Глава 11
Виталий вышел из квартиры в половине восьмого. И первое, что он увидел, была Таня. Она, сама того не заметив, уснула по-настоящему. Во сне она разрумянилась, дышала ровно и расслабленно. Виталий с минуту постоял над ней, вглядываясь в ее лицо. Потом положил ей руку на плечо и осторожно, но сильно сжал. Таня мгновенно открыла глаза.
В них отразилось недоумение – она явно не могла сообразить, где она и почему просыпается здесь, в полутемном тамбуре, а не в своей постели.
– Идем, – еле слышно сказал Виталий и помог ей подняться.
Таня беспрекословно пошла за ним. Со сна ее пошатывало. Она часто зевала, терла неподбитый глаз и трясла головой. Опомнилась она только на улице, когда ее охватил ледяной утренний холод.
– Я думала, ты уже никогда не выйдешь, – пробормотала она, садясь в его машину.
– Ну а на работу мне не надо, как ты считаешь? – Виталий включил радио. – Сейчас заброшу тебя домой и поеду.
– Который час? – Таня взглянула на часы и охнула:
– Так я в самом деле прилично поспала! Мне показалось, что я только на минутку задремала! А она осталась там?
Виталий не ответил. Он в это время маневрировал между машинами, которыми был заставлен двор. Наконец ему удалось вывести машину на проспект. По радио зазвучала бодрая, навязчивая мелодия. Таня проснулась окончательно.
– Ты знаешь, я ее опознала! – воскликнула она, глядя Виталию в затылок. – Ты меня слушаешь? Это та самая женщина, которая была у Юры! Она вошла в Сашину квартиру.
– Ты уверена?
– На сто процентов!
– Ненавижу, когда к делу приплетают эти дурацкие проценты, – пробормотал он. – Ты или уверена, или нет. Это она?
– Она. Точно.
Виталий на минуту умолк. Машина остановилась перед светофором, потом двинулась дальше. Таня перегнулась вперед и тронула парня за плечо:
– Ты понял меня? Я оказалась права!
– Ну, может быть, в чем-то ты права, – неохотно признал он. – Допустим, у Гурзо действительно была она. Только что нам это дает?
– Как? Ты считаешь, это мелочи? Ты же можешь ее допросить. Вызвать и допросить. От этого ты не имеешь права отказаться. Ты же ведешь дело Юры. И твой Макаров тебя только похвалит. Теперь уж тебя точно не сократят.
– Ну да, я вызову ее, – пробурчал Виталий. Судя по голосу, он тоже еще не совсем проснулся. – А она будет от всего отрекаться. Испугается и упрется четырьмя ногами – ничего не знаю, никого не видела.
И будет права. Доказательств нет.
– Но ведь я же свидетель! – возмутилась Таня. – От чего это она теперь отопрется? Я могу в присутствии Макарова ее опознать. Как у вас принято – официально, в присутствии свидетелей.
– Ну хорошо. – Виталий достал сигарету, воспользовавшись внезапно возникшей пробкой. – Предположим, я говорю Макарову, что нашел бабу, которая голой валялась у Гурзо. Ты мои слова подтверждаешь. Что дальше?
– А что дальше? – недоумевала Таня.
– А дальше будет то, что она расскажет сладкую сказку. Что действительно как-то заходила в гости к Гурзо. Что, возможно, даже имела с ним связь. Ну и что из этого, я тебя спрашиваю? Ты же хочешь примазать ее к двум убийствам! Неужели ты считаешь, что дело уже сделано? А у нее на время смерти Гурзо алиби! А в день смерти его сестры она вообще была на работе допоздна. Если она докажет что-то в этом роде – что тогда?
Таня примолкла. Ее задели эти возражения. Виталий продолжал:
– Хорошо, предположим, у нее нет никакого алиби. Женщина она дородная, упитанная. У нее вполне хватит сил, чтобы врезать мужику кирпичом по кумполу. Но это все одни предположения. Нужны прямые улики, нужны свидетели, нужны веские доказательства. Их у меня пока нет.
– Ну и что? – недоумевала Таня. – На что вообще существует это следствие? Не было доказательств – значит, будут!
– А если не будут? А если она и впрямь убила Гурзо? Тогда у нее все должно быть схвачено. Ну, не полная же она дура! Я ее видел и не верю, что она такая простая. Ведь это преднамеренное убийство, это не случайность! Она же знает, что ей не удастся скосить на то, что Гурзо хотел ее изнасиловать и она ударила его при самообороне. Ты видела, как она голая валялась на диване, это первое.
Значит, ее уже трахнули либо собирались. Почему же она сразу не врезала ему кирпичом? Второе – кирпич был за дверью. Если насилие произошло в квартире, как она могла обороняться с помощью этого кирпича?
– Но почему ты говоришь про насилие? – удивилась Таня.
– Потому что это первое, о чем врут бабы!
– Не понимаю. – Таня совсем поникла. – Ты думаешь, она устроила себе алиби в обоих случаях?
Но если в самом деле убила она, как ее заставить признаться?
