Глава 7
О, этот волшебный миг! Он надвигается неотвратимо и стремительно, он приближается семимильными шагами античного великана. Я жду его, предчувствую, я надеюсь на него…
Это будет невероятно сложно… Нет, это будет легко и просто!
Предположим, имеется солидная страховая компания, обладающая изрядным опытом и авторитетом на рынке… Нет, лучше молодая неопытная компания, которая не имеет авторитета на рынке и которая рискнет застраховать меня на кругленькую сумму. Точнее, его… Или все же меня? Я еще не решил…
Красивый офис в центре города. Хорошенькая секретарша приглашает в кабинет. Юный клерк от волнения покрывается красными пятнами, суетливо поправляет узел безвкусного галстука, диссонирующего с рубашкой.
— Проходите, ваш договор почти готов. Сейчас отпечатаю пробный экземпляр, и мы еще раз все проверим…
Приняв небрежную позу, расслабленно откидываюсь на стуле. С ленивым любопытством оглядываю стены, украшенные цветастыми рекламными проспектами. Нет, это он уверенно, словно ему нечего бояться, откидывается на стуле…
— Вот текст договора, — суетится клерк, тыча в текст шариковой ручкой.
Рука его нервно подпрыгивает. Он волнуется. Впервые заарканил такого крупного клиента. Впервые заключает договор на такую крупную сумму. Этот договор сулит ему крупные премиальные, на которые он купит себе новый костюм и новый галстук. Это важно, потому что с новой одеждой кажется, будто покупаешь себе частицу новой жизни.
Я неторопливо просматриваю текст, задерживаясь взглядом на жирно выделенных цифрах. Нет, это он просматривает текст, задерживаясь взглядом на цифрах. На круглых цифрах со многими нулями…
— Все верно, — небрежно роняю я (точнее, он роняет).
От радости клерк чуть не подпрыгивает на стуле. Комиссионные у него в кармане. Остались только формальности, необременительные, но, к сожалению, обязательные формальности. На них настаивает руководство.
— Скажите, пожалуйста, только один вопрос… А почему вы решили застраховать свою жизнь (его жизнь) на такую крупную сумму?
Устало вздыхаю. Смотрю мутным взглядом на вспотевшего клерка (нет, это он смотрит). Неохотно объясняю:
— Понимаете, если со мной что-то случится, я хочу, чтобы моя семья и после моей смерти существовала безбедно…
— Но ваш бизнес…
— В нашей стране любой бизнес — это всего лишь игра, которая рано или поздно заканчивается. Но заканчивается обязательно! И редко когда с выигрышным счетом… Хочу подстраховаться, честно говоря. Кажется, страховые компании для того и существуют, чтобы страховаться?
— Да-да, конечно, вы правы. Именно для того и существуют страховые компании. — Он смеется мелким дребезжащим смешком. Смешком рядового клерка, который вот-вот отхватит крупный куш.
Когда это случится, он непременно купит море пива и гору чипсов и пригласит свою девчонку в кино. Обнимая ее в темноте зрительного зала, он будет заливать ей про свое блестящее будущее. А потом они пойдут к нему домой (она обязательно пойдет — ведь теперь все складывается так удачно!) и…
— Вынужден вам сообщить, что в случае гибели лица, оформившего полис, случай не может быть признан страховым в том случае, если…
— Да-да, вы уже говорили, — утомленно киваю я (нет, он кивает).
— Отлично. Тогда подпишите вот здесь и здесь.
— С удовольствием! — Кудрявая подпись в завитушках.
— Поздравляю вас, вы совершили очень выгодную сделку!
Клерк расплывается в счастливой улыбке…
Нет, лучше он купит подержанный автомобиль, и тогда девушка, та самая девушка из кинозала, обязательно согласится…
— Вы тоже, — улыбаюсь я.
Та же история повторяется еще в одной компании, и еще в одной… И везде одна и та же картина — строгие предупреждения, расплывчатые улыбки, подписи под договорами…
А потом, когда все это случится, начнется другая, совсем другая жизнь…
— Какое горе, мы вам так сочувствуем! Как же это произошло?
— Вы знаете, мне так тяжело об этом говорить… Автокатастрофа… Удар был такой силы, что мой брат на огромной скорости…
— А его жена?
— И она тоже…
Еще один вариант (окончательный пока не выбран):
— Она в больнице, практически парализована. Остались дети, бедные малютки… Такое горе…
— А вы?..
