Книга: Разбитые маски
Назад: Глава 13
Дальше: Глава 15

Глава 14

Она слышала сквозь сон телефонный звонок, но вместо того, чтобы встать, только забралась еще Глубже под одеяло. Потом заскрипела кровать, Илья не смог вынести назойливого звона и встал. Ольга пробормотала что-то вроде «Да ну их!» и снова упала в сон.
Ей удалось открыть глаза только через час, да и то лишь потому, что в комнате стало невыносимо жарко. Вчера вечером они не задернули шторы, и широкие лучи лежали поперек смятой постели. Женщина приподнялась на локте:
– Илюша! Ты где?
В ответ на кухне звякнула крышка чайника. Ольга надела халат (не розовый, а бледно-зеленый) и снова крикнула:
– Я уже иду! Поставишь кофе?
Илья не отзывался. Улыбаясь, она пошла на кухню, придумывая, что ему скажет, как поцелует. Вчера, в воскресенье, утро началось с того, что она повисла у него на шее и заставила таскать себя по квартире, посадив на закорки. Иногда она покрикивала «хоп-хоп!» и радовалась, что он такой сильный, ему ничего не стоит таскать ее на себе, как ребенка…
Илья даже не взглянул на нее, когда Ольга остановилась в дверях. Женщина все еще улыбалась, но ей становилось не по себе.
– Давно проснулся?
– Час назад, – ответил он.
Перед ним стояла чашка с недопитым чаем, в пепельнице лежало несколько окурков. Она поморщилась, в кухне было дымно и душно. Подошла к окну и распахнула его в солнечный зеленый день:
– Кислятиной пахнет! Ты не с той ноги встал? Не выспался?
– Витя умер.
Взгляды встретились. Она неуверенно искала в его глазах хотя бы тень усмешки. И уже понимала, что так шутить он не будет.
– Умер, в самом деле, – повторил он, не отводя тяжелого взгляда. – Присядь. Час назад тебе звонили из милиции, но я сказал, что ты ушла в магазин. Хотел, чтобы еще немного поспала. Не люблю сообщать такие новости…
Ольга опустилась на стул. Это было очень кстати, кухня неожиданно сдвинулась с места, куда-то поплыла, но тут же вернулась обратно. Женщина торопливо взяла чашку и допила остывший чай. В голове немного прояснилось, но сказать она все еще ничего не могла. Говорил один Илья.
– Это был следователь или кто-то в этом роде. Он ведет дело. Витю нашли только вчера, а погиб он в субботу. Следователь ничего не хотел мне говорить, пришлось соврать, что я твой родственник:
– Что значит – погиб? – спросила она после долгой паузы. Илья сосредоточенно передвигал окурки в пепельнице, будто играл в бирюльки. – Неужели сердце отказало?
– Нет. Выбросился из окна.
Ольга промолчала. Она все слышала, воспринимала, но никак не могла понять смысл сказанного. Выбросился из окна? Из какого окна? Именно это она и спросила, когда немного пришла в себя. Илья ответил, что не знает, где находится это окно и что именно подвигло Виталия на такой поступок.
– Сегодня ждем гостей, – мрачно сказал он. – Просили никуда не уходить.
– Господи, – прошептала Ольга. – Когда же этому будет конец?
И он ответил, что конец, кажется, уже наступил. Илья обнял женщину за плечи, пообещал, что будет рядом с ней, если только она сама этого хочет. Так или иначе, именно сейчас ей нужно держаться, не впасть в истерику, не поддаваться панике.
– Тебя будут подозревать, – сказал он. – Понимаешь?
– Но почему меня?
– Ты вдова. Они всегда ищут тех, кому выгодно.
– Да в чем же выгода… В квартире? Больше ничего и нет… – Она сжала ладонями пульсирующие виски. Казалось, вся кровь вскипела и устремилась в голову. – Он покончил с собой? Или это несчастный случай?
– Не знаю, милая. Но в любом случае держись, они за тебя возьмутся. Не сообщай им лишних деталей, почаще говори «не видела, не знаю». А то ляпнешь что-нибудь. Пусть ищут сами, против тебя все равно ничего не найдут. Да, и вот еще что… – Он явно смутился, не зная, как продолжить.
Ольга окончательно испугалась:
– Илюша?
– Я хотел тебя кое о чем попросить… Понимаешь, теперь они станут выяснять, с кем он жил. Ну, этой весной. Так вот, если можно, не упоминай имени Камиллы.
Сперва она почувствовала облегчение, пустяковая просьба. Потом неожиданно болезненный укол ревности. «Долго ли еще я буду к ней ревновать? Сперва у нее был Илья, потом оказалось, нужно было следить за мужем. Везде она успела!»
– Могу сказать, что вообще с ней незнакома, – сдержанно произнесла Ольга.
– Не впадай в такие крайности. Тем более это явная ложь. Просто скажи, что не знаешь, кто его любовница.
– Почему ты о ней беспокоишься?
– Не хочу, чтобы у Камилки были какие-то неприятности. Она же ни сном ни духом в этом ужасе не виновата! Найдут ее – что ж, значит, судьба. Не найдут – она избавится от позора. Ты хоть помнишь, что у нее муж и трое детей?
Ольга независимо пожала плечами. Про себя она подумала, что, будь у нее такая большая семья, она бы не обращала внимания на чужих мужей и приятелей этих мужей… Особенно на приятелей.
