Глава 14
В дверь постучали, когда я снова начала дремать. Павел заглянул ко мне и сообщил, что мое дело – лежать и не подавать признаков жизни. Остальное он уладит сам. Я лежала и слушала, как он с кем-то переговаривается через дверь. Квартира, как я уже успела рассмотреть, была двухкомнатная. Но при этом очень большая, одна кухня чего стоила. Коридор тоже был длинный, так что я плохо слышала, о чем идет речь. Но зато звук отпираемых замков заставил меня насторожиться.
– Нет, не туда, – громко сказал Павел, обращаюсь к своему собеседнику. – На кухню.
– Ты что, не один? – спросил низкий мужской голос.
– Иди-иди.
Мужчины прошли мимо моей плотно прикрытой двери, и их голоса затихли на кухне. Я снова легла. Пришел приятель, ничего страшного. Но Боже мой, как же мне хотелось в этот миг оказаться дома! В квартире, которую я хотя и не могла назвать своей, но все-таки была там хозяйкой… Грустно и нелепо лежать вот так – с температурой, в чужой пижаме, в чужой постели, и даже не иметь возможности выйти в коридор… Не дай Бог, скомпрометируешь хозяина.
Я почувствовала себя маленькой и заброшенной. Наверное, поэтому рука сама потянулась к телефону. Я набрала номер родителей. Ответила мама.
– Слава Богу! – воскликнула она, услышав мой голос. – Где ты пропадаешь?!
– Я не пропадаю, я просто все эти дни работала и не могла позвонить…
Видимо, температура лишила меня не только сил, но и памяти. Я начисто забыла о нелепой легенде насчет лыжного курорта! Напомнило мне oб этом мамино ошеломленное молчание. Когда пауза затянулась почти на минуту, я стала понимать, что сказала что-то не то. И тут до меня дошло…
– Значит, ты никуда не ездила? – спросила наконец мама. – Я почему-то так и думала.
– Мам, я правда была в Москве, я не смогла поехать…
Врать было стыдно. И тяжело. Еще и потому, что у меня всерьез начинало болеть горло. Но мама обиделась всерьез. Я слышала ее сдержанный голос и понимала: этого она мне долго не простит. Если родители чего-то мне не прощали, то это были, как правило, две вещи. Мои попытки стать взрослой и моя ложь. Наверное, в их сознании это как-то перекликалось.
– Надя, ты можешь сказать правду? – спросила мама таким тоном, что было ясно: она в это ни капельки не верит.
А я даже ответить не могла. Если сказать правду, придется говорить слишком долго… И еще я думала, что правда маме не понравится. Но она обо всем догадалась сама.
– Вы расстались с Женей? – довольно официально поинтересовалась мама.
– Ты знаешь? – Это меня даже как-то разочаровало. – Мам, а откуда?
– Он мне сейчас звонил и спрашивал, где ты, – так же сдержанно ответила мама. – Сказал, что дома тебя нет, и он думает, что ты ушла к кому-то. Спрашивал, может, к нам?
Повисло нехорошее молчание. Мама, кажется, ждала объяснений. А я…
– Он что, на нашей квартире? – спросила я, как только смогла заговорить.
– Да. И беспокоится о тебе. – Мамин голос звучал чуть насмешливо. – Я всегда думала, что этим кончится. Но знаешь, почему-то предполагала, что это он тебя бросит. Ты меня удивила.
– Я не бросала его!
– Значит, он бросил тебя?
– Никто никого не бросал, – соврала я. – Просто я там больше не живу…
Еще одно вранье. Зачем я это сказала? Чтобы мама передала эту новость Жене?
– Но вы с ним расстались? – нажимала она. – Окончательно? Или так, детские ссоры?
– Окончательно, мама. – Я не смогла удержаться и подвела черту:
– Ты можешь радоваться.
И тут же я прокляла себя за эту фразу. Потому что мама вовсе не обрадовалась. Голос ее стал расстроенным, и мне захотелось плакать. Она сказала, что не заслуживает таких слов. Что никогда не мешала мне делать то, что я хочу. Что другая мать на ее месте регулярно бы приезжала к нам на квартиру и проверяла, как он ко мне относится… А она этого не делала.
– И кстати, – вдруг сказала она, немного успокоившись, – Женя говорил со мной очень доброжелательно. Я никогда не имела ничего против этого парня! Он по крайней мере, воспитанный! А его мама знает? Может, ты с ней поссорилась?