— Я его брат, я приехал из Сыктывкара… Я не знал, что он застраховал свою жизнь на такую крупную сумму.
Другой вариант (ведь я еще ничего окончательно не решил!):
— Мой брат… Такое горе… Кто бы мог подумать… Когда он приехал из Сыктывкара… Все складывалось так удачно для него…
— Вы единственный наследник?
— Выходит, так… Но, честно говоря, я не могу думать о наследстве, когда мой брат сейчас… Он… В могиле…
Я еще не решил! Я еще ничего окончательно не решил. Как все будет в точности, я еще не знаю. Но я скоро решу.
Все будет хорошо, очень хорошо. Но не для него — для меня. Только для меня!
Следующим вечером, абсолютно трезвый, даже, можно сказать, торжественно-трезвый, Кеша ждал меня в условленном месте, дробно притопывая ногами от пронизывающего холода. В вечернем неоновом свете его рваные тренировочные штаны с пузырями на коленях и потертая кожаная куртка выглядели особенно жалко. Лыжная шапочка, живописно украшенная червоточинами мазута, выглядела уроженкой свалки возле соседнего автосервиса. Покрасневший нос картошкой то и дело жалобно шмыгал, а узкие губы, обметанные сухостью, цветом напоминали лежалую говядину.
— Ж-ж-жду в-в-вас, ж-жду, — заикаясь от холода, пробурчал Кеша при моем появлении. В его словах внезапно зазвучало микроскопическое обидчивое достоинство. — Уже, между прочим, хотел уходить!
— Что ж не ушел? — равнодушно ухмыльнулся я, открывая машину и впуская окоченевшего пассажира в салон.
— Эта… Договорились же! — Кеша тыльной стороной рукава вытер нос и вновь обидчиво шмыгнул.
Я промолчал, сверяясь с адресом на листочке. Сначала моего подопечного следовало отмыть, накормить, дать выспаться, а потом уже решать, что делать с ним дальше. Заботу обо всем пришлось взять в свои руки.
Идеальным обиталищем Кеши, конечно, стала бы отдельная квартирка где-нибудь поблизости, но жилье в центре стоит дорого. Еще неизвестно, оправдает ли этот тип подобные расходы. Поэтому я остановился на варианте отдельной комнаты или даже отдельного угла. Хорошо, если бы хозяйкой оказалась какая-нибудь преклонного возраста и еще более преклонного разума старушка, которая, с одной стороны, курировала бы своего квартиранта в мое отсутствие, не давая ему загулять по кривой дорожке, а с другой стороны, была бы не настолько светла умом, чтобы вникать в чужие, не предназначенные для обсуждения широких масс дела.
Обзванивая потенциальных квартиросдатчиков, я убил почти два часа рабочего времени. Из целой колонки объявлений в газете «Из рук в руки» идеально подошло лишь одно. Сдавалась скромная комнатка в коммуналке в двух кварталах от моей работы, хозяйка — старушка-божий одуванчик. Правда, побеседовать с ней мне не удалось, в роли квартирного маклера выступал внучатый племянник.
— Бабуля как себя чувствует? — осведомился я осторожно.
— Лыка не вяжет, — откровенно признался «внучатый». — Наполовину с катушек уже съехала. Но ничего, она тихая. А деньги будете отдавать мне, раз в месяц стану забегать.
Сумма оказалась приемлемой, и потому я сразу договорился о переезде.
— Брат у меня из провинции приехал, — на всякий случай объяснил я «внучатому». — Хочу устроить его.
Но «внучатый» не слишком любопытничал насчет брата из провинции. Куда больше его интересовал тот скромный задаток, который я пообещал выплатить в обмен на ключ от комнаты.
Через минут пять лавирования по темным, плохо освещенным переулкам мы подъехали к облупившемуся многоквартирному дому, так сильно покосившемуся на один бок, как будто он уже несколько веков страдал от ежедневных приступов аппендицита.
Кнопка звонка безнадежно провалилась куда-то внутрь, из-за разукрашенной деревянной двери послышался монотонный вой, похожий на звук корабельной сирены. Вой не прекращался ни на секунду — кнопка запала. Внезапно дверь распахнулась, и восставшее на пороге существо патетически изрекло, яростно потрясая сухоньким, в веревочных жилах кулачком:
— Образумьтесь, бессмысленные люди! Когда вы будете умны, невежды? Надсадивший ухо не услышит и образовавший глаз не увидит!
— Добрый вечер, — церемонно поклонился я, — вы — Клавдия Митрофановна?
— Язва, ходящая во мраке, зараза, опустошающая полдень, сгинь! — взвизгнула хозяйка и вдруг исчезла — властная рука внучатого племянника одним движением очистила проход от хрупкого тельца.
— Заходите! — послышался приветливый смешок из глубины бесконечного коридора. — Бабуля еще не ужинала, и оттого немного сердита.
Миновав темный (хоть глаз выколи) проход, обвеваемые запахами кухни и ароматами вырвавшейся из заточения канализации, мы оказались в крошечной комнатушке окнами на кирпичную стену элитного дома напротив. Главным украшением комнаты служил престарелый диван, на котором вольготно развалилась глубоко беременная кошка. Я удовлетворенно огляделся по сторонам.
Запроектированная мною престарелая хозяйка оказалась вполне безумной леди, только что разменявшей вторую сотню лет. Таких в народе с первого же взгляда определяют метким словом «ведьма», «мегера» или «карга»: висячий нос, выпирающий вперед подбородок, испещренные глубокими бороздами морщин впалые щеки.
— Проходите, располагайтесь, будьте как дома… А это, никак, ваш братец? — полюбопытствовал «внучатый», пристально оглядывая Кешу. Мне не понравился его ехидно-соболезнующий тон.
— Двоюродный, — холодно парировал я. — Из Сыктывкара.
— Ага, — кивнул «внучатый». — Я так и подумал. Комната прекрасная, удобства все, в ванной вечером бывает горячая вода, газовой плитой на кухне пользоваться можно, ежели со своей посудой.
— А соседи?
— Соседей практически дома не бывает. Дома только бабуля. А если она полезет драться или станет приставать к вам со своими беседами из Библии, бросьте в нее чем-нибудь или дайте сухарик пососать.
— Удушу червя твоего во чреве твоем, ибо иначе не будет мне от Господа искупления, — резонно возразила бабуля, выслушав выданные племянником рекомендации.
Старушка мне определенно нравилась. Она выглядела сумасшедшей, как мартовский заяц, но, видимо, была безвредней тени. К тому же речь ее не казалась столь уж бессмысленной, если пошевелить мозгами.
— Хорошо, с условиями мы согласны, — кивнул я и приглашающе окинул рукой царские хоромы. — Располагайся, Иннокентий. Завтра я принесу тебе килограмм сухарей для Клавдии Митрофановны, потому что считаю неприличным швырять предметами обихода в пожилую женщину. Да и самих предметов обихода здесь, кажется, не так уж много.
Из меблировки, кроме дивана, в комнате находились: обшарпанный обеденный стол в углу, колченогая табуретка и покосившийся платяной шкаф с незакрывающейся дверкой. В ответ на мое замечание хозяйка одобрительно выдала новую цитату:
— Щедрость воздастся вам вдвойне, жадность наказана будет вдвое, ибо праведник цветет, как пальма, а грешник иссушаем зноем палящим.
— Точно, — согласился племянник, опуская деньги в свой карман, — иссушаем, ох как иссушаем! — Он выразительным жестом щелкнул себя по шее. — Ну что, мужики, обмоем новосельице?
Кешины зрачки вспыхнули фанатичным огнем. Я поморщился.
— Не хотелось бы вас обижать, — с вежливой язвительностью начал я, — но брат очень устал с дороги, ему страшно хочется отдохнуть. Напоминаю, он приехал из самого Сыктывкара!
«Внучатый» не слишком расстроился категорическим отказом и, пожав плечами, двинулся праздновать новоселье в другое место. Бабуля проводила родственника осуждающим взглядом и заметила с глубоко философской печалью:
— Расхищают его все проходящие путем, сделался он посмешищем у соседей своих… — Она протяжно вздохнула.
Строго-настрого приказав Иннокентию немедленно принять ванну с хозяйственным мылом и пообещав навестить его на следующий день, я тоже вскоре откланялся. Последнее, что я услышал, прикрывая за собой дверь, было острое замечание хозяйки в адрес нового квартиранта:
— Не все те Израильтяне, которые от Израиля, не все чада Авраамовы, которые от семени его.
