Глава 11

Ольга восприняла очередное исчезновение мужа куда спокойней, чем ожидала. Вечером того дня, когда они так нехорошо расстались, она еще его ждала. Но, заметив, что время перевалило за полночь, все-таки легла спать. Ночные бдения на кухне, мокрые глаза, бесчисленные чашки кофе, от которых потом болела голова, – все это осталось в прошлом.

На другой день Виталий не появился и никак не дал о себе знать. Ольга позвонила его сестре и спросила: нет ли у нее телефона женщины, с которой жил ее брат? Маша искренне расстроилась:

– Ты думаешь, вся родня с ним заодно? Я совсем не одобряю его поведение!

– Я не спрашиваю, с кем ты заодно, а прошу телефон.

– Он мне даже имени ее не назвал!

«Да и чем бы это помогло? – подумала Ольга, повесив трубку. – Зачем ему звонить? Он хочет быть с той, значит, все кончено. Нужно подумать о себе».

А подумать было о чем. У нее была крыша над головой, правда разоренная, обысканная, но все же… Нужно как-то поддерживать под этой крышей порядок, не опускаться. Хотя бы изредка готовить. Была работа. Нужно выспаться, чтобы не клевать носом на частных уроках. Был Илья. А она так и не знала, чем закончилась его эпопея с сумкой.

«Может, он уже улетел в Германию, – думала Ольга. – И даже не простился. Наверное, думает, что мы с Виталием живем душа в душу… Хотя нет. Не так он глуп, чтобы вообразить такое. Но почему даже не простился?»

Следователь больше не звонил, Илья не объявлялся, муж исчез. Она чувствовала себя изолированной от мира, несмотря на то что выходила на улицу, посещала своих немногочисленных учеников, смотрела телевизор. На душе было смутно – столько всего случилось и в то же время какое затишье!

Утром в субботу она позволила себе подольше полежать в постели. Уроков сегодня не было, телефон молчал, никаких планов Ольга не строила. «Раз я никому не нужна, то и мне никто не нужен, – подумала она с изрядной долей лицемерия. – Может быть, съездить к маме?»

Но эта мысль сразу отпала, она вспомнила о том, что обещала следователю не покидать пределов города. И страшно расстроилась. Ольга впервые поняла, как измучилась в Москве. Теперь этот город, когда-то казавшийся ей символом сбывшихся желаний, стал огромной западней. «Здесь никто меня не любит!»

После этой мысли желание поваляться в постели пропало. Ольга встала, выпила кофе и принялась прибирать квартиру – в который раз! Ей казалось, что последние дни она только и делала, что пыталась навести порядок. Но бесполезно, вокруг по-прежнему царил хаос.

В процессе уборки она добралась до черных пластиковых пакетов, те валялись в углу, как трупы тюленей. Ольга задумалась: что с ними делать? Снова запихать на антресоли? Но сперва в любом случае нужно как следует все уложить. Она занялась этим без особого энтузиазма, сама идея возиться со старым тряпьем, когда все вокруг рушится, была нелепой. Дойдя до розового халата, она небрежно его свернула и вознамерилась было сунуть в мешок. Но врожденная аккуратность помешала ей это сделать.

«Где-то еще должен быть пояс, – подумала она. – Вроде я вдевала его в лямки, когда укладывала халат». Пояса она не обнаружила, и розовая линялая вещица все-таки отправилась в мешок. А Ольга стала чуть внимательней просматривать остальное. Ее опьянял смешанный дух лаванды и нафталина, она пользовалась сразу двумя средствами, не доверяя, в сущности, ни одному. Моль все равно иногда заводилась.

Пояса она так и не нашла, впрочем, эта потеря вовсе ее не расстроила. Ольга уже потащила первый пакет в прихожую, когда позвонили в дверь. Женщина вздрогнула. В последнее время такие неожиданные звонки стали ее пугать. Она осторожно подошла к двери и глянула в глазок. На площадке стояла женщина средних лет, в белой растянутой кофте.

– Телеграмма, – будничным голосом произнесла та, услышав вопрос хозяйки.