Я ответила, что никто ни с кем не ссорился. Вдребезги разбила легенду о лыжном курорте: выдала Женю, рассказала, что он соврал своим родственникам, будто уезжает со мной на праздники. И заявила, что он ушел из дома первый. Десять дней назад. Не оставив мне ни нового адреса, ни телефона. Что на контакты не шел. Что я сама его отыскивала по всей Москве. И напоследок добавила:
– Как бы ты поступила на моем месте? Вежливый парень, да? Так вот, пусть его берет кто-нибудь другой!
Мама была потрясена. Она впервые слышала, что я говорю о Жене в подобном тоне. Я услышала в трубке папин голос – он хотел со мной поговорить. В конце концов он завладел трубкой:
– Так вы правда расстались? Надя, что же ты к нам не приехала? Мы тебя всегда ждем!
– Я знаю, папа, только…
– Откуда ты звонишь?
Ну вот. Я-то думала избежать этого вопроса. Мама так увлеклась подробностями нашего с Женей разрыва, что не спросила, где я. Папа, как всегда, больше интересовался бытовыми проблемами. Где я живу, чем питаюсь, сколько зарабатываю. Знаю, что обычно такими проблемами интересуется женщина. Но у нас в семье всегда было именно так.
– Я сейчас у подруги, – пробормотала я наконец.
Если бы папа знал, что у меня почти не осталось подруг! Я их всех забросила, когда стала встречаться с Женей…
– К нам не переедешь? – спросил он. Я молчала. Папа хорошо знал, что мне не хочется возвращаться. У нас как-то был разговор на эту тему. Он тогда очень обиделся.
– Тогда, может, перевезти твои вещи к подруге? – предложил он. – Или ты уже сделала это? Кстати, почему ты не хочешь дать телефон?
Мама вырвала у него трубку:
– Ты же понимаешь, что мы беспокоимся?! Что это за манера скрывать, где живешь? Женя прав, он уверен, что ты куда-то вляпалась!
У меня ужасно болела голова. Я уже жалела, что позвонила им. У меня не было никакой охоты объяснять, что Женя обо мне совсем не беспокоится, просто хочет узнать, где я скрываюсь. Начал с моих родителей, гад… Потом возьмется за подруг. Но думаю, тут его ждут трудности – моя записная книжка была при мне, в сумке. Да и не знал он большинства моих знакомых. Не очень ими интересовался. Теперь я отчетливо поняла, что все два года это я интересовалась Женей. Его вкусами, друзьями, делами. Так изначально распределились наши роли. И все получали от этого удовольствие. Несправедливости в этом я не видела… Впрочем, ее вообще не видишь, пока любишь. Мамины слова.
– Надя, скажи правду! – Мамин голос звучал тревожно, и мне было очень ее жалко. – Где ты живешь?
Я подумала, что сказала бы… Почему бы нет? Но они это обязательно передадут Жене. В надежде, что мы. помиримся. Меня напугало новое отношение к нему, которое невольно проскользнуло в маминых речах. Теперь, когда мы расстались, Женя казался ей не таким уж плохим. Естественно, мой новый парень мог оказаться намного хуже…
– Я скажу, – пообещала я. – Только не сегодня.
И повесила трубку. В ушах звенело, язык стал таким горьким, будто я не глотала аспирин, а разжевывала его. В комнату без стука заглянул Павел:
– С кем ты говоришь?
– Звонила маме, – шепотом ответила я. – Я не дала ей ваш адрес, не бойтесь.
– Да я не боюсь, только не бери трубку сама, если кто-то позвонит.
Он закрыл дверь и удалился на кухню. Я прислушалась. Судя по отдаленным звукам, там шла дружеская застольная беседа. А Павел, как мне показалось, слегка подвыпил.
Я набрала свой собственный номер. Точнее, уже не свой… Трубку взяли немедленно.
– Роман? – нарочно спросила я. Мне хотелось уколоть Женю – я ведь сразу узнала его голос.
– Что?! – воскликнул он. – Надя, ты?! Это ты? И тут же замолчал. Неудивительно. Что он мог мне сказать?
Я заговорила сама:
– Искал меня у родителей? Ты за дурочку меня считаешь?
Молчание.
– Думаешь, я поселюсь в таком месте, где ты сразу меня найдешь? – спросила я. – После того, что было ночью? Кстати, откуда вы выкопали эту Дину? Это настоящая хозяйка, как я поняла. Где же она пряталась все остальное время?
– Надя, ты все поставила с ног на голову, – тихо проговорил он. – Ты все поняла не правильно.