Старуха оказалась дьявольски умна, усомнившись в нашем с Кешей родстве. Но что касается «Авраама» и какого-то семени — это мы еще посмотрим.
— Сегодня приема нет. Вам русским языком сказано, у Александра Юрьевича сегодня приема нет. И на этой неделе тоже не будет.
В течение месяца? Не знаю, не уверена. Позвоните, пожалуйста, дней через десять, я отвечу более определенно. А еще лучше изложите суть вопроса в письменной форме и пришлите по электронной почте. Александр Юрьевич рассмотрит ваше предложение и вынесет свое решение по существу.
Нет, ждать его бесполезно, он не принимает…
Хотите сидеть? Напрасно только затрудните себя, его нет в офисе. Его вообще в городе нет. Нет, и домой звонить бесполезно, тем более сведения о приватных телефонах мы посетителям не даем…
Ну и что, что вы писатель? Подумаешь! Даже если писатель! Особенно — если вы писатель. Может быть, вы вообще от наших конкурентов подосланы тайно? Может, вы изобразите потом нас в каком-нибудь неприглядном или ироническом виде, и получится антиреклама, оформленная доходчивым языком с незаконным использованием средств художественного выражения.
Неужели все писатели ходят вот с такими патриаршими бородами, которые растут у них прямо из глаз? Или у вас униформа такая? А почему у вас пальтецо сзади грязное? А воротник ваш мне определенно знаком… Никак котиковый? Вот я и смотрю… И голос ваш как будто я уже где-то слышала. Наверное, по телевизору. Нет? А где?
Нет, а вы вправду что-то пишете? Я тоже немного пишу. В принципе, у меня даже не секретарская должность, а на самом деле писательская. Приходится каждый день докладные начальству строчить, я уже замаялась. Вот только за нее дач в Переделкине не дают и звание члена союза тоже. И гонорары, надо сказать, оставляют желать лучшего.
Так и пишем помаленьку, так и маемся… А знаете, к какому выводу я пришла недавно? В русском языке катастрофически не хватает слов! Странно, что никто, кроме меня, на это внимания не обращает. Всем словно плевать, даже вам, писателям. Хотя, может, вы и не писатель, а только притворяетесь творческим работником в целях собственной выгоды.
Интересуетесь, из чего я сделала такой вывод о нехватке слов?.. Очень просто. Иногда хочешь что-то написать, ищешь слова, ищешь, а их нет. Нету! А почему? Потому что их просто не хватает! Просто истощился наш словарный запас за последние несколько лет.
Ну, конечно, я человек сообразительный. На моей должности поневоле приходится крутить мозгами на полные обороты, глупеньких дурочек у нас не держат, только умных. Так вот, я самостоятельно выход из положения нашла, хотя и не академик какой-нибудь…
Какой выход? Очень простой! Не догадываетесь? Ха, так я и думала! Я просто подбираю английское слово, приблизительно подходящее по смыслу. Недаром нас в колледже натаскивали на английский. Например, «отксерачить документ»? Как прикажете перевести? Так и мучаюсь.
Странная вообще ситуация получается. Неужели вы, писатели-академики-журналисты, не можете собраться все вместе и перевести все нужные слова на русский язык, чтобы, наконец, восполнить острую нехватку? Чтобы народ перестал уже, наконец, маяться в поисках нужных слов? Вы там поговорите у себя с кем надо.
Вот ведь, господи… Да вот я, например, секретарь-референт без высшего образования, а до всего приходится своим умом доходить! А слова нужные придумывать вообще не моя прямая обязанность. Так, стараюсь на общественных началах…
Да, вы совершенно правы, не очень-то я вашу профессию уважаю. Мизерная, вообще говоря, профессия. И никаких особых талантов для нее не требуется, знай пиши себе побольше да деньги за свою писанину получай. Впрочем, в нашей стране и писать-то прилично не умеют, не говоря о прочем.
Да-да, уверяю вас, не умеют! Нынче такой книжки, чтоб душевно прилечь с нею на диван, чтобы полистать на сон грядущий, уже и не найти. Просто какой-то ужасный нонсенс получается! Книжек пруд пруди, а на диване полежать не с кем.
