ГЛАВА 18
Солнечный луч медленно крался к Даше по паркету. Спустя минуту он захватил ее туфли, заиграл на подоле блестящего голубого платья, взобрался по руке и осветил лицо. Она заморгала, вздохнула и подняла голову. Встала, опираясь о стену, качнулась на каблуках, обернулась, бросила взгляд на окно.
Солнце ее ослепило, и усталые глаза начали слезиться. В эту ночь она не спала, да и не смогла бы уснуть в закрытом кабинете, зная, что в любой момент к ней могут войти и учинить расправу. Все это время она находилась в состоянии дурной полудремоты, в каком-то нервном оцепенении. Больше она ни на что не надеялась.
Тут ей в глаза бросился телефон, стоящий на столе Ларисы. Странно, но всю ночь она не обращала на него внимания – может быть, потому, что была слишком потрясена всем случившимся.
«Можно позвонить кому-нибудь, – вяло подумала она. – Можно позвонить… Господи, ведь наконец можно позвонить Игорю Вадимовичу! Телефон! Его телефон!»
Она отчаянно порылась в памяти, которая первое время отказывалась выдать заученный номер, но наконец воспроизвела его. Торопливо набрала дрожащими пальцами комбинацию цифр и прижала трубку к уху. Теперь время для нее помчалось быстро. Она молилась, чтобы никто не отпер дверь, пока она будет говорить, молилась, чтобы Игорь Вадимович оказался на месте и приехал за ней.
«Ведь я все узнала! – умоляла она кого-то неведомого, слушая гудки в трубке. – Ведь я все узнала, все сделала, о чем он меня просил! Теперь он должен мне помочь! Неужели он просто хотел погубить меня и затеял ради этого всю историю?! Неужели нет дома?»
Наконец кто-то снял трубку. В первый момент ей показалось, что голос принадлежит Игорю Вадимовичу, но потом сердце у нее упало – отвечал тот же мужчина, что и первый раз.
– Алло? – сказал он несколько сонным голосом. – Я слушаю.
– Это Даша, мне нужен Игорь Вадимович. Он должен приехать за мной сюда, в клуб! Немедленно!
Мужчина, похоже, страшно удивился, услышав ее голос. Сон с него как рукой сняло.
– Вы – Даша? Вы звоните из клуба?
– Да откуда же еще! Ведь вы в курсе дела! Я прошу, позовите его! Поскорее! Он ведь вернулся?
– Нет, его нет в городе, – твердо ответил голос. – Но я могу ему что-нибудь передать, оставьте для него информацию, я запишу и передам, как только он вернется.
Боже мой, это невозможно! – Даша перешла на шепот, у нее перехватило горло. – Почему его нет?! Он обещал мне, что вернется через пару дней, а его нет уже три дня!
– Я вас плохо слышу, – обеспокоенно сказал мужчина. – Вы не можете говорить?
– Я могу… – Даша еле выдавливала из себя слова. – Послушайте, он в Венеции?
– В Венеции? – Мужчина удивлялся все больше и больше. – Почему вы так думаете? Я об этом впервые слышу. Его просто нет, он в командировке. Когда он вернется, я передам ему, что вы звонили. Что-нибудь еще?
– Как, он не в Венеции? – Даша была вне себя. – Он что – обманул меня?!
– Девушка, я вас прошу! – Мужчина посуровел. В то же время в его голосе явно прозвучала усмешка. – Я вас прошу – все претензии к нему самому. Когда он вернется, я все передам.
– Вы… Вы… Вы не смеете так говорить со мной!
Это было все, что она смогла сказать. Она ослабела так, что едва удерживала трубку возле уха. Круговое предательство, казалось, отравляло ей кровь. Ужаснее всего было чувство бессилия и неосведомленности. Она начинала понимать, что теперь, в конце этого дела, знала о нем едва ли не так же мало, как в его начале.
«Глупая овца. Таких, как ты, можно убивать просто ради забавы… Чем все и занимаются в эти веселые дни… Почему ты раньше этого не просекла?! Поздно ты умнеешь, девочка моя, очень поздно!»
А мужчина в это время говорил ей:
– Оставьте информацию о себе. Вы в клубе, я вас правильно понял? У вас какие-то проблемы?
– Мне надо выйти отсюда.
– Так выходите! – Он очень удивился, услышав эти слова. – Вас там никто не принуждает оставаться!
– Я не могу. Я заперта, и ворот открыть не смогу. И все это случилось по вине вашего друга. Он подставил меня, да будет вам известно! Пока я не знаю, кому пожалуюсь на него, но я найду, обещаю вам! Мне больше не нужна его помощь! Когда он вернется, передайте ему, что я умерла!
Она бросила трубку, не дожидаясь ответной реакции. В этот миг ей показалось, что скрипнула дверь кабинета. Даша резко обернулась.