У Ольги отрывисто стукнуло сердце. «Это мама!» Телеграммы ей посылала только мать, она до сих пор предпочитала пользоваться этим старомодным средством связи, чтобы сообщать срочные новости.

Но телеграмма оказалась не из Московской области, а из самой Москвы. Ольга даже нашла внизу номер какого-то почтового отделения. Текст был без подписи, без обращения, да и вообще без смысла.

Это был некий лаконичный, но точный адрес, сообщавший ей название улицы, номер дома, корпуса, квартиры и даже этажа (семнадцатый). И никаких пояснений.

Женщина решила было, что это какая-то ошибка, она сроду не бывала на такой улице. И вообще слышала о ней впервые. Ни один из ее учеников там не жил, не говоря уж о редких знакомых. Но ее собственный адрес был написан правильно, как и фамилия. «Владыкиной», – значилось там.

«Это не ошибка, но тогда что?» Ольга пожала плечами и отложила телеграмму в сторону. Она уже заканчивала уборку и подумывала о второй чашке кофе, когда зазвонил телефон.

– Господи, где же ты пропадаешь?! – закричала она в трубку, едва услышав знакомый голос. – Илья, ты в Москве?

– В Москве, – ответил он. – Ради бога, не кричи, у меня и так голова болит.

– Почему ты ни разу не позвонил? Почему не приходишь? Знаешь, Витя… – Ей хотелось спросить сразу обо всем. – Тебе вернули сумку? Тебя больше не подозревают? Что им было нужно?

– Им было нужно меня посадить, но пока я, слава богу, на свободе, – все так же мрачно ответил он. – Но если дальше так пойдет, меня все-таки засадят. А приходить к тебе не хочу, чтобы не создавать лишних неприятностей. И так тебе уже светит укрывательство краденого! Есть такая статья.

Ольга опешила:

– Укрывательство… Чего?

Узнав о сапфировом браслете и «размножившихся» деньгах, она совсем присмирела. Это было невероятно, нелепо… Но Илья не шутил.

– Илюша, – уже тише сказала она. – Но как же эти вещи попали в твою сумку?!

– Я и сам хочу это знать. А следователь хочет это узнать еще больше. Одно точно – когда я принес вещи к тебе, ничего Иркиного там не было.

– Значит, кто-то это подкинул! – воскликнула она. – Поверь, не я!

– Да где тебе. – Усталый голос, казалось, давно перестал удивляться и возмущаться. – Разве я кого-то обвиняю? Скажи, а сумку при тебе осматривали? Тогда этих вещей там не было?

Ольга ответила, что сапфировый браслет она бы точно запомнила. Но ничего подобного ей в глаза не бросилось.

– Ты думаешь, что следователь мог сам подложить…

– Зачем ему это? Слишком уж грубо, – бросил Илья. – Не знаю, что и думать. Пока держусь, но все против меня. Даже противно, как все складно получается: и мотивы были, и возможности, и улики нашлись…

Ольга замялась.

– Скажи, а как насчет алиби? – нерешительно спросила она. – Твоего алиби на время ограбления? Ты его доказал?

– Все в порядке. Об этом не беспокойся.

– Расскажи!

– Нет, – отрезал он. – Надоело что-то рассказывать, доказывать. Оля, я в самом деле ни при чем. Хоть ты мне веришь?

Женщина едва ли могла ответить однозначно, но все-таки попыталась его успокоить. Верит, конечно, верит. И все верят в его невиновность. Ведь только в больном сознании мог родиться план обвинить его в грабеже!

– Это Ирина, – твердо сказал Илья. – Я не знаю, как она это сделала, но под нее трудно подкопаться. Однако попробую.

– Как?

– Не важно. Что ты там говорила о Вите?

– Он вторую ночь не ночует дома. И не звонит. В его голосе послышалась ирония. Илья впервые сбросил с себя мрачную озабоченность:

– Как, опять? Похоже, он перешел на новый виток! Оля, а ты не думаешь, что при таких условиях вам лучше расстаться?

