Глава 13

В последнее время у Лизы Дубровинской будто открылось второе дыхание. Она радовалась жизни, порхала, как мотылек, была полна энтузиазма и планов на будущее. Причиной внезапной перемены, свершившейся в капризной девице, было не очередное любовное приключение, не наладившиеся отношения с деспотичным отцом и не новый виток отношений с тем самым Вовкой. Он давно уже сменил эстрадную певичку второго плана на израильскую миллионершу, случайно проезжавшую через столицу. Причиной прилива сил и появления новых надежд в жизни избалованной дочки олигарха стала ее дружба с Раисой Александровной.

Заметив привычку своей юной подопечной во время бесконечных сетований на жизнь вырисовывать на полях книги или на листочке затейливые узоры, Раиса Александровна решила, что девочку нужно занять каким-нибудь интересным делом, которое могло бы отвлечь Лизу от бесконечного наслаждения собственными несчастьями. Таким отвлекающим от унылого бытия делом призвано было стать искусство.

Мнение о том, что современному творцу, как и добрых пятьсот лет назад, нужно в первую очередь обладать хотя бы малой толикой таланта, ныне безнадежно устарело. Сейчас важны связи, связи и еще раз связи! Талант — приятная, но не обязательная прибавка к мощному двигателю искусства, то есть личным связям.

Только отношения с нужными людьми позволяют современным служителям муз издавать книги, организовывать персональные выставки, получать деньги на съемки занудных концептуальных фильмов или проталкивать свою забойную рок-оперу на подмостки какого-нибудь провинциального театра оперетты. Бедные, гордые художники нынче не в моде. Вся околоживописная мелочь в последнее время буквально поняла крамольную мысль Сальвадора Дали о том, что художник не должен считать за грех, если у него круглый счет в банке. Все принялись делать деньги, выжимая из старого, доброго искусства все соки.

Сегодня не надо до посинения сидеть в мастерской и лепить одну за другой предназначенные для потомков скульптуры — нужно вращаться в свете. «Киса, вы умеете вращаться?» — некогда спрашивал ушлый Остап Бендер, снискавший себе немало славы на художественном поприще (вспомним хотя бы его бессмертное изображение сеятеля облигаций). Участие в тусовках и презентациях абсолютно заменяет наличие таланта и служит гарантом вашего успеха на жизненном поприще. А что до вечности — она подождет.

С другой стороны, у Лизы Дубровинской не было необходимости в поте лица зарабатывать на хлеб насущный. И связи в среде художественной богемы у нее были. Вот только к какому виду художественной деятельности любимая дочь олигарха испытывала склонность, никто не мог пока сказать.

Музыка за отсутствием у подопечной слуха отпала первой. Хотя отсутствие музыкального слуха, абсолютно крамольное для певцов, не является проблемой для, например, композиторской карьеры, слава музыканта не далась бы Дубровинской без элементарной технической подготовки. Но Лиза еще со школьных уроков пения испытывала непреодолимое отвращение к ноте до в первую очередь (во вторую — к нотам ре, ми, фа и др.), и даже мощный аналитический ум госпожи Резник не смог бы разрешить эту проблему.

Обширный жанр художественного слова также не нашел отклика в душе Лизы. Он был ей просто неинтересен. Сценическая карьера была испробована ею еще в незапамятные времена и тогда же была с гневом отвергнута. Оставались пластические виды искусства и живопись. Именно на них решено было сделать ставку.

— О, какой прекрасный рисунок! — в один такой же прекрасный день заявила Раиса Александровна, заметив валяющийся на полу изрядно помятый листок с Лизиными каракулями того рода, что называются «точка, точка, запятая, ручки, ножки, огуречик…».

— Стиль… — задумчиво протянула она, сосредоточенно изучая «шедевр». — Я бы отнесла этот рисунок к примитивизму. Напоминает картины Нико Пиросманишвили раннего периода…

— В самом деле? — удивилась Лиза и внимательнее посмотрела на кривую человеческую фигурку, точно нарисованную хвостом разъяренной кошки.

— Да. Чувствуется сила неокрепшей кисти, своеобразное видение мира, иронический взгляд на человека, — восхищенно продолжала ее наставница. — У тебя есть еще рисунки?

Лиза смущенно пожала плечами:

— Я их не храню. Так, может, валяется парочка…

— Принеси, я покажу специалистам. — Просьба прозвучала тоном приказа.

Надо ли упоминать, что отзывы специалистов оказались восхищенно-восторженными, полными оценок самых благожелательных и степеней самых превосходных. Лиза успешно одолела ускоренный курс овладения кистью в художественном училище и практически была готова вступить на скользкую стезю художественного творчества. И она уверенно вступила на нее.

Ее, кажется, полностью захватило новое увлечение. Лиза познала пьянящее чувство собственного превосходства, когда ее старые знакомые, смотревшие ранее на нее как на папенькину дочку, делились при встрече восторженными впечатлениями от ее полотен (ведь они не хотели показаться профанами!). Лиза выставляла свои произведения в самых известных галереях Москвы, пару раз ездила с выставками за рубеж и вообще наконец-то почувствовала себя человеком. Немного угнетала ее необходимость постоянно просить деньги на выставки и на презентации у отца, хотя он и давал их безоговорочно.

Все же Лиза надеялась высвободиться от ига финансовой несостоятельности — с течением времени. Теперь она частенько продавала свои полотна. Произведения новой, «безумно талантливой художницы», по отзывам в центральной прессе (закупленной папой Дубровинской, как урожай, на корню), пользовались большим успехом и у бизнесменов, имевших дела с могущественным олигархом, и у западных псевдоколлекционеров, и у множества Лизиных приятелей — правда, те предпочитали, чтобы им дарили картины бесплатно.

Раиса Резник с зубной болью, явственно отразившейся на ее лице, тоже была вынуждена принять щедрый дар благодарной клиентки — триптих «Ночные кошмары». На этом полотне в хаосе черных и зеленых пятен летали плоские блины неизвестного происхождения, выплывали фиолетовые физиономии рогатых инопланетян, и мифологические чудовища с тремя головами пожирали огромные куриные яйца, в которых, съежившись, сидели багрово-красные человечки.

Лиза потребовала, чтобы ее гениальное произведение украсило кабинет безумно уважаемой ею Раисы Александровны. Ведь она относится к ней как к крестной матери, введшей ее в храм искусств. Естественно, крестная мать не могла отказать своей питомице в такой мелочи, и триптих был водружен на стену, подавив своими кислотными цветами весь продуманный прошловековый уют кабинета. Отныне, как только в кабинете раздавался звонок, предупреждавший о приходе мадемуазель Дубровинской, Раиса Резник нажимала кнопку вызова, и через минуту появлялся охранник с тяжелой картