Глава 15
Не секрет, что в цивилизованных странах существуют многолетние очереди на усыновление, усыновить же только что родившегося младенца почти нереально — очень большой спрос. Вывозить отказных детей из России — процедура муторная, сопряженная с, огромным количеством формальностей и затянутой бюрократической процедурой. Экспортировать здорового ребенка можно, лишь дав взятку органам опеки или дирекции дома малютки, поскольку законом разрешается усыновление за рубежом только детей с физическими патологиями или хроническими заболеваниями, которые при современном уровне местной медицины вылечить невозможно.
Не все американцы жаждут сами приехать в Россию и вывезти больного ребенка, одолев в долгой борьбе местные бюрократические препоны. Куда как спокойнее и выгоднее пригласить за рубеж женщину, которая согласилась бы отдать своего младенца, и получить при этом здоровенького ребенка, не изуродованного советской системой родовспоможения. После развала Союза в столице образовалось несколько совместных фирм, которые наладили прямую поставку беременных женщин, или, как не совсем правильно называли это в американской прессе, суррогатных матерей, прямо в США. С вербовщицей одной из таких фирм и познакомилась Жанна на вокзале.
По специфике своей работы Алевтина каждый день имела дело с женщинами, в том числе и беременными. Некоторые из них появлялись на вокзале вместе со своими мужьями, а у некоторых мужей не было и в помине. Многие из них горели желанием любым путем избавиться от нежелательного дитяти — это и были клиентки для Алевтины. С каждой завербованной роженицы ей следовали законные сто долларов, и потому речи ее были столь медоточивы, что к концу разговора несчастным женщинам начинало казаться, что они делают огромное благо и для себя, и для своего ребенка. Ведь отныне он будет избавлен от всех ужасов постсоветского существования, отныне ему уготована райская жизнь в богатой семье, в богатом государстве. А кто из матерей не хочет лучшей доли своему ребенку, пусть даже и нежеланному? Доверчивые провинциалки были готовы освободиться от нежеланного плода порой и без всяких денег — лишь бы потом не ощущать угрызений совести за загубленную детскую жизнь.
Но клиентка, с которой на этот раз столкнулась вербовщица, не показалась ей типичной провинциалкой.
«Хваткая бабенка, — сразу же решила она, но тут же успокоенно подумала: — Ничего, и не таких обламывали…»
Вслух она заливалась соловьем, расписывая, на каком высоком уровне организован сервис в их фирме и как счастливы женщины, которые уже имели с ней дело.
— Некоторые и второй, и третий раз приезжают к нам рожать, — пела Алевтина, как будто речь шла об элитном роддоме. — Некоторые специально беременеют, по заказу, чтобы заработать. Потому как мы работаем честно…
Но Жанна слушала вербовщицу вполуха. Она столько раз обманывалась сладкими речами, что теперь не верила никому. Пять тысяч долларов в ее положении — это спасение! На эти деньги можно было бы начать новую жизнь. Можно было бы снять угол в комнате, купить кое-какую одежду, устроиться на работу… Может быть, ей даже хватит этой суммы, чтобы начать собственное дело… Только бы ее не обманули, как обманывали уже не раз. Обманывал отчим, обманывал Калина, обманул любимый человек… Нет, теперь она поумнела и не позволит никому обвести себя вокруг пальца…
— Мне нужны деньги вперед, — жестко произнесла она.
Это не в правилах нашей фирмы, заюлила вербовщица. Ведь неизвестно, что может случиться и с ребенком, и с ней, Жанной. Кроме того, за что давать деньги, если товара-то еще и нет? А ведь предстоит еще долгое и трудное оформление документов на выезд, и это тоже, между прочим, стоит денег. Больших денег!
— Тогда задаток, — настаивала девушка. — Ведь мне негде жить!
— Мы решим этот вопрос, — сочувственно кивала Алевтина. — Не волнуйся, фирма оплатит и твое пребывание в столице, и оформление документов, и перелет в Штаты. Нужно только твое неформальное согласие.
— А если я передумаю? — на всякий случай поинтересовалась Жанна.
— Нет! — резко ответила вербовщица. — Никаких «передумаю»! Иначе придется отплачивать все издержки. Лучше решайся сейчас и навсегда…
— Я уже решила…
Вскоре на встречу с новой клиенткой приехал и представитель фирмы, некий Саша, довольно молодой, но уже очень опытный менеджер. У него были прилизанные, давно нестриженные волосы, заправленные за уши, длинный нос и крошечный, точно срезанный подбородок. Он с первого взгляда оценил внешние качества клиентки и потенциальные — ребенка. Кажется, наклевывался выгодный вариант!..
— Сколько лет? — спросил он у Жанны.
— Двадцать, — соврала она.
Тот поморщился:
— Маловато, могут быть проблемы с визой… Ну да ладно… Здорова?
— Абсолютно! — слабо улыбнулась Жанна. — Если бы это было не так, я бы тут перед тобой не сидела. Сделала бы аборт по показаниям — и нет проблем…
Она выложила на стол обменную карту с результатами анализов и заключением врачей. Саша внимательно пролистал карту, изучил в ней каждую букву и потом одобрительно резюмировал:
— Хорошо… Замужем?
— Нет.
— Еще дети есть?
— Нет.
Менеджер поморщился:
— Откуда сама?
— Из Быковска.
— Где работала?
— Нигде.