– У меня глюки! – само собой вырвалось у девушки – так велико было ее изумление.
В углу, у двери, на том самом месте, где она вчера вечером увидела маску, лежала ее дубленка и стояла ее сумка – судя по виду, полная.
– Кто здесь? – спросила она на всякий случай, хотя сама видела, что никого нет. Даша могла поклясться, что этих вещей тут раньше не было. Не веря своим глазам, она подбежала к ним и схватила дубленку.
– Моя! – лихорадочно зашептала она, оглядывая ее и ощупывая карманы. – Боже мой, вот мой проездной! Моя жвачка! Я ее положила в карман, купила в последний день, перед тем как ехать в клуб… Сумка!..
Она расстегнула «молнию» и убедилась, что сумка набита ее вещами, которые до этого лежали в шкафу в ее комнате. Даша посмотрела на дверь, и тут ее осенила странная, почти неправдоподобная мысль. Она протянула руку и слегка нажала на дверь. Та легко подалась, приоткрыв щель в коридор.
«Господи! Неужели тут было не заперто! Я же помню, что они закрыли дверь, когда ушли… Кто же ее отпер?! Когда?! Ночью, пока я тут дремала?! Или сейчас, когда поставили мои вещи?!»
Она подумала о предательнице Любе и рассердилась на себя, когда почувствовала к ней благодарность.
«Она сволочь хорошая, но все равно это могла сделать только она… Но хватит благодарить! Я слишком много всех благодарю!»
Она сорвала с себя парик, стянула платье, чуть не разорвав его ворот. Все это швырнула в сумку. Оттуда достала первую попавшуюся кофту и юбку, оделась, переобулась в ботинки, предусмотрительно положенные кем-то в пакет и лежавшие поверх вещей в сумке. Туфли она тоже положила к своим вещам, накинула дубленку, застегнула «молнию» на сумке и, подхватив ее, быстро вышла в коридор, плотно прикрыв за собой дверь.
В коридоре не было ни души, как всегда в столь ранний час, и она подумала, что скоро привыкнет убегать из клуба по утрам.
На первом этаже пришлось пережить несколько неприятных мгновений: в библиотеке послышался чей-то голос, и она бегом припустилась по коридору, стремясь поскорее скрыться с глаз того, кто мог в любую минуту посмотреть в ее сторону.
Пулей она вылетела в холл, ударом ноги открыла входную дверь и оказалась на крыльце. В этот раз она действовала куда наглее и увереннее, чем при первой своей попытке к бегству.
Маршевым шагом пересекла двор, все убыстряя темп, по мере того как приближались ворота, и совершилось еще одно чудо! Они открылись за несколько мгновений до того, как она подошла к ним вплотную – медленно, беззвучно, как в сказке.
Больше она не колебалась, поняв, что кто-то ее выпускает и следит за каждым ее шагом, одобряя побег. Была ли это Люба – ее больше не интересовало.
Она выскочила за ворота, подхватила сумку поудобнее и вдруг замерла: за ее спиной раздался странный, искаженный, чуть хриплый женский голос:
– Порядок?
Она ахнула и обернулась. За спиной у нее никого не было, никого не было и за воротами, успевшими уже закрыться, и во дворе, и на крыльце, и даже окна клуба смотрели на нее как-то равнодушно, словно она уже исчезла из поля зрения. Но голос между тем продолжал раздаваться. Его сопровождало легкое потрескивание и какой-то странный шорох, отчего он и казался хриплым.
– Ты меня прости, хорошая моя, но каждый соблюдает свою выгоду. Мой тебе совет – никогда больше не суйся в чужие дела. Особенно когда не понимаешь, что это за дела. Ты еще совсем маленькая.
Даша наконец узнала этот голос и в тот же миг поняла, откуда он доносится. Над воротами слева находился маленький черный динамик. Раньше она принимала его за деталь фотоэлементов. Этот динамик и говорил с ней голосом Любы. – А теперь– марш-марш отсюда! – сказал этот голос. – Хватит мутить воду. Ты мне в чем-то помогла, и спасибо. Я тебе тоже, но ты забудь об этом. Мы квиты. Пока!
Голос смолк, в динамике что-то щелкнуло, а Даше вдруг захотелось смеяться. На душе у нее стало легко-легко, и так же легко ноги понесли ее прочь по утоптанной дорожке. Спиной она еще чувствовала взгляд Любы и мысленно отмечала, что та будет видеть ее еще десять шагов. Еще восемь… Еще пять… Когда до поворота, который был самой дальней точкой видимости на мониторе в диспетчерской, оставалось два шага, беглянка обернулась и помахала рукой. Ответа не было, да она его и не ждала.