– Что именно? – поинтересовалась я. Сердце начинало покалывать – то ли от высокой температуры, то ли от возбуждения. Но мне было наплевать на боль. – Я ошиблась, когда от вас убегала? Нужно было остаться и посмотреть, что вы со мной сделаете? Может, вы мне хотели конфетку подарить?
– Надя, – перебил он. – Никто тебе не угрожал. Ты можешь припомнить хоть одну угрозу?
– Твое присутствие для меня – самая настоящая угроза, – отрезала я. – И пошел ты знаешь куда? Я все поняла верно! Если бы вы меня догнали, я бы отправилась вслед за Юлей! Ногами вперед вниз по лестнице!
Он испуганно воскликнул:
– Но ты же знаешь, что этого не было! Ты ошибалась, что-то себе напридумывала, откуда ты…
– Болван! – бросила я. В сердцах я начала кричать. Наверное, на кухне было хорошо меня слышно. – Я слышала через дверь, как ты ссорился с Юлей на кухне, как явился твой Роман! Я сидела на лестнице, пока вы там с ней возились, видела, как вы вынесли из квартиры тело. Я нашла ее сумочку на диване. Там все ее документы, ключи. Скажешь, она ее просто забыла?! Почему же она до сих пор не спохватилась, что потеряла ключи от дома?
Он попытался что-то ответить, но я не дала ему такой возможности:
– Я не верю ни одному твоему слову! Ненавижу тебя, ненавижу! А ее сумка теперь в милиции, они согласились ее взять. И я все им рассказала. Ваша Дина их не обманула, они поверили мне, а не ей!
Я перевела дух. Сердце болело уже по-настоящему. – Никогда не знала, что это такое…
Женя некоторое время молчал. Потом отрывисто произнес:
– Какой бред… Полный бред. Все было не так.
– Теперь вы ищете меня, чтобы убить, – устало заключила я. – Господи… Как же я вас ненавижу… Как я ненавижу тебя…
– У меня сегодня был такой хороший день, – будто не услышав меня, произнес Женя. – Я наконец занимался тем, о чем давно мечтал… Я работал… Выкладывался. Ты меня в убийцы записала? Неужели ты думаешь, что я мог убить Юлю, спрятать ее труп, а потом спокойно заниматься музыкой?
– Почему нет? – воскликнула я.
– Все, о чем ты говоришь, – выдумки. Ты все не так поняла. Я только хотел тебе объяснить…
Он говорил еще что-то, а до меня вдруг дошло – кассета! Кассета, где был записан наш с Иваном разговор! Она так и осталась в магнитофоне!
– Надя, нам обязательно нужно встретиться, – продолжал он, не слыша моих возражений. – Я объясню тебе, как все было на самом деле… Юля ушла, уверяю тебя. Мы просто поговорили, и она ушла.
– А сумка? – буркнула я.
– Насчет сумки ничего не знаю, – с сожалением произнес Женя. – Кстати, зачем ты отдала ее милиции? Совершенно напрасно! Юля рано или поздно вспомнит о ней, захочет забрать… Что я ей скажу?
– Что ей скажет Дина? – язвительно поправила я. – Тем более, что она утверждает, что всю ночь провела в квартире совершенно одна.
– Ну да, мы позвонили ей, попросили приехать, – признался он. – Мы же поняли, что ты подняла панику… Нужно было как-то приготовиться…
– Если она вернется за своей сумкой, пусть обратится в здешнее отделение милиции! – отчеканила я. – Там ее уже ждут!
– В какое именно отделение? – вкрадчиво уточнил Женя.
Я хотела ответить, что ему это лучше знать, он жил в этом доме… Но мне что-то не понравилось в его внимательном, спокойном голосе. До этого мы с ним были на ножах, и вдруг Женя успокоился, заговорил нормально… Что случилось?
– Ты как-то странно разговариваешь, – сказал он. – Простудилась? Послушай, мне страшно жаль, что ночью все так получилось, но…
И тут я поняла, что проговорилась. Я сказала «здешнее отделение милиции». Здешнее. То есть я тоже «здесь». В этом доме. А в какой квартире – вычислить нетрудно.
– Мне ничуть не жаль! – перебила я его. Нужно было срочно спасать положение. – Учти, я сейчас живу у подруги, и она согласна долго меня терпеть. В нашу квартиру я не вернусь, к родителям тоже. А с нею ты, слава Богу, не знаком. Так что не рассчитывай меня найти!