Саша задумался, нахмурив лоб, потом как бы нехотя произнес, словно делал огромное одолжение:
— Ладно, можно попробовать… Поехали со мной, я тебя устрою на квартире. За твое проживание фирма будет платить двадцать долларов в день, так что без глупостей. У нас, кстати, есть договоренность с милицией, — угрожающе произнес он. — На случай всяких эксцессов. Въезжаешь?
Жанна презрительно промолчала в ответ.
Покинув здание вокзала, они перешли блестящую от дождя площадь и оказались на стоянке машин. Саша открыл дверцу и посадил Жанну за заднее сиденье потрепанной «копейки».
«Менеджер… — иронически подумала девушка, свысока оглядывая своего «благодетеля» и его потрепанный автомобиль. — Приличную тачку купить не может…»
Ее привезли в крошечную однокомнатную малометражку где-то на окраине Москвы.
— Днем можешь гулять, — сказал Саша, оставляя ключи, — а вечером позвоню. Вот тебе деньги, завтра сходи сфотографируйся на загранпаспорт.
Когда менеджер ушел, Жанна устало прилегла на кровать. Это была ее первая квартира, ее первые ключи… Она улыбалась, глядя в потолок. Ей оставили деньги, правда, немного, и обещали решить все проблемы. Она поедет за границу, увидит вожделенную Америку, устроит своему ребенку приличное существование. Кто сможет потом упрекнуть ее в том, что она сделала? Вне сомнения, мальчику или девочке там понравится… Узнает ли он когда-нибудь о своей матери, поймет ли ее? Пожалуй, впервые Жанна задумалась о своем ребенке с нежностью и грустью. Раньше ей просто некогда было размышлять об нем — сначала все мысли у нее были заняты тем, как ей избавиться от плода, потом — как сбежать от врагов, как устроиться. И вот теперь будущий ребенок представлялся ей взрослым юношей с такими же, как у нее, большими влажными глазами и копной густых волос…
Он непременно будет миллионером… Когда он вырастет, то обязательно решит разыскать свою настоящую мать. Они встретятся случайно, и она, Жанна, узнает его по какому-нибудь родимому пятну, которое всегда бывает у брошенных детей в романах. Он скажет ей «Мама!», и она кинется со слезами к нему на грудь. А потом он увезет ее в Америку и поселит в роскошном загородном доме — все американцы живут в таких, она видела по видео…
Раздался телефонный звонок. Это был Саша.
— Завтра во второй половине дня пойдем по магазинам, покупать тебе одежду. У тебя, кажется, ничего нет, кроме того, что на тебе?
— У меня есть джинсы, но они на мне уже не застегиваются, свитер и куртка, — ответила Жанна.
— Не подходит, — отрезал Саша. — Нужна такая одежда, чтобы скрывала твое положение. Почему — потом объясню.
На следующий день они действительно отправились по магазинам. Саша выбрал несколько изящных платьев, деловой костюм, просторный легкий плащ, удобные туфли. Потом они накупили кучу декоративной косметики и даже зашли в оптику, где заказали массивные очки с затемненными стеклами.
— Зачем все это? — недоуменно спросила Жанна, указывая на пакеты с покупками, горой высившиеся на заднем сиденье автомобиля.
— Чтобы сделать из тебя не залетевшую двадцатилетнюю дурочку, а солидную даму. Залетевшим дурочкам в Штаты въезд запрещен. Туда и солидных-то дам не всегда пускают…
Потом зашли в ювелирный, и Саша купил ей обручальное кольцо, толстое и некрасивое.
Когда, навьюченные пакетами, они вернулись в квартиру, Жанна наконец поверила, что намерения у фирмы самые что ни на есть серьезные. По ее подсчетам, покупки потянули на кругленькую сумму. «Стали бы они на меня тратиться, если бы им было это невыгодно, — решила Жанна и тут же забеспокоилась: — А вдруг я продешевила?»
Она надела купленный костюм, пальто, нацепила очки и обручальное кольцо. Саша поморщился. Даже такой наряд не придал двадцатилетней девушке солидности и респектабельности.
— Прическа! — решил менеджер и самолично занялся имиджем своей подопечной.
Толстая коса была распущена, затем значительно укорочена тупыми ножницами, валявшимися на серванте, и вскоре голову Жанны «украшала» гладкая стрижка, напоминавшая прическу какой-нибудь нудной учительницы английского в обычной средней школе. Несколько синеватых мазков под глазами — и появились тени, сразу же замаскировавшие неуемную молодость девушки. Темная пудра подчеркнула носогубную складку, а бледная помада притушила яркий природный цвет губ.
Жанна посмотрела на себя в зеркало. Оттуда на нее взирала тридцатилетняя женщина, много повидавшая в жизни. Ей казалось, что она внезапно увидела себя через десять лет, и ей стало тоскливо — неужели эта мрачная особа и есть она, Жанна?
— Ну, теперь нормально, — одобрил Саша. — Когда пойдешь в посольство получать визу, наденешь все это и накрасишься, как сейчас. Ясно? Ты должна выглядеть деловой женщиной, которая отправляется на компьютерный симпозиум в Штаты. Штатовцы не слишком приветствуют, когда одинокая незамужняя женщина собирается к ним в гости. Боятся, что станет «невозвращенкой», отыщет себе американца и окрутит его. Или начнет нелегально жить и работать в их замечательной Америке. А уж если до них дойдет, что ты у нас дама «с начинкой»… Сразу же завернут! Смотри, не проговорись!..
На следующий день менеджер привез целую пачку бумаг.