– Камилка, в сущности, неплохая баба, – смущенно сказал Илья. – И это независимо от того, что когда-то мы с ней… Уж поверь, теперь я отношусь к ней просто как к другу и деловому партнеру.
Ольга не поверила, но возражать не стала.
* * *
«Гости» не заставили себя долго ждать. Ольга как раз звонила родителям своей ученицы, сообщить, что нынешний урок отменяется, когда Илья отпер дверь.
Вошедшие произвели на женщину куда менее благоприятное впечатление, чем Самохин. Тот, по крайней мере, пытался сгладить остроту ситуации и даже иногда шутил. Эти же оценивающе оглядели ее с ног до головы (Ольга не знала, что ее пытаются подставить под описание «полной эффектной женщины») и чуть не сразу задали ей больной вопрос:
– Почему ваш супруг жил отдельно?
Она попыталась что-то объяснить, но получилось неважно. Главным образом потому, что Ольга всячески старалась выполнить просьбу Ильи.
– У мужа была любовница – вот все, что я знаю. Больше ничего.
– Любовница? – Мужчины проявили жгучий интерес. – Вы с ней знакомы? Она покачала головой:
– Нет. Муж просто сообщил, что она существует. И в последнее время он жил именно у нее.
– А ее адрес вам известен?
– Таких подробностей он мне не сообщал. – Ольга очень жалела, что Илья вышел из комнаты, оставив ее наедине с неприятными визитерами. Впрочем, тот очень разумно держался в тени. Никому не следовало знать, какие у них планы на будущее. «Это наше личное дело, а эти могут вообразить бог знает что, – подумала женщина. – Вплоть до того, что мы помогли Вите умереть».
– Но хоть что-нибудь вы об этой женщине знаете? – наседали на нее. – Имя? Внешность? Род занятий?
Она всякий раз отвечала отрицательно и в конце концов рассердилась.
– Послушайте, я ничего не знаю о его любовнице! – возмутилась Ольга. – Расскажите сперва, что именно произошло с моим мужем!
Несмотря на эту вспышку, в целом вдова держалась вполне спокойно. Конечно, нервничала, была не в своей тарелке, но истерик не закатывала, сиротой себя не называла и слез не лила. Олег сразу отметил разницу между бывшей и нынешней женами покойного.
Однако узнав некоторые подробности, Ольга заметно поникла. Помолчав немного, спросила: что же это было? Неужели самоубийство? Виталий оставил какую-нибудь записку?
– Нет, как ни странно, – ответили ей. – Мы тщательно обыскали квартиру, но записки не нашли. Хотя он мог оставить ее в памяти компьютера, а с ним еще как следует не поработали. Кроме того, у него был доступ в Интернет, электронная почта… Записка могла попасть к кому угодно. Вы ее не получали? Здесь тоже есть компьютер?
– Да, – пробормотала она. – Но он давным-давно отключен, еще с зимы. И за Интернет не платили… Господи, почему он так поступил? Я не понимаю… Если хотел меня бросить, чтобы жениться на той… Что ему мешало это сделать?
– Разве вы не стали бы ему мешать?
– Нет, конечно. – Она сделала жалкую попытку улыбнуться. – Если человек хочет уйти, никто его не удержит.
– А он, часом, не говорил, что хочет жениться на своей подруге?
Ольга ответила, что таких планов муж не строил. Напротив, вернувшись после четырехмесячного загула, предложил все забыть и начать жить сначала. Мужчины выслушали ее очень внимательно, особенно историю исчезновения Виталия в конце февраля.
– И он ни разу не дал вам знать, что жив?
– Ни разу. Позвонил только родной сестре, но и то из жалости. У нее больное сердце, она очень переживала из-за его исчезновения. Да и у него тоже сердце не в порядке, это у них семейное… – Ольга махнула рукой. – Я всегда думала, что если с ним что-то случится, то это будет сильный приступ! Никогда бы не поверила, что он способен на такое! Ведь это нужно решиться – выброситься из окна… С какого этажа он упал?
Услышав цифру, она нервно сжалась и замолчала, слишком страшная картинка возникла в воображении. Семнадцатый! «Что же от него осталось?! Нет, не думать, не представлять…»
Ольга встала и попросила прощения: ей нужно выпить успокоительного, она на минутку выйдет…
На кухне, за прикрытой дверью, сидел Илья. Он безостановочно курил, и от дыма уже не спасало даже открытое окно. Ольга склонилась к его уху и прошептала, что ей очень нужна поддержка. Ведь он не бросит ее одну? Ей нужно знать хотя бы это, тогда она все вынесет, все стерпит. В ответ Илья поцеловал ее, осторожно косясь на дверь.
– Иди к Ним, – таким же конспиративным шепотом ответил он. – Они не слишком на тебя наседают?
– Пока ни в чем не обвинили.
– Надеюсь, они не такие идиоты, чтобы не разобраться в ситуации. Ну кого ты можешь убить?! Ольга сжала его руку, будто прося о помощи.
– Если спросят, кто я, не ври, скажи – друг, – наставлял ее Илья. – И главное, друг твоего мужа. Наверное, со мной тоже захотят поговорить.
Ольге задавали еще много вопросов. В каких отношениях был Виталий со своей бывшей женой? Возможно ли, чтобы они поддерживали какие-то контакты? Перезванивались, встречались?
Эту возможность она отвергла. Сказала, что ей известно только про один звонок – Виталий позвонил Ирине буквально накануне своего возвращения из небытия, чтобы спросить о дочке. Но сам он почему-то этот факт наотрез отрицал.