Не знаю, поверил он или нет. Во, всяком случае, Женя не предпринял ни единой попытки выяснить, кто такая эта подруга…
Он только сказал «ладно, увидимся» и первым повесил трубку. Я отодвинула телефон подальше и взглянула на часы. Без нескольких минут десять. Какая долгая ночь впереди! Вдвойне долгая для того, кто болеет. А для того, кто еще и боится? Неужели они решатся залезть в чужую квартиру? Или просто будут следить за выходами из нее? Но рано или поздно они поймают меня. Потому что уже догадались, где я прячусь.
Когда ко мне опять заглянул Павел, он сразу понял – что-то случилось. Мне кажется, должен был понять. Я прятала от него глаза. Однако Павел ни о чем меня не спросил. Он только посмотрел на меня внимательнее и поинтересовался, как я себя чувствую.
– Лучше, – соврала я.
– А выглядишь хуже, – честно сообщил мой спаситель. – Послушай, сейчас у меня в гостях приятель, его интересует твоя история.
Я в ужасе оглянулась на дверь. Мне показалось, что приятель уже стоит на пороге, желая со мной побеседовать. Но его там не было.
– История-то загадочная, – объяснил Павел. – А это его специальность. Он тоже журналист, только пробавляется на телевидении. Я ему в общих чертах рассказал, что тут было ночью, и он заинтересовался. Да к тому же твой Женя – музыкант… Может получиться интересный сюжет!
Меня вдруг затрясло. Озноб был ужасный – я чувствовала себя примерно как на «американских горках». Сжалась в комок, пытаясь успокоиться, но тело все равно продолжало содрогаться, мне было ужасно холодно.
– Нет, – еле выдавила я, стараясь не стучать зубами. – Этого нельзя д-делать…
– Ну вот, – расстроился Павел. – Почему же? Тебе не хочется выставляться напоказ? Так это можно устроить…
– Н-не поэтому… – Мне становилось все хуже, ноги, казалось, превратились в куски льда. – Я б-бо-юсь, они опасны… Они хотят меня убить… Этим не шутят…
Павел подошел ко мне, наклонился и тронул за плечо. Он сразу ощутил, какая дрожь меня сотрясает, и встревоженно поднял брови:
– Тебе так плохо?! А я-то пристаю… Сейчас, погоди!
С кухни он вернулся не один. За ним шел тот самый приятель. Когда он остановился посреди комнаты, это довольно обширное помещение с высоким потолком вдруг показалось мне низким и очень тесным. Приятель был гигантом. Особенно бросался в глаза его «пивной» живот, вызывающе обтянутый красной фуфайкой. Другой примечательной деталью была его прическа – длинный рыжеватый хвост. В сущности, если его переодеть в черную рваную кожу с заклепками и добавить необходимое количество татуировок, он бы походил на карикатурный образ байкера. Вот только какой мотоцикл выдержит его вес…
Приятель, ничуть не смущаясь, представился:
– Володя.
Павел сунул мне чашку, от которой остро пахло водкой и поднимался пар:
– Выпей, испытанное средство. Кипяток, мед и водка.
Я выпила полчашки, и озноб действительно стал утихать. Не знаю, что в этой смеси было основным ингредиентом, но я сразу опьянела. Я не ела уже вторые сутки, но аппетита при этом так и не появилось. Никогда в жизни я не сидела на такой строгой диете.
– Понимаешь, Вова, девушка не хочет поднимать шумихи, – обратился Павел к приятелю. – Она боится.
Тот задумчиво погладил себя по животу и авторитетно изрек:
– А не поднимать шумихи, может, еще опаснее.
Павел с ним согласился и принялся меня переубеждать. Дескать, только обнародование всей этой истории может связать руки моим преследователям. Конечно, они станут отпираться. Судя по всему, у них есть для этого возможности. Но убить меня в такой ситуации слишком рискованно. Все равно что подписаться под всеми моими обвинениями.
Я возразила:
– Да ведь они могут убить меня потом! Не сможете же вы постоянно устраивать ажиотаж вокруг этой истории! Да и особых материалов против них нет.
– Кстати, о материалах. – Володя придвинул к дивану стул и присел. Стул слабо охнул, звук был какой-то жалобный. – Что у тебя конкретно есть против них?
Я задумалась. Что у меня в действительности было? Они лгали, что Ивана не было в студии. Я могла их опровергнуть. Своими показаниями, а также показаниями Елены Викторовны (спорный вопрос, все еще спорный), Юдиными показаниями… Только где она сама… Наконец, Ксения тоже знала, что ее муж поедет на студию. И наконец, у меня была кассета.