«Конечно, думаю, – сказала она себе, слушая его голос и разглядывая рисунок обоев на стене. – Но что же будет дальше? Ведь ты, кажется, все забыл».

– Оля, ты меня слышишь?

– Приезжай, пожалуйста, – тихо сказала она. – Мне плохо одной. Живи здесь и больше не уходи… – Просьба далась ей с трудом. В сущности, это было завуалированное признание в любви.

– Олечка, сейчас лучше не надо… Мы оба под подозрением, и если я стану жить у тебя, как это будет выглядеть?

«Мне все равно, как это будет выглядеть, что скажут люди, что подумает следователь. Главное, чтобы ты был рядом, а я перестала бродить вокруг телефона и ждать звонка».

– Илья, мы же невиновны! Это все равно выяснится! Я знаю, что ты не крал вещей, ты знаешь, что я их тебе не подкидывала! Не могут они засадить сразу двоих невиновных! Да к тому же у тебя алиби! Оно хорошее?

Мужчина невесело рассмеялся:

– Ты про него говоришь, как про мясо на рынке. Хорошее, плохое… Приемлемое.

– С душком? – также невесело улыбнулась она. – Но оно хотя бы настоящее?

– Спроси еще что-нибудь в этом роде. Самое время!

«В самом деле, – подумала она. – Это не телефонный разговор. Хотя разве нас должны прослушивать? Мы же не убийцы!»

– Где ты живешь, Илья? – настойчиво допытывалась женщина. – Или это тоже несвоевременный вопрос?

Он вздохнул:

– Да нет, я же не в бегах. Живу то здесь, то там. Сегодня ночевал на своей собственной квартире. Ты же знаешь, мне везде рады.

– А я-то думала… Знаешь, мне сегодня принесли странную телеграмму с адресом. Я решила, это ты прислал, а не подписался в целях конспирации.

Илья удивился и попросил продиктовать адрес. Услышав, задумался.

– Что-то я не представляю, где это, – сказал он. – Район, по-видимому, новый, страшная даль… И подписи нет?

– Нет. Странно, да? Выглядит как приглашение, только к кому?

– Надеюсь, ты не думаешь туда ехать? Это очень похоже на Иркины штучки.

– Да, она была вторая, о ком я подумала. Но если она рассчитывает, что я попадусь на столь явный крючок, значит, считает меня полной идиоткой.

– У нее все идиоты. Прочитай адрес еще раз, – попросил Илья. – Может, я туда съезжу, проверю, кто тебя приглашает в гости.

Она продиктовала ему текст телеграммы, назвала даже время отправления. Ее послали всего час назад.

– Следователь тебя больше не беспокоил? – спросил Илья. – Не звонил, не являлся?

– Нет. Знаешь, меня это даже тревожит… Такая неопределенность.

Он посоветовал довольствоваться тем, что есть. Грех жаловаться, если следователь утратил к тебе интерес.

– Собственно, с тебя и взять-то нечего, – заметил Илья, как ей показалось, с легкой завистью. – Ну, пустила меня переночевать, разрешила оставить сумку. Что там внутри – не знаешь. Вот и все твои грехи!

– Ну и что?! – перебила женщина. – Я не понимаю, как туда попал браслет! Ты же не возвращался к нам после того, как ограбили Ирину! Как бы ты мог положить что-то в сумку?! Значит, это сделала я? Или Витька?

– Глупенькая, а ключи-то? У меня же были ключи. И следователю это известно. Я мог явиться в ваше отсутствие и подкинуть что угодно. Правда, непонятно, зачем бы я это сделал, мог бы найти тайник получше! Полный абсурд!

Илья добавил, что именно глупость всего происшедшего спасает его до сих пор от ареста, не иначе как следователю тоже многое кажется странным.

– Я не похож на клинического идиота, и он, к счастью, тоже. Надежда есть… Но слабая. – Он вздохнул. – И когда я вернусь в Германию, одному богу теперь известно. Кстати…

– Да?

– Нет, ничего. – Ей показалось, что он смутился. – Витька еще не признался тебе, где пропадал все эти месяцы?