Да уж, знаете, сколько раз я так ошибалась! Купишь порой толстенный том, потратишь законно заработанный полтинник (зарплата, между прочим, у меня не такая уж и большая, на косметику едва хватает). Все вроде бы в этой книжке ничего: и обложка такая приятная, и название завлекательное…
Придешь домой, поуютнее на диване калачиком свернешься, ноги пледом укутаешь, вазочка конфет наготове… Телевизор негромко работает, глаза сладко слипаются… Думаешь, ну, сейчас почитаю немножко, да и задремлю сладко, осиянная дивными видениями…
Не тут-то было! Через две страницы сон как рукой снимает, веки перестают слипаться, к концу первой главы от ужаса прямо глаза из орбит вылезают, а через полсотни страниц вообще нипочем не заснешь. Так и валяешься до поздней ночи, горько думая свои тяжелые думы.
Вот вам плоды современной литературы, вот вам законно потраченный трудовой полтинник! Ни тебе ожидаемого душевного успокоения, ни тебе дивных видений, ни тебе чудных снов. Одна гадость и тревожный раздрай во всем организме.
Нет, для душевного утешения я лично предпочитаю почитать что-нибудь утонченное, из иностранных авторов. Все-таки наши русские не научились еще так хорошо изображать действительность, как иностранные. То ли им за это мало платят, то ли просто не хотят утруждаться.
Возьмешь книжку какой-нибудь американской писательницы и тут же начинаешь потихоньку успокаиваться, с первых страниц. И правда, американские романисты, даже мужчины, очень уж приятно пишут. Просто загляденье! Читаешь, читаешь да и замечтаешься незаметно, а там и глаза потихоньку сонным молоком нальются, отяжелеют, сомкнутся, точно медом намазанные. И нырнешь незаметно в экзотический мир не нашей жизни, красивой и настоящей, как мечта.
Героини у них всегда на наружность красивые, и одеты хорошо, и живут в приятном домике с видом на океан с белыми барашками пены. Если даже у них домработницы нет по скудости средств или из-за временных трудностей, то уж посудомоечная машина всенепременно имеется. А тут после совещаний замучаешься окурки из чашек выгребать…
Возьмем теперь, к примеру, наш какой-нибудь не самый мизерный романчик. Не будем брать тот, в котором милиционерши всех налево и направо раскидывают. Я лично их воспринимаю как научно-фантастический малоинтересный бред. Наша отечественная героиня живет в вонючем подъезде, сосед у нее алкоголик, да и сама она чуть ли не с детства в проститутки записалась. А любовник у нее непременно из какой-нибудь банды, и в конце его обязательно убивают одним из самых малоэстетических способов: или попросту голову размозжат, или взорвут как-то особенно ярко, или в чан с серной кислотой кинут на старости лет. Чего ж в этом, скажите на милость, приятного? Я в этом ни капли приятного не нахожу.
В американской же книжке все наоборот. Ну абсолютно все! Если даже у них героиня и выросла в бедном квартале, то это ненадолго, только до того момента, пока она окончательно и бесповоротно не разбогатела. Ну, или там вышла замуж удачно, или вообще стала поп-певицей на правах трагедийной актрисы, или, на худой конец, получила огромное наследство от безвестного заокеанского родственника.
А у нас… Господи! Нет, не понимаю!.. Или у нас заокеанских родственников мало? Или у нас выигрышных лотерей нет? Или на бедных жениться не принято? Или миллионеры наши вообще не в силах жениться по состоянию здоровья? К чему этот натурализм, извините за выражение, к чему вскрывание современных пороков и язв?
Но даже если нашей русской героине вдруг обломится счастье, то и тут у нее все не слава богу. Или вскоре ее побьют и она всю красоту потеряет, или возлюбленный ее дуба даст. А деньги непременно отнимут налоговые органы.
А в американской книжке… О, совсем другой коленкор! Он — красавец блондин с голубыми глазами и атлетическим торсом. Голос у него — нежный баритон с басовыми фиоритурами. Моется он каждый день (а то и по два раза) в душе, где частенько свою возлюбленную и настигает один на один…
Приятно, черт побери, ужасно приятно! Читаешь иногда — аж защекочет где-то в углу глаза, аж насквозь прожигает такая дивная возвышенность чувств.
И погода там всегда стоит прекрасная. Легкий океанский бриз, солнышко, шепот бурливых волн. Иногда только тропический ливень зацепит героиню, но и то без большого вреда для ее здоровья. Без всяких там пневмоний с нетипичной картиной течения, без нехватки антибиотиков, без районных больниц с серым бельем и прочих ужасов.
