Ульяна

Уля проснулась, когда день начинал уже медленно клониться к вечеру. Сладко потянувшись, она улыбнулась и прислушалась к своим ощущениям. Все тело ныло сладко, хорошо, в голове – необычайная ясность. Прежние переживания будто отошли на второй план. Уля с удивлением подумала, что давно не просыпалась в таком замечательном настроении.

Вот только есть хотелось ужасно, в животе гудело на все лады. Она сползла с кровати, оглядела маленькую грязную комнатушку. На столе, покрытом желтыми газетами, валялись несколько скомканных сторублевок.

«Надеюсь, это не плата за ночь любви, – усмехнулась Уля. – Тем более за такую ночь я заслуживаю гораздо большего».

Еще на столе обнаружилась связка ключей и надпись карандашом на газетном поле: «Буду вечером, купи пожрать». Уля совсем приободрилась, сунула деньги в карман и выскочила из комнаты. По пути заглянула в комнату Вяткиных: женщина на постели не храпела и, кажется, была уже близка к пробуждению.

Магазин Уля отыскала напротив дома, через двор. В помещении, совсем крохотном, как-то умещался один прилавок, весь забитый колбасами и сырами. У девушки от этой роскоши закружилась голова. Она застыла у прилавка, не зная, на что у нее хватит денег и как вообще все это покупается. Надо ли брать весь кусок или можно попросить нарезать?

– Что вам? – спросила продавщица и улыбнулась сонной улыбкой.

– Не знаю, – призналась Уля. – Я бы хотела суп сварить, что для этого нужно?

– Возьмите готовый, – предложила девушка, выложила на прилавок какие-то цветастые брикеты. – Чего вам мучиться?

Брикеты Уля взяла, и денег еще хватило на колбасу, сыр и хлеб. Даже на несколько банок пива. А пакет ей вообще дали бесплатно. Мурлыкая от удовольствия, Уля вприпрыжку понеслась к дому. И тут ее хорошее настроение испарилось без остатка. На лавочке у подъезда сидели Мэт и Нотка и о чем-то шептались, сблизив головы.

– Ну, чего приперлись? – подойдя поближе, набросилась на них Уля.

Они, кажется, не ожидали ее увидеть. Наверное, звонили в дверь, им, конечно, никто не открыл, а на скамейку присели, чтобы обсудить дальнейшие планы. Нотка изумленно разглядывала раздутый пакет в руках Ули, потом спросила:

– Ты что, на самом деле здесь поселилась? Это как называется: назло кондуктору возьму билет и пойду пешком? Мы были наверху, там даже от двери вонища идет. Тебе разве жить негде?

– Вас забыла спросить! – рявкнула Уля. – Теперь тут мой дом!

– Тебе нельзя здесь жить, – как младенцу, внушала ей Нотка. – Ты сама знаешь, при твоей склонности… Для тебя такое место – край пропасти.

– А может, там мое место и есть, в пропасти? Может, это вы меня сюда подтолкнули?!

Уля хоть и кричала, но чувствовала, что от прежней злобы не осталось и следа. Ей хотелось, чтобы эта парочка поскорее оставила ее в покое, желательно навсегда.

– Ты ведь не ждешь, что мы сейчас перед тобой извинимся? – помолчав, сказала Нотка. – Хотя если тебе от этого станет легче, то мы просим у тебя прощения.

– Плевала я на ваши извинения! Вы меня использовали!

– А тебе плохо от этого было? Носились с тобой как с писаной торбой, кормили, обстирывали. Ублажали, – с усилием произнесла Нотка, а Мэт покраснел.

– Вы для себя это делали. Знали, что иначе я вас вышвырну за дверь!

– Мы не специально все это затеяли, – не согласилась Нотка. – Мы с Матвеем познакомились, когда я уже работала у тебя, в твоем доме. Мы полюбили друг друга. Ничего дурного против тебя мы не замышляли. Просто нам на тот момент и податься было некуда. Это потом появилась квартира, которую ты видела. И хоть нас это и не красит, но мы действительно нуждались в тебе, в твоих связях. У нас богатых родителей нет.

– Извращенцы поганые! – бушевала Уля. – Ты по ночам слушала, как мы с Мэтом… А в мое отсутствие отрывались по полной. И еще смели меня воспитывать! Да я лучше, я чище вас обоих!

Мэт помалкивал, отдувалась за двоих Нотка. Она произнесла через силу:

– Ну, если тебя это утешит, ничем таким мы в твое отсутствие не занимались. Наш брак пока формальность. Кредит на квартиру легче было получить молодой семье. Кроме того, Матвею срочно нужна была прописка, он ведь даже не россиянин.

Уля потрясенно захлопала ресницами:

– Так вы что? Женаты, а вместе даже не спите? Вы вообще нормальные?

– Наша семейная жизнь начнется, когда брак будет освящен церковью, – пришел на помощь жене Мэт. – Тебя это, конечно, не волнует, но мы с Наташей – глубоко религиозные люди. И не нужно думать о нас плохо. После покупки квартиры нас рядом с тобой удерживала обыкновенная жалость. Мы боялись, что ты себя окончательно загубишь. Особенно когда началась эта ерунда, связанная с твоим происхождением. Скажи спасибо Наташе: это она сумела мне объяснить, что и у тебя есть чувства. А сначала ты мне казалась просто этаким медийным персонажем, без сердца, без души. Теперь я понимаю: тебе тоже нелегко приходится. Ты тоже по-своему борешься за существование. Прости нас, если сможешь.

– Даже пробовать не стану, – отмахнулась Уля.

– Хорошо, тогда просто возьми ключи от нашей квартиры. Через неделю мы уедем, ты можешь прийти туда и жить, сколько будет нужно. Только, пожалуйста, не оставайся в этом притоне.

– Куда намылились? – насторожилась девушка.

– Рэм Григорьевич нашел для меня вокальную школу в Америке, – сказала Нотка. – Если мне удастся туда поступить, он оплатит мою учебу.

– С какой стати? Ты что, еще одна его дочка? – сквозь зубы спросила Уля.

– Ульяна, у тебя начинается паранойя. Это обычная человеческая помощь. Рэм Григорьевич очень обрадовался, когда меня увидел. Жаль, что ты раньше не нашла времени рассказать ему обо мне. Давно бы освободилась от нашего присутствия… Матвей едет со мной, попробует себя в Голливуде, там сейчас есть один совместный проект. Это тоже предложил Рэм Григорьевич. Я также прошу у тебя прощения. И не нужно нас ненавидеть. Возможно, ты теперь сама поймешь, что это такое – начинать с самого низкого старта. Но обещаю – когда мы с Матвеем немного приподнимемся, ты вполне можешь рассчитывать на нашу помощь.

Уля хотела сказать, куда им отправляться с этой помощью, но соленый спазм в горле помешал говорить. Мэт и Нотка синхронно поднялись со скамейки. Нотка что-то вложила Уле в ладонь. Та поднесла руку к глазам, увидела ключи и мощным броском отправила их в кусты. Парочка даже бровью не повела. Крепко взявшись за руки, молодожены ушли в свою новую жизнь.

Дома Ульяна первым делом оторвала от батона огромный кусок и с жадностью его съела, попеременно откусывая сыр и колбасу. Есть уже не хотелось, пищей она пыталась задавить нудящую пустоту, что поселилась где-то между сердцем и желудком. До одури хотелось выпить, но, вспомнив, как легко она ведется на алкоголь, Уля решила обойтись чаем. Голова ей сегодня нужна будет трезвая.

«Они оказались даже хуже меня, – твердила себе девушка. – И прекрасно! А то эта Нотка вечно корчила из себя святую. А Мэт… ну что с него взять, кроме внешности? Он и прикасался-то ко мне всякий раз, будто у младенца памперс менял. Фу, гадость!»

Противнее всего было, что этим двоим из ее беды вышла одна сплошная польза. Может, правда пишут в книжках, что нищим всегда достается главный приз? Но в книжках речь идет о хороших нищих, а не о таких негодяях…

В противовес она вспомнила прошлую ночь и замурлыкала от удовольствия. Но тут же снова сконцентрировалась на своей задумке. Со стороны кухни слышалось какое-то шевеление.

Уля не поленилась, сходила посмотреть: старшая Вяткина все-таки покинула свое ложе и теперь ползала по кухне, елозила руками за батареей. Видно, искала еду или заначку, кто ее разберет.

Кстати, обнаружилась еще одна обитательница квартиры. Из-за двери выглянула старушка с крошечным личиком, пошмыгала носом, словно принюхивалась, глянула на Улю – и пугливо шмыгнула обратно в норку. Девушка запомнила ее дверь.

Уля включила телефон, наскоро просмотрела пропущенные звонки. Конечно, звонили только Мэт и Нотка, даже журналюги отвяли. Больше никому она не нужна. Да и плевать на это!

Она долго листала записную книжку. Настоящую, бумажную, потому что телефоны свои она вечно теряла или выбрасывала. Наконец всплыл подходящий номер. Он принадлежал Стасу Грелкину, охотнику за сенсациями. Стас называл себя независимым журналистом, это означало, что работал на любое издание, готовое заплатить за его материалы. Кроме того, Стас был сладострастным сплетником, мог и не донести очередную бомбу до журнала, а просто слить ее в Интернет. То, что узнавал Грелкин, через час знали все.