Она покачала головой, хотя Илья не мог ее видеть. Нет, не признался. То, что было сказано о какой-то женщине, задело ее только рикошетом. Куда больнее ранило то, что Виталий был жив-здоров, находился в Москве и ни разу не позвонил. Это было все равно что гражданский развод, раз уж бывает гражданский брак. И если у него были на то веские причины, Ольге они остались неизвестны.

– Я до сих пор ничего не знаю, – с чистой совестью ответила она.

Илья помолчал, а потом сказал, что они скоро увидятся и, кто знает, может, все еще будет хорошо.

– Постараюсь тебе перезвонить, только закончу дела, – сказал он. – Нужно кое-куда съездить.

Мобильный телефон Екатерины Филимоновой был отключен. За день Самохин сделал несколько безуспешных попыток дозвониться. Домашний номер был поставлен на автоответчик. Приятный женский голос просил оставить сообщение, и он его оставил: назвался, попросил срочно перезвонить и дал свой номер. Когда в кабинет вошла Камилла, Самохин как раз раздумывал, не наведаться ли к Филимоновой домой. Адрес он уже узнал по номеру телефона. Даже если девушка жила одна, а квартира пустовала, можно было найти какую-нибудь зацепку.

– Нет, она замужем, – пояснила Камилла, когда он сообщил ей неутешительные результаты. – И наверняка отбыла на юг вместе с супругом. Они еще молодые, такие порознь не ездят.

– Неужели никто не знает, куда они поехали? Что, уехали дикарями, в никуда?

– А почему нет? Детьми обзавестись не успели, поженились-то недавно. Ничто их не обременяет. – Женщина достала сигареты и попросила разрешения закурить. – Вполне могли рискнуть, дело молодое. А вы найдите каких-нибудь родственников, вдруг те что-то знают. Только… – Она с наслаждением выпустила клуб дыма и спокойно добавила:

– Тут я ничем помочь не могу.

Женщина держалась приветливо и спокойно. Она охотно поставила подпись под своими показаниями, которые уже были отпечатаны. С улыбкой («Вот забавно, все как в кино!») подтвердила, что все верно записано с ее слов и никаких добавлений она сделать не хочет.

– Кстати, мне потребуются копии договоров, которые подписывал Русаков семнадцатого числа. Вы поможете их получить?

Камилла так же лучезарно улыбнулась, отнимая от губ красиво дымящуюся сигарету:

– А зачем они вам?

– Для полной отчетности. Алиби нужно чем-то подтверждать.

– А, вас тоже шмонают, – кивнула она. – Бумажки, справки, так? А я думала, у вас романтическая профессия.

– Ну, отчасти, – нетерпеливо подтвердил Самохин. – Однако от бумажек никуда не денешься.

– Так вот же. – Рука с сигаретой указывала на подписанные показания. – Сколько бумажек! Или этого мало?

Следователь шутки не поддержал, и Камилла мгновенно сменила тон на совершенно серьезный. Она погасила сигарету.

– Я попробую изъять договора, но думаю, это будет нелегко. Ведь у нас строгая финансовая отчетность. Знаете, как придираются? А если проверка? Если налоговая полиция нагрянет?

Самохин пообещал выдать документ с объяснением, что договора временно изъяты в интересах следствия. Камилла покачала головой:

– Нет, не пойдет. У вас своя работа, а у нас – своя. Договоров не получите, а вот копии, если желаете, можно сделать.

У нее внутри что-то мелко и противно дрожало, но внешне этого не было заметно. Она продолжала улыбаться, зная по опыту, что улыбка дела не испортит. «Я спокойна, – твердила про себя женщина. – Выкручусь. Этих договоров он больше не увидит, как своих ушей без зеркала! Немедленно еду в контору. Копии?! Черта с два!»

– Приезжайте к нам в понедельник, и мы сделаем копии в вашем присутствии, – предложила женщина. – А заодно расспросим наших, вдруг кто-то знает, куда именно отправилась Филимонова!