– То есть как отрицал? Почему? Она удивилась:
– Почему? Не знаю. Наверное, были какие-то основания… А может, звонка и впрямь не было.
– Звонок был. Так утверждает Ирина Юрьевна.
– А… Это она и мне говорила… – протянула Ольга. Ей стало еще неуютней в присутствии этих людей. – Так вы с ней уже пообщались? Извините, а почему вы не обратились сперва ко мне? Все-таки его нынешняя супруга именно я!
– Так сложились обстоятельства, – туманно пояснил Олег. – У нас возникли к ней некоторые вопросы.
– Представляю, что она обо мне наговорила! – зябко поежилась женщина. – Не знаю, может, и был какой-то звонок… Если ей можно верить. Может, муж не хотел, чтобы я ревновала. Хотя я давно перестала его ревновать…
– В том числе к бывшей жене? Она пожала плечами:
– После того, что было при разводе и после, мне не стоило ее опасаться в качестве соперницы. Ни один мужчина не сможет простить таких сцен. Она даже руки распускала… Но это к делу не относится.
Однако ее попросили рассказать как можно больше об отношениях Виталия с бывшей женой. Ольга вздохнула. Она понимала, что все, что она сейчас скажет, будет выглядеть грязной сплетней, а то и клеветой. Чего еще ждать от разлучницы, разбившей семью? Но скрывать правду тоже смысла не имело. И она рассказала все – начав со своего знакомства с Виталием и заканчивая его последним исчезновением четыре дня назад.
Ее слушали очень внимательно, изредка перебивали вопросами. Значит, Ирина тоже не знала, где обитал бывший супруг?
– Исключено, – ответила Ольга. – Если бы узнала, он бы давно оттуда сбежал!
Как считает Ольга, что бы та предприняла, узнав адрес бывшего мужа?
– Ой, – женщина только покачала головой, – ничего хорошего.
– А все-таки?
– Я же говорю, иногда она его била.
– Но ведь они развелись в октябре прошлого года! Не поздно ли выяснять отношения?
– Для нее никогда не поздно сделать кому-то гадость… И она все еще считает его своей собственностью.
Ольга вдруг поймала себя на том, что заговорила совершенно в духе Ирины. И это напугало ее. «Неужели стервозность заразительна?! Господи, а вдруг я стану такой же? Тогда Илья меня точно бросит!»
– Скажите, – спросил ее Олег, – а вы не допускаете, что при встрече они могли мирно пообщаться? Не ссорясь, не пуская в ход руки?
Ольга покладисто сказала, что такой исход тоже возможен. Тем более, что ее покойный муж вообще был человеком нескандальным. Он предпочитал не выяснять отношений, уходил от любого конфликта.
– Например, ему было легче спрятаться от меня на четыре месяца, чем признаться в том, что завел любовницу. Или еще одна выходка – он долго не желал знакомить меня с родителями, ссылался на то, что они не готовы к такой новости. А когда я с ними все-таки познакомилась, оказалось, что Ирина за это время успела их настроить против меня… Да так, что они едва на меня смотрели.
«Я опять говорю гадости, а зачем? – сказала себе женщина. – Нужно остановиться, вон как они внимательно слушают! Почему все время спрашивают об Ирине? Илья, кажется, ошибся – подозревают ее, а не меня».
Но тут как раз перешли к ней самой. Ольгу попросили припомнить поточнее, когда она в последний раз видела мужа и где находилась в субботу, между тремя и четырьмя часами пополудни? Она легко это вспомнила – особого труда не потребовалось.
– Практически всю субботу я просидела дома. Ну уж до пяти часов точно! А потом ненадолго вышла прогуляться в парк.
– Каких-нибудь звонков в тот день не было? Я имею в виду, необычных звонков? От мужа, от Ирины?
– Нет, никто из них не звонил. А что касается мужа, то Витя ушел из дому якобы на какую-то работу, и это было утром девятнадцатого. С тех пор он не появлялся и не давал о себе знать. Но я уже не беспокоилась. Понимаете? Ведь это случилось во второй раз.
Ольга ждала еще каких-то вопросов, но визитеры неожиданно стали прощаться. Она растерянно поднялась, чтобы их проводить. Допрос оставил у нее впечатление какого-то хаоса. Они спрашивали совсем не то, что она ожидала.
– А как же тело? Похороны?
– Завтра с утра позвоните по этому телефону, потом получите справку, обменяете ее на свидетельство о смерти. И можете хоронить.
Она кивала, впервые чувствуя, что подступают слезы. До этого не проронила ни слезинки, как будто держала недавнюю клятву – больше не плакать из-за Виталия. А закрыв за оперативниками дверь, наконец расплакалась. Рядом немедленно возник Илья. Она чувствовала его горячую, сильную руку на своем плече, потом другая рука подхватила ее под колени, ноги оторвались от пола… Ольга глотала слезы, спрятав голову у него на груди, и бормотала, что все это кошмарно, но она выдержит, если будет знать, что он ее не бросит.
– Брошу?! Дурочка! Что ты заладила все об одном? – Мужчина понес ее в спальню. – Ты думаешь, меня напугали эти ребятки?
– Но ты уже от меня отказывался! Не уходи больше, – просила она, когда Илья опускал ее на постель. – Не уходи так, как тогда!