Стас ответил только после повторного набора.

– Привет, – бодро произнесла Уля. – Узнаешь меня?

– Ульяночка? – сонным голосом изумился Стас. – Какими судьбами? Тебя же все потеряли… Как ты, бедняжечка?

– Лучше всех. Ты должен немедленно приехать! Пиши адрес.

– Чего это? – без особого энтузиазма спросил Грелкин. – Глухомань какая-то… Улечка, детка, только не говори, что ты там поселилась.

– Хочешь прославиться? – перешла к делу Уля.

– Прославиться можно, – согласился журналист. – Хотя я и так не прозябаю. В чем суть?

– Тогда живо лети сюда. Получишь такую бомбу, что даже не мечтал. По этому адресу жила та самозванка, которую мой отец объявил своей дочерью. Бери с собой всю свою технику.

– Да ты что!.. Хотя я не знаю, – воодушевился было, но сразу сник Стас. – Знаешь, адрес ведь достать не проблема. Давно бы уже кто-нибудь написал, наверное, дураков нет. Сама знаешь, с твоим папашей ссориться никто не хочет. Так чего я вдруг полезу…

– Стас, не будь идиотом! – заорала Уля. – У нас свободная пресса. А не написал никто, потому что этот дом – могила, сюда попасть невозможно. Ты голову себе отгрызешь, если упустишь! Все, я звоню кому-нибудь посообразительней.

– Подожди, не горячись, Уля, – засуетился Стас. – Я уже в пути.

Стас действительно примчался через двадцать минут. Глаза его пылали, сильно выступающие вперед нос и подбородок непрерывно подергивались. Отвратительный запах в квартире журналиста не испугал. Он тут же начал рыскать по помещениям, наводя камеру на грязные стены и кухонную утварь. Уля ходила за ним по пятам. Она испытывала приятный подъем, как режиссер на площадке в первый съемочный день. Со знанием дела раздавала указания:

– Так, старайся, чтобы я не попадала в кадр. Голос мой потом тоже сотрешь, свой комментс наложишь. Вот квартира, в которой жила наша прекрасная принцесса. Вот ее комната, заглянем.

Толкнув ногой дверь, она вошла в комнату Вяткиных. Ее хозяйка теперь лежала поперек кровати, но не спала, а бессмысленным взглядом пялилась в потолок.

– Вот это – наша мама, – объявила Уля. – Давай попробуем с ней пообщаться. Здравствуйте! – Она помахала рукой над лицом женщины. – Скажите, где сейчас ваша дочь?

– К-какая дочь? – растерялась пьянчужка.

– А сколько их у вас?

– Вроде… одна, – после тяжкого раздумья выдала Вяткина.

– И где же она, где?

– Подожди, Уля, давай я буду спрашивать, – вмешался Стас и тут же спросил: – А как зовут вашу дочь?

– Кого?

– Дочь вашу, черт побери!

– А, дочку, – расплылась в улыбке женщина. – Лизой зовут, Вяткина Елизавета Олеговна.

– И где она в данный момент находится?

– Да откуда мне знать, – вольготно махнула рукой женщина. – Наверное, опять к своему хахалю подалась. Он как раз из тюряги вернулся.

Стас вопросительно покосился на Улю, та кивнула, мол, она в курсе, это на закуску.

– И давно ваша дочь, типа, с ним встречается? – вернулся к допросу Стас, но ответом ему стало только мерное мычание, а потом – раскатистый храп.

В коридоре Стас спросил:

– Уля, детка, хочу сразу уточнить, ты чего от меня ждешь? Хорошо понимаешь, на чью мельницу мы сейчас льем воду? Эта история с подмененными детьми – вообще убойная, супер! Полстраны радуется, что дочка олигарха помучилась, как они, ну, те, кто подобрее, тащатся, что простой девке такое счастье привалило. Ты что, нанималась эту девку пиарить? Давай лучше я напишу, что ты теперь поселилась в этой квартире, на ее месте. Прикольно получится: все начнут тебя жалеть.

– Не дождешься, – прошипела Уля.

– Нет, ну правда, детка, вот это была бы сенсация! Я, конечно, сниму этот свинюшник, но хорошо бы еще что-то убойное. Слушай, вот бы про ее мать удалось узнать. Куда она, типа, подевалась?

– Про какую мать? – изумилась Уля. – Ты вообще свихнулся? Вон ее мать, за дверью отдыхает.

– Точно! – заржал Стас. – Это я про супругу Гриневича говорю. Вообще из головы вон, что она, типа, и твоя мать! Слушай, а ты не знаешь, где она? Вдруг она и в самом деле – того…

– Чего – того?

– Ну, почему она не едет? Не хочет, типа, родную дочурку обнять?