Я сказала об этом. Володя был очень доволен:
– Кассета – это просто класс! Людям нравятся такие факты! Она у тебя с собой?
– К сожалению, она на нашей съемной квартире, – пожаловалась я. – А там сейчас Женя… И мне думается, не один. Они ждут меня…
Мужчины переглянулись. Павел развел руками:
– Надо бы забрать кассету, да как это сделать? Тебя туда не потащишь. Ключи у тебя есть?
– Конечно.
– Мы бы могли сами, как думаешь? – обратился он к Володе. Тот кивнул:
– Можно съездить. Хотя бы прямо сейчас. Я хотела возразить, предупредить их, что это может быть опасно… Но не стала этого делать. Кассета – это было главное свидетельство против Жени. Не думала, что когда-нибудь стану с таким упорством собирать улики против него…
– Хорошо. Еще что имеется? – спросил Володя. – Про сумочку пропавшей девушки уже знаю. Молодцы, что все-таки всучили ее милиции! Жаль, только, что нашли ее без свидетелей. В случае чего эти типы могут отпираться, говорить, что вы эту, сумку взяли совсем в другом месте.
Я согласилась, что «типы» обязательно станут отпираться. Дина, хозяйка квартиры, подтвердит их показания, а милиция… Милиция и так мне не поверила. Видно, мой внешний вид не вызвал у них теплых чувств.
– А больше ничего нет, – уныло подытожила я. – Только свидетельские показания… Юли… И Елены Викторовны.
Павлу я про Елену Викторовну почти ничего не рассказывала. Меня останавливало какое-то инстинктивное опасение. Я и сама не могла его объяснить. За кого я боялась? За себя бояться было поздно, я навредила себе, как только могла. Значит, за нее?
Мне были известны ее расчетливость и осторожность. В конце концов, эта женщина из тех, кто остро чувствуют опасность и не переступают некую критическую черту. Она отказалась вернуться вместе со мной в квартиру Жени. Предпочла послать меня одну. Я нисколько не обижалась на нее за это – кто знает, как бы поступила я сама… Но Елена Викторовна беспокоилась обо мне. Ведь позвонила же она среди ночи, хотела знать, что со мной происходит… Мне вспомнился этот последний разговор. Если не считать уговоров не связываться с милицией, Елена Викторовна была на моей стороне. Правда, ей не удалось убедить меня, что она не ездила на дачу к Ивану. Свидетельство Юли по-прежнему очень меня тяготило. И вместе с тем… Я говорила себе, что существует множество женщин, которым подойдут названные Юлей приметы. Точнее, отсутствие примет. Деловой костюм – все равно что шапка-невидимка. Редко кто может припомнить даже цвет ткани, из которой сшит такой костюм. Единственной приметой, которая могла бы мне помочь, были глаза Елены Викторовны. Они в самом деле были у нее очень глубоко посажены…
– О чем задумалась? – поинтересовался Павел. – Я тебя спросил: кто такая эта Елена Викторовна? Твой свидетель?
– Да. Но она не желает связываться с милицией. И думаю, что журналистов тоже испугается.
Мужчины переглянулись. Володя ответил солидным басом:
– Однако, как не везет! О ком можно что-то снять – не хотят выставляться. А кто помирает, хочет в телевизор – о тех приходится сюжет из пальца высасывать…
– Она точно сниматься не будет, – уверенно сказала я. – Дело в том, что она сотрудничает на той студии, куда устроился Женя. Мне она помогала только потому, что хотела выяснить, что происходит у нее под носом. Потому что ее в курсе дела не держали. Думаю, эта женщина не горит желанием, чтобы ее начальство посадили… А может, и ей достанется…
– И все-таки нужно с ней связаться! – загорелся Павел. – Надя, пойми, ты ведь не можешь вечно прятаться! Нужно что-то предпринять!
И они оба набросились на меня. Забросали вопросами – я едва успевала отвечать то одному, то другому. О чем именно говорили на кухне Женя и Юля? Когда явился Роман? (Володя предложил его пока называть «третьим».) Я видела, что в его голове уже созрел завлекательный сюжет. Телерасследование, на которые была большая мода. И чем конкретнее становились вопросы – о форме голубого свертка, росте Юли, ее внешности, подробности об убийстве Ивана, – тем труднее мне становилось отвечать. Я видела, что им важнее всего поинтереснее оформить сюжет. Постепенно у меня возникло ощущение, что мною, как таковой, и моей судьбой они не очень интересуются. Дело не в том, что я желала стать главной героиней сюжета! Я вообще не хотела, чтобы об этом снимали страшную развлекаловку – этакую острую приправу для семейного ужина перед телевизором! Для меня-то это была настоящая жизнь, моя и только моя!