– Я и тогда не уходил. – Он лег рядом, прижал ее к себе. – И не отказывался от тебя, не говори глупостей! Какая же ты нервная! Я просто хотел, чтобы вы разобрались, стоит ли вам жить вместе.
– Ты не должен был уходить. – Она твердила свое, не слушая Илью, не слыша его уверений. – Вы должны были встретиться лицом к лицу и сказать друг другу всю правду.
– Мы не животные, чтобы драться из-за самки, – с обычной прямотой возразил он. – И не средневековые рыцари, чтобы устраивать турниры! Ты должна была все решить сама, и ты решила, верно?
Она всхлипнула и поцеловала его в шею.
– У меня, наверное, тоже нервы. – Он говорил почти шутливо, но глаза оставались серьезными, даже печальными. – Есть один вопрос. Ты выйдешь за меня не потому, что его больше нет? Не только поэтому?
Ольга прошептала, что, если он еще раз такое скажет, она его ударит. Илья тихонько засмеялся, и она вновь ощутила, какие у него сильные руки.
* * *
Примерно в это же время о смерти Виталия узнал Самохин. Он как раз ломал голову, каким образом отыскать этого свидетеля, который может оказаться вовсе и не свидетелем, а… И тут ему позвонили. Выслушав все, Самохин шумно выдохнул воздух:
– Де-ла… Да, это мой клиент. Убит?
– Неизвестно. Следов насилия нет, в желудке нормальная пища, никакого яда. Есть следы алкогольного опьянения, но не так чтобы сильного. Скорее, остаточные явления, похмелье словом.
– Так. Сердечник пил?
– Да, не без того. Бутылки с коньяком осмотрели, там его собственные отпечатки и еще несколько персонажей отметилось. Продавца, вероятно, а может, и собутыльника. Собутыльницы, если верить соседям. Ходила к нему какая-то. Ни одна из жен на нее не похожа. Те обе худые, одна высокая, другая мелкая. А эта крупная, восточного типа…
Самохин выслушал скудное описание «собутыльницы» и повертел в пальцах карандаш. Его одолевало искушение немедленно нарисовать эту даму. Он любил рисовать то, о чем имел слабое представление, это создавало широкий простор для фантазии… И вдруг замер. Карандаш уперся заточенным острием в лист бумаги и порвал его.
– А ну, повтори еще раз! – попросил он коллегу на другом конце провода.
– Да тебе все равно данные пришлют, – недовольно отмахнулся тот. – Дела, похоже, смежные. Мы как узнали, что наш покойник идет свидетелем по делу о твоем грабеже, сразу поняли: дело нечисто. Смотри, снял квартиру черт-те где, а ведь имел хорошее жилье, недалеко от Садового кольца. Потом вырисовывается какая-то странная любовница. Или подельница?
– Высокая, полная? – возбужденно перебил Самохин. – Брюнетка, восточный тип лица, но говорит без акцента?
Тут проняло и собеседника.
– Костя, ты с ней знаком?
– Может быть. – Тот бросил карандаш на стол. Графит сломался. – Вот что, пришли мне данные по факсу, все, что известно начиная с субботы, и показания обеих жен. Может, я эту женщину сам отработаю.
– За мной бутылка! – обрадовался коллега, но Самохин его осадил:
– Ничего не обещаю. Получится, если очень повезет. Похожая дама у меня с Владыкиным попала в одно дело, так может, они были знакомы еще ближе, чем говорят?
– Вот бы хорошо! – обрадовалась трубка. – А то соседи у покойника попались трудные, на фоторобот их не раскрутишь. Ничего, дескать, не видели. Ты подумай, труп чуть не сутки пролежал у них на глазах, хоть бы кто совесть поимел, звякнул… Дом новый, живет там черт-те кто, натуральный табор!
Через полчаса распечатки лежали у Самохина на столе и он внимательно их изучал. Время от времени сверялся со своими записями и качал головой. Потом снял телефонную трубку и набрал рабочий номер Камиллы.
Та услышала его и как будто обрадовалась:
– Константин Петрович? Я так и думала, что это вы. Только знаете, я сейчас ничем вам помочь не могу, нужно ехать к партнерам, намечается крупная сделка. Давайте я сама позвоню, когда освобожусь?
– Камилла Рахметовна… Она кокетливо поправила:
– Зовите по имени. Все-таки я буду немного младше вас.
– Камилла, – обреченно произнес он. Самохину было не до любезностей. – Я звоню по другому вопросу.
– О! – удивилась женщина. – У вас еще остались ко мне вопросы? Скажите, а других свидетелей по делу вы допрашиваете так же часто? Я же такой маленький свидетель! – В трубке послышался сочный смех, в котором звучали самоироничные нотки. – Совсем малюсенький!
Самохин даже улыбнулся, представив ее себе в офисном кресле, с трубкой – тучную почти до уродства, но жизнерадостную и самодовольную.
– Всего один вопрос, – вежливо настаивал он. – Вы помните, мы с вами виделись в субботу?
– Как же, свидание было ровно в час, – согласилась она. – А что? Остались какие-то неясности? Я же все подписала!
– Большое вам за это спасибо. А вы не припомните, куда отправились после этого?
– Куда-нибудь точно отправилась, потому что в конце концов попала домой, – сказала она, все еще посмеиваясь. – У вас в кабинете как-то не очень уютно, решила не ночевать. Наверное, по магазинам поехала или на рынке была. У меня же трое детей и все хотят кушать!
– Это прекрасно, Камилла Pax… Камилла, – поправился он. – А все-таки не могли бы вы припомнить более четко? Мне это нужно для одного незначительного эпизода.