Больше Даша не оборачивалась, пока не добежала до моста. Там она поймала машину, предварительно удостоверившись, что это не «Жигули», в которых разъезжал ее преследователь, уселась рядом с молодым мужчиной (на заднем сиденье сидел его маленький сын) и попросила отвезти ее в город, на Московский вокзал.
Сумку она поставила себе на колени и, пока машина неслась по улицам и мостам, быстро проверяла ее содержимое.
Даша обнаружила свои деньги и документы в целлофановом пакетике во внутреннем кармане сумки. Она погрузилась в изучение содержимого пакетика и, перебрав краешки долларов и рублей кончиками пальцев, стараясь сделать это так, чтобы водитель не заметил, обнаружила, что у нее на триста долларов больше, чем было, когда она пришла в клуб с деньгами Игоря Вадимовича.
Девушка подумала, что ошиблась, но при проверке убедилась, что посчитала правильно. Какое-то время она не могла понять, откуда взялась эта сумма, но что-то в ней показалось очень знакомым.
«Это же деньги Надежды Степановны! – воскликнула Даша про себя, едва удержавшись, чтобы не сказать это вслух. – Люба сделала мне подарок на память! Боже мой! А я-то их искала у себя в комнате, думала, куда она их спрятала, чтобы меня подставить! А они были вместе с моими деньгами, где я и не собиралась их искать! Так это что же получается?! Люба просто пугала меня? Ах, да все равно! Да здравствует Люба! Правильно она сказала: как можно меньше соваться в чужие дела, особенно когда не имеешь о них понятия! Это и мешало мне всю жизнь – моя глупая доверчивость. Теперь с ней будет покончено».
– Барышня, вас к самому вокзалу или можно здесь остановиться? Мне тут удобней развернуться… – Водитель указывал ей на стоянку возле Московского вокзала. – Если сумка тяжелая, могу поднести.
– Спасибо, мне не тяжело, остановите, где вам удобней. – Даша выдернула две купюры из рублевой пачки и протянула ему. – Пожалуйста!
Она подошла к кассам и встала в очередь. Когда перед ней оказалось окошечко, сказала:
– Один билет до Москвы, купе.
– Номер поезда? – раздалось в динамике. Даша растерялась. Номера она посмотреть не успела.
– Любой, тот, который отходит сейчас.
Кассирша замолчала и какое-то время смотрела на дисплей компьютера. Потом изрекла:
– На ближайший поезд купе нет. Есть плацкарта – боковые верхние и сидячий вагон.
Это Даше не понравилось – она хотела ехать за закрытой дверью.
– Тогда на следующий! Мне обязательно купе! А можно… Можно спальный вагон? В двухместном купе?
– Поезд вам безразличен?
– Да, но поскорее…
– Есть СВ на «Березку». Возьмете?
– Во сколько отправление? – Даша сжала деньги в кулаке и приготовилась платить. – Скоро?
– В двадцать часов тридцать две минуты. Раньше СВ нет. Берете?
– Я беру! – заторопилась Даша, просовывая деньги в окошко.
Кассирша набрала что-то на клавиатуре компьютера, сунула бланк в принтер, быстро отпечатавший текст, приняла у Даши деньги и просунула ей билет и сдачу. Даша сгребла все это и отошла в сторонку.
Сдавать сумку в камеру хранения она не захотела, ей было куда спокойней знать, что она находится под рукой, точнее, в руке. Было тяжеловато, но зато безопасно.
Ей вспомнилось, как она впервые приехала в этот город к отцу. Тогда она тоже шла по улице с тяжелой сумкой в руках, с интересом рассматривала здания и прохожих и чувствовала себя такой чужой и лишней среди этой суеты и многолюдья. Она была полна надежд и уверенности в себе и радовалась каждому взгляду, обращенному в ее сторону. Эти взгляды словно подтверждали ее красоту и молодость, ее право на новую, красивую и хорошую жизнь.
Теперь она боялась взглядов и ничего не рассматривала. Умылась и подкрасилась в платном туалете возле Блоковской библиотеки, тут же, на Невском. При этом она чувствовала себя настоящей бродяжкой, у которой нет иной возможности привести себя в порядок.
«Да я и есть бродяжка! – думала она, осмотрев в зеркале свое осунувшееся, очень бледное лицо. Румяна, нанесенные онемевшей от тяжести сумки рукой, легли плохо и казались слишком яркими для ее кожи. Глаза смотрели испуганно и устало, а волосы ей не удалось как следует расчесать. За ночь они сильно свалялись под париком, и у Даши теперь было такое чувство, словно парик все еще у нее на голове. – Я бродяжка, у которой больше нет дома. И был-то не ахти какой, а теперь и того нет».