А в доме у нее — обстановка высший класс, красивая музыка. И никогда не бывает перебоев с электричеством или слабого отопления… И никогда соседи сверху ее не заливают, только в тех редких случаях, когда наверху происходит ужасное убийство, которое самой же героине по замыслу автора и предстоит расследовать. И вообще все у них всегда кончается в лучшем виде — с поцелуем, клятвой в любви до гроба и объятиями на закате, когда «огромный шар красного солнца стремительно опускается за зубчатый край черных, точно вырезанных из бархатного картона гор»…
Не понимаю, казалось бы, все просто! Пиши, учись, старайся! Но — нет, наши авторы решительно не могут так писать. Не умеют! Руки у них из другого места растут! Или не хотят, что ли?.. Или им мало платят, и они считают, что красоты надо отпускать читателю только поштучно, по единице на каждый рубль гонорара?
В нашей книжке и сама героиня далеко не красавица, а если даже на внешность ничего, то или стерва, или крепко обиженная на свою беспросветную жизнь. А любовники ей попадаются большей частью второй сорт, некондиция… Если даже кавалер из себя приятной наружности, то все же какой-никакой изъян у него на физиономии имеется. Или нос на сторону немного свернут, или шрам через пол-лица, или он слепой, или характер просто бешеный. И моется он даже не то чтобы редко, а даже вообще не думает, что надо бы помыться.
И одевается в высшей степени фигово — в спортивные штаны с рынка и китайскую кожаную куртку. Что и говорить, приемами из каратэ он владеет недурственно и без разминки запросто совершает и сальто в три оборота, и кувырок через правое плечо. Частенько он вообще прирожденный восточный единоборец, на головку в китайском монастыре ушибленный, однако при этом ругается, как правило, нецензурно и с женщинами большей частию груб. И что особенно неприятно, обязательно у него пистолет какой-нибудь в кармане валяется, иногда даже не один. И даме сердца он никогда не предложит чего-нибудь красивого или изящного, ну, например, прогулки вдвоем по Монмартру с букетиком тонко пахнущих фиалок или уик-энда на Багамских островах в уединенной хижине, а обычно поведет героиню в ресторан, закажет там водки, надерется, а потом сам же затеет драку с какими-нибудь околоторговыми грузинами.
Да и погодка в наших романах тоже весьма и весьма посредственная. Океанского шепота вообще не слышно. Солнце редко показывается. Обычно только перед бурей. То снег валит на десяти страницах, как ненормальный, то дождь на полромана зарядит. И как только какой ответственный эпизод — ветер дует в лицо герою. А чувствительная к перепадам температур героиня постоянно простужается от такой дрянной погоды, отчего ей приходится лечиться горячим чаем и жалобами на беспросветную жизнь.
И заканчивается в наших романах все тоже не очень. Никаких тебе счастливых концов, никаких беби в кроватке и влюбленных глаз с томной поволокой. Или ее хахаля конкуренты в тюрьму упекут, или его недружественные братки прямиком на тот свет отправят на последней странице. И порок не наказан, и добро не торжествует. А если у нее, у нашей героини, денег хоть немного осталось, ну хотя бы на самые наличные нужды, то пусть она не надеется сохранить их до конца романа — все равно в последней главе их обязательно отнимут. А ей на память останутся только грустные воспоминания о былом и какие-нибудь возвышенные думы. И (иногда) — надежда на будущее. Потому что всем и без романов ясно — не в деньгах счастье, а в их количестве. А такого малого количества все равно на нормальную жизнь не хватит, чего ж напрасные иллюзии возбуждать?
Я даже думаю, они, эти авторы, специально так делают. Чтоб человек не забывал, в конце концов, где он живет. Чтобы помнил, выйдя на улицу, о темных подворотнях и залитых мочой подъездах. Чтобы сильно не разочаровывался, не обнаружив в своей жизни океанского шепота. Но только я таких книжек читать не хочу! Отказываюсь наотрез! Я за такую мрачную погоду и дешевые отечественные машины, заляпанные грязью, свой трудовой полтинник отдавать не желаю! Не желаю я за китайскую кожаную куртку и потертые джинсы такие бешеные деньги платить! И за невзрачную потертую личность кобелиного типа, которая, может, по тюрьмам все зубы проела, тоже ни тугрика не дам!