Виталий пожал плечами. Он не отвечал несколько минут, и Таня к нему не приставала. Машина то и дело попадала в пробки – утреннее движение было очень интенсивным. Наконец Виталий ответил. И его ответ поразил девушку. Он сказал:
– Единственное, что я могу сделать, – это не привлекать ее к следствию вообще.
– Как?! – Таня подскочила, едва не ударившись головой о потолок. – Ты ее отпустишь?
– – А что я, по-твоему, сейчас сделал? Я ее оставил там, с Сашей наедине. Если она прихлопнет его прямо сейчас – туда ей и дорога, идиотке. Я свидетель, с кем он остался.
Таня нервно рассмеялась:
– Шутишь? Ты думаешь, что она так себя выдаст?
– Шучу, конечно! Ты сама себя послушай! – так же зло и нервно ответил он. – Ведь в день убийства Гурзо у нее тоже был свидетель. Ты! И ты до сих пор жива, тебя никто не убрал. Значит, одно из двух. Либо это не она и ты как свидетель ее вообще не волнуешь.
Либо это она, но притом железно подстрахована. Понимаешь?
– Но сам-то ты веришь, что это она? – в отчаянии воскликнула девушка.
И Виталий, немного помолчав, сказал, что это вполне возможно. Во всяком случае, других вариантов пока нет. Машина уже подъезжала к дому Тани, когда та опять зашевелилась:
– Саша знает, что ты работаешь в милиции?
– Он был так пьян, что ничего не понял, – ответил Виталий. – Хотя зря ты орала «мент поганый».
Я думал, ты умнее.
– Но я не понимаю, почему ты это скрываешь!
– Не понимаешь? И почему я вызвал по телефону эту Наталью, тоже не понимаешь? И почему я сбыл с рук Агну – тоже не врубилась?
Таня честно созналась, что ничего не поняла.
– Мне надо было увидеть его любовницу, причем в спокойной обстановке. А при подруге это было невозможно. Вышла бы драка, и все. Всех бы забрали в ментовку. Соседи и так проснулись.
– Так ты нарочно ее вызвал? – поразилась Таня. – Ты все-таки мне поверил? И милиция – твоих рук дело?
Он молча кивнул.
– Я так и думала! – грустно вздохнула она. – А вот Агне не объяснишь, что ее замели в интересах следствия. Разве это справедливо?
И Виталий снова ее удивил. Он сказал, что ему наплевать, справедливо это или нет. Тем более, что Агна ему тоже очень подозрительна.
– Самое опасное – зациклиться на одном подозреваемом, – сказал он, въезжая во двор Таниного дома. – Потом вдруг окажется, что это пустая фишка, а другой человек уже закопался по уши. Попробуй начни все сначала! Ну, все. Беги домой. Я и так на работу опаздываю!
Таня взяла сумку и вышла. Наклонилась к открытому переднему окошку и робко тронула Виталия за плечо:
– Но ты позвонишь мне? Ты расскажешь, как идут дела?
Он поднял стекло, и ей пришлось отскочить в сторону, чтобы машина ее не задавила. Через полминуты его уже не было.
***
Саша проспал до двух часов дня. Наталья его не будила. Она лежала рядом, глядя в потолок, и слушала его дыхание. Сама она не заснула ни на минуту. Наконец парень зашевелился. Она немедленно к нему повернулась:
– Пить?
– О, черт… – протянул он, разлепляя глаза. – Какая гадость…
Она вскочила и принесла ему стакан воды. Саша напился и схватился за голову:
– Опять все поехало… Сделай что-нибудь поесть.
– Как хочешь. – Наталья внимательно глядела на него. – Может, дать аспирину?
– Давай. Что же я так нажрался…
Он снова закрыл глаза.
Через полчаса он уже сидел за столом и ел оладьи. Наталья, как всегда, умудрилась что-то сготовить практически из ничего – запасы продуктов в доме давно не обновлялись. С тех самых пор, как Агна плюнула на хозяйство и занялась исключительно ревностью и своей наружностью.
– Тебе надо куда-то ехать? – заботливо спросила Наталья.
Он покачал головой:
– Я же хозяин барин. Никуда не поеду. Да и не в состоянии…
Он осторожно опрокинул в рот стопку водки.
Водку предусмотрительная женщина тоже выставила на стол. Сама она, казалось, похмельем не страдала, хотя Виталий изрядно ее напоил.
– О, теперь живу! – обрадовался Саша, наливая себе еще водки.
– Осторожно, не пустись по второму кругу! – предупредила Наталья.
– Не беспокойся, я знаю, что делаю. – Саша выпил вторично и совсем повеселел. Только теперь он, казалось, осознал, кто сидит перед ним. И уставился на Наталью:
– Постой, так ты и впрямь приехала…
– Ну конечно! У тебя что, белая горячка? – усмехнулась женщина.
– Надеюсь, нет. Только мне казалось, что ты приехала во сне… Вроде бы ты мне снилась. Знаешь, вся ночь – будто в бреду. Теперь-то я вспомнил, что тебе звонил этот… Как его?
Саша поморщился и уставился в окно, что-то припоминая. Наталья осторожно спросила:
– Его зовут Виталием?
– Да, точно! Он-то куда делся?
– Уехал утром. – Женщина не сводила с него глаз. – Разве ты его не знаешь?