Наступил момент, когда я не выдержала и сорвалась. Это произошло, когда они уловили в моем рассказе об отношениях Жени и Романа некую недомолвку. Володя прямо спросил: может, парня соблазнили? Я уверена, что это так? И добавил, как бы про себя:
– Хорошая фишка.
– Хватит! – вырвалось у меня. – Это не предмет для шуточек! Я не желаю, чтобы вы снимали какие-то сюжеты!
Мой протест не произвел на них никакого впечатления. Володя только скользнул по мне беглым взглядом и направился к телефону. Стоя прямо за моим изголовьем, он снял трубку, быстро набрал номер и громогласно сообщил кому-то, что сегодня вернется поздно. Да, работа. Да, срочная. Судя по его нетерпеливому, раздраженному тону, собеседницей была жена.
– Ну все, отделался, – радостно сообщил он, кладя трубку на место. – Надя… э-э-э… так как насчет кассеты?
Вмешался Павел; он видел, в каком я состоянии, и говорил намного мягче. Он популярно объяснил мне, что снимать или не снимать сюжет – в конце концов буду решать я. Дело может обернуться так, что мне ничего другого не останется, как согласиться. Но кассету с таким важным материалом, безусловно, нужно получить как можно скорее.
С этим невозможно было спорить. У меня у самой кошки скребли на душе. Не думаю, что у Жени сейчас было настроение слушать музыку, да и дисков там почти не осталось… Но он мог случайно поинтересоваться, что за кассеты стоят в магнитофоне. А вдруг он нажмет кнопку и услышит голос Ивана, объясняющего мне, как добраться до студии?
– Вы что, правда хотите туда поехать? – спросила я. – Вы не боитесь?
И тут же поняла абсурдность своего вопроса. Против этой парочки Женя и Роман ничего бы сделать не смогли. Разве что с помощью оружия? Но эту возможность я отвергла. Они сейчас слишком напуганы моим контактом с милицией, чтобы пойти на открытый конфликт.
– Дайте сумку, – попросила я. Достала оттуда свои ключи, затем подробно написала, как добраться до моего дома. – Надеюсь, они уже ушли, – сказала я, передавая ключи Павлу. – Все-таки Женя должен был понять, что я туда не вернусь.
Так выяснилось, что я с ним только что разговаривала. Павел поинтересовался: о чем? Я вкратце объяснила, что Женя уговаривал меня встретиться. Но ни слова не сказала о своей оговорке. Я до сих пор ощущала острую вину за то, что так глупо проговорилась… Но, может, Женя меня не понял? Вся надежда была на это.
Когда мужчины стали одеваться, собираясь уходить, я впервые сообразила, что останусь в квартире совершенно одна.
Это меня очень встревожило, хотя Павел меня успокаивал:
– Замки у меня, конечно, не ахти какие сложные, но ведь и они не профессиональные воры… Дверь выбивать не решатся. А ты, если заметишь что-то подозрительное, сразу звони в милицию!
И они ушли. Когда за ними закрылась дверь, я испытала новый приступ тревоги. Совсем как в детстве – тогда я очень боялась оставаться дома одна. Жар, как мне показалось, немного спал. Неудивительно, ведь я принимала аспирин. Чувствовала я себя совершенно измочаленной, но тем не менее встала, натянула халат и подошла к окну. Во дворе мне удалось рассмотреть силуэты двух мужчин, они что-то обсуждали, стоя рядом с машиной. Потом они сели, хлопнули дверцами и выехали со двора. Фары на миг осветили подворотню – ту, где я стояла всего сутки назад, ожидая, когда выйдет из подъезда моя спутница. Где она теперь? Что думает обо мне? Что делает?