– Незначительного? У вас таких эпизодов не бывает. – Она продолжала подшучивать, но голос явно посерьезнел. – Что ж, я постараюсь вспомнить. Но лучше бы вы сказали, что стряслось. Я же по вашему голосу слышу – что-то важное!
– А если важное, вы вспомните что-то другое, чем если не важное?
Он тоже хотел пошутить, но вышло довольно неуклюже. Камилла разом оборвала смех. В ее голосе прозвучала обида:
– Вы на что намекаете? Что я могу подтасовать факты? Да пожалуйста, могу восстановить весь свой день по минутам.
– Ну, по минутам, пожалуй, не стоит. Хорошо бы припомнить промежуток с часу до четырех.
– Значит, случилось что-то важное, – вздохнула она, совсем упав духом. – Наверняка на меня кто-то наговорил с три короба.
Самохин сказал, что это вовсе не так, и повесил трубку, взяв с женщины обещание перезвонить сразу, как она что-то вспомнит И снова ушел в чтение бумаг.
Зато Камилла никак не могла взяться за свои бумаги. Раскрытая папка лежала у нее на столе, а она медленно покручивалась в кресле направо-налево, глядя в узкое зарешеченное окно.
«Ну вот, кажется, началось. И про договора не вспомнил, ни слова не сказал. Или уже все знает? Не может быть, их больше нет на свете. И никто их не видел, кроме нас двоих. Спрашивает как раз о том времени, когда я приехала сюда, чтобы „забрать сумочку“. Да как он мог это узнать? Или просто подозревает, что я его вожу за нос? Или… Или я вообще зря беспокоюсь?»
Но что-то говорило женщине, что она беспокоится не зря. Тонкое, почти звериное чутье никогда ее не подводило. Она ощущала некую опасность вокруг себя, будто облако ядовитого газа, миазмы страха. Будто тень, из которой она никак не может выйти.
«Что мне делать? Соврать? Я могла бы состряпать алиби не хуже, чем для Ильи. Например, сказать, что поехала сразу домой, а там моя семья подтвердит что хочешь. Поверят им? А почему нет? Обязаны верить, все-таки есть презумпция невиновности. Да и какой я преступник? Так, грешила по мелочам… Ну а вдруг Самохин возьмет да опросит охранников? Найдет того, кто дежурил в субботу, спросит обо мне, а тот сразу вспомнит и время, и цель визита… Только дураку не ясно, что никакой сумочки я наверху не забывала! У Самохина-то я была с сумочкой! Он мужик наблюдательный, вспомнит такую деталь. Напрасно я посчитала его рядовым бракоделом. Серенький такой мужичишка, рядом сядет – не заметишь. А работает на совесть, будто ему за это большие деньги платят… Призвание небось, черт бы его забрал! Что делать? Сразу станет ясно, что я явилась сюда в нерабочий день, чтобы что-то провернуть без свидетелей. Ну а что, ежу понятно. И так с этими договорами получилось черт-те что!»
Она не приняла никакого определенного" решения и приказала себе заниматься делом. Что бы там ни было, а основной добытчицей в семье все-таки оставалась она – муж приносил домой почти вдвое меньше. Камилла подумала о младших детях и почему-то встревожилась. Ее никогда не волновали такие вопросы, как хлеб насущный, доброе имя, завтрашний день – все происходящее воспринималось как нечто должное, работай – и дастся тебе. А теперь почему-то стало страшно.
Ей наконец удалось сосредоточиться на расчетах, когда позвонил Илья.
– Жду тебя в кондитерской на углу, – сказал он. – Выйди на минутку.
– Ну что еще там? – недовольно спросила женщина. – Кажется, хватит!
– Новости, – бросил Илья. – Тебе будет интересно.
Она колебалась недолго, уж очень резко тот говорил. И явно боялся доверить эти новости телефону. Камилла заперла кабинет, сказала секретарше, что идет пить кофе (та даже не подняла глаз), и поспешила к месту встречи.
В кондитерской было не протолкнуться, во многих окрестных конторах начался обеденный перерыв. Заведение было очень популярно, потому что здесь варили настоящий крепкий кофе, в отличие от растворимой кислой жижи, которую подавали в других заведениях, и всегда предлагали свежие пирожные. Камилла старалась сюда не заглядывать, слишком велико искушение…
Илья ждал ее за столиком у самой витрины. Здесь не было даже стульев, он стоял спиной к залу, опираясь локтями на столешницу. Перед ним остывала нетронутая чашка кофе. Камилла недовольно остановилась рядом:
– Другого места найти не мог? Что случилось?
Прежде чем ответить, он быстро оглядел переполненный зал. И только потом тихонько сообщил страшную новость.
У него было время выпить свой кофе. Камилла молча стояла рядом, глядя в окно на снующих по тротуару прохожих. Она проходила по этой улице тысячи раз, но теперь ей все показалось незнакомым – и старинная истертая мостовая, и уличные художники, и продавцы горячих сосисок, и нищие, сидевшие год за годом на строго определенных местах…
– Ты меня поняла? – спросил он, отодвигая пустую чашку. – Что будем делать?
Женщина медленно перевела на него пустой взгляд:
– А что нужно делать? Что можно сделать, если он выбросился из окна?