– Почему не знаю, мы вчера познакомились. То есть сегодня ночью.
– А мне он сказал, что ты его старый друг.
– Ну? – Саша озадачился. – Нет, это он соврал.
Я его несколько часов знаю. Куда он уехал-то?
– Откуда же мне знать! Он мне не доложил. – Наталья явно занервничала. – Как же ты впускаешь в дом кого попало? У тебя тут такая мебель, техника, чего только нет! А если зарежут? Сейчас за холодильник могут убить.
– Нет, постой, он же приехал с этой… – Саша опять поморщился.
Наталья всплеснула руками:
– Да у тебя что, склероз? С кем он приехал-то?
– С Танькой! – вздохнул Саша и снова потянулся за бутылкой.
На этот раз Наталья поставила стопку и для себя.
Она выпила, не дожидаясь Саши.
– Точно, его привела Татьяна, – размышлял парень. У него заблестели глаза, его немного развезло. – А Танька-то откуда здесь взялась? Черт! Ее же Агна вызвала. Я-то вообще никому не звонил.
– А мой телефон у него откуда? – допытывалась Наталья.
– – Да вроде я ему дал… Ничего не помню! – Саша перегнулся через стол и ущипнул Наталью за щеку:
– Ты что надулась? Все кончено! Можешь радоваться. Агна сюда не вернется.
– Можно подумать, я этого хотела, – неожиданно резко ответила Наталья, отводя его руку.
Саша оторопел. Он не знал, что на это сказать.
Наталья достала сигареты и закурила, быстро и зло выпуская дым:
– Делаете из меня стерву, и ты, и твой Виталий!
Он меня ночью допрашивал, хочу я за тебя замуж или нет. Какое его собачье дело? Откуда он вообще про нас с тобой знает?
– – Понятия не имею, – уныло ответил Саша.
Может, я что-нибудь рассказал?
– Да ты вообще ничего не помнишь?
Вместо ответа, тот опять схватился за бутылку.
После короткой борьбы с Натальей, которая бутылку ему не давала, Саша все-таки победил. Наталья только рукой махнула:
– Наливай уж и мне. Господи, что это за жизнь, как ни познакомлюсь с кем-нибудь, так все сводится к водке… Я бы совсем не пила, если бы мужики не пили. Так, за компанию…
Они выпили. Саша снова принялся за оладьи.
Он уже с трудом нацеплял их на вилку. Наталья явно загрустила. Она что-то напряженно обдумывала и вдруг спросила:
– Эта Татьяна, она какая из себя?
– Такая, обыкновенная, – неопределенно ответил Саша.
Он вообще не умел описывать внешность. Но Наталья с чисто женской цепкостью расспрашивала его и в конце концов получила более или менее сносный портрет. После чего воскликнула:
– Так она что же, на лестнице у тебя ночевала?
Саша чуть не подавился:
– На какой лестнице? О, черт… Она сбежала прямо перед тем, как ты явилась. А я все думаю – куда Татьянка делась?
Наталья, презрительно усмехаясь, рассказала ему, где и при каких обстоятельствах встретила Таню.
Саша только плечами пожал:
– Ну и дура она. Могла бы вернуться. Это она сбрендила, когда мы Агну в ментовку сдали. «Подлость с вашей стороны», – говорит.
– А что, – задумчиво протянула Наталья. – Ив самом деле некрасиво получилось. Так ты и меня, пожалуй, сдашь. Вот сделаю что-нибудь не по вкусу, и сдашь.
– Прекрати. – Саша отодвинул тарелку и, пошатываясь, встал. – Я бы опять поспал.
Он ушел в спальню, а Наталья собрала в раковину грязную посуду и пустила воду. Она мыла посуду медленно, то и дело забывая, что в одной руке у нее тарелка, а в другой губка. Женщина смотрела куда-то прямо перед собой, как будто ничего не различая. Наконец она закрыла воду и прошла в спальню. Саша спал. Наталья села рядом на постель, взглянула на прогоревший пол, на разбросанные по комнате вещи, на собранные сумки Агны в углу… И вдруг уронила лицо в сложенные ладони и расплакалась. Плакала она так тихо, что Саша не проснулся.
В четыре часа она вышла за покупками. К пяти приготовила обед и разбудила Сашу. В шесть, убрав со стола, Наталья натянула плащ.
– Ты куда собралась? – удивился Саша.
– Надо посмотреть, что там дома творится. – Женщина торопливо подкрасила губы. – Ты же меня среди ночи из дома вытащил, я даже не помню, заперла дверь или нет. И прибраться надо.
– Погоди, так, может быть… – Саша прислушался к своим ощущениям и убедился, что похмелье прошло. – Может, я сразу твои вещи перевезу?
– Сюда? – с сомнением спросила она. – Ты твердо решил?
– Да я давно все для себя решил. Ты что, еще сомневаешься? Мне с тобой хорошо.
Эти последние слова парень выговорил с трудом.
Он вообще не любил слишком многое обещать женщинам. Богатый опыт показывал, что это к добру не приводит. Но Наталья не клюнула на скромный комплимент. Она застыла перед зеркалом с помадой в руке, пытливо и неуверенно вглядываясь в свое отражение. Потом вздохнула:
– Я же тебе в матери гожусь, Сашенька. Тебе не стыдно со мной на людях показываться?