«Надеюсь, что никто не знает, – подумала она. – Но что будет, если он найдет наших молодоженов? Господи, как я вляпалась! И у Ильи совесть нечиста, откуда он мог знать о грабеже в тот же самый день?!»

– Что ж, спасибо, Камилла Рахметовна. – Самохин произнес это совершенно искренне. – Буду на вас рассчитывать.

Она заверила, что поможет всем, что в ее силах. Когда она неторопливо шла по коридору, спускалась по лестнице (лифт работал только на подъем), садилась в машину, едва ли кому-нибудь пришло в голову, что ей очень хочется пуститься бегом.

Охранник смотрел новости по старому черно-белому телевизору и, увидев Камиллу, стучащую в стеклянную дверь подъезда, очень удивился. Он отодвинул пакет сока и достал ключи.

– Что-то случилось? – спросил он, отпирая дверь и впуская женщину в подъезд.

Она обольстительно прищурила глаза – женщина давно заметила, что парня не оставили равнодушным ее пышные формы.

– Митенька, пусти меня на пять минут. Забыла наверху сумочку, курица такая! А там все деньги на хозяйство, дети есть просят.

Его рука потянулась было к пульту, но тут же остановилась.

– А до понедельника никак? Мне же придется все офисы отключить, чтобы вы прошли. А там отделение банка!

Камилла продолжала заискивающе улыбаться:

– Ты что, первый раз меня видишь? Ну хочешь, идем наверх со мной.

– Того не лучше! – Он все-таки повернулся к пульту и после нескольких манипуляций с кнопками и телефонной трубкой объявил, что путь свободен. Протянул ей связку ключей:

– Только побыстрее, ладно?

– Миленький, спасибо!

Она с упоением изображала сладкую восточную дуру – этот фальшивый, приторный образ безотказно действовал на мужчин определенного типа. Камилла легко поднялась по лестнице, отперла контору, и через минуту фальшивые договора исчезли из папки Филимоновой. У женщины появилось искушение немедленно воспользоваться уничтожителем бумаг, стоявшим в приемной, но она решила этого не делать. Хотя уничтожитель у них высокой степени секретности, режет документы в лапшу, но кто знает, до чего сейчас дошла следственная техника? Да и секретарша может заметить лишний мусор. Камилла сложила бумаги в крохотную сумочку, которую пронесла под полой пиджака. Спустилась вниз, от души поблагодарила парня и покинула контору. Она была уверена, что ближайшие часы дежурства тот проведет в эротических фантазиях на тему «охранник и гурия». Садясь в машину, изящно помахала ему рукой.

Парень задумчиво проследил, как красный «фиат» выезжает со двора.

– Интересно, почему такие огромные бабы всегда носят крохотные сумочки? – спросил он неизвестно кого. – Даже смешно!

Камилла отправилась прямо домой. Она ехала и твердила, что отныне все пойдет по-другому, и это уже не пустые слова. Сегодня она развяжется со всем, что так тяготило ее последнее время. С Виталием покончено навсегда, обратного пути нет. А что касается алиби Ильи… Что ж, следователь договора видел. Теперь у него возникнут определенные трудности, но надо надеяться, что Самохин не будет слишком цепляться за какие-то бумаги.

«Сошлюсь на тупую секретаршу, она вечно все теряет. Пусть ищет настоящих воров, – подумала она, изящно вписываясь в крутой поворот. – А я умываю руки. Хватит с меня благотворительности!»

Ольга никогда в жизни не видела этого браслета – изящного, тяжелого, с ярко-синими камнями. Ирина часто надевала какие-то украшения, но эти – никогда. «Наверное, сапфировый гарнитур был слишком дорогим, чтобы запросто ходить в нем по улице, – потрясение подумала Ольга. – Господи, как же не повезло Илье! Сколько может стоить такая вещь?»

Она присела к пианино, провела пальцем по крышке, посмотрела на след, оставшийся на пыльной полировке. Конечно, сколько ни стирай с пианино пыль, она все равно сразу оседает обратно, как говорила горничная из оперетты «Летучая мышь».

