Глава 21

К сожалению, это только сладостные мечты. Уж очень иногда надоедают докучливые родственники. И потом, как быть с детьми? Тайно благодетельствовать их из-за рубежа почтовыми переводами от неизвестного благожелателя? Хлопотать об усыновлении?

Впрочем, и Иришка мне тоже по-своему дорога. Десять лет вместе — это не шутка. Она просто отличная жена, выше всяких похвал. Даже не слишком разборчивый Кеша это заметил. Если бы не ее патологическая любовь к дебильному братцу, если бы не споспешествование причудам моего престарелого отца, отношения между нами были бы куда лучше.

Кешу я застал сидящим возле окна в позе мечтателя: небритая щека опирается на кулак, глуповатая ухмылка растеклась по лицу, в глазах мечутся призраки таинственных мечтаний.

— Очень мне такая жизнь нравится, — произнес он, персонально ни к кому не обращаясь. — Женушка на кухне хлопочет, детки щебечут под ногами… В доме опять же тепло, еды навалом. А папаша ваш, Александр Юрьевич, великой души человек! Про целину так замечательно рассказывает… Шурин тоже мужик клевый. Познакомить с хорошей женщиной предлагал. Деловой, кроме того, инициативный. Я ему про экспорт какао-бобов рассказал, а он знаешь как за мою идею ухватился? Мы, говорит, с тобой, Кеша, таких дров наломаем, только держись. Нам бы только начального капиталу раздобыть…

Кеша тяжело вздохнул и повернулся ко мне. Взор его вдруг затуманился неземной печалью.

— А тут сидишь цельными днями один, как сыч, в компьютер пялишься да в учебники. Ни продыху тебе, ни роздыху. Валентина проходу не дает, разными словами душу смущает. И тело… Клавдия Митрофановна как почнет нравоучительствовать, прямо с тоски хоть на крюк вешайся. А интеллигентных разговоров здесь и не ищи, один мат да руготня… Нет, честное слово, жениться мне надо. Дом свой завести… Что же жизнь свою без толку прожигать…

— Слова не мальчика, но мужа, — усмехнулся я, подсаживаясь к столу. — Слушайся меня, Кеша, и все будет у нас с тобой, дай только срок.

Недоверчивый взгляд скользнул по моему лицу.

— Да уж, верить тебе затруднительно… Вон ты уже сколько обещаешься мне зарплату за май выплатить. Одними только обещаниями кормишь. А мне, может, нужно одну книжку хорошую купить для самообразования. И мыло закончилось, хозяйственным моюсь, как подзаборный.

— Потом, это потом… — Я смущенно полез рукой в карман. — А сейчас, друг мой, собирайся, едем. И паспорт свой захвати, тот, который я тебе недавно выправил.

— Это зачем это? — подозрительно прищурился мой капризный питомец.

— Там узнаешь.

Через час мы уже сидели в нотариальной конторе, а нотариус гражданка Кулакова, дебелая матрона с ухватками базарной торговки, изучала устав предприятия с диковатым названием «Рыбстреком». Название это расшифровывалось просто: «Рыбасов, Стрельцов и компания». Согласно бумагам, заявленный род деятельности вновь организованного предприятия значился как «экспортно-импортные операции с товарами народного потребления».

Предприятие мне понадобилось для того, чтобы легализовать свои доходы. И чтобы, конечно, получить законный выход за рубеж. Так сказать, окно в Европу.

На следующий день я сказался на работе больным, и мы отправились в банк открывать счета. Со стороны все выглядело очень солидно: два представительных господина, неуловимо похожие друг на друга, как родные братья (только один с тараканьими усиками), хлопочут о солидном перспективном деле. Конечно, я смог бы сам справиться, но пора было и Кеше осваиваться в деловых кругах. Ведь вскоре ему придется заниматься делами только что организованного предприятия исключительно в одиночку. А затем в одиночку отдуваться за решеткой.

Приоткрыв рот, Кеша наблюдал за процедурой оформления, напоминая при этом тугоумного младшего братца.

— А зачем то, зачем это? — то и дело дергал он меня за рукав. Я еле успевал вкратце объяснять ему суть происходящего.

А потом мне понадобилось поставить на документы печать в районной управе. Мне самому решительно некогда было отираться по учрежденческим коридорам. Ведь на работе дела стояли, я то и дело отговаривался несуществующими сделками, чтобы заполучить хоть немного свободного времени. Дома Иришка опять обиженно надувала губы, недосчитываясь за вечерним столом одного, главного, едока. Поэтому я разрешил своему компаньону избавиться от омерзительного волосяного покрова под носом и отправиться по инстанциям самому.

Костюм сидел на нем безупречно, неяркая рубашка была, как и положено, на полтона светлее галстука. Новые, благоухающие натуральной кожей ботинки приятно поблескивали при ходьбе. Запах дорогого парфюма обволакивал с ног до головы, как газовый шлейф.

— Ну, Золушка, дело за тобой, — мысленно перекрестил его я. — Не забудь, что ты — генеральный директор предприятия Александр Рыбасов, а не какой-то там… — Я благоразумно не договорил, чтобы не будить в своем приятеле раздражающих воспоминаний.

Переодевшись, Кеша мгновенно преобразился. Грудь выгнулась колесом, осанка выправилась, исчезла его вечная приниженная сгорбленность, затравленно-бегающий взгляд принял начальственно-снисходительные выражение.

«Альтер эго» директора компании «Рыбстреком» прошелся по комнате, небрежно помахивая рыжим кожаным портфелем с золотой монограммой «А.Ю. Рыбасову от коллег».

— Ну, я пошел? — вопросительно бросил он через плечо.

— Иди, — пробормотал я, любуясь переменой, происшедшей с ним. — И не забудь, что…

— Не забуду!

— Помни, что…

— Помню, не маленький!

— Проверь, чтобы…

— Сам все знаю, — заносчиво отозвалось строптивое «альтер эго» и выкатилось в коридор.

Минутное затишье, скрип шагов. Женский ябедный голос с кухни:

— Александр Юрьевич, скажите вашему Кешке, подлецу, чтобы не смел чайник на мои конфорки ставить. А не то я так ему поставлю…

— Непременно, Валентина, обязательно передам, — обещает солидный баритон (ну совершенно мой!), — я считаю, абсолютно недопустимо нарушать правила коммунального общежития.

Хлопает дверь.

Мне пора уходить. Но как уйдешь, если отвергнутая дама на стреме?

Я выглянул в коридор, но тут же убрал нос обратно. Валентина неслась по коридору, топоча с решительностью готового на крайности бегемота. В ту же секунду ее мощный кулак заколотил по хлипкой фанерной перегородке, так что в соседней комнате затряслись хрустальные вазочки в серванте.

— Кешка, подлец, слышал, что братец твой сказал? Я еще с тобой разберусь, блоха коммунальная! Выходи на разговор!

Я благоразумно молчал, не желая выдавать разгневанной женщине нашу маленькую тайну.

Только через полчаса мне удалось благополучно ускользнуть из дома. Увидев юркую тень, метнувшуюся к выходу, Клавдия Митрофановна заметила лишенным интонаций голосом:

— По гордости своей нечестивый преследует бедного. Да уловятся они ухищрениями, которые сами вымышляют. Во всякое время пути его гибельны; суды Твои далеки для него. На всех врагов он смотрит с пренебрежением. Уста его полны проклятия, коварства и лжи; под языком его мучения и пагуба…

Но я не слушал ее: не люблю дурных пророчеств и плохих предзнаменований.

Вечером Кеша позвонил.

— Все сделал, — кратко отрапортовал он.

— Вопросов не было?

— He-а. Никаких. Меня сразу узнали, приняли на ять. Все подписал, собрал бумаги — и фьють, помчался домой.

— Молодец! — вполне искренне похвалил я. — Умница!

— А то, — с достоинством ответил Кеша и положил трубку.

Иришка стояла в дверях, скрестив руки на груди.

— Это звонил твой, как его?.. — спросила небрежно.

— Да, — кивнул я. — Это он.

— Я так и думала! — воскликнула она обиженно. — Ты его притаскиваешь в дом, где дети, а у него, может, еще вши не перевелись… — Она раздраженно хмыкнула. — И вообще, он мне не нравится, — заявила она торжественно.

Как будто это имеет какое-то значение!

— Здесь наши вкусы совпадают. Я тоже от него не в восторге. Но он мне нужен. И я буду с ним возиться, как ты изящно выразилась, пока он мне нужен.

— Ну и целуйся с ним! — Хмыкнув, Иришка торжественно выкатилась в коридор.

А я стал собирать чемодан: меня ждал зеленый ласковый остров Кипр.

— Еду в командировку в Сыктывкар, — сообщил я жене, уже стоя в дверях.

Иришка оторвалась от любимого журнала.

— Когда вернешься?

— Не знаю. Если что — звони на сотовый. Впрочем, сам я и позвоню.

Уезжать из дому, имея напряженную внутриполитическую обстановку, было не очень-то весело. Но — дела важнее!

— Итак, — сказал я Кеше, выруливая на шоссе, ведущее в аэропорт. — На самом деле все очень просто. В девять часов подъезжаешь к зданию. На рычаг переключения скоростей, кстати, не очень-то дави, «тойота» — это тебе не какая-нибудь отечественная рухлядь… Дорогу помнишь?

— Ага.

— Где машину ставить, знаешь?

— Ну.

— Ставишь машину, включаешь сигнализацию, идешь к лифту. Если с тобой здороваются, ты солнечно улыбаешься и киваешь головой. Отвечаешь судя по ситуации. Пару слов о погоде, о курсе доллара и тому подобное…

— Это я смогу, — сосредоточенно кивнул Кеша.

— Поднимаешься на лифте на восьмой этаж. Налево по коридору третья дверь. На двери табличка. Проходишь в кабинет и садишься за стол. Открываешь компьютер и делаешь вид, что по горло занят работой. Отвечаешь на звонки. Никаких решений без меня не принимать! Если что, тверди как заводной: «Мне нужно подумать несколько дней». Или: «Я должен посоветоваться с руководством». Если нужно будет завизировать документ, Алина составит нужную бумагу и принесет на подпись. И все.

— Все? — изумился Кеша. — Так просто?

— Не так уж просто! — раздраженно парировал я, в этот момент противореча сам себе. — Далеко не просто. Единственное, что требуется от тебя, — не делать глупости, не принимать скоропалительных решений и побольше молчать.

— Есть молчать.

— И запомни: у Недыбайло язва какой-то там кишки. Об этом знают все, и все обсуждают его болезнь, а он — первый. Недыбайло ты узнаешь сразу, такой здоровенный тип с красными руками, при первой встрече его можно запросто спутать с трехстворчатым шкафом. Потом… У Кирюхиной сын в тюрьме…

— За что? — с неподдельным интересом перебил Кеша.

— Не помню… Никогда не интересовался блатной романтикой. Кажется, что-то ограбил. Или кого-то. Так что поосторожнее при ней, она очень болезненно воспринимает любое высказывание насчет зэков. Кирюхина — такая молодящаяся дама с большим бюстом, работает под платиновую блондинку. Остальные — мелочь пузатая, обожают трепаться о всякой ерунде. Я не слишком-то вписываюсь в их компанию и потому не пользуюсь повышенной популярностью. Так что и ты сойдешь. Ну, кажется, о сослуживцах — все.

— А Алина? — Кеша смущенно почесал нос.

— Что тебя беспокоит?

— Как мне с ней себя вести? Она ведь может… Эта… Узнать, что я — это не ты?

— Если я еще раз услышу от тебя «эта», — свирепо зашипел я, — то, во-первых, дам тебе в челюсть, во-вторых, высажу тебя на обочине, а в-третьих, буду считать наши отношения расторгнутыми раз и навсегда. Что конечно же освободит меня от необходимости ехать в дальнюю поездку и заодно от дальнейшей заботы о твоем благополучии. Тебя устраивает такой расклад?

— Нет, — быстро ответил Кеша и обиженно нахохлился. — Волнуюсь же я, а вы прямо за горло береге. Я ведь не на работе пока. А там, что же… Там я понимаю, что нужно соответствовать…

— А что касается Алины, — заметил я, — веди себя с ней естественно. Нежно, но без домогательств. Если что — у тебя железная отмазка: мол, что было, ничего не помню из-за тяжелой продолжительной болезни. Она в курсе, простит. Если что неясно, сразу звони на сотовый.

— Ладно, — протяжно вздохнул Кеша. Видимо, он слегка трусил.

Притормозив, я нажал на кнопку подъемного устройства, преграждавшего въезд в аэропорт. Устройство выплюнуло в ладонь парковочный талон, шлагбаум приподнялся. Я передал талончик своему спутнику и нажал на газ.

Мы остановились в зоне вылета, я вынул из багажника чемодан, бросил Кеше ключи.

— Права в бардачке, езжай! — махнул рукой и, заметив тоску во взоре, дружески ободрил своего заместителя: — Не дрейфь, Иннокентий Иванович, прорвемся!

Кеша вновь томно вздохнул. От его протяжных вздохов меня уже тошнило.

— Очень хорошо, что я тебя надыбала, милок. Очень мне от этого радостно. Что же ты опять объявился? Все бегаешь по делам? Разнюхиваешь? Вызнать пытаешься? Молодца!

Это хорошо, что ты меня не забываешь. Очень приятно, что и в нынешние смутные годы имеются еще молодые граждане, уважительно относящиеся к престарелым передовикам производства на пенсии.

Да и кто тебе, кроме меня, ценных сведений подбросит? Только Варвара Ферапонтовна, дружок, окромя нее некому. Обойди хоть пол-Москвы, другой такой не сыщешь. Потому что я же сыщик от рождения, в юбке и в вельветовых бурках. Меня же хлебом не корми, дай какую-нибудь соседскую пакость расследовать. Я ведь тогда после твоего ухода всю ночь не спала, все капельки себе капала. Я не я, думаю, если этого подозрительного типа из тридцать девятой на чистую воду не выведу. Чтоб жизнь ему раем не казалась! Потому как это мой гражданский долг теперь. Вот и наш президент тоже давеча вчера так красиво про гражданский долг завернул. Только не помню, об чем речь шла. Не то про падение доллара, не то про реформирование путей сообщения.

Ведь еще один случай подозрительный был, а я его сначала запамятовала по простоте душевной. Однако, было — значит, я тебе сие доложить должна. Ты уж, милый друг, там в своей милиции сделай выводы сам. Чтобы все как по закону было.

Да не торопи ты меня! Я сама знаю, когда запутаться.

Погода тогда была… Гадостная, скажу тебе, погода. Никакой обещанной весны и в помине не было. Так, морось какая-то, тучи низкие, ломота в костях… И так, знаешь, в боку схватывало… То схватит, то обратно перекинется. А потом как заломит, как начнет крутить, прямо хоть на стенку лезь. Только отпустит, только отдышишься — а чуть к ночи, оно опять как разыграется, как почнет меня раскорячивать, как примется ломить да вертеть. Как будто изнутри кто-то жилы тянет, на кулак наматывает. А потом по спине мурашки ка-ак поползут! А после, как мурашки угомонятся, начнет голову будто обручем стискивать. При таком здоровье, дружок, жизни никакой уже не бывает.

Потому, как я на этих современных бугаев смотрю, прямо обида меня берет. Так они здоровьем и пышут, так в них кровь с молоком и играет. Я, может, даже в молодости-то такой не была. Мне, может, молодость голодная досталась, не то что некоторым.

Да я тебя не виню, милок, ты не больно-то на меня, старуху, обижайся. Ты тоже вон какой худенький да бледненький. Бороденку хоть на обтирку пускай, такая жидкая. В волосах мыши плешь проели. Сиротинушка небось? И пальтишко на тебе вон какое шершавенькое, прямо хоть в пользу бедных отдавай.

А вон некоторые жируют уж который год, как сыр в масле катаются. И хотя они теперь со мной любезно раскланиваются, но это вовсе не причина, чтоб я взяла да перестала их на чистую воду выводить. Не дождетесь! Мне ваши любезности вовсе ни к чему. Я уж как-нибудь смогу применить свои дедективные способности.

Ты сериал про мисс Марпл глядишь? Видел, как там такая негромкая женщина страшных отравителей разоблачает? Вот и я так скоро буду. Сейчас начну.

Значит, вот я что тебе расскажу. Случай этот случился по весне. Очень подозрительный случай. Этот неестественный господин из тридцать девятой квартиры попался мне навстречу. В руке — клетчатый чемодан. И одет в светлый костюм, как какой-нибудь южный курортник.

— Александр Юрьич, никак в отъезд собрались? — спрашиваю его ласково, как родного.

Тот буркнул в ответ что-то, а что — по глухости своей я не расслышала, погрузился в свой автомобиль и фьють! Умчался восвояси.

Вечером жену его спрашиваю:

— Куда это ваш дражайший супруг уехамши?

— По делам, — отвечает кратко. А глаза у нее смурные — жуть!

Ну, точно, думаю, поцапались. Дело до развода дошло. Муженек чемоданы собрал и от нее дал деру.

Небось нашел себе новую супружницу, помоложе. Теперь очень в моде такое, чтобы на малолетках жениться. Так тебе, думаю, и надо, милочка. Будешь знать, как лучших соседей на порог не пускать!

Однако на следующий день шкандыбаю я себе по двору с палочкой. Солнышко выглянуло, вздумалось мне больные косточки погреть. Потому что хоть меня ночью и крутит моя болезнь, но при солнечном тепле всегда отпускает. И боль по плечу уходит, и что-то в боку размягчается… А потом опять к ночи как начнет схватывать — не приведи Создатель! Хоть волком вой.

Значит, греюсь я на солнышке в тени, глядь — идет мой соседушка цел и невредим. И костюм на нем другой, и ботинки непохожие. И чемодана в руке не предвидится.

Эх, недоглядела, думаю, когда он возвернуться успел. Прямо как у них, молодых, все это быстро происходит! Небось пораскинул мозгами и решил, что старая жена лучше новых двух, и пришел мириться. Так-то оно лучше, думаю.

Раскланялись мы самым любезнейшим образом.

А потом в ту неделю я очень редко на улицу выходила. Погода была отчаянная, и так, милок, поясницу ломило, хоть складывай в гроб все косточки в натуральном виде. Ну, за неделю я своего соседа, может, раза два только и увидела, да и недосуг мне с ним было растабарывать. Точнее, ему со мной. Да и из окна кричать неудобно.

Ну а потом опять солнышко выглянуло, свежий майский дух разошелся, и вообще жить опять стало охота и зеленеть, как дерево. Только силы уже не те.

Опять вышла на скамеечку. Гляжу: появляется наш с тобой общий знакомец. Опять костюм сливочного цвета, ботинки и чемодан в клетку. А на чемодане бирка багажная наклеена. Я такую в сериале видела. Там по этой бирке преступника изобличили в натуральном виде.

Откуда же это он такой взялся, думаю, прямо остолбеваю.

— Приехали? — спрашиваю разлюбезно.

Тот бурчит в ответ. А что конкретно бурчит, пес его знает.

Очень интересно, думаю, с чего эти господа вечно с чемоданами разгуливают. Летают туда-сюда, как голуби. Прямо уследить за ними нет никакой возможности. То шасть в одно место, то в другое.