– В какие матери, тебе сорок, мне двадцать семь.
В тринадцать лет не рожают.
Наталья улыбнулась. И сказала, что слыхала и не про такое. Соседкина дочка забеременела в одиннадцать лет. Правда, все-таки не родила – мать вовремя спохватилась, сделали аборт.
– Бедняжка, – вздохнула Наталья, погасив улыбку. – Ей бы, конечно, куда лучше сделать искусственные роды, чтобы организм не повредить.
Но какие уж там роды, кости-то у нее еще детские, мыщцы слабые… Пришлось…
Саша поморщился и попросил избавить его от этих неприятных гинекологических подробностей.
Наталья насмешливо на него взглянула:
– Конечно, мужчины не любят про такое слушать. А надо бы иногда поинтересоваться. Вам-то как раз бы и надо! А то что же это получается, за все женщины отдуваются. Над бедной девчонкой теперь вся окрестная шпана издевается. А она чем виновата? Для нее это было вроде игры, как бы личный мексиканский сериал. Она даже не расстроилась, что залетела. Дурочка… Как же, ведь она забеременела, понимать надо! Взрослая жизнь! Интересно! Гордится своим абортом, как не знаю чем… Ей бы о пятерках в школе думать, а не о парнях. – Ну ладно, ладно, – нетерпеливо перебил Саша. – У тебя взрослый сын. Ты ему-то ликбез провела? Из-за него никто аборта не делал?
Наталья помрачнела. Завинтила тюбик с помадой, спрятала его в сумку. И только тогда неохотно ответила, что девочка, к сожалению, залетела как раз от ее сына. И это темное пятно на ее совести.
– Я же ей вроде как свекруха, – уныло сказала она. – Несостоявшаяся… Ну и ношу ей теперь чего-нибудь… Фрукты там, конфеты… Как больной. Да она и в самом деле заболела. Куда это годится – одиннадцать лет!
Саша заинтересовался. Наталья впервые рассказывала о сыне. До сих пор в ее разговоре иногда мелькало слово «ребенок», имя Гена. Но все это было как-то абстрактно, будто отпрыск жил где-то на Луне, а не в Мытищах у бабушки.
– Не посадили его? – спросил он.
– Да ты что? – испугалась Наталья. – Она же сама хотела. Да брось ты, за чужую глупость еще в тюрьму садиться!
– Конечно, садиться лучше за свою, – согласился Саша. – Ты заплатила, что ли, чтобы на него заявления не подавали?
– Какое там, – протянула Наталья. – Заплатила, скажешь тоже. Да никто и связываться с ним не захотел!
Саша быстро оделся. Вопрос о том, перевозить ли вещи, решился как-то сам собой, молча. Наталья больше не сомневалась и не возражала. Но всю дорогу до своего дома молчала и была как будто в растрепанных чувствах. Саша ее не трогал. Он чувствовал, что женщина думает о чем-то неприятном.
«С таким уродом, как ее сынок, конечно, расстроишься, – решил он. – Связаться с малой девчонкой, это надо же!»
Квартира, где обитала Наталья, была ему очень хорошо знакома. Здесь с некоторых пор находились и его вещи – самые необходимые. Бритвенный прибор, пижама, тапочки… Все это Наталья собрала первым делом и уложила в отдельный пакет.
Затем открыла шкаф и принялась вынимать свои вещи. Сперва она вывалила на продавленный диван всю груду одежды. Потом призадумалась. Нерешительно взяла за плечики одно платье и тут же бросила его обратно.
– Летнее-то не бери, – вырвалось у Саши.
Он тут же прикусил язык. Такой совет мог означать прежде всего, что Саша не собирается дожить с Натальей до следующего лета и зовет ее на время. Но тут же он разозлился на себя за этот испуг. «Какого черта, я ей ничем не обязан!» Наталья искоса на него взглянула и вдруг улыбнулась своей простодушной улыбкой:
– Да какие у меня наряды, в самом деле! Саш, я быстренько.
Она отложила в сторону два теплых костюма и одно платье. Потом стала собирать мелочи. Саша видел, что она берет с собой совсем немного, – значит, поняла его слова насчет летних вещей… Он сделал попытку оправдаться:
– Если чего не хватит – купим новое.
– Конечно, конечно. – Она даже не повернула головы в его сторону. – Ты не беспокойся, мне ничего не надо.
Она разбирала ночные рубашки, когда в дверь позвонили. Саша был поражен, увидев, как отреагировала Наталья. Она не то что вздрогнула – она передернулась, ее бледное лицо совсем лишилось красок.
– Да ты что? – Он встал. – Чего боишься? Хочешь, открою?
– Нет, не надо. – Она почти оттолкнула его, проходя в коридор.
Наталья отперла дверь, предварительно поглядев в глазок. Саша все-таки старался держаться поближе. Ее испуг как-то передался и ему. Теперь ему больше всего хотелось поскорее вернуться домой.