Я отошла от окна и уселась в кресло. Ложиться не хотелось. Лежа я чувствовала себя беззащитной. На всякий случай я решила сидеть. По крайней мере, так труднее заснуть. Во сне я не услышу, как кто-то вламывается в квартиру…
Мои мысли вернулись к событиям прошлой ночи. Теперь меня волновал один момент, о котором я вовсе не думала. Ведь когда я убегала от Романа и Жени, телефон в прихожей опять зазвонил. Конечно, это была Елена Викторовна. Наш разговор оборвался на полуслове, и она обязательно должна была перезвонить… Взял ли кто-нибудь трубку? Роман бежал за мной, значит, это мог сделать только Женя. Впрочем, он почти сразу же оказался на лестнице. Но узнать голос Елены Викторовны он мог легко. А также догадаться, что она только что говорила со мной…
Да уж, свидетель у меня был. Но он был известен не только мне. На Елену Викторовну уже могли нажать. Чем все это закончилось? Я не могла себе простить, что так и не обзавелась ее домашним телефоном. Оба раза, когда мы с ней виделись, что-то отвлекало меня от этого… Казалось, что я успею его спросить в конце встречи… Но в последний раз мы расстались слишком внезапно. Как же ее найти? Ведь я сейчас нахожусь в таком месте, куда она сама никак не может позвонить!
Я ничего не смогла придумать. Единственное, что можно было сделать, – попросить телефон у кого-то, кто ее знал. У Жени, например. Но это, разумеется, было неосуществимо. Хотя бы потому, что я не знала, где теперь сам Женя.
Мои мысли переключились на Дину. Осталась ли она в своей квартире? Ведь она явно туда не переезжала, это была грубая инсценировка. Потребовалось только постельное белье и домашний халат. Да немного праведного гнева… Я с возмущением вспомнила, как она заявила, что впервые слышит о Романе и Жене. Уж Романа она должна была знать! Ведь он поселил в ее квартиру своего протеже!
Температура у меня стремительно спадала, так же стремительно, как недавно поднималась. От этого побаливала голова, но в общем я чувствовала себя куда лучше. У меня даже появилась рискованная мысль принять ванну. Но я запретила себе это удовольствие – по крайней мере, пока не сгоню температуру до обычной. Сидеть не хотелось. Несмотря на упадок сил, я принялась бродить по квартире. Мне хотелось действовать, что-то предпринимать.
Очень беспокоили мысли о том, чем увенчается экспедиция моих новых покровителей. Добудут они кассету, встретятся ли с Женей? Может быть, он решил снова там обосноваться?
Я могла просто-напросто позвонить туда и все узнать. Но боялась это делать. На кухне на разделочном столе я нашла упаковку аспирина, в ней не хватало двух таблеток. Я выпила еще одну, поставила чайник. На обеденном столе заметила полупустую коньячную бутылку, остатки лимона на блюдечке, одинокий пирожок явно не домашнего приготовления. И неожиданно ощутила зверский аппетит. Да, мое здоровье решительно шло на поправку! Пирожок оказался безвкусным – сплошное тесто казенного замеса и тонкая капустная про-. слойка. Но я съела его с наслаждением, запивая очень сладким чаем.
Когда я, облизывая пальцы, решала нравственную проблему – можно ли взять что-нибудь из холодильника, в дверь неожиданно и сильно постучали.
Я замерла. От страха у меня даже в ушах зазвенело. Я не привыкла к тому, что на кухне имеется так называемый черный ход, и почти забыла о нем! Стук раздался, казалось, рядом с моим плечом, будто стучали по нему. Что было делать? Павел запретил мне реагировать…
Стук повторился. Кто-то стоял за дверью, стучал и прислушивался к тому, что делается внутри. Внутри, впрочем, ничего не делалось. Я замерла и даже не решалась поставить на стол пустую чайную чашку. Так и держала ее на весу.
Потом за дверью раздались негромкие голоса. Один, несомненно, женский. Женщина очень тихо сказала что-то о свете. Я не сразу поняла, что имеется в виду, но до меня быстро дошло. Разумеется, окна кухни были освещены. С улицы сразу было понятно, что в квартире кто-то есть.
Постучали еще раз. А затем – я никогда не забуду, что испытала в этот миг – раздался высокий, напряженный голос:
– Извините, мне нужна Надя!
Голос принадлежал Юле – или же у меня начались галлюцинации! Я по-прежнему не собиралась отвечать, но чашку все-таки поставила. У меня задрожали руки.
– Надя? – повторила она. – Надя? Ты здесь? Ты слышишь меня?
Это точно была она. Никаких сомнений. Но она пришла не одна, я ведь ясно различила второй голос. Это была первая мысль. А вторая – почему она явилась с черного хода? Парадный наверняка был почище…
– Пожалуйста, скажите что-нибудь, – просила Юля. – Надя здесь?