— Это — твое приглашение на компьютерный симпозиум. — Он положил перед ней фирменный бланк на английском языке. — Это загранпаспорт… Со всем этим пойдешь в посольство для оформления визы. Вот это анкета с отпечатанными вопросами. Вот справки с работы о занимаемой должности и окладе. А вот это… — Он выложил на стол пачку листов с мелким шрифтом. — Это вопросник. Тебя будут в посольстве спрашивать, а ты должна шпарить все по написанному, ни шага в сторону. От этого зависит все, абсолютно все!
Жанна покосилась на пачку листов.
Целый вечер она сидела и учила вопросы, их было, кажется, более сотни. На некоторые было отвечать легко. Имя, фамилия, отчество, есть ли родственники за границей (нужный ответ: нет), бывали ли вы за рубежом (требуемый ответ: да, на научной конференции в Стокгольме), дополнительный вопрос: почему в паспорте в таком случае нет визы (ответ — виза была в старом паспорте, а он меняется раз в пять лет), есть ли приватизированная квартира (да, есть), зарплата (не менее тысячи долларов), цель поездки в США (пребывание на компьютерной конференции с целью поиска деловых партнеров для своей фирмы).
А еще Саша принес девушке пачку только что отпечатанных визиток, в которых Жанна Степанкова значилась коммерческим директором фирмы «Софтсистемс».
— Вот еще… — Он протянул листок, испещренный словами и цифрами. — Это информация о фирме, в которой ты работаешь коммерческим директором. Тебе надо знать все — начиная от годового оборота, количества сотрудников в фирме и количества отделов до имени-отчества руководителя отдела кадров. Учти, американский консул может взять телефон и тут же навести справки о тебе. Конечно, мы подготовили тебе хороший прием, но ты тоже постарайся произвести на них самое приятное впечатление… Времени тебе даю до завтра, в пять часов утра за тобой заеду, отправимся на собеседование в посольство. Надо торопиться — завтра как раз «наша» смена, если завтра не получится, могут быть проблемы. Не забудь одеться, как я тебе говорил!
Всю ночь сквозь тревожный сон Жанна повторяла вопросы и ответы, твердила наизусть слова о несуществующей фирме, руководителем которой, как выяснилось, она была. Порой ей начинало сниться, что она уже в посольстве, отвечает на вопросы и какой-то грозный старичок с мохнатой бородой выговаривает ей с коварной улыбкой: «А мы знаем, голубушка, что вы у нас «дама с начинкой». А вот мы вам визу-то и не дадим…»
Жанна проснулась в холодном поту. Часы показывали четыре. Она не спеша оделась, накрасилась, стала ждать Сашу. Теперь она действительно выглядела намного старше своих лет — круги под глазами от недосыпания, усугубленные макияжем, бледные губы, землистый цвет лица.
На улице было прохладно. Солнце только взошло, а у здания посольства на Новинском бульваре уже стояла кучка людей, занявших очередь еще ночью. Жанна встала в конец.
А очередь перед посольством все увеличивалась и увеличивалась…
— Ни в коем случае не снимай плащ, — по дороге инструктировал ее Саша. — Как войдешь, достань сама все металлические вещи и выложи их на стол — чтобы тебя не проверяли, не ощупывали, не заставили расстегивать плащ. Будь предельно вежливой, на грубость лучше промолчи. Отвечай строго по вопроснику. И помни, шаг в сторону — это конец! Твой конец!
После открытия посольства Жанна, немного постояв, прошла внутрь. Благополучно миновала охрану, встала в очередь, чтобы сдать анкету в приемное окошко. Выстояв огромный хвост, она наконец отдала анкету и двадцать долларов. Потом отошла в сторону и прислонилась к стене. От духоты в помещении все плыло перед глазами, потные люди вокруг толкались, орали друг на друга, падали в обморок и проклинали все на свете. Какую-то пожилую женщину, вздумавшую было качать права, охранники выводили на улицу.
Жанна стояла возле стены, ее била нервная дрожь. А если они заметят беременность, если она не так ответит на вопрос, если ей откажут — что тогда? Как она сможет расплатиться за одежду, которую ей купили, за свое проживание на квартире, за оформление документов?
Дрожа от страха, она около часа подпирала стены, пока наконец не услышала, как прозвучала ее фамилия. На подгибающихся ногах Жанна подошла к окошку, в котором сидела миловидная женщина с цепким пронзительным взглядом и бесформенным ртом.
— Здравствуйте, госпожа консул, — робко пролепетала Жанна. Внезапно ей вспомнились последние наставления Саши: «Держись уверенно, но без наглости.
Если они увидят, что ты чего-то боишься, непременно откажут!»
Она прокашлялась, чтобы прочистить горло, и даже попыталась улыбнуться.
— С какой целью вы собираетесь посетить Соединенные Штаты? — спросила консул.
— Я направляюсь на компьютерную конференцию в Хьюстон, — уже более уверенно начала Жанна. — Фирма, которую я возглавляю, заинтересована в покупке и продвижении на рынке последних американских технологий и в поиске новых партнеров по бизнесу, — прочитала она по памяти фразу из выученного рассказа.
— А чем конкретно занимается ваша фирма? — заинтересованно взглянула на нее консул. Наверное, удивилась, что такая молодая девушка уже успела стать директором.
Жанна уже более спокойно выдала круглую фразу «о сетевых технологиях в области разработки баз данных и создании усовершенствованных компьютерных систем на основе…».
— Спасибо, спасибо! — Видно, углубляться в сферу узкопрофессиональных интересов консулу не хотелось. И тут же последовал новый вопрос: — А где располагается ваша фирма?