Она зашла в маленькое кафе в одном из переулков, ведущих от Невского, взяла двойной кофе и пиццу. Ела машинально, не чувствуя ни вкуса, ни запаха. Она чувствовала только то, что голод становится слабее, а время, оставшееся до отхода поезда, сокращается. Теперь каждое свое действие она ощущала только как сокращение времени.
Время шло слишком медленно. Она то и дело посматривала на свои часы, которые завела еще на вокзале, и убеждалась, что остается еще несколько часов, которые совершенно некуда деть. Кроме того, ее начинало клонить в сон.
Чтобы развеяться и не привлекать внимания бармена своим долгим присутствием, она переменила кафе, благо они были на каждом шагу. Теперь она сидела в низком зальце, стилизованном под баварскую пивную, за столиком в углу. Перед ней стояла кружка пива, которую ей навязали у стойки бара, стакан апельсинового сока, тарелка с двумя дымящимися сардельками «по-швабски» и лежала пачка сигарет.
Она курила, отхлебывала попеременно то пиво, то сок, пытаясь разнообразить ощущения и как-то взбодриться, но достигла совершенно обратного эффекта, чтобы держаться в вертикальном положении, ей пришлось облокотиться на стол и подпереть ладонью щеку.
Вид у нее был совершенно пьяный, взгляд – полубезумный. Посетители время от времени поглядывали на нее, и она замечала, что один из них явно желал завязать с ней знакомство.
Это был высоченный белобрысый парень с отвисшими, мокрыми от пива губами. Он смотрел на нее не отрываясь, только изредка наклоняя голову на бычьей шее, чтобы отхлебнуть из своей кружки. Наконец он встал и направился к ней. Не дожидаясь, пока он подойдет, она вытащила из-под стола сумку и пошла к выходу. Парень застыл как вкопанный, на его лице расплылась идиотская улыбка. Даша обогнула его великанскую фигуру и вышла из погребка. Парень за ней, к ее облегчению, не пошел.
Она поняла, что шататься по кафе весь день не сможет.
«Мне надо осесть где-то в одном месте, так, чтобы не уходить… Пойти в кино, что ли…»
Подходящий кинотеатр она знала – бывала там не раз с Аркадием в первое время их знакомства. Он находился неподалеку от Литейного проспекта и назывался «Спартак». Там всегда можно было попасть на старую комедию и посидеть в уютном, маленьком, всегда пустом зале.
До кинотеатра она дотащилась, совсем обессилев. Сеанс должен был начаться через полчаса. Она купила билет, даже не вникая, какой должен был идти фильм. Глаза у нее слипались, и ей было все равно.
В ожидании сеанса она сидела внизу, в фойе, и сонно моргала. Кроме нее, тут не было никого, если не считать билетерши, которая тоже отчаянно зевала и вязала носок с помощью невообразимого количества спиц.
Даша смотрела сначала на нее, потом на стену напротив и вдруг увидела телефон-автомат. Ей в голову пришла мысль – позвонить Настасье Филипповне, чтобы научить ее, что она должна сказать, если Даше начнут звонить из больницы.
«А вдруг мне придется вернуться в Питер? Где я тогда буду работать? Если я прогуляю без причины, меня выкинут вон… А что я могу делать, кроме своей работы?»
Она оставила сумку возле кресла, где сидела, подошла к телефону и набрала номер собственной квартиры. Долго ей ждать не пришлось – Настасья Филипповна оказывалась чрезвычайно резвой, когда надо было подойти к телефону. Ее надтреснутый голос почти умилил Дашу – ведь и с ней теперь приходилось прощаться.
– Дашенька?! – Настасья Филипповна как будто очень обрадовалась, услышав, кто ей звонит. – Голубушка, ну где же ты?! Мы тебя прямо заждались!
– Кто это – мы? – тут же напряглась Даша.
– Ну, я да сын мой, – обиделась старуха. – Я же тут без всякой помощи, одна, а он все работает, редко может приходить… Ведро второй день воняет, невынесенное, мыши одолели…
– Скоро я вернусь, Настасья Филипповна! – с милосердием медсестры утешила ее Даша. – Лучше скажите – никто мне не звонил из моей больницы? Про меня не спрашивали?
– Никто-никто, – успокоила ее старуха. – Они ведь знают, наверное, что ты лечишься?
– В том-то и дело, что не знают. Вы, если они вам позвонят и спросят, почему я не хожу на работу, скажите, что пришлось уехать на юг, что приеду, справку привезу – по болезни.
– Так ты с юга звонишь? – поразилась старуха. – А звонок-то городской!
– Вам показалось, – соврала Даша, и это вышло у нее вполне естественно – за время пребывания в клубе она недурно научилась морочить голову. – А мама моя не звонила?
– Нет, Дашенька, не звонила… Ах, звонили же тебе! Еще сегодня!
– Кто?!