Однако, думаю, как это у них просто! Прямо и загар у него какой-то на морде образовался. Когда успел? Еще вчера я его без загара встречала, а теперь весь как будто кофием облитый.

Вот и весь мой рассказ тебе будет. Значит, я так насчет этой истории думаю, размышляю. Ясно мне все, как у них было.

Леди Ирен, жена этого типчика, задумала прочь выгнать своего высокородного супруга. Фамильный замок на Новолесной она решила оставить в единоличном пользовании со всеми слугами, наследными картинами и фамильным инвентарем. Собрала она чемодан мужу и оповестила лорда Рыбшира, отца нашего героя, о том, что его сын отныне не смеет ступать ногой на подвластную ей территорию. А у лорда этого самого имелся в наличии внебрачный сын, который не наследовал его громкого титула, потому что родом произошел от обыкновенной прачки. И решил этот внебрачный ублюдок оттяпать законные свои капиталы путем вхождения в доверие к своей доверчивой родственнице.

Притворился он ее мужем и, вернувшись в ненужное время, застал свою мнимую супругу с полюбовником. Устроил он ей вырванные годы и семейный скандал. «Вы, — кричал, — леди Ирен, опорочили мое имя, славное имя моих предков! Как я могу теперь появиться в свете? Да меня все баронеты засмеют, у которых на дюжину родственников одна затрапезная деревенька в Уэльсе! Уже его превосходительство наследный принц Чарльз, видя меня, сочувственно осведомляются о семейном благополучии и ехидно спрашивают, скоро ли вы подарите мне еще одного наследника».

Леди Ирен, дама чувствительная, под напором таких обвинений, конечно, смешалась, побледнела и рухнула в обморок, надеясь тем самым выиграть время для обдумывания ситуации. Однако ее родственник заявил ей под видом настоящего супруга: «Ваши ухищрения ни к чему, миледи. Прошу вас достойным образом разделить имущество на две части. Поскольку я являюсь потерпевшей стороной, и высокий суд встанет на сторону оскорбленного мужа, то я требую большей части наследства. А вам предлагаю садовый участок под Шатурой с садовым домиком и щитовым туалетом на огороде. И вы, падшая мать, лишаетесь при этом права воспитывать юных лордов».

Услышав это, леди Ирен вновь повалилась в глубокий обморок. Очнулась она, только когда уже было все кончено. Имущество вывезено в неизвестном направлении, дети тоже. Пришла в себя она оттого, что ее истинный супруг в своем естественном виде присел возле ее бездыханного трупа с сочувственным возгласом на устах. «О, моя достойная высокочтимая леди, — воскликнул он в глубоком горе, — что произошло с вами? Какая страшная кара постигла вас?»

«Это все ваш отец, лорд Как-его-там, — пролепетала умирающая леди Ирен, — это его козни, происки и злодеяния. Намедни он заявился в противоестественном для джентльмена виде со скандалом, требуя причитающегося ему по званию родового поместья. Размахивал бутылкой, кричал, дебоширничал. Мой благородный брат был вынужден изгнать его из дома. И вот ваш отец, о достойный муж, нашел какого-то человека, который своими неумеренными претензиями довел меня до такого плачевного состояния. Теперь я умираю с неземной улыбкой на устах, потому что меня отравили незаметным ядом».

От этого яда леди Ирен долго чахла, сохла, и по сей день она все еще пребывает в весьма невыразительном состоянии.

«Ах, это козни моих врагов! — вскричал лорд Как-его-там, мгновенно догадавшись обо всем. — Я вызову их всех на дуэль и потребую взад свое имущество и честное имя моей жены!» И стал он искать проходимца, разрушившего его семейное счастье, и нашел. И в ужасе узнал в нем своего родного брата.

Но поскольку в благородных семействах не принято скандальничать и выносить сор из избы, то не стал лорд Александер гоняться с ножом за нечистоплотным родственником. От щедрот своих отсыпал он ему годовую ренту и прогнал с глаз своих долой. Вот так оно все и было.