— О, наш офис располагается на Марксистской, — заставила себя улыбнуться Жанна. — Это очень выгодное место, почти центр города.
— Сколько вы получаете?
— Около тысячи долларов в месяц в переводе на вашу валюту.
Консул удовлетворенно кивнула.
— Сколько вы планируете пробыть в Соединенных Штатах?
Жанна хотела было сказать, что пока не знает, но вовремя сообразила, что такой ответ может не понравиться консулу.
— Еще точно не знаю, — ответила она, глубокомысленно морща лоб. — Но никак не больше недели. Дело в том, что сразу после конференции мне нужно лететь в Японию на совещание с корпорацией «Фуджицу». — Она уже несла отсебятину, которая в вопросниках не значилась, но почему-то ей казалось, что она делает все правильно.
Консул наконец улыбнулась и задала последний вопрос:
— Вам какую визу, долгосрочную или кратковременную?
— Кратковременную, — ответила Жанна и с облегчением поняла: экзамен был сдан.
Женщина в окошке протянула ей голубой талон и сказала:
— Приходите после обеда, все будет готово.
Жанна точно на крыльях вылетела из посольства. Не все посетители, выходящие из дверей здания на Новинском бульваре, были настроены столь радостно: визы получала едва ли пятая часть людей, побывавших там. Она чувствовала, что блестяще сыграла свою роль, и ей казалось, что самое страшное позади. Возле выхода ее ждал хмурый Саша.
— Ну все, — сказал он, — получишь визу — надо будет сразу билет брать, — он покосился на растущий живот девушки, — пока тебя не разнесло, как на дрожжах.
Через неделю он уже вез Жанну в Шереметьево и выдавал последние инструкции перед полетом:
— В Штатах тебя уже ждут. В Вашингтоне тебя встретят мужчина и женщина. В руках у них будет плакат, на котором по-русски написаны твое имя и фамилия. Это важно: в самолете ни в коем случае не расстегивай плащ! Если стюардесса увидит твой живот, она может сообщить в пункт прибытия о наличии на борту беременной женщины, и тогда тебя сразу же завернут обратно. Проходя мимо таможни, постарайся втянуть живот, что ли, прикрыться сумкой. На вопросы старайся отвечать как в посольстве, придерживайся той же легенды. Да, еще деньги…
У Жанны денег почти не было, только какая-то рублевая мелочь. Саша озабоченно почесал свой срезанный подбородок.
— Если ты будешь совершенно без денег, это будет как-то подозрительно… — Он нехотя достал свой бумажник и положил на стол сто долларов. — Это тебе не для того, чтобы тратить, а для того, чтобы… Ну, короче, для декларации! Ну, счастливого пути…
Благополучно миновав таможенный пост, Жанна со счастливой улыбкой оглянулась назад и помахала ему рукой. Ей казалось, что она улетает в новую жизнь, навстречу радости и счастью. Ей казалось, что она уже не вернется в эту серую страну, полную злобы и враждебности к ней…
Вашингтон встретил рейс из Москвы тридцатиградусной жарой и ярким небом без единого облачка. Хорошо, что во время полета было прохладно, и Жанне не пришлось расстегивать плащ, как предлагала ей сделать стюардесса. Все складывалось так удачно…
И вот эта жара! Застегнутая на все пуговицы женщина в тридцатиградусную жару выглядела бы подозрительно. Поэтому Жанна придумала небольшую хитрость. Она сняла плащ и перекинула его себе через руку — со стороны выпуклый живот стал еще менее заметен.
На таможне она сияла улыбкой, нисколько не боясь офицеров в строгой форме и их вопросов. Они что-то спрашивали ее, а она, мило улыбаясь, отвечала на все одной заготовленной фразой: «Excuse me, but I don’t speak English».
Ее счастливое хорошенькое личико, которое сияло после долгого перелета, очевидно, произвело приятное впечатление на американцев. Они пропустили ее почти без досмотра и даже улыбнулись вслед…
Почти сразу же Жанна увидела в толпе встречающих ее людей. В стороне от прохода стояли дородный мужчина и рядом с ним женщина с аккуратной стрижкой, в руках которой красовался плакат с ее именем.
— Меня зовут Дора, — на чистейшем русском языке произнесла женщина, раздвигая в улыбке губы, которые обнажали большие лошадиные зубы желтоватого цвета. — Я ваша переводчица. А это Кевин.
— От лица нашей фирмы, — начал Кевин торжественную речь, — очень рад приветствовать вас в Соединенных Штатах Америки. — Хочу выразить восхищение вам, женщине, решившейся на такой необыкновенно благородный поступок. Поверьте, мы сделаем все, что от нас зависит, чтобы пребывание в нашей стране понравилось вам и чтобы вы сохранили воспоминание об американской земле как о самом лучшем времени вашей жизни.
Вместе со встречающими Жанна села в роскошную, как ей показалось, машину. После одуряющей жары на улице в салоне было прохладно — работал кондиционер. Сквозь чуть затемненные стекла Жанна жадно разглядывала пейзажи незнакомой страны: ровные, как стрела, асфальтовые хайвеи, аккуратные квадратики зеленых полей, точно нарезанные куски праздничного пирога, огромные рекламные щиты вдоль дороги, призывающие проезжающих покупать, покупать и покупать…
Мило улыбаясь, Дора объяснила Жанне, что ей здесь очень рады. Все заботы по проживанию и родовспоможению берет на себя американская фирма «Special Delivery Adaption Service», благотворительная организация, которая занимается подбором новых родителей в случаях, аналогичных Жанниному. Дора оказалась еврейкой, выехавшей с родителями из России через Израиль еще в младенческом возрасте.