Настасья Филипповна замялась. Память на звонки, адресованные Даше, у нее всегда была скверная. Как правило, старуха забывала передать, что ей кто-то звонил, и то, что она вспомнила об этом сейчас, можно было считать чудом.
– Женщина, Дашенька, дама! – разродилась наконец она. – Точно, дама, и совсем недавно. Очень просила тебя к телефону. Я ей сказала, что тебя в городе нет, а она что-то смеялась да сказала, что тебе очень надо быть в городе и она тебя будет ждать…
– Кто она?! – Даша перехватила трубку покрепче – руки у нее запрыгали. – Как ее зовут?
– Лена! – неуверенно ответила Настасья Филипповна. – Вроде Лена.
– Не знаю я никакой Лены… Может, по-другому звать9
– А, Люся! – обрадовалась Настасья Филипповна. – Точно, Люся!
– Может, Люба? – спросила Даша с почти остановившимся сердцем. – Вспомните, пожалуйста, это очень важно для меня!
– Конечно, Люба! Точно, она! – Настасья Филипповна на этот раз говорила куда уверенней. – Ты меня не ругай, Дашенька, память у меня сама знаешь какая! А тут я еще одна, совсем с ума сошла… Мыши так и скачут, одна у меня в комнате родила, в горшке с фиалкой… Цветок выкинула прочь, а сама там родила… Я ее трогать боюсь – вдруг укусит?! Она, знаешь, такая бешеная…
Настасья Филипповна, я вернусь – всех мышей выведу! – прокричала Даша в трубку. – Люба хотела со мной встретиться? Так вы сказали? Где? Когда?
– А сегодня вечером, в восемь часов, – спокойно отвечала Настасья Филипповна. – Сказала – на Смоленском кладбище, прямо за воротами.
– Как – на кладбище?! – испугалась Даша. – Почему?
– А мне почем знать? – возмутилась соседка. – Может, надо ей так или близко живет… Ты в городе или нет? Как ты с юга поедешь с ней встречаться?
– А я позвоню ей, Настасья Филипповна! – вдохновенно и радостно врала Даша. – Скоро я вернусь, может, даже на днях! Спасибо вам!
– «Спасибо» твое мне ни к чему, – проворчала старуха. – У меня пол на кухне черный, и мыши одолели… Ты бы меня не бросала так – посреди зимы, ни к селу ни к городу… Учти – я подохну, сын мой заселится, тебе же хуже будет!
Но Даша уже не слушала ее. Она положила трубку, вернулась к своей сумке и посмотрела на часы. Ей в голову пришло, что она вполне успеет подремать в зале, потом съездить на вокзал сдать билет и вовремя успеть на кладбище. Восемь часов – это было время, когда запирали ворота, значит, ей следовало приехать туда пораньше.
Теперь она полностью одобрила идею Любы встретиться с ней именно в таком месте и в такое время. Народу там в этот час не бывает, место тихое, уединенное, рядом с проезжей частью, так что Люба доберется туда на машине, если таковая у нее есть. Помешать их разговору никто не мог.
«Конечно, она поняла, что мне грозит большая опасность, – думала Даша, беря свою сумку и с первым звонком заходя в зал. – Она не могла меня так бросить. Ей не все равно, что со мной случится. Если бы ей было все равно, она не открыла бы мне кабинет, не принесла бы одежду… Она даст мне лучший совет, какого можно желать. Не с Игорем же Вадимовичем мне советоваться!»
Ему она твердо решила не звонить. Больше ей обсуждать с ним было нечего.
Даша выбрала себе местечко подальше от экрана, проследила за публикой, которую составляли трое бомжей и один старичок почтенного вида, и, удостоверившись, что больше никого не будет, оперлась руками о спинку кресла перед собой, положила на них голову и уснула, не дождавшись даже, когда на экране покажется название фильма.
Она проспала весь фильм и проснулась только во время его последних кадров, взяла сумку, страшно надоевшую ей за этот день, и вышла на улицу.
Чтобы добраться до кладбища, располагавшегося вдоль Малого проспекта, она взяла такси. Было начало восьмого, и она надеялась оказаться там раньше Любы. Ее очень интересовало, как они выберутся оттуда, когда будут закрыты ворота, но она решила, что Люба и об этом подумала.
Поэтому она бестрепетно вышла из машины, дождалась, пока та отъедет, чтобы таксист не обратил внимания, куда войдет девушка с сумкой, и прошла в ворота, убедившись в отсутствии свидетелей. И еще раз оценила, как верно Люба выбрала место для свидания.
Здесь было тихо, темно и совершенно безлюдно. Могилы начинались дальше, за чередой потемневших от старости берез, и ей было совсем не страшно ждать Любу, отступив чуть в сторону от дорожки, скрывшись в тени большого дерева.