А расследовала сие происшествие мисс Марпл, она же Варвара Ферапонтовна, она же Бригитта Бердстоун, она же Магрит Свенсон, она же Дафна Дю Морье и Ефросиния Альбигойская… Ты куда, милок?

Офшорный Кипр встретил меня нежным солнцем, соленой пряностью моря, ароматом цветущих растений и ласковой скороговоркой смуглого киприота, приветствующего в аэропорту разморенных внезапным теплом туристов из России. Прохладные лопасти легкокрылого ветра обвевали горячим воздухом внезапно покрывшийся испариной лоб.

Три года назад мы уже отдыхали здесь с женой. Провели, так сказать, второй медовый месяц: лазали по скалам, поэтически названным для привлечения доверчивых туристов, барахтались в кромке прибоя, скитались по скучным экскурсиям, скупали в лавках дешевые поделки местных островитян (с тех пор они валяются на самой дальней полке серванта, пыльные, забытые).

Прибыв в Лимассол, я поселился в скромном номере трехзвездочной гостиницы и, не желая попусту тратить время, ускользнул от гостеприимных объятий гида. Тот в холле ловил за лацкан каждого отдыхающего и силком волочил в туристический автобус. За несколько купюр в любой валюте двухэтажный монстр с тонированными стеклами и гудящим кондиционером предлагал отвезти всех желающих (и не желающих) полюбоваться на какую-то неизвестную гору, с неизвестно каким источником, из которого, как следует по неизвестно кем сочиненному поверью, пила какая-то нимфа, прежде чем превратиться в кого-то там еще…

Доверчивым туристам рекомендовалось искупаться, умыться или, на худой конец, омочить ноги в воде этого ручья, что гарантировало приверженному гигиене индивидууму возврат былой красоты (если он ею когда-либо обладал) или неминуемое приобретение оной (если по недосмотру Создателя он был ею обделен). На дешевую приманку с ручьем почему-то охотнее всего покупались семейные матроны, обремененные детьми, и юные девушки, не обремененные ничем, в том числе и врожденной стыдливостью, что позволяло им нагишом барахтаться в ледяной воде.

Но на этот раз я находился здесь не с курортно-экскурсионными целями, а исключительно с деловыми. Давным-давно Кипр из задворок цивилизации превратился в один из центров этой самой цивилизации. Несмотря на обманчивое воздействие курортной расслабляющей лени, здесь кипела, пенилась, бурлила деловая жизнь. Не очень разборчивые в выборе клиентов, зато безупречно щепетильные в отношении тайны вкладов банки предлагали приютить ваши денежки, обещая нешуточные проценты за право подержать ваши капиталы в своих руках. Здесь было полно мошенников или просто не очень чистых на руку людей, прибывших со всех стран и континентов. В местных деловых центрах клубилась международная шушера в безупречных костюмах и дорогих галстуках, делающая деньги из воздуха одним движением пальцев. Здесь можно было за пять минут открыть торговую контору, провернуть свои дела и через десять минут обанкротиться. Здесь на берегу бархатного моря располагался промышленно-торговый рай, суливший несметные сокровища и неиссякаемое блаженство всем приобщенным его таинств.

Центр города, изваянный из стекла и металла, блистал свежим лаком длиннющих лимузинов. На запруженных улицах носились, оголтело скрипя тормозами, бешеные такси, вертелись двери роскошных торговых центров, зазывая праздношатающихся зевак в свои кондиционированные объятия, чтобы незаметно облегчить их карманы на пару сотен местных тугриков.

Яркая вывеска на здании «Бизнес консалтинг» призывала заинтересованных граждан, обещая им консультации в области бизнеса. Именно в такой консультации я нуждался больше всего. Войдя внутрь и перемножив длину ног девушки у входа на толщину шеи охранника и прибавив к этому высоту потолков, я понял, что контора, безусловно, заслуживает доверия.

— Чем я могу помочь? — Фигуристая барышня подняла на меня продолговато-темные, как маслины, глаза.