Пусть он сначала научится нежные слова выговаривать и хотя бы один раз на пятьсот страниц в душе вымоется, а потом я подумаю, пускать ли его на свой уютный диван хотя бы в образе книжки! Да, и пусть не забудет свой пистолет вынуть, куда подальше. И пусть он себе все выбитые в перманентном мордобое зубы вставит. И пусть поведет свою героиню ну если не на Монмартр, а куда-нибудь… Ну хоть на выставку почетного художника Шилова или в планетарий. А то я его покупать отказываюсь, хоть и по льготной цене или с уценкой!..
Ах, вы совсем не о том пишете. А о чем?
Ах, вы все больше в плане науки стараетесь… В области психологии, неужели?.. И это правильно! Полностью поддерживаю вас! Чего-чего, а психов в нашей стране всегда хватает. Взять хоть моего шефа — типичный шизофреник, право слово, по нему дурдом плачет. А я вас не очень удивлю, если расскажу, как после трудового дня и заключения важных контрактов на пару миллионов он обожает от души порыться в мусорном баке и скушать на сон грядущий кусочек плесневелой колбасы?
Нет, не удивлю? Вы уже об этом знаете? Даже так… А еще порой он перестает узнавать родных и близких и агрессивно кидается на окружающих. Меня не узнает! Слышите, ме-ня, Алину! Правду говоря, у него и заключение психиатра имеется, так что вы ему вряд ли поможете.
А что вы пишете? Наверное, что-нибудь из области психологии деловых отношений? Психическое здоровье в условиях перманентного «стресса менеджера»?
Только разочарую вас, дорогой товарищ, никакого стресса у моего шефа теперь не наблюдается. Еще буквально сколько-то месяцев назад, да, не спорю, было что-то такое. Стресс, нервы, швыряние неправильно оформленных договоров в лицо младшему персоналу офиса, то бишь лично мне, вызовы на ковер к начальству, претензии насчет плохо заваренного кофе и тому подобные придирки. А также угрозы увольнения, обещание о снижении зарплаты, шантаж и вообще попытки перевалить с больной головы на здоровую. Плюс крики на жену по телефону, тотальная раздражительность, дурной цвет лица и несварение желудка.
А теперь — нет. Все хорошо, все в шоколаде. Милая улыбка в тридцать два зуба, непоколебимое душевное здоровье. И никаких угроз увольнения. Даже наоборот. Слова благодарности обхаянному младшему персоналу, весомая прибавка в зарплате… Несварение желудка отложено в сторону, цвет лица великолепный! Кофе теперь вообще не пьет. Неправильно оформленные договора возвращает с нежной просьбой исправить ошибки. С женой по телефону щебечет ну прямо как герой из американского романа. Деткам покупает красивые игрушки. Своему алкоголическому папаше приобрел на распродаже толстый мохеровый свитер — старичку нужно себя беречь.
Мне лично на день рождения подарил большого плюшевого мишку и признался, что он без меня никуда. Я даже чуть не расплакалась от такой трогательной заботы.
Только вот с памятью у него по-прежнему худо. Скажите, доктор, это можно исправить? Никак не вспомнит он, как мы вдвоем с ним в пансионат «Верхние Елки» отдыхать ездили… Как он охапки роз дарил… Как обещал, что с женой разведется и тогда…
Ах нет, ничего я вам не говорила! Я все это самолично придумала.
Брат? Нет, не было у него никакого брата. Он единственный ребенок в семье. Телохранитель? Охранник? Дублер? Двойник?
Вы с ума сошли! В каком это романе было написано… Сейчас вспомню. Ой, нет, забыла в каком…
Вы уже допили кофе? Извините, мне надо работать. Нужно срочно оформить важные бумаги.
Нет, Александр Юрьевич вас принять не сможет, и вообще, ему психиатр не нужен. Ему никто не нужен, кроме жены — увы…
Вообще-то его сейчас в городе нет. Это я вам абсолютно точно говорю.
Где он в данный момент? В данный момент его вообще нигде нет! Ха-ха-ха! Не обращайте внимания, это нервы…
И напрасно вы думаете, что я знаю больше, чем говорю. Я ничего не знаю. Ничего не знаю и не хочу знать.
Пожалуйста, уходите… Нет, и книжечку не надо мне оставлять почитать. Как вы уже знаете, я наших отечественных авторов не очень-то жалую. Вот если бы что-нибудь красивое, американское, с улыбкой в тридцать два зуба, с тонким ароматом дорогих духов… Ах!