— Вы будете жить в специальном пансионе, — щебетала она. — Вам предстоит пройти полный курс медицинского обследования, оформить бумаги на усыновление. Жить вы будете одна. Вам не рекомендуется выходить из квартиры, поскольку у вас здесь нет родственников или знакомых и вы не знаете языка. Вы можете попасть в неприятную ситуацию с полицейскими, и вас немедленно выдворят из страны.
Жанну поселили в довольно большой по московским меркам квартире в пригороде Вашингтона. Попрощавшись с ней, Дора вышла и захлопнула за собой дверь. Потом ключ осторожно повернулся в замке, и Жанна поняла, что заперта. Но ей было все равно. Новая прекрасная светлая жизнь для нее уже началась.
На следующий день переводчица появилась рано утром. Она разбудила Жанну — та была немножко шальная от смены часовых поясов, и ей хотелось спать. Женщины сели в машину, за рулем которой, как и вчера, сидел Кевин, и отправились в медицинскую клинику на обследование. Привыкшая к грубости и равнодушию отечественных медиков, Жанна была поражена заботливостью американских эскулапов. За каких-нибудь несколько часов она сдала все анализы, прошла УЗИ и побывала у врача.
— Мальчик, — перевела Дора ей слова доктора. — У вас будет мальчик.
Жанна расцвела улыбкой. Она так и думала, что у нее будет сын. Она знала, что внутри нее шевелится ее маленький мальчик, который скоро появится на свет и непременно станет миллионером. Когда он вырастет, он обязательно спасет свою мамочку от этого жестокого мира.
— Это очень хорошо. — Сквозь путаные грезы Жанна услышала отрезвляющий голос Доры. — На мальчиков больше спрос и за них больше платят. Это выгодно фирме.
Жанна встрепенулась. Она вспомнила московские разговоры. Действительно, за мальчиков дают пять тысяч, тогда как за девочку — четыре. Что ж, в ее положении лишняя тысяча — это, можно сказать, подарок судьбы…
— А когда можно будет получить деньги? — спросила она.
Дора как-то странно посмотрела на нее. Жанна почувствовала, как в тридцатиградусную жару на нее повеяло холодком.
— Деньги? — удивленно переспросила Дора. — Вы знаете, этот вопрос не в моей компетенции… Я только переводчица. Это надо решать с руководителем фирмы… Но безусловно, пока не выполнены необходимые формальности, ни о каких деньгах и речи быть не может. А документы в полном объеме могут быть оформлены только после родов, поскольку сейчас, собственно говоря, еще нет предмета для разговора…
Жанна поняла: с ней будут действовать по формуле «деньги — товар» и расплатятся только после того, как ребенок появится на свет. На минуту стало тревожно. Ее беспокоило все: Дора с лошадиной улыбкой, приторно-любезный Кевин, ключ, запиравший ее на ночь…
— Рожать вы будете в Луизиане, — тем временем объясняла ей переводчица. — У каждого штата свои законы, и луизианские больше подходят для нашей ситуации. Полетим завтра на самолете.
В Луизиану, в местечко Батон-Руж, они летели на «боинге» почти пяти часов. Вместе с Жанной в самолете находились еще две беременные женщины из России. Очевидно, их всех отправляли «оптом». В полете, когда Жанна вышла из салона, отпросившись в туалет, ей удалось переброситься парой слов с одной из девушек.
— Алена, из Ленинграда, — представилась та и тут же задала животрепещущий вопрос: — Тебе тоже еще не заплатили?
Луизиана встретила Жанну палящим солнцем. Если в Вашингтоне было тридцать градусов, то там, на Юге, зашкаливало за сорок. При выходе из самолета тело мгновенно облепило расплавленное марево. Раскаленный воздух дрожащими волнами поднимался от асфальта, и легкая белая кофточка Жанны мгновенно стала мокрой от пота.
Из аэропорта девушек развезли по разным квартирам, так и не познакомив. На новом месте Дора вытащила из сумочки конверт и положила его на стол:
— Здесь триста долларов, распишитесь. Это на карманные расходы.
Жанна расписалась. Она была рада деньгам — хоть какому-то подтверждению материальной обеспеченности фирмы, — но немного опасалась, что эти деньги вычтут из ее конечного гонорара, пяти тысяч.
— Завтра я приду с адвокатом, — предупредила Дора. — Это американский адвокат, и действует он не в интересах фирмы, а в интересах штата. Пожалуйста, не заводите с ним разговора о деньгах. Понимаете, если он узнает, что мы выплачиваем гонорар за ребенка, наша сделка будет квалифицироваться как торговля живым товаром. В Соединенных Штатах продажа детей преследуется по закону, и, если зайдет разговор о деньгах, адвокат тут же сообщит об этом в полицию. Вас могут посадить в тюрьму, а фирма понесет убытки. Поймите, такие разговоры не выгодны ни вам, ни фирме. Только после благополучного разрешения всех формальностей фирма может в качестве моральной компенсации выплатить вам гонорар.
Жанна забеспокоилась. А что, если в конце концов ей так и не выплатят так называемую моральную компенсацию? А потом, когда она начнет требовать деньги, ее посадят в тюрьму и осудят по местным законам? Конечно, Америка не Россия, местные тюрьмы здесь не столь ужасающи, как на родине, но все же как, не зная языка, она сможет доказать, что ей обещали деньги и Не дали их?