"И как я мог жить в этом бардаке? – брезгливо спрашивал он себя, оглядывая ободранные стены в пожухлых обоях. – И как она могла тут жить?
А сынок хорош! Не мог матери ремонт сделать…
Хотя это еще то сокровище, я думаю… Сделает он ремонт, дожидайся!"
На площадке раздавался быстрый шепот. Наталья протиснулась в комнату и таким же шепотом сообщила, что это соседка, надо подойти к телефону.
У самой Натальи телефона не было. Телефон, номер которого был записан у Саши, стоял у соседки. Он не раз вызывал Наталью для переговоров по этому телефону и даже лично знал ту женщину. Приземистая, морщинистая, хотя еще и не старая, с лицом рыночной торговки-выпивохи. Саша представил, как она разозлилась, когда Виталий позвонил ей ночью.
– А, так тут Сашенька? – Соседка вошла в комнату. – Наташа сейчас поговорит и придет. А вы что же, переезжаете?
– Да, – коротко ответил он.
Соседка оглядывалась, словно принюхиваясь. Она отметила все – и собранные сумки, и раскрытый шкаф, и ключи от машины, которыми поигрывал Саша. На роже у нее вдруг расплылась фальшивая улыбка.
– Не много она с собой берет. Это, стало быть, ненадолго.
– Почему это? – зло спросил Саша.
– Ну, бывало такое, – засмеялась баба. – Саш, ты хороший мужик, я вижу. Ну чего ты связался с этой дурой? Она тебе никак не подходит! У нее кого только не было – ты меня спроси! И грузчики наши, с рынка, и забулдыги вроде ее первого мужа… Я тут насмотрелась. Охота тебе с ней путаться! Она, может, вообще больная!
Последняя фраза была сказана как-то очень подло. Саша невольно вздрогнул. Эта мысль, такая простая и разумная, еще ни разу не приходила ему в голову. Он слишком доверял Наталье с самой первой минуты знакомства. «Может, не стоило так ей верить… – мелькнуло у него в голове. – Да что же это, неужели я попался?» У него слегка вздрагивал голос, когда он спросил:
– Так уж сразу и больная? Она бы сказала.
– Она ска-ажет! – ядовито протянула соседка. – Догонит и еще раз скажет! Да что вы все, ослепли, что ли? У нее же ни рожи ни кожи, молодость давно прошла, а мужики за ней так и бегают. Ну а если не больная, так скоро заболеет. Саша, я тебе правду скажу. – Она нагнулась к нему, обдав запахом борща:
– Эта мадама тут всем давно известна. И сынок у нее тот еще фрукт! Думаешь, чего он с матерью не живет, у бабки поселился? Она же его выгнала. Родная мать сына выгнала!
– Значит, было за что, – отрезал Саша: он уже очень жалел, что слушает бредни злобной бабы.
– Конечно было, – подтвердила та. – А, Наташа!
Едва в комнату вошла Наталья, в лице соседки произошла разительная перемена. Наталья только глянула на нее – и тут же бросила взгляд на Сашу…
– Что ты ему наболтала? – спросила она, уставившись на соседку.
– Да ничего. Рассказываю, как простые люди живут.
– Это ты, что ли, простая? – прищурилась Наталья. – Ворье ты, ворье натуральное, и муж у тебя вор! Квартира вся заставлена до потолка, золота килограммов пять в шкафу, чего у тебя только нет! И откуда же? На твою зарплату, что ли, накупили? Или на мужнину пенсию по инвалидности?
Но соседка, ничуть не смутившись, спокойно и даже радостно ответила:
– Ага, чужие деньги легко считать. Они сразу всем в глаза бросаются. Ты бы лучше о себе думала, шалавая!
– Какая? – задохнулась Наталья.
– Шалавая сука, вот кто ты такая! – подбоченилась соседка.
Саша не знал, куда деваться. Он не привык к таким нравам и даже подумывал о том, чтобы спуститься к машине, – пусть бабы разбираются без него. Но тут на сцену явилось четвертое действующее лицо.
– Теть Наташ, вы уезжаете? – раздался вдруг отчаянный крик.
Женщины разом замолчали. В комнату вбежала девочка лет двенадцати, худенькая, бледная, какая-то заморенная. Саша успел заметить ее некрасивое, совсем еще детское лицо, усыпанное по носу и щекам веснушками. Девочка бросилась к Наталье, схватила ее за руку, заглянула в глаза. Наталья порывисто прижала ее к груди:
– Уезжаю, Людочка, уезжаю, солнышко. Да ты что? Что с тобой?
– Я все слышала! – захлебнулась рыданиями девочка. – А Генка тут будет жить? Теть Наташечка, не надо! Не пускайте его! Он опять ко мне полезет, я вам точно говорю.
Ее плечи тряслись. Саша, онемев, рассматривал этого ребенка, и до него начинала доходить истина. «Так вот это кто… Соседкина дочь! Как же я не понял? Да он что, псих?! Тут и смотреть не на что!»
И в самом деле, единственное, что было в девочке привлекательного, – это на удивление густые, длинные, вьющиеся волосы красивого медного оттенка. Казалось, что волосы эти, не хуже, чем у рекламных красавиц, достались девочке по ошибке.
