больше всего удивляет в детях? Они всегда точно знают, что им нужно. И когда попадают на ярмарку, сразу показывают пальцем на плюшевых Тигров, которым цена-то грош в базарный день. Но предложите им что-то другое – они откажутся. Каждый человек выдумывает себе счастье сам. Не творит его. Помню, была какая-то такая цитата. Выдумывает! Потому что счастье – это вообще наша собственная выдумка. Мы находим объект желания и начинаем к нему стремиться. Сколько он стоит на самом деле – нам безразлично, для нас он бесценен! Так что важна не цель, а стремление к ней. Я пытаюсь вам объяснить, что со мной случилось, когда я встретила Виталия. После этого нечего удивляться тому, что мои дети готовы просадить целое состояние на грошовые китайские игрушки".

"Я думала, все кончено, мой муж умер. Оказалось, что он умер только для меня, а только потом вообще для всех. Наверное, я перед ним очень виновата. В юности думаешь, что человек рожден для того, чтобы быть счастливым, а потом убеждаешься, что некоторые просто не могут жить вне своего несчастья. Таким несчастьем для него была первая жена, и я не смогла ее достойно заменить. Я хотела сделать его счастливым, потому что сама была счастлива с ним. Конечно, я тогда многого не понимала.

Пятнадцатого июня Илья заплатил мои долги, ну а потом я заплатила ему свои. Я знала, что давно ему нравлюсь, и не могла его оттолкнуть. Привычка быть счастливой иногда становится преступлением, вы не находите? Виталий пытался все вернуть – против своей воли, как выяснилось. Ему приказала это сделать та женщина, возле которой он снова пытался найти привычное несчастье, ну а я ничем ему не помогла.

Не знаю, фетишист Илья или нет, никогда за ним такого не замечала. Но я думаю, если он взял пояс шестнадцатого июня, значит, уже тогда полностью обдумал план ограбления. Это было очень остроумно – предоставить вам улики против нас двоих, да такие явные, чтобы вы сразу заподозрили подлог. Знаю одно – я воспринимала все это не как шутку, а как правду.

Нет, я никого не обвиняю. Не знаю, так ли сильно он нуждался в деньгах, как вы говорите. Понятия не имела о том, что его фирма прогорела, а он, не достав денег, оказался бы под судом. А то и с пулей в голове в придорожной канаве. Я ничего не знаю, кроме того, что он изо всех сил пытался заставить меня продать квартиру. Продать ее человеку, у которого остановился, приехав в Москву. Я видела его всего один раз и ничего определенного об их отношениях сказать не могу. Понимаю, что Илья продал уже все, что мог, и все равно не сумел расплатиться с долгами. Раз вы говорите, что он был в опасности, значит, так и есть. Я очень устала, не заставляйте меня делать какие-то выводы.

Девочка, конечно, у меня оставаться не может. Я пытаюсь ей это внушить, но она почему-то упрямится. У нее много родственников, более обеспеченных, чем я. И уж конечно, она их лучше знает. А я в самом деле собираюсь продать квартиру и поехать к маме. Надеюсь, мне удастся найти работу в музыкальной школе, когда-то я об этом мечтала, прежде чем уехала в Москву. Илья больше у меня не живет, и как только я сумею куда-то определить Таню, я сразу уеду.

Вы спрашиваете, ненавидели они друг друга или нет? Думаю, нет. Они дружили очень давно, и Илья всегда относился к моему мужу покровительственно. Он не мог его убить, хотя вы и говорите, что имел такую возможность. Да, я получила телеграмму с адресом и, когда позвонил Илья, зачитала ему текст, спросила: что бы это могло означать? Не знаю, почему он это отрицает, возможно, забыл. Это было после полудня, а в шестом часу вечера он назначил мне свидание в парке и сделал предложение. Илья говорил так уверенно и напористо, что я согласилась.

Вы говорите, что Ирина перепутала голоса по телефону? Вполне возможно. Я знаю еще одну женщину, которая их спутала. Она, правда, очень стара. Значит, Ирина говорила правду, просто ошибалась. Виталий тоже говорил правду, он отрицал звонок. Но тогда я не понимаю, почему Илья не сказал мне, что звонил-то он. Конечно, это мелочь, но я всегда считала его человеком, который не способен солгать. Не хочу гадать, ошиблась я или нет.

У меня осталось здесь всего одно дело. Старики так нуждаются в том, чтобы к ним кто-то был снисходителен. Можете говорить, что это комплекс вины, что я до сих пор верю, будто довела до сердечного приступа родителей мужа. Но если эта старушка верит, что племянник жив, я не стану ее разуверять. Просто скажу при встрече, что мы с Витей уезжаем, а он слишком занят и не сможет с ней проститься".

«Она добрая девочка, потому что наконец навестила меня. У нее были грустные глаза, виноватая улыбка, она купила мне диабетический джем и печенье. Я была рада, что у Вити такая хорошая жена, хотя она теперь и уезжает из Москвы. Прежняя мне совсем не нравилась. А эту зовут Ольга, она учит детей музыке и почему-то думает, что я ничего не знаю. Иногда я путаю день и ночь, голоса по телефону, одно лицо с другим. Но это не мешает мне быть счастливой, и я хотела сказать этой девочке, чтобы она не плакала, когда думает, что никто ее не видит. Она думает, что может меня обмануть, что я еще считаю племянника живым Мне все уже рассказали, но я не хочу ее разочаровывать, наливаю чаю, прошу взять в подарок вышивки, улыбаюсь. Ей приятно, что она хоть кого-то на свете может обмануть, чтобы сделать счастливым, а мне приятно, что она ошибается во мне. Не нужно делать людям больно, если можно этого не делать. Понять это даже проще, чем научиться варить варенье. И я очень рада, что она забрала у меня мои старые вышивки, которые я сделала еще девочкой, потому что у меня дома моль, и диабет, и маразм, как все они говорят, и мало ли что может случиться со старым человеком, а мои цветы все еще яркие, нежные и живые».