Женщина нарисовала цифру «16». Поставила рядом восклицательный знак.

«Шестнадцатого июня столько всего случилось! Утром меня довела до истерики Ирина, потом Илья привез сумку, потом… Наша ночь. Но с точки зрения следователя, это, наверное, самый банальный момент».

Ее палец провел еще несколько линий. Цифра «17» и длинный минус рядом.

«Ужасный день! Я потеряла Илью, зато обрела мужа… На черта он мне сдался? – с неожиданной откровенной злобой подумала она. – Ограбили Ирину, унесли ее баснословные сапфиры. Почему Витя никогда о них не говорил? Наверное, боялся, что я позавидую. Какая чепуха, мне даже неинтересно, как выглядел браслет. Витю впустили в квартиру рабочие, он говорит, в три. Илья утверждает, что тот уже в полдень был здесь и снял трубку. Кто из них врет?»

Ей хотелось думать, что лжет именно муж. Ольга понимала, что становится пристрастной, но ничего не могла поделать.

«Если он был дома в полдень, значит, у него замечательное алиби, которое подтвердят и рабочие, и сам Илья! На момент ограбления он находился километров за десять от квартиры Ирины! Зачем же он говорит про три часа? Тогда у него никакого алиби быть не может, а ведь он тоже подозреваемый! Зачем вредит себе этим странным враньем? Нужно расспросить рабочих».

Ей пришло в голову, что рабочие уже наверняка опрошены следователем. Так или иначе, Виталий как-то описал Самохину свой день, и тот остался доволен этим отчетом. Под подозрением по-прежнему был Илья, а бывший муж Ирины оказался чист.

«Но почему? – с той же нарастающей злобой подумала Ольга. – У него-то было больше поводов и возможностей провернуть ограбление! Первое – он ее ненавидит. Второе – мог сохранить ключи от ее дома. Насчет „потерянных ключей“ от нашей квартиры я тоже сомневаюсь. Он вполне мог оставить их про запас. А когда я заперла нас изнутри, сдержался и не выдал себя. Ему нужно, чтобы я думала, будто он не мог попасть в квартиру без посторонней помощи. Зачем?»

Она нарисовала цифру «18». Три восклицательных знака рядом.

«Обыск. Сапфиры и деньги в сумке Ильи! Что это значит? Откуда они взялись? Их могли туда положить в тот же день, а то и накануне. И мог это сделать только мой муж!»

Ее начинало лихорадить от возбуждения. История с пропавшими ключами именно сейчас обрела для нее какой-то смысл. До этого она предполагала, что муж врет, но не понимала зачем.

«Да, он мог сделать это накануне, когда в квартире были рабочие. А мог, для пущей сохранности вещей, на другой день. А что? Утром ушел на работу (какую еще работу?), потом, когда я тоже ушла, вернулся, отпер дверь и залез в сумку к Илье. Он же его ненавидел, может, даже больше Ирины! У него появился повод отомстить. История с открытой настежь дверью – полная чепуха! Я точно запирала дверь, и никто к нам не залезал, потому что ничего не пропало! Глупо думать, что воры могли залезть, чтобы подкинуть что-то, а не взять!»

Она нарисовала было цифру «19», но тут же все размашисто стерла. Ладони стали сухими и сероватыми от пыли, но Ольга этого не заметила. Она была в ярости.

«Это подло! Неужели он ограбил бывшую жену, чтобы навредить бывшему другу! Подло, мерзко! Вполне в его духе! Улитка, трусливая улитка! Он и отомстил, не высовываясь из своей скорлупки! Не решался возражать Ирине, когда она его лупила, не решился набить морду Илье, как должен был сделать! Он рассчитался с ними только теперь, втихую, и издевается, глядя, как все мы мечемся, будто отравленные мыши! А кто еще мог все это сделать?! Да никто!»

– Ну, попробуй теперь явись! – сказала она, поднимаясь с вертящегося табурета. – Я тебе покажу потерянные ключи! Ты у меня увидишь небо в сапфирах!