– Успокойся. – Илья осторожно погладил ее по плечу, но, почувствовав дрожь, сразу отнял руку. – Слушай, если бы я знал, что для тебя это так серьезно, я бы сообщил как-нибудь по-другому… Но я думал…
– Так что нужно делать? – оборвала она его неуклюжие утешения. – Что можно сделать, если он погиб? Когда похороны?
– Завтра получим тело. Наверное, хоронить будем в четверг, к среде ничего не успеем. Камилла, дело не в том, когда будут похороны. Есть кое-что еще…
Она снова уставилась в окно:
– Конечно, похороны – это пустяки. Зачем ты меня сюда вытащил? Мог бы все сказать по телефону. Я железная, выдержу.
– Ты хотя бы понимаешь, что тебя будут подозревать?
Та никак не отреагировала. Илья углядел рядом освободившийся столик – к нему были приставлены как раз два стула – и буквально толкнул туда Камиллу. Та машинально села, он устроился напротив:
– Слушай, дело серьезное. Ты еще не понимаешь насколько! Кто, кроме тебя, бывал в той квартире?
– Никто.
– Ты понимаешь, что это значит? Если они заподозрят, что его убили, сразу выйдут на тебя!
Стол задрожал, женщина резко ударила рукой о край:
– Что ты плетешь? Убийство?!
– Я говорю – если! А такое тоже может быть! Ну, пораскинь мозгами, ведь он же проходил свидетелем по делу об ограблении! Сечешь? С ним уже общался следователь, Витя давал какие-то показания! А потом – бац! Погиб! И никакой записки, никаких причин!
«Я знаю причину, – подумала Камилла. – Нет, это невозможно!»
– Когда это случилось?
– В субботу. В районе трех-четырех часов. Уж не помню точно.
«Почти сразу после того, как я уехала. – У нее закружилась голова – второй или третий раз в жизни. Казалось, что в кондитерской невыносимо шумно, хотя здесь слышалось только звяканье чайных ложек, шипение кофейного аппарата да обычное жужжание голосов под низким потолком. – Я ушла где-то в одиннадцать… Нет, не верю, ведь он знал, что меня можно уговорить! Я бы вернулась, если бы он сказал, что покончит с собой!»
Ее вернул к действительности раздраженный голос:
– Вы закончили?
Рядом, с чашками на весу, стояли другие посетители. Илья встал и под руку вывел женщину на улицу.
С ней приходилось обращаться как с большой куклой, – Камилла двигалась замедленно, будто сонно.
– У тебя есть алиби на это время? – допытывался Илья. – Проснись, дело серьезное!
– Алиби? – Она и в самом деле немного оживилась. – Слушай, мне ведь только что звонил Самохин и спрашивал насчет алиби! Как раз на субботу, с часу до четырех!
Илья коротко застонал:
– Видишь?! Они уже тебя вычислили!
– Но я не понимаю, как…
– Дура! Ты слишком заметна, тебя легко найти! И соседи могли что-то знать, и хозяйка, да кто угодно. Я говорю, у тебя будут крупные неприятности!
– Ольга уже знает? – неожиданно спросила она.
– Насчет мужа или насчет тебя?
– Насчет нас с Виталием.
– Да. Я ей все сказал.
– И как она это приняла? Илья впал в отчаяние:
– Тебя волнует эта чушь, когда есть вопросы куда более важные! Нормально она это приняла, у них давно все было кончено! И если тебе интересно, мы с ней вскоре поженимся. А теперь вспоминай, есть у тебя алиби или нет!
Женщина некоторое время молчала. Илья нервно курил и рассматривал выставленные вдоль стен творения уличных живописцев. Время от времени он раздраженно фыркал, но вряд ли потому, что картины оскорбляли его художественный вкус.
– И есть, и нет, – сказала наконец Камилла. – Если я сознаюсь, что заходила в контору, оно у меня есть. Если сплету что-то еще, будет сложнее. А в конторе я была как раз около половины третьего. Я не могла успеть вернуться на окраину за какой-то час. Да, наверное, алиби есть.
– А почему бы тебе его не использовать? – удивился Илья. У него явно отлегло от сердца.
– Да потому, что я тебя выгораживаю, дурак, – бросила она. – Я приходила туда, чтобы уничтожить договора, которые ты якобы подписывал!
Теперь замолчал он. Камилла посмотрела на часы:
– Как я буду сегодня работать, не знаю. Может, мне заболеть? Уехать в отпуск за свой счет? Пусть даже уволят, мне наплевать, без места не останусь.
– Делай что хочешь, – пробормотал он. – Договора… Они не связались с Филимоновой?
– Не знаю. Думаю, что нет, а то Самохин говорил бы со мной иначе.
– Скажи ему, что была в конторе, – посоветовал Илья. – Соври что-нибудь. Что забыла сумочку, например.
Камилла неожиданно расхохоталась. Она отвернулась к стене, прижала руку к пышной груди и смеялась так громко, что начали оглядываться прохожие. Илья пытался ее остановить, он понимал, что веселья в этом смехе нет, это истерика.
– Как все банально, – выдохнула она между двумя приступами. – Всем приходят в голову одни и те же идеи! Сумочка! Ну конечно, я так и скажу! А он умер, умер!
Следующие минуты вспоминались ему потом как кошмар. Пришлось успокаивать бьющуюся в рыданиях Камиллу на глазах у сотенной толпы. Многие прохожие, особенно женщины, смотрели на него с ненавистью и подозрением. «Думают, что я довел!» Мужчины оценивали формы Камиллы. Дети испуганно глазели. Ему с трудом удалось увести ее в какую-то подворотню, и там он дал ей пощечину – больше ничего в голову не пришло. Камилла как-то странно зарычала, он даже отшатнулся. И вдруг умолкла.