Ее охватила сильная тревога. Она почувствовала себя песчинкой, которую сильным ветром влечет в неизвестном направлении. Куда-то он принесет ее?
И она решила, что не отдаст ребенка, пока не получит денег. А до этого не будет подписывать никаких бумаг.
Но строптивость ей дорого стоила.
— Послушайте, — резко заявила Дора, выслушав ее сбивчивую речь. Адвокат в сером костюме сидел на стуле и только улыбался, не понимая русской речи. — Никто вас не тащил сюда на аркане. Вы сами захотели. А раз так, должны выполнять наши условия. Предстоит преодолеть кучу формальностей, пройти медицинское освидетельствование. После родов на это все просто не будет времени! Но, конечно, основные бумаги будут подписаны только после появления на свет ребенка. Дорогая, вам лучше не плыть против течения, снесет… — Переводчица обнажила свои лошадиные зубы, довольная свои остроумным замечанием.
С трудом понимая, что ей говорят, Жанна тупо молчала.
— Конечно, если вы будете настаивать, — довольно грозно заявила Дора, — мы отправим вас обратно в Москву, но тогда вам придется возместить все расходы фирмы, связанные с вашим проживанием здесь и медицинским обслуживанием. Учтите, только сдача анализов и осмотр у врача уже стоил больше тысячи долларов! А перелеты…
Жанна покорилась. «Все равно, — подумала она про себя. — На этот раз я никому не позволю обвести себя вокруг пальца. Ребенка они получат только после того, как у меня в руках будут деньги!»
Начались бесконечные врачебные осмотры, хождения по госучреждениям и по юридическим конторам, подписывание бумаг, сути которых Жанна не понимала. Дора отмахивалась от всех ее вопросов, говоря:
— Все это ерунда, обыкновенные формальности…
Несколько раз ее возили на прием к психотерапевту, который хотел убедиться в здравом уме и трезвой памяти женщины, добровольно отказывающейся от еще не рожденного ребенка.
Приближался срок родов, Жанне было уже трудно ходить, живот опустился в предродовом ожидании, а ей все еще никто не говорил, когда состоится процесс передачи денег. Она боялась, что во время родов, когда она будет мучиться, у нее отнимут ребенка или скажут, что он умер, чтобы ничего не платить. Дора улыбалась все чаще, пугая Жанну лошадиными зубами, и их отношения становились все напряженнее.
Наконец девушка отважилась на решительные действия.
— Вы знаете, — спокойно заявила она Доре, когда та пришла к ней без адвоката, но с целой кипой приготовленных для подписи бумаг. — Я не буду больше ничего подписывать, пока не получу хотя бы половину денег. Я вам не верю, вы меня обманете.
Дора изменилась в лице.
— Хорошо. — Она недовольно поджала губы. — Я поговорю с директором.
Вечером в квартиру, куда поместили Жанну, явился директор фирмы собственной персоной. Это был прилизанный господин в дорогих туфлях, блестяще говоривший по-русски. Из-за его плеча грозно возвышались еще два мордоворота.
— В чем проблема? — холодно осведомился он. В это время его подручные плотно задернули шторы и закрыли двери на все задвижки.
Жанна почувствовала что-то неладное.
— Ни в чем, — ответила она. — Просто мне нужны деньги, и я хочу получить хотя бы половину обещанного.
— Я — директор фирмы, которая вам помогает, — сказал прилизанный. — Разве я вам обещал что-нибудь? Мы с вами подписывали договор?
— Вы лично нет, но в Москве мне обещали… И Дора тоже говорила, что…
— Я не знаю, кто и что вам обещал, но разве я подписывал с вами какой-нибудь контракт?
— Нет, но…
— О чем же тогда может идти речь? Если вам кто-то что-то обещал, то с него и спрашивайте…
Жанну усадили за стол и положили перед ней документы.
— Подписывай!
— Нет, — твердым голосом произнесла она. — Сначала задаток!
Один из мордоворотов подошел сзади и ударил по затылку так, что ее голова мотнулась и со всего размаху ударилась о стол. В глазах поплыли оранжевые круги.
— Не смейте! — взвизгнула Жанна. — Я обращусь в полицию!
Новый удар превратил ее нос в кровавое месиво. Кровь хлынула на стол, забрызгав бумаги. От ее вида мордовороты, казалось, еще больше рассвирепели. Последовал новый удар, от которого Жанна чуть не потеряла сознание. А потом еще и еще…
Били ее очень искусно, живот не трогали — боялись повредить ребенка, товар. Это были настоящие профессионалы, виртуозы своего дела, опытные в обращении с беременными женщинами. И Жанна понимала, они боятся нанести ей вред, и потому продолжала настаивать на своем.
— Нет! — как заведенная твердила она и сразу же после этого получала новый удар. — Нет!
Чьи-то руки вкладывали между пальцев ручку, и сорванный голос угрожающе хрипел:
— Подписывай, сука!
— Нет! — Улучив мгновение, Жанна вырвалась и подбежала к окну, чтобы позвать на помощь. Сорванный крик застрял в полузадушенном горле: — Помогите!
Сильный удар в спину повалил ее на пол и заставил задохнуться. Внутри точно что оборвалось, свет на мгновение померк в глазах.
— Помогите! — лежа на полу, крикнула она в последний раз, чувствуя, что ее ноги заливает теплая жидкость. — Помогите, — почти прошептала она, теряя сознание от страха и боли.