Все остальное у нее было самое обыкновенное, даже слишком обыкновенное. Сзади ее можно было принять за десятилетнюю, а головой она не доставала Наталье даже до груди.
– А ну, быстро отцепись! – Мать с трудом оторвала Люду от Натальи. – Купила она тебя, что ли, своими конфетами? Мало я тебе конфет покупала?
– Генка будет тут жить? – Люда запрокинула лицо и снова заглянула Наталье в глаза. – Он опять меня подкараулит!
– Да что ты лепишь! – Мать оттолкнула девочку к стене; та разом притихла. – Пусть он только сунется, я ему бошку откручу!
– Ты открутишь, – жалобно сказала Люда. – А он меня по дороге в школу поймает. Ты же меня не провожаешь, никто не провожает.
– Он здесь жить не будет! – отчеканила Наталья. – Просится, но я его не пущу! Пусть хоть дверь ломает, если ему надо.
– И сломает, – бросила ей соседка. – Ну, пошли!
Она взяла дочь за локоть и потащила ее к выходу. На пороге обернулась и крикнула Саше совсем уж базарным голосом:
– А ты погляди, погляди, с кем связался! У нее же сын бандюга, не хуже папаши своего. Посмотри, что они с ребенком сделали! Генка и Наташка твоя! Он же Людку тут трахнул, где ты сидишь, на этом диване. Наташка ему ключи от своей квартиры для этого дала, понял? Иди, дрянь!
Она вытолкнула дочь на лестницу. Наталья бросилась следом, но добежала только до двери. Захлопнув ее, она без сил привалилась к стене.
Саша молчал. Прошло минут пять, прежде чем женщина двинулась с места. Она, как лунатик, пересекла комнату, наткнулась на раскрытую дверцу шкафа, закрыла ее. Остановилась у окна, ссутулив плечи, будто на них положили тяжелый груз.
– – Ну, ты не передумал? – тусклым голосом спросила она.
Саша встал и подошел к ней. Осторожно обнял ее за плечи:
– Из-за этой дуры? Не передумал.
– А, ты о Надьке… – вздохнула та. – Надька что, она и вправду дура. Я про Людочку говорю.
– Она и есть та несчастная?
Наталья внезапно откинула голову и прижалась затылком к его щеке:
– Несчастная… Ты верно говоришь – несчастная она! Надька ее случайно родила, аборт сделать не успела. Она же, стерва, скупая, и муженек у нее скупой. Они все копили да воровали, а на детей им было жаль разориться. Ты бы видел, как они живут! Они же тебя в комнаты не проводили. Там такая обстановка, такая техника, еще покруче твоей А украшений у нее сколько! И ты гляди, как она при этом ребенка водит. Джинсики из секонд-хэнда, все ношеное-переношеное… Девочка хуже всех во дворе одета. Стыд какой! Нет, ты понимаешь, будто им не родная. Это Надька при тебе заботливую мамашу изображает, на самом деле она плевать на Людочку хотела.
– Успокойся. – Саша гладил ее волосы, темно-русые, почти такие же густые, как у Людочки. Наталья понемногу затихала, не переставая возмущенно бормотать:
– И у нее хватает совести меня упрекать! Я же ее дочку крестила, я ей крестная мать… И покупала ей подарки, даже одежду покупала, не только конфеты. А Генка сволочь, я и не говорю, что он не виноват. Только ты сам подумай – куда этой девчонке деваться? Дома сплошная ругань, все копейки считают, ее попрекают, что магнитофон наконец купили. Она с детства ко мне прибегала, телевизор посмотреть, чаю попить, просто посидеть… – Наталья тихо всхлипнула. – Ну, я же так к этому привыкла, откуда мне было знать, что у Генки крыша поедет…
Я и не знала, что он на нее запал. Да и не правду Надька говорит. Он ее не изнасиловал. Она сама согласилась. Знаешь, как дети в любовь играют?
Поцелуи, то да се. Только ей бы с мальчиком играть, с ровесником. А он здоровенный парень, выше тебя ростом. Она его завлекала, изображала любовь… А он и вправду увлекся, ну и не удержался. И Надька все это знает. Горе, горе…
Но Саше все-таки удалось ее успокоить. Обнимая Наталью, целуя ее, он то и дело поглядывал на часы.
Хотя он и отменил на этот день все дела, но все-таки рассчитывал попасть домой до девяти вечера. В это время он должен был застать по телефону одного своего приятеля и спокойно, не торопясь поговорить с ним. Наконец ему удалось увести Наталью из дому.
Она даже не притронулась к своим вещам – все три сумки нес Саша. И, только погрузив их в багажник, он усмехнулся про себя: «В самом деле, ни с одной женщиной я так не возился. Права дура соседка, чем это Наталья так меня зацепила?»
А женщина весь вечер была словно в угаре. Она говорила, ходила, готовила ужин – словом, делала все как обычно. Но при этом у нее был такой странный, отсутствующий взгляд, что Саша всерьез забеспокоился. Он тем более встревожился, что ему понадобилось срочно уехать. Деловой партнер, до которого он дозвонился, просил его приехать к нему домой немедленно. Надо было решить вопрос, который по телефону даже обсудить было невозможно.