Некоторое время спустя она увидела сторожа. Он вышел откуда-то с боковой аллеи, запер ворота и, меланхолично загребая ногами снег, отправился обратно. Вскоре он совсем скрылся за деревьями, и она больше не слышала ни звука.
Она начинала мерзнуть и посмотрела на часы. Было пять минут девятого. И только она успела подумать, что Люба запаздывает, как услышала вдали чьи-то шаги. Кто-то шел к ней по утоптанной дорожке, звонко вонзая каблуки в окаменевший снег. К вечеру ударил легкий морозец, и все звуки слышались ясно и разносились далеко.
Даша подхватила сумку и вышла на открытое место, чтобы Люба сразу увидела ее. Она и сама теперь видела женскую фигуру, быстро приближавшуюся к ней. Эта фигура мелькала в тени деревьев, становилась все отчетливее, и Даша удивилась, почему Люба не надела свою роскошную светлую шубу. Сейчас на ней был короткий полушубок из какого-то темного меха.
Наконец та вышла на открытое место и направилась прямо к Даше. Только теперь девушка узнала ее.
Лера остановилась в нескольких шагах, ее рука вылезла из кармана полушубка и направила на Дашу длинный массивный предмет. Лера улыбалась – какой-то замерзшей, равнодушной улыбкой.
Улыбалась и молчала, а предмет в ее руке все изменял свое положение, пока не оказался направлен прямо Даше в голову. Тогда та поняла, что это такое.
– Нет, пожалуйста! – Она вытянула вперед руку, словно пытаясь защититься. – Я не виновата в этом!
– В чем? – Голос Леры прозвучал невыразимо издевательски. – В чем ты не виновата, моя милая?
– В том, что Лариса… Вы не знаете, я не хотела, чтобы она… – Даша все еще держала руку перед собой. – Она меня заставила… Я сопротивлялась!
– Девочка, не думаешь ведь ты, что я ревную! – Лера покачала головой. Ее волосы в темноте казались почти черными. – Меня не касаются твои шашни с Ларисой. С ней только ленивый не спит!
– А почему же тогда вы… – Даша задохнулась, глядя на пистолет. – Ради Бога! Чем я перед вами виновата?
– Чем? Когда ты явилась в клуб, я сразу все поняла.
– Но что?!
– Да то, что ты хочешь сдать меня. Зачем еще могла явиться в клуб любовница Демина? Я не собиралась тебя трогать, пока ты не пришла к нам. Невинная овечка! Глупая невинная овечка решила меня заложить!
– Я не понимаю… – прошептала Даша, хотя все уже поняла.
Пистолет ее гипнотизировал, не позволяя ни закричать, ни двинуться с места, а еще больше одурманивал голос Леры – резкий, насмешливый, безжалостный.
Та говорила, кривя губы и время от времени поправляя пистолет, чтобы он смотрел прямо Даше в лоб:
– Чего ты там не понимаешь, когда все понятно! Я вот не понимаю, откуда ты узнала про клуб! Он тебе рассказал? Хахаль? Ну и дурак же он был, прямо под пару тебе! Он всерьез думал, что кому-то нужны его идиотские статуи! Даже скандалил с Джакометти. Про Джакометти тоже знаешь?
Даша никак это не подтвердила. В голове у нее вертелась все одна и та же бесплодная мысль: «Куда делась Люба?»
А Л ера язвительно продолжала, словно надругательство над своей жертвой доставляло ей неизъяснимое наслаждение:
– Твой мудак даже чего-то там пытался делать… Если бы он понял, что нужен нам только для прикрытия, то сразу отбросил бы копыта, даже без укола!
– Вы его укололи? – У Даши вдруг прорезался голое. – В маске, это были вы?
– Нет, папа римский! Нет, ты что – совсем тупая?! Ты не знала, что это я?
– Я на вас не думала…
– Ври больше. – Пистолет подпрыгнул в ее руке. – Сейчас ври, что хочешь. Я тебе все грехи отпущу. Неужто не знала?
– Нет… А Аллу… Тоже вы…
– Кого это? – Лера поморщилась. – Жену его? А, ты ее тоже знала?
– А к ней вы… В маске? – Даша как-то жалко улыбнулась. – Ко мне вот без маски… Почему же?
Раз вам так нравится… В маске вы куда симпатичней. Носите ее всегда.
– Не дерзи мне перед смертью – плохо помрешь, – отрезала Лера. – Что я, дура, по Питеру в маске гонять?! Ее я без маски, да для этого маски и не надо… а вот в клубе интересно было за тобой гоняться… Ну и рожа у тебя была, красавица Мальвина! Особенно когда я на улице за тобой погналась!
– Я была для вас неопасна. Вас я даже не подозревала. Если бы вы мне не сказали сейчас, я бы не узнала никогда.