Ее привезли на машине в госпиталь. Сквозь путающуюся, то и дело рвущуюся под напором адской боли паутину сознания Жанна увидела встревоженные лица медперсонала и поняла: они интересуются, что у нее с лицом. Но она только беззвучно шептала, размыкая пересохшие губы: «Нет… Нет… Нет…»
Потом появилась Дора и стала объяснять что-то врачам. Лошадиные зубы почти не исчезали — она непрестанно улыбалась. В ее речи Жанна едва различила английские слова: «лестница», «дождь» — очевидно, та объясняла, что произошел несчастный случай, который и спровоцировал роды.
Жанна хотела было рассказать, что было с ней на самом деле, но вместо слов из горла внезапно вырвался вой, напоминающий звериный.
— Дорогая! — засуетилась вокруг нее Дора. — Потерпите, сейчас вам помогут…
Жанна корчилась на кушетке, не в силах сдержать крик, а вокруг нее со счастливыми лицами хлопотали врачи. Ведь в Америке так принято: рождение ребенка — самый большой праздник в жизни женщины.
Потом ей сделали укол (Дора давным-давно уже объяснила ей, что в Америке рожают без боли, хотя обезболивание стоит очень дорого, две тысячи долларов — почувствуй заботу фирмы!), и боль куда-то ушла, растворилась. Схватки продолжались, но Жанна уже совершенно не ощущала их…
Потом по комнате забегали какие-то люди. Они обступили ее, требуя, чтобы она дышала и тужилась, озабоченно переговаривались между собой, то и дело, нахмурившись, поглядывали на показания приборов.
— Тужься, сука! — злобно шипела Дора, пользуясь тем, что никто из окружающих не понимал ни слова по-русски.
Жанна словно не слышала ее — сознание то и дело проваливалось в сияющую бездну небытия. Чернота уже обступила ее со всех сторон, приветливо подмигивая и маня в свое уютное лоно.
Но потом, через какое-то время, когда темная бездна вытолкнула сознание на поверхность, отторгнув ее, она внезапно услышала, как рядом кто-то негромко запищал. Довольно улыбаясь, акушерка держала в своих руках что-то сине-багровое, с растопыренными руками, напоминающее крошечного паучка.
— Дайте, дайте мне его сюда! — Жанна протянула ослабевшие руки и попыталась было встать.
По тому, как забеспокоились вокруг нее врачи, она поняла, что это запрещено.
— Пожалуйста, — настаивала она и умоляюще просила на ломаном английском: — Плиз, гив ми беби…
Ребенка обмерили, взвесили, обмыли, а потом отдали матери, видя, как она беспокоится.
Со счастливой улыбкой Жанна застыла в родовом кресле, прижимая к себе крошечный сверток — свое дитя, свое состояние…
Счастливым взглядом она рассматривала сморщенное личико ребенка и не могла наглядеться на него. Он ей казался самым красивым младенцем в мире. С ней еще продолжали что-то делать акушерки, а она, мертвой хваткой вцепившись в сверток, продолжала лежать со счастливой улыбкой на лице.
— Мой мальчик, — шептала она. — Мой дорогой мальчик…
Врач сделал попытку забрать у нее ребенка, но мать воспротивилась.
— Нет! — закричала она дурным голосом и сжалась в комок, как будто ее собирались бить. — Не отдам!
Доктор стал что-то испуганно лопотать на английском, пытаясь забрать дитя. Он был явно встревожен ненормальным психическим состоянием роженицы.
— Не дури, Жанна, отдай ребенка, — зашипела Дора, пугая ее своей устрашающей лошадиной улыбкой. — Отдай ребенка, его должен осмотреть детский врач!
— Нет! — истерически взвизгнула Жанна. — Не подходите ко мне! Не отдам!
Чтобы не беспокоить роженицу, ребенка оставили в покое. Жанну с сыном отвезли в палату на каталке.
Чуть слышно поскрипывая колесиками, каталка катилась по тихим коридорам, а Жанна любовалась на своего ребенка. Он тихо посапывал, закрыв глазки.
«Какой он хорошенький, какой он маленький! — думала она. — Господи, да у него даже ресницы на веках есть! И пальчики на руках! Боже мой! И даже ногти есть!»
Она испытывала странное радостное возбуждение, слабость и одновременно тревогу. В палату, куда поместили Жанну с сыном (там больше никого не было), сразу же ворвалась разгневанная Дора.
— Тебя заберут отсюда завтра утром! — с ненавистью прошептала она. — Смотри, не дури… И учти, за эту ночь фирма тратит лишних восемьсот долларов!
Жанна была счастлива. У нее еще была одна ночь, чтобы побыть с сыном, целая ночь! Она никому не отдаст свое дитятко, свою кровиночку… Она выбиралась и не из таких ситуаций, она что-нибудь придумает! Она не будет спать, будет охранять сына, чтобы никто не выкрал его у нее.
У них впереди еще целая ночь!
До рассвета Жанна, сжигаемая нервным напряжением, не могла заснуть. Она вслушивалась в ночную тревожную темноту и вздрагивала от любого, самого слабого шороха. Ей все время казалось, что кто-то крадется по коридору, входит в палату, чтобы отнять у нее сына.
Но все было тихо. Мальчик тихо спал, причмокивая во сне. Жанна уже несколько раз прикладывала его к груди, ощущая при этом странное чувство незнакомого ей доселе трепета и явившейся откуда-то из глубины души внезапной нежности. Но к утру усталость взяла свое. Она тихо задремала, положив сына на подушку подле себя — едва ли кто-нибудь осмелится стащить ребенка у нее из-под носа.