Ольга размашисто протерла пианино мягкой тряпкой и открыла окно, чтобы проветрить квартиру.

– Медленно работаешь, – проворчал Самохин, увидев явившегося к нему эксперта.

Тот что-то проворчал о загруженности и шлепнул на стол отпечатанные листки:

– Получи. Проверили все вещички из узла. Там отпечатки самой хозяйки, ее дочери, и больше ничего.

– Как ничего? – не поверил Самохин. Он знал по опыту, что вещи очень редко носят на себе отпечатки пальцев исключительно хозяев. «Пальцы» может оставить кто угодно – гость, родственник, сантехник из ЖЭКа…

– Да так, ничего, – фыркнул тот. – Я даже пуговицы на кофточке проверил.

– Хотя гости к ним почти не ходили, – пробормотал Самохин. – Но должны были остаться отпечатки пальцев мужа! Хоть чьи-нибудь.

– Дамочка-то разведена, – напомнил эксперт. – И достаточно давно. Какого там еще мужа, скорее любовника! А вообще, ты можешь себе представить мужика, который ее…

– Нет, – оборвал его Самохин. – Ладно, хотя бы эти вещи мы можем ей вернуть. А то она уже копытом землю роет, требует имущество обратно. С голоду умирает, видишь ли…

– Серьезно? – усмехнулся тот. – Красиво умирает, вся в жемчугах. Ну так вызови ее, пусть порадуется.

– Ну уж нет, лишний раз ее видеть… Пошлю кого-нибудь из ребят. Забросят ей вещички прямо на дом, под расписку.

– Сервис!

Он и в самом деле сумел всучить вещи одному из молодых оперативников, который как раз ехал в нужный район. Ирину тот совсем не знал и потому согласился без колебаний. Самохин с облегчением перевел дух и углубился в писанину, которой, как всегда, скопилось бешеное количество…

Буквально через полчаса ему позвонил сговорчивый оперативник.

– Вещи я привез и расписку взял, – сухо сказал он. – Сейчас нахожусь на квартире. Хозяйка желает с тобой поговорить.

– Алло? – раздался взволнованный женский голос. – Константин Петрович?

– Да. Вы чем-то недовольны? – неприветливо спросил Самохин. – Что-то пропало? Быть не может, все собрано по описи! Вы сами ее подписывали при изъятии!

– Все на месте, – торопливо успокоила его Ирина. – Дело не в этом! Тут кое-что не мое!

«Черт, и у нее тоже вещи размножились!» Ему вспомнился Русаков, потрясенно разглядывавший браслет, считающий деньги. У него тоже ничего не пропало, напротив, кое-что добавилось. «Идиотское ограбление, – подумал он. – И ни одна вещь до сих пор не всплыла, а ведь там было кое-что приметное. Картины, например, книги…»

– Что именно добавилось? – терпеливо спросил он, с сожалением оглядывая неразобранные бумаги. Если эту кучу не перекопать теперь же, завтра она вырастет вдвое. И прощай воскресенье.

– Поясок!

Ему показалось, что он ослышался. Потом Самохин решил, что дамочка окончательно рехнулась, если беспокоит его из-за такой дряни. Но Ирина упорно твердила: все, что находилось в узле, принадлежит ей, сам узел сделан из покрывала, которое сняли с Таниной кровати, в качестве упаковочного материала были также использованы старые бечевки, валявшиеся в коридоре. Но вот розового пояса из махровой ткани у нее не было никогда.

– Ну, может, остался от какой-нибудь старой вещи, – недовольно сказал Самохин.

– Я не ношу таких вещей! – гордо отрезала женщина. – И вообще, я помню все, что покупала за последние двадцать лет! Это не мое и не моей дочери. Это принесли воры!

Самохин попросил описать поясок еще раз. Кто знает, вдруг она права. Прикрыв глаза, он слушал подробнейшее описание. Женщина назвала даже длину пояска – метр двадцать сантиметров. Следователь поморщился:

– Ну, передайте поясок оперативнику, тот завезет мне.