– Наташ, все-таки я отъеду на пару часов, – сказал Саша, вешая трубку. – Мне надо просмотреть каталоги. Понимаешь, хочу попробовать новое дело.
До наступления кризиса Саша занимался тем, что ввозил из Германии мебель. Но поскольку товар закупался только в валюте, а с бартером Саша никогда дела не имел, теперь надо было искать другой выход. И выход быстро нашелся. Вместо новой, дорогой мебели можно было ввозить в Россию подержанную. На складах в Германии такой мебели была масса, и немало очень интересных моделей, которые смотрелись совсем как новые. Цена же на них была в два, в три раза ниже, чем на новый товар. С таким соотношением цен можно было работать. И вот сейчас из Германии, после переговоров с поставщиками, вернулся Сашин партнер. Он привез несколько каталогов, по которым нужно было заказать эту мебель. Разумеется, Саша должен был увидеть фотографии лично.
– Наташа! – Он понял, что она его не услышала. – Я говорю, что вернусь в полдвенадцатого, не раньше!
Она повернула к нему голову. Глаза у нее по-прежнему были пустыми и равнодушными. В таком состоянии Саша никогда ее не видел. Наталья всегда воплощала для него жизнерадостность. Он повторил свои слова, и женщина только кивнула:
– Как хочешь.
– Да ты поняла меня?
– Конечно. – Она снова как будто о чем-то задумалась.
Саша торопливо оделся и уже на выходе подозвал к себе Наталью и поцеловал ее.
– Не расстраивайся. Сама же говоришь – девчонка тоже виновата.
– Девчонка? – Наталья впервые посмотрела на него внимательнее. – Конечно, она виновата тоже.
Езжай, не думай обо мне.
Но едва он вышел за дверь, Наталья разом оживилась. Прежде всего она выбежала на балкон и принялась следить за его машиной. Через две минуты из подъезда показался Саша. Наталья видела его очень хорошо – машина стояла прямо под фонарем, который полчаса назад зажегся. Сама же она света в комнате не включала, так что ее снизу было не видно. Саша повозился около машины, сел и уехал. Наталья смотрела ему вслед минут пять, пока не убедилась, что Саша вряд ли вернется за какой-нибудь забытой вещью. Тогда она тоже заторопилась. Вернувшись в комнату, быстро оделась, проверила, достаточно ли денег в кошельке, заперла дверь и выбежала к лифту. Через десять минут она уже поймала машину и назвала адрес в Мытищах.
– Езжайте быстрее, – попросила она водителя.
Всю дорогу она металась, щелкала замком сумки, доставала и, не закурив, тут же прятала сигареты, смотрела на часы… Словом, вела себя так беспокойно, что водитель тоже занервничал, вообразив, что случилось несчастье. Он даже спросил пассажирку, в чем дело. Но Наталья отрезала:
– Сама разберусь, езжайте быстрее!
Правда, она тут же извинилась. Дом, который был ей нужен, стоял неподалеку от станции, в новостройках на зеленой стороне Мытищ. Она расплатилась с шофером. В ответ на его предложение подождать сказала, что ждать не стоит. Она все больше нервничала.
Поднявшись на шестой этаж пешком (лифт, как часто случалось в этом доме, не работал), Наталья вынула из сумки ключи и отперла дверь, обитую коричневым дерматином.
– Кто это? – раздался слабый, надтреснутый голос.
Наталья захлопнула за собой дверь и, срывая с шеи платок, крикнула:
– Мама, это я! Генка дома?
Из комнаты появилась старуха лет семидесяти с лишним. Она глядела на дочь испуганно и в ответ только рукой махнула – Генка! Ты бы почаще им интересовалась.
– Он дома, я спросила? – закричала Наталья. – Ты что, мама? Совсем не слышишь?
Наконец мать ее поняла. Кивнула:
– Да я тебя слышу, чего орешь. Нет его. Второй день нету.
– А где он? – Наталья присела на тумбу для обуви. – Откуда же он мне звонил? Не отсюда? Мам, он что, даже не ночевал?
– Да ты выпей чаю! – Мать двинулась на кухню. Перешагивая через вытянутые ноги дочери, она сердито ударила ее по коленке:
– Расселась, барыня, любуйтесь на нее. Совсем распустила парня.
– Мама, да где же он может быть? – допытывалась Наталья.
Но ей не ответили. На кухонном столе медленно появлялись чайные чашки, заварочный чайник, сахар, варенье… Старушка двигалась автоматически, как видно даже не задумываясь над своими действиями. Наталья встала и подошла к матери:
– Я не буду пить чай. Что ты все чай мне суешь!
Я тебя спрашиваю: где Генка? У кого он ночевал? Он же тебе всегда говорит!
– А теперь вот не сказал!
– Правда не сказал? – Наталья неохотно присела за стол. – У нас ведь с ним был уговор, чтобы докладывал. Серьезно, не сказал?
– Станет он меня слушаться, – жалобно протянула старушка. – Наташ, избавь ты меня от него!