И я не выдержала. Встала, ощущая неприятную слабость в коленях, и стала поворачивать круглую ручку замка. Цепочку я снимать не стала. Приоткрыв дверь, я увидела Юлю. Она стояла, плотно запахнувшись в легкое коротенькое пальто, – живая, целая и невредимая! Я была так потрясена, что даже не сразу обратила внимание на Дину. Эта женщина маячила за Юлиной спиной, пытаясь что-то разглядеть в образовавшейся щели.
– Мне нужна моя сумочка, – сказала Юля, не сводя с меня какого-то странного, отчужденного взгляда. – Я зашла в восьмую квартиру, и мне сказали, что сумочка у тебя.
Это был какой-то бред. Возможно, у меня опять поднялась температура – и по законам бреда, Юля задала самый неожиданный вопрос. И самый банальный.
– Сумочка… Я отдала ее милиционеру, – ответила я наконец.
– Зачем?
Юля задала этот вопрос без злости, без раздражения. Ее тон, как и взгляд, поражал меня каким-то удивительным равнодушием. Она была так не похожа на себя – и все-таки это была она!
Вмешалась Дина – она громко заявила, что я была уверена, будто Юлю убили у нее дома. А теперь, пожалуйста, выяснилось, кто был прав! Юля продолжала неподвижно смотреть на меня. Точнее, сквозь меня. Я сняла цепочку:
– Зайди. Нет, только ты! – Я заметила движение Дины, та явно собиралась последовать за ней.
– Да как знаете, – буркнула хозяйка восьмой квартиры и, не прощаясь, принялась спускаться по лестнице. Я видела, как ее завитая голова постепенно исчезает за перилами. Только тогда, убедившись, что она ушла, я заперла дверь.
Юля стояла посреди кухни, как манекен, продолжая придерживать на груди борта незастегнуто-г6 пальто. Она оглянулась на меня. Про сумочку больше речи не было.
– Ты… – Я села. Ноги отказывались меня держать. – Ты жива… А я думала…
– Все в порядке, – ответила она все с тем же пугающим равнодушием. – Я просто забыла сумочку. Ты как-то странно выглядишь… Ты что, поселилась здесь?
– Да нет, простудилась и просто не могу уйти, – ответила я.
Юля кивнула. Видимо, ее устроило бы любое объяснение.
– Но я же слышала, как вы с Женей ссорились! – воскликнула я. – Вы даже подрались, били посуду, а потом пришел Роман! А потом они вынесли из квартиры что-то очень похожее на труп! Юля покачала головой:
– Нет, все было совсем не так. Мы действительно поругались с Женей. Я хотела… – Она прикусила нижнюю губу и уставилась в пространство. – Не важно. А потом ушла. Да, сумочку я забыла. Только сегодня хватилась и вернулась…
– Я вызвала милицию, – сообщила я.
– Знаю.
– Ты что же, будешь утверждать, что не столкнулась с Романом? Я слышала, как Женя отправил тебя прятаться в ту комнату, с бордовым диваном!
И она ответила, что я что-то не правильно поняла. Что, если я задремала на лестнице, мне многое могло присниться. А если заболела, то тем более. По ее словам, все обстояло очень просто. Она спокойно ушла через парадный ход, спустилась по лестнице, и вскоре ей удалось поймать машину.
– Где же ты ночевала? – спросила я.. – Дома тебя не было.
– У меня есть много мест для ночевки, – ответила Юля. – Поехала к подружке, она живет неподалеку. Утром хватилась сумочки… Ну ладно!
Она неожиданно направилась к двери и принялась отпирать замок. Я вскочила:
– Как! Ты уходишь?!
– Ты же сказала, где моя сумочка. Она мне нужна.
Юля уже приоткрыла дверь. Напоследок она обернулась и опять посмотрела куда-то поверх моей головы:
– Знаешь, напрасно ты подняла панику. Я не могу тебе за это сказать спасибо. Теперь придется объясняться, в милиции.
– Но как же так! – Я стояла в полной растерянности. – Это все, зачем ты пришла? Спросить, где твоя сумочка?
Она не ответила и стала спускаться по лестнице, даже не прикрыв за собой дверь. Я стояла на пороге, глядя ей вслед. И пыталась по звуку шагов определить, где она находится в данный момент. Вот она миновала площадку четвертого этажа, вот спустилась на третий… Юля там не задержалась, шаги звучали все глуше. Потом хлопнула внизу подъездная дверь, и все стихло. И мне опять стало казаться, что всего этого на самом деле не было. Просто у меня в очередной раз резко поднялась температура. И начинается бред.