– Не смей болтать гадости о моей матери! – разозлилась Уля. – Топай вперед! Сейчас тебе будет сенсация.

И постучала в дверь, за которой заприметила старушку. Старенькая лисичка выглянула из норки, вздрогнула, увидав человека с камерой, и, видно, от испуга, позволила пройти в свою маленькую вылизанную комнатку.

– Мы делаем репортаж о Лизе Вяткиной, – с порога объявил Стас. – Вы можете с нами поговорить?

– О Лизоньке? – изумилась старуха. – Что с ней случилось? Не видать ее давно.

– Не могу вам ответить на этот вопрос, – солидно улыбнулся Стас. – Но вы окажете вашей соседке большую услугу, если честно ответите на все наши вопросы. И кстати, получите вознаграждение.

– Да не нужно мне ничего, – забормотала старуха. – Что сказать вам, молодые люди? Лиза хорошая девочка, но в жизни ей не повезло. Родители – алкоголики, на какой ляд ее родили, неизвестно. А она и училась прилежно, и держалась за них, из дома, как другие, не убегала. Воровала, конечно…

– Воровала? – широко распахнула глаза Ульяна.

– А что ей было делать, ведь кушать-то всем хочется. Но осторожная была, даже на учете в комнате милиции не стояла. Несколько раз забирали ее куда-то, в приют, что ли, но она всякий раз возвращалась. Говорила мне, что там даже хуже, чем дома. А потом с Геннадием сошлась, с этим, – старушка перешла на шепот, – с уголовником-то нашим. Жалко мне ее было, ребенок ведь совсем, в чем только душа держится. А он, гад такой, – старушка суматошно прикрыла рот рукой, – он ведь бил ее, заставлял пятый угол искать. Ну, потом забеременела она. С животом в школу ходила, а там не замечали, что ли. Потом пропала на время и вернулась домой уже без живота.

– Куда же ребенок делся? – спросил Стас. У него даже зубы заклацали от возбуждения.

Старуха поглядела на него с некоторым презрением:

– А то ты, парень, не знаешь, куда в таких случаях дети деваются? Ясно, оставила в роддоме. Не сюда же ей было его нести. Кстати, вот припомнила: Тамарка, мать ее пропащая, тоже Лизу в дом из казенного заведения взяла, когда той уже годика три, наверное, исполнилось. И зачем только брала?

– Вот это сенсация! – завопил Стас в коридоре. – Внук или внучка миллионера мучается в приюте! Золушка оказалась матерью-кукушкой! Молодец, такое нарыла! Только, только… блин, доказательства нужны. Одна старушка – это не катит. Старушку можно и подкупить.

– Иди за мной! – велела Ульяна. – Будут сейчас тебе доказательства.

Они прошли в комнату Генки.

– Снимай, – приказала девушка. – Вот в этой комнате и был зачат герой твоего будущего репортажа. А теперь направь вот на эту фотку.

Она поднесла к объективу фотографию беременной Лизы. Стас запрыгал вокруг, тщательно наводя камеру. И вдруг улетел куда-то в угол. В следующий миг страшный удар между лопатками сбил Улю с ног. Она ударилась головой о батарею и на пару секунд потеряла сознание. Когда же вновь открыла глаза, Стас уже испарился, а над ней нависал Генка и пинал ногой в бок.

– Ты чё, оборзела? – орал он. – Кого в мой дом привела? Кто разрешил фотку брать?

Уля молчала, прислушивалась к своим ощущениям. Она всегда, с раннего детства, до ужаса боялась физической боли, удара, побоев. Родители ее пальцем никогда не трогали, но, если отец во время выговора подходил к ней слишком близко, Уля в ужасе закрывала голову руками. Она даже пластической операции ни одной не сделала, хотя ненавидела свою внешность, а особенно это щуплое детское тело. И все из страха перед болью. И вот теперь ее на самом деле побили, и, кажется, собирались руки распускать дальше, а Уля вдруг с удивлением поняла, что не так уж это и страшно, особенно если неожиданно. Она не заплакала, только быстро подобралась, отползла в угол и оттуда сказала:

– Зачем ты меня бьешь? У меня кости детские, тоненькие. Поломаешь что-нибудь – кому от этого лучше будет?

Генка глянул на нее удивленно, скривился, но бить больше не стал, только сказал:

– Разве ты не поняла, что здесь все решаю только я? Я сам придумаю, как выгодно раскрутить это дельце. Твое дело – помогать мне, если хочешь вернуться к своему папочке. Поняла, цыпа?

– Поняла, – кивнула головой Уля. – Но в результате твоего гениального замысла я должна вернуться домой. Для тебя это единственный шанс получить большой куш. Если пойму, что ты стараешься для этой девки, – убью и ее и тебя. Это мое условие.