– Да брось! Такая дрянь, как ты, до всего докопалась бы… Что же ты в клуб пролезла, если за мной не охотилась? Я сразу поняла, что ты за мной пришла! Потому и решила тебя убить. Сама себе ты могилу вырыла. Сидела бы у себя в больнице и не пикала.
– А зачем вы убили его? – У Даши срывался голос. – Что он вам плохого сделал?
– Он ничего не сделал и именно поэтому поднял много шума, – пояснила рыжая. – Хотел пожаловаться, что ему не дали работать! Будто это кому-то было нужно! Псих он был самый натуральный! Мы ему платили за то, чтобы он не работал, а ему, видите ли, очень хотелось сделать заливки по своим картинкам!
– А заливки сделали вы! – До Даши начинало кое-что доходить. – И напихали в них свинца?
Умная, а все-таки дура! – торжественно заключила Лера. – Заливки делались не ради свинца, моя милая! Там были хорошенькие фигурки, уж получше тех, что нарисовал твой хахаль! Натуральный антиквариат!
– Все ясно… Это контрабанда?
– Додумалась наконец! Ты же сама расколотила одну статую! Оказала мне медвежью услугу, кстати!
– Почему?
– Потому что ты умудрилась разбить именно ту, где был свинец! Во всех остальных были настоящие фигуры, а ты выиграла в лотерею, идиотка… Лариса и начала рыть землю… Я рассчитывала, что она не узнает какое-то время, а она сразу подняла шум, и все – из-за тебя! Ты ведь нарочно ее кокнула?
– Нечаянно. – Даша видела, что Лера ей ничуть не верит, но ей уже было все равно. – Значит, вы убили его, чтобы он не мешал вам отправлять контрабанду? А почему там был свинец?
– Его туда положила я! – гордо сказала Лера. – Вот в чем фишка! Мы купили девять штук, и приготовлено было девять гипсовых форм. Они должны были пройти таможню без проблем. Так считала Лара, и так вышло на самом деле. Но одну фигурку я украла еще до заливки. Был там один нормальный парень, который думал не только о своем паршивом хозяине. Тоже наркоман гнилой. Он выкрал эту статую для меня и туда сунул свинцовую болванку, такую же по весу! Поняла?
– А зачем это вам? – Даша уже устала удивляться.
– Дура! Кто же купит восемь статуй, когда заказывали все девять? Коллекционер в Питере и уперся всеми копытами – не возьму да не возьму!
А ты понимаешь, сколько денег было вложено в эти золотые штучки? Ты понимаешь, что теперь все эти деньги пропали? Ты понимаешь… Да ничего ты не понимаешь! – Она фыркнула, словно досадуя на Дашину недогадливость. – Теперь сделка накрылась. А мне это и было нужно.
– Но зачем, зачем?! Какое мне дело до всего этого, какое мне дело до вашего клуба?! Зачем вы мне все это рассказываете?!
– Да, – невыразимо печально произнесла Лера. Никто не сможет оценить моей работы… Ты слишком глупа для этого, а Люба тоже хочет стать председателем и крутить всеми деньгами. Не ей же мне все это рассказывать!
– А, так вы просто решили стать на место Ларисы? – Даша не выдержала и рассмеялась. У нее было что-то вроде истерики, и остановиться она не могла – так и продолжала тихо и коротко похохатывать, глядя на Леру. – Вы просто боролись за власть и потому убили его? И Аллу? И теперь убьете меня?
Лера поморщилась.
– Что ты болтаешь, красавица! – сказала она очень сердито. – Его бы и так убили, просто выбор пал на меня. Аллу же я убрала потому, что ей должна была прийти посылка… – Тут рыжая рассмеялась. – Но она ее не получит.
– Посылка?
– Посылка, которую ей никто не посылал! – туманно заметила Лера. – Когда Лариса обнаружила пропажу, я сказала ей, что Демин посылал из Венеции посылку жене, и предположила, что статуя там.
Она клюнула, и мне удавалось держать ее на крючке. Пока Лариса ждала посылку, я могла быть в безопасности – она не подозревала, что статую украла я. Алла могла знать, что муж ей ничего не посылал, и если бы Лариса вздумала сама поговорить с ней, то сразу бы все поняла. Но поговорить с ней она уже не могла.
– Вы чудовище, – твердо сказала Даша. – Вы убили двух людей просто ни за что.
– Убивают и за меньшее. Ты еще скажи, что и тебя я убиваю просто так.
– Меня вообще для забавы. – Дашин страх куда-то исчез, осталось только чувство недоумения.
Смерть была слишком нелепа, слишком незаслуженна, чтобы она могла всерьез в нее поверить. Поэтому она расспрашивала Леру, пытаясь найти основательную причину для того, чтобы она, Даша, сейчас умерла. Пыталась найти причину – и не могла.