– Уходи, – сказала она, медленно проведя по щеке рукой. – Я тебя не выдам, у тебя будет алиби, только уходи! Если ты скажешь еще что-нибудь, будет хуже. Я тебя не просто ударю, я тебя убью!
– Я ведь ничего не просил. Я за тебя переживаю, понимаешь?
Та ответила, что совершенно за себя не боится. Ей достаточно сознания, что не она убивала Виталия, если он был убит. Камилла говорила это и сама себе не верила.
«Сам упал или его столкнули? Можно столкнуть, не касаясь рукой… Словом… Это сделала… Я?! А если я, как жить дальше? Как работать, улыбаться, разыгрывать дурочку, лгать? Зачем делать какие-то усилия, придумывать кому-то алиби, зарабатывать деньги? Как я могла его оттолкнуть? Как? И еще послала эти дурацкие телеграммы женам, устроила тараканьи бега – кто из них успеет первой, кто сообразит, что это за адрес! Ну и кто успел? Ирина или Ольга? Стравила их вместе, а сама отошла в сторонку! Избавилась от него! Бросила! Убила?!»
Илья давно исчез, а она все стояла в подворотне, глядя на идущих мимо людей. Они были там, на солнце, на летнем теплом ветру, она – в неподвижной, погребной сырости. Ее передернуло.
* * *
– Самохин Константин Петрович здесь? – спросила она у вахтера в стеклянной будке. – Мне срочно нужно к нему на прием.
– Он вызывал? Где повестка?
– Нет. Он только звонил и просил прийти. Свяжитесь с ним, пожалуйста. Скажите, пришла Касымова.
Ей велели ждать, и она отошла в сторонку. Чтобы чем-то заняться, принялась читать бумаги на доске объявлений. Такую-то группу премировали. Там-то выдаются пособия на детей. Концерт самодеятельности. Разыскиваются…
Люди проходили через вестибюль – милицейские, штатские, а ее все не звали. Вскоре среди этого столпотворения она заметила странную неподвижную фигурку. На деревянной скамеечке у самого окна сидела девочка лет четырнадцати, очень своеобразно одетая. На ней была растянутая линялая майка, бесформенные шорты, на ногах обычные домашние тапочки. Но на бродяжку не похожа, отметила про себя Камилла. Появление в таком месте беспризорного подростка вовсе бы ее не удивило. Девочка выглядела ухоженной, пышные каштановые волосы блестели, ногти маленьких, терпеливо сложенных рук – чистые, даже не обгрызенные. Та сидела с отрешенным видом, уставившись в какую-то воображаемую точку, которую нашла в воздухе. На нее время от времени поглядывали, но никто не подходил.
В кабинке приподнялся вахтер:
– Владыкина? Владыкина еще здесь?
Девочка вскочила и подбежала к нему. Она протягивала новенький паспорт, извлеченный из кармана шорт. Вахтер проверил документы, выдал девочке пропуск, и та скрылась в коридоре.
Камилла проводила ее долгим взглядом. Сердце забилось болезненно и беспокойно. "Владыкина? Не такая уж распространенная фамилия. А что? По возрасту вполне подходит. И в глазах что-то такое было…
Неужели Таня? Одна, здесь? В этаком виде?" Она подошла к вахтеру:
– Извините, эта девочка явилась не по делу Владыкина?
– Я не знаю, по какому она делу, – бросил тот. – Тут много дел. Присядьте, вас позовут.
– Вы позвонили Самохину?
– Присядьте.
Спорить было бесполезно. В этом месте даже ее амбициозность теряла всякое значение.
Таня вошла в кабинет, на ходу поддевая босой ногой ускользающий тапок. Самохин встал ей навстречу, покачал головой:
– Таня, что же ты в таком виде? Мама знает?
– На «вы», пожалуйста, – отрубила девочка, без приглашения присаживаясь к столу.
– Ну как хотите, – иронично согласился тот, тоже опускаясь на стул. «Характерец-то мамашин! Кому-то повезет годика через два…» – Ты что… Вы что, из дома сбежали? – спросил Самохин. Он никак не мог себя заставить говорить ей «вы» всерьез. – Что случилось?
– Я по делу. Хочу дать показания.
Таня говорила резко, как дрова рубила. При этом не поднимала глаз, почти не разжимала губ. Самохин видел, что она очень бледна, наверняка на грани срыва. Однако девочка держалась на удивление крепко. Он почти ее зауважал.
– Что ж, давайте, – согласился он. – Очень рад, что вы проявили инициативу. Дома у вас как? Все нормально?
И тут же пожалел об этой банальной, привычной фразе. Таня подняла страдающие глаза:
– Папа умер. Его убили, я уверена. Хочу дать показания.
– Постой, – испугался он. – Что ты об этом знаешь? Сейчас включу диктофон. Та одобрительно кивнула:
– Да, запишите все. Нужно поклясться?
Обалделый Самохин не понял, что она имела в виду, но Таня, склонившись к диктофону, предупредила, что сейчас будет говорить правду, только правду и ничего, кроме правды. Рассказ ее отличался такой же четкостью и лаконизмом деталей.
– Во-первых, – сказала она, – я не думаю, что нас ограбили.
«Господи, – пронеслось в голове у Самохина, – что за девчонка?! Я то же самое думаю!»