Утром в палату вошел улыбающийся американский врач и лошадиная Дора.
— Ну что, успокоилась? — спросила переводчица вместо приветствия, а потом залопотала что-то по-английски. Восхищенные возгласы «beautiful baby, pretty boy» и прочие слюнявые восклицания были понятны и без слов и предназначались в основном медперсоналу.
Ребенка осмотрели (Жанна следила за докторами тревожным, настороженным взглядом), и врач сказал, что роженицу можно забирать.
— Послушайте, — обратилась к нему Жанна, приподнявшись в постели, — я вовсе не хочу его отдавать, я передумала…
— Что она говорит? — спросил врач у переводчицы.
Та обнажила зубы в улыбке:
— Благодарит.
Врач удовлетворенно закивал и улыбнулся Жанне.
— Good luck! — сказал он и, помахав рукой, вышел из палаты.
— Одевайся, дура! — прошипела Дора, бросив на постель ворох одежды. — Я, конечно, знала, что все роженицы психованные, но не до такой же степени… Да успокойся ты, никто не намерен забирать у тебя ребенка, — сказала она, видя, как Жанна опасливо прижала к груди сверток с сыном. — Сейчас поедем в пансион и подумаем, что нам дальше с тобой делать… Только веди себя прилично, здесь никто твои истерики выслушивать не намерен…
Боязливо посматривая в сторону переводчицы, Жанна оделась, и женщины направились к выходу из госпиталя. Мать сама несла ребенка на руках, как ни навязывала ей Дора свою помощь, как ни скалила в приветливой улыбке страшные зубы.
В машине их ждал Кевин. Жанна опасливо оглянулась. Тех мордоворотов, которые били ее вчера, не было видно, и она немного расслабилась. Кажется, никто не собирался совершать над ней насилие. Очевидно, эти типы поняли, что даже побои не заставят ее изменить свое решение, и смирились. Все-таки в Америке нельзя безнаказанно творить зло — ведь она может обратиться в полицию, оптимистически рассудила Жанна.
Войдя в квартиру, она осторожно положила ребенка на диван и подозрительно уставилась на Дору. Та вертелась по квартире, явно не желая уходить.
— Ребенка я не отдам, — глухим голосом произнесла Жанна, в упор глядя на переводчицу.
— Да что ты! — заюлила Дора. — Я ведь не зверь, я тебя понимаю. Не бойся, мы вызовем адвоката, обговорим создавшуюся ситуацию с директором. Конечно, проблемы есть, но ведь все можно решить мирным путем. Я сейчас пойду куплю немного еды и памперсов ребенку. Тебе нужно хорошо есть, вон ты какая бледненькая…
Она ушла, предусмотрительно заперев дверь на ключ.
Шатаясь от усталости, Жанна подошла к окну. Третий этаж, высоко, вряд ли кто-нибудь решится влезть к ней через балкон, а дверь закрыта на ключ… Тем мордоворотам, если они вдруг захотят отнять у нее сына, придется выламывать двери. Тогда она обязательно услышит, выбежит на балкон и будет кричать.
Стоя за занавеской, Жанна проводила встревоженным взглядом переводчицу. Выйдя из подъезда, та села в машину к Кевину. Белый «шевроле»-кабриолет, взметнув за собой облачко рыжеватой пыли, мгновенно скрылся в расплавленном мареве луизианского неба.
Вернувшись в комнату, Жанна впервые развернула сына. Ей было страшновато брать его на руки. Потревоженный кроха сморщился, как будто его чем-то огорчили, и, не открывая глаз, недовольно заплакал. Мать приложила его к груди и, пока он чмокал крошечными губами, стала рассматривать красноватое личико, голову, облепленную редкими светлыми волосиками.
— Ну и пусть, — негромко произнесла она скорее для себя, чем для сына. — Я все равно тебя воспитаю.
Покормив ребенка, она завернула его и положила на диван. Все ее тело страшно ныло, как будто ее долго били, она чувствовала какую-то ужасную усталость и при этом зверский голод. Преодолевая сонливость, Жанна добрела до кухни. В холодильнике было девственно пусто. На видном месте стоял вскрытый пакет молока — наверное, остался еще с позавчера, до того, как все это случилось… Она залпом выпила молоко, имевшее странноватый лекарственный привкус, вернулась в комнату и вытянулась рядом с сыном, утомленно закрыв глаза.
И в ту же секунду взбудораженный мозг, жаждавший отдыха, обступила толпа причудливых видений. Темнота постепенно окутывала ее, странные клубки оранжево-изумрудных змей сплетались под веками, стягивая их липкой пеленой. Потом затейливые змеи вдруг взвились во мраке, точно пламя, и сгорели. Через минуту она уже спала крепким сном, ничего не чувствуя.
Она не слышала, как к дому подъехала машина, не слышала, как, тихо звякнув ключом, открылась дверь, впуская темные фигуры, зашуршал полиэтилен упаковки одноразового шприца, тонко тренькнула разбиваемая ампула.
Она только чуть заметно вздрогнула, когда острая игла, нащупав вену, впилась в локтевой сгиб и выпустила в усыпленную кровь маслянистую жидкость. И только слегка вздохнула и перевернулась на другой бок, когда эти темные фигуры, уже не таясь, взяли сверток с младенцем и скрылись за дверью. Она спала без снов, без видений, спала, как будто опустилась на самое дно черного илистого омута.
На самое-самое дно…