– Это же улика! – Голос в трубке приобрел неприятные, скрипящие оттенки, и Самохин порадовался, что не может видеть лица женщины. – Это важнейшая улика, а вы отмахиваетесь от нее!

– Обязательно займемся, – устало сказал он. – Вы точно видите его впервые?

– В том-то и дело, что нет!

– Вот как? – Было ясно, что бумагами сейчас заниматься не придется. Наверху стопки лежали показания Камиллы. Он машинально их перечитал. Да, алиби у Русакова прекрасное, если, конечно, его подтвердит Филимонова, которая пока непонятно где. Никто ему так и не перезвонил.

– Я видела этот поясок на ком-то, в сочетании с… с халатом, скорее всего.

– С халатом, значит, в домашней обстановке, – машинально уточнил он, начиная рисовать на чистом листе бумаги халат. Иногда он изрисовывал так листов до десяти, а потом, опомнившись, стыдливо рвал рисунки. Самохин очень любил рисовать, но детская мечта стать художником так и не осуществилась. Не было таланта. – Ну да, поясок как раз для халата, – машинально повторил он. – Розовый махровый. Говорите, старый? Линялый?

– Да, но совсем чистый. И пахнет лавандой, очень сильно, – сказала наблюдательная Ирина.

– Метр двадцать, значит. – Самохин нарисовал поясок, добавил к халату карманы. Смутно пожалел, что нет розового фломастера. Так было бы реалистичней. – Значит, размер халатика небольшой, поясок-то короткий. Вы уверены, что у вашей дочери нет ничего подобного? Или было когда-то?

– Не было! – рявкнула Ирина так, что в трубке что-то треснуло. «Или это у меня в ухе?» – подумал Самохин, отстраняя руку с трубкой.

– Я этим займусь, – пообещал он и, дав оперативнику указание привезти вещдок, с облегчением повесил трубку.

Еще с минуту он разглядывал свой рисунок. Халатик получился удовлетворительно, не хватало только его хозяйки. Он быстро пририсовал к нему стройные женские ноги в тапочках, руки, шею и остановился, дойдя до головы. Кто хозяйка халатика, он не знал.

Поясок привезли только к вечеру, когда он уже собирался уходить, кое-как справившись с бумагами и приняв свидетеля, который явился по другому делу. Он уже успел забыть о новой улике, когда появился взмокший от жары, усталый, красный и злой оперативник. Он прижимал к груди две пластиковые бутылки пива и, наверное, только поэтому не бросился на Самохина с кулаками.

– Что ж ты не предупредил меня, что бабец психованный? – высказал он справедливую претензию. – Я ей вещи привез, а она на меня чуть не с ножом бросается! Кто такой, первый раз вижу, жулик, много вас таких, то-се…

– Матом ругалась?

– Пару раз, – признался оперативник и вдруг загоготал:

– Ну и стерва, скажу я тебе! Она жертва или подозреваемая?

– А хрен ее знает, – бросил Самохин, принимая целлофановый пакет с поясом. – Все может быть. Могла имитировать собственное ограбление, сколько раз такое встречалось. Вдруг вещи застрахованы?

– Было бы классно, – поддержал его оперативник. – Тогда этим делом занялась бы страховая компания. А ты бы только подкидывал им факты… Пива хочешь?

Но Самохин уже не слушал. Он раскрыл пакет и вдохнул сильный, стойкий запах лаванды. Пожалуй, с маленьким душком нафталина, очень слабым. Этот запах что-то вызвал в его памяти, не так давно он вдыхал его в больших количествах. И розовый поясок тоже неуловимо что-то напоминал.

– А ведь что-то такое было, – пробормотал он, удивляя оперативника, уже свинтившего пластиковую крышку с двухлитровой бутылки. – Точно, было.

Он вспомнил все, когда допивал первый стакан и дослушивал второй анекдот. Облизал горькие от пены губы и принялся запирать бумаги в стол.

– Ты что? – удивился гость. – Куда собрался?

– Забирай свое пиво, я уезжаю, – бросил Самохин. – Надо же, она была права!