Думаешь, легко с ним жить? Легко за ним стирать, убирать? Он же еще не все жрет, кашу не ест совсем, ты его избаловала. Забирай к себе это сокровище и готовь на него. Вырастила бездельника. А потому, что все жалела его, все жалела. Без отца растет, бедняжечка. Ну и радуйся теперь!
– Мам, куда я его заберу? – разом сникла женщина. – Ты же знаешь, что там Людочка.
– Ничего не знаю. – Старуха надулась и теперь ставила посуду на стол сердито, со стуком.
Наталья замолчала. Все это время, пока она ехала сюда, женщина была как в лихорадке. У нее было только одно желание – доехать как можно скорее, как будто от этого Бог знает что зависело. Но теперь, достигнув цели, она совершенно погасла. Мать придвинула ей чашку с чаем, Наталья машинально отпила глоток. И вдруг поставила чашку на место:
– Мам, ты ведь знаешь, где он. Он мне сегодня звонил и сказал, что теперь будет жить у меня, в Москве, Он мне столько всего наговорил… Я сказала, чтобы он оставался где есть, у тебя. А он сказал, что не останется ни за что и я буду сама виновата, если не пущу его домой. Мам, он поехал в Москву?
Скажи, в Москву?
Старушка только плечами пожала. С минуту она смотрела на дочь, потом процедила:
– Дожили. Сына домой не пускаешь. Может, еще и выписать хочешь? Чтобы хахалей водить?
– Мама, каких хахалей! – вскочила Наталья. – Всякие дуры болтают, а ты за ними повторяешь!
Ты мне скажи – он туда поехал? Я ему запретила. Ты понимаешь? Я ему запретила! Его тамошние мои соседи могут в милицию сдать из-за Людочки.
Но старуха только качала головой и твердила, что такого срама еще не видывала.
– У тебя, Наташка, то один мужик, то другой…
Обо всех заботишься, только сына забросила. Ты что думаешь – отмазала его от армии, и можно успокоиться? Сейчас за ним как раз следить надо, чтобы не попал в дурную компанию. Ну зачем ему у меня жить? Ладно, я старуха, я никому не нужна. Он-то молодой, здоровый, а в одном нашем доме столько шпаны живет… Ну как, если он во что-то ввяжется?
Лучше пусть будет у тебя. Ничего! – Последние слова она выговорила неожиданно громко и твердо:
– Ты хотя и дрянная, но все же ему мать. И в одной комнате поживете, ничего! А то еще в самом деле мужика к себе поселишь, пропишешь, а сына выгонишь.
– Мама! – закричала Наталья, вскакивая с места. – Так что ж ты сразу не сказала, что он в Москве? Я же сто раз тебе говорила, что ему там жить нельзя. Он над ребенком издевается, над Людой! Ты помнишь Люду, я ее еще крестила? И как ты не понимаешь, чем все может кончиться. Вот он как раз из-за нее в тюрьму и попадет!
Но старуха только отмахнулась; Об этой истории она даже слышать не хотела. А между тем прекрасно знала ее во всех деталях. Ее просветила мать Люды, которая даже на дом к старухе приезжала, чтобы поскандалить. Как только кто-то упоминал о Люде, старуха мгновенно глохла и злобно замыкалась в себе. И дело было не в том, что ей не хотелось в это верить. Наоборот, она поверила сразу, как только узнала. Но даже не отругала Геннадия. Она упорно молчала об этом, считая, что это – самый лучший способ поправить неприятное дело.
Наталья выбежала из дому, забыв у матери шейный платок. Она кинулась в одну сторону, потом в другую, она выглядела как безумная. Внезапно женщина вспомнила, что все наличные деньги только что истратила на такси. Полезла за кошельком, открыла его… Там оставалось всего рублей десять.
– Наташка! – донесся крик с балкона.
Та подняла голову. На балконе стояла мать и энергично махала рукой, привлекая к себе внимание:
– Он в Москву поехал, к тебе! Не велел говорить!
Ключи-то у него есть? Я тебя спрашиваю – есть у него ключи? А то ведь дверь сломает!
Наталья не ответила. Она побежала к станции.
Чтобы купить билет, ей пришлось перебраться на другую сторону платформы по наземному переходу.
Взбегая по крутой лестнице, она подвернула ногу и едва не сломала каблук. На нее оглядывались – так странно она выглядела. Потом, уже купив билет и стоя на платформе в ожидании электрички, она все время высматривала кого-то в толпе. Наконец Наталья высмотрела старушку, совсем древнюю, согнутую в три погибели. Та брела куда-то с брезентовым засаленным мешком за плечами, пошатываясь от его тяжести.
– Бабушка! – кинулась к ней Наталья. – Вы молиться умеете?
Старушка остановилась как вкопанная и с ужасом вгляделась в ее лицо. Женщина выгребла из кармана железные рубли, полученные на сдачу с десятки, и почти насильно вложила их старухе в ладонь:
– Помолитесь, свечку за меня поставьте, пожалуйста, ради Бога…
Старуха от испуга не удержала денег, и те просыпались на платформу. Подошла электричка, и Наталья первой вбежала в вагон. Прижавшись к окну, она заметила, как старуха провожает взглядом тронувшийся поезд. Но подняла она деньги или нет, Наталья так и не увидела.