— Мне нужна консультация. Я хочу открыть торговую фирму. Вы можете мне помочь? — спросил я на ломаном английском.

— О да, да! — расцвела красотка. — Пожалуйста, пройдите к мистеру Феодориди, третий этаж.

И тут же вцепилась мертвой хваткой в телефон, чтобы предупредить о пришествии посетителя.

Едва я ступил на порог просторного кабинета, сиявшего новенькой офисной мебелью, как господин Феодориди с распростертыми объятиями бросился мне навстречу, словно любимый дядя, волею судеб разлученный на несколько лет с дражайшим племянником.

— Мистер Рыбасеф! — возопил он, экспрессивно припадая мне на грудь. — Как я рад вас видеть! Рад, очень рад! Необычайно рад! Как поживаете? Как поживаете? Как ваши дела? Как поживаете?

После этого я погрузился в просторное кожаное кресло, которое охватило ослабевшее тело со всех сторон, грозя надолго задержать в своем пухлом тестообразном брюхе.

— Мне нужна консультация знающего человека, — начал я без обиняков. — Хочу открыть фирму для торговли с Россией.

— О, Россия! — Киприот восторженно закатил глаза к потолку и потер одна о другую крошечные волосатые ручки. — Прекрасная страна! Изумительная! Превосходная! Но очень холодная, не правда ли?

Пришлось согласно кивнуть и расплыться в ответной улыбке.

— Очень многие люди из России открывают здесь свой бизнес. И очень многие люди приходят за советом к старому Феодориди, как это лучше сделать. И старый Феодориди помогает всем этим людям из России, и Венесуэлы, и Судана, и Колумбии открывать здесь свой бизнес. Старый Феодориди опытный человек, и он всегда за скромную плату поможет открыть здесь свой бизнес.

Стало ясно, что мы договоримся.

— Сколько? — спросил я строго.

Вместо ответа, Феодориди кинулся к столу и вытащил из ящика пухлую папку бумаг.

— Вот комплект документов уже открытой и полностью оформленной фирмы. Нужно только вписать ваши данные в пустые графы. Вот это — бланки контрактов на поставку любых товаров. И здесь нужно лишь обозначить ваше имя и имя вашего партнера в России. Я зарегистрирую документы в государственной палате, и через две недели вы можете получить ваши деньги в банке. Вам ведь это нужно, верно?

Верно, именно это мне и нужно было.

От ласкового усача Феодориди я вышел только под вечер. Портфель оттягивали пачки бумаг. Я был единственным и полновластным владельцем фирмы «Траст инкорпорейтед», которая базировалась по адресу: Кипр, Лимассол, кабинет господина Феодориди.

Кружилась голова от пряного предчувствия успеха. В ушах что-то гудело — не то шумела возбужденная кровь, не то нашептывал свою песенку морской прибой, не то кто-то свыше с киприотским акцентом бормотал вполголоса предостережения.

Еще пару дней я провел оформляя в банках счета новоявленной фирмы и регистрируя новодел в местных органах. Вскоре сделка на поставку рентгеновских зеркал на счет ООО «Рыбстреком» в России была оформлена. Рентгеновские зеркала — штука хитрая. Стоят они дорого, а проверить факт пересечения границы товаром нельзя: если зеркала достать из штатной оправы, они могут прийти в негодность. К тому же никто не знает, как они выглядят и сколько они могут стоить. Хоть миллион!

За эти самые зеркала, которых в природе не существовало, вышеупомянутая российская фирма должна была уплатить ни много ни мало 7294 доллара ноль-ноль копеек, как говорил Остап Бендер. Только куда там Остапу Бендеру додуматься до такого сравнительно честного способа отъема денег…

До пляжа я добрался только в последний, шестой день своего пребывания на гостеприимном острове. Добрался — и тут же рухнул без сил на белый, как крахмальная простыня, песок (тот самый песок из моих давних и дивных снов).

И через полчаса конечно же незаметно поджарился. И поэтому вернулся домой с багровой, как краснокочанная капуста, физиономией.