А Лера продолжала:
– Все было выстроено великолепно. Она послала меня в Венецию, чтобы я отыскала на почтамте свидетельство тому, что Демин действительно посылал что-то жене. Это свидетельство – почтовую квитанцию – я ей предъявила. Я сама послала его жене посылку, запихав туда какого-то гипсового пса, потому подписалась за Демина – его подпись я научилась подделывать по образцу на договоре, а дату отсылки замазала и поставила другую – четырнадцатое февраля. Потом пропустила квитанцию через ксерокс. Лариса даже не заметила, что я показала ей не подлинник, а ксерокопию квитанции, и поверила окончательно. Меня она больше не подозревала. Все было бы хорошо, если бы в клубе не ошивалась ты. Ты стала мне как бельмо в глазу и не говори, что проникла туда не ради меня!
Даша открыла было рот, чтобы возразить, но сказать ничего не успела -Лера, чрезвычайно возбужденная собственной исповедью, тараторила как из пулемета. Пистолет так и прыгал в ее руке, и Даша подумала, что она может выстрелить, не окончив рассказа.
– Есть еще одна интересная подробность. Демин выслал посылку в Питер, это не было ложью, но выслал он ее тебе. Это я узнала, еще когда он был жив, но меня это не колыхало – ведь там ничего интересного быть не могло. Но так оказалось легче придумать мою версию.. Так что тебе придут итальянские сапоги, но ты их уже не примеришь.
– Обойдусь без сапог, уже весна, – ответила Даша, глядя на пистолет.
Лера хрипло рассмеялась. Она говорила все быстрее, слова сливались так, словно между ними не было никаких промежутков. Она как будто произносила одно бесконечное слово, и это слово означало для Даши только одно – «смерть».
– Я бы не тронула тебя, не явись ты в клуб. Дура набитая! Ты уж получила бы свою посылочку. Не знаю, как тебе в голову стукнуло, что ты можешь расправиться со мной! Да если бы ты знала, с кем будешь иметь дело, вряд ли бы туда полезла!
– Ас кем я имею дело? – Даша вызывающе посмотрела на нее. – Пока я вижу только уродливую бабу, злую, больную и сумасшедшую!
– Но эта сумасшедшая баба, красавица моя, придумала гениальную историю! – Лера, казалось, нисколько не разозлилась, напротив – повеселела. – Ах, если бы ты знала! Золотая идея! Ведь как я вывезла из Венеции свою статую! Ни одна собака не узнала! То есть собака-то как раз и узнала, но было поздно… – Она искренне смеялась. – У Лары сдохла ее любимая сука. Сдохла в Венеции. Я сделала ей укольчик, и она отдала концы у Лары на руках. Лариса оставалась там, чтобы присмотреть, как пройдут статуи через таможню, а я взялась привезти труп собаки в Питер. Псину я распорола и запихала туда эту золотую девицу с лирой в руках. Как раз вошла. Аккуратный такой был гробик! И сейчас она там, где ее не найдут ни Лариса, ни коллекционер, ни Дух Святой! На собачьем кладбище! Под хорошим черным обелиском! Памяти суки Фортуны, чистокровного ризеншнауцера, дочери европейской чемпионки Марии-Антуанетты!
– Марии-Антуанетты? – Сознание Даши слабо зацепилось за эти слова. – А при чем тут год 1987?
– А говоришь, что ничего не знаешь! – упрекнула ее Лера. – Это год рождения Марии-Антуанетты. Лара носилась с родословной Фортуны, как дурень с писаной торбой! Старый что малый, а Лариса изрядно сдала… Нет той подвижности, нет новых идей… Все по старинке. Сколько интересных сделок она пропустила мимо рук! Но у меня все будет по-другому! Я им покажу кузькину мать!
– Верю, – просто сказала Даша. – А что будет с Любой?
– Карачун с ней будет, – пообещала Лера. – А что она тебя так волнует?
– А скажите, вы, когда звонили мне, назвались ее именем? – задала Даша давно мучивший ее вопрос.
– Я назвалась своим, – вздохнула Лера. – Но старуха у тебя совсем тупая. Твоя бабка? Будет кому поплакать. Тут и похоронит свою красавицу внучку.
– Тут давно никого не хоронят, – возразила Даша. Пистолет в руке у Леры поднялся и занял исходную позицию. Даша смотрела на него, а потом прикрыла глаза. То, что Лера сейчас выстрелит, она поняла не по ее лицу и словам, а по виду пистолета. Он, казалось, изменил выражение, словно решил, что хватит его хозяйке болтать.
– Для такой красавицы тут сделают исключение, – – услышала она голос Леры, а потом раздался выстрел.