– Семнадцатого июня мы пошли к зубному врачу, – рассказывала Таня. – Она сказала, что я записана на полдвенадцатого, но оказалось, что на двенадцать. Она усадила меня в приемной, велела ждать, когда позовут, а сама ушла в магазин. Сказала, ей нужно что-то купить. Я вошла в кабинет в двенадцать и сидела там сорок минут. Когда вышла, ее в приемной еще не было. Я уже решила идти домой одна, когда она вернулась.
Самохин прикрыл глаза. «Самоограбление? Нет, этого мало, мало! Она могла в самом деле отправиться за покупками!»
– Она говорила вам, что, когда мы вернулись домой, дверь была открыта, – продолжала девочка. – А это не правда, верхний замок был защелкнут. Она открыла его ключом, а потом устроила истерику, кричала на весь дом, что нас обокрали. Вызвала милицию. А потом вдруг увидела на подзеркальнике свое жемчужное ожерелье и сразу спрятала его в сумку.
– Деточка, подробнее, – насторожился следователь. – Ожерелье лежало возле самого зеркала? На виду?
– Да.
– Это настоящий жемчуг, Таня?
– Настоящий. Дорогой, – безжалостно рубила та. – И воры его не взяли. Значит, они полные придурки, да? Или слепые? Все обшарили, забирали всякую дрянь, а то, что лежало открыто, не увидели? Она велела не говорить про ожерелье. И сережки с жемчугом сразу сняла, они были у нее в ушах.
Девочка неожиданно замолчала. Самохин долго ждал продолжения, боясь дохнуть, потом нажал на кнопку. Кассета остановилась. Таня смотрела себе в колени, они едва заметно подрагивали.
– Милая моя, – сказал он, прочистив горло. – Что ты хочешь этим доказать?
– Я же просила, обращайтесь на «вы»! – раздраженно перебила она. – Я хочу сказать, что она сама могла все это сделать. А жемчуг просто забыла… Ее же долго не было, больше часа. За это время что угодно успеешь. И замки у нас не сломаны, потому что она скупая, не захотела бы менять. И дверь была заперта! Скажите, воры часто захлопывают дверь, когда уходят из ограбленной квартиры?
Самохин не смог ответить однозначно. В его практике встречались разные случаи.
– Она закрыла дверь, чтобы нас в самом деле не ограбили, понимаете? И вообще… – Таня все еще не поднимала глаз. – Вообще, она может такое сотворить!
«Павлик Морозов в домашних тапочках, – потрясенно думал Самохин. – Что же это такое? Сажает мать?! А отец-то умер! Может, у девочки голова повредилась после потрясения?»
– Танечка, – ласково сказал Самохин, – это очень ценные сведения, конечно. Но пойми, они еще ничего не доказывают. Ответь-ка мне на вопрос: почему ты сюда пришла? Только потому, что вспомнила парочку деталей?
Он снова посмотрел на ее истрепанные, пыльные тапочки. Сбежала из дому, может, вырвалась из рук матери. Явно была ссора. Наверняка. Девочка обозлена, хочет за что-то отомстить. Дети часто не понимают, в какие игры играют. Им важно ударить в ответ на удар, а то, что их ударом можно убить, они не осознают.
– А потом… – Слова давались Тане с трудом. – В субботу… Когда папа, ну…
Она замолчала на секунду. Самохин услышал, как в горле у нее что-то булькнуло. Таня подняла глаза:
– Она как получила телеграмму, сразу куда-то помчалась. Я не знала, что в той телеграмме. Думала, что-то страшное случилось. С бабушкой, например… Ее очень долго не было…
– Ты помнишь, когда вернулась мама?
– После пяти. Когда она вошла, я сразу увидела – что-то случилось! Что-то нехорошее! Она была такая странная! Вся трясется, и глаза белые. У нее всегда такие глаза, когда она подерется! – В голосе прозвучало такое яростное обличение, что следователь только охнул. – И ничего мне не сказала, велела идти гулять. А следователю, который приезжал вчера, наврала, что очень хорошо поговорила с папой. После хорошего разговора так не выглядят!
Самохин снова включил диктофон:
– Повтори все это еще разок, сделай милость. Ты молодец, что пришла. У меня тут конфеты есть, чаю хочешь?
Предлагая угощение, он чувствовал себя почти негодяем. «Угощаю ее будто за то, что стучит на мать. Кстати, слова „мама“ Танечка так ни разу и не сказала. И что мне с ней теперь делать?»
* * *
Камилла устала мерить холл вдоль и поперек. Она снова подошла к вахтеру и потребовала соединить ее с Самохиным.
– Я же по важному делу!
– Все по важному. – Тот поднял на нее остекленевшие, как сама будка, глаза. – Сядьте и подождите. Он сейчас занят.
– А у него, часом, не та девочка сидит? Не Таня Владыкина?
– Сядьте и…
Она развернулась и решительно пошла к выходу. Женщина шла и ругала себя за трусость. «Испугалась, побежала сюда, думала кого-то обмануть! Вот, дескать, не прячусь, сама явилась! Я – его любовница, я была с ним в тот день, я его бросила, довела до крайности! Тьфу! Чего я боюсь, в самом деле? Я не убивала, никто этого не докажет!»
Она стыдила себя, но в глубине души сознавала, что ей вовсе не важно доказать кому-то свою невиновность. Куда важнее было доказать это себе самой.
Назад: Глава 13
Дальше: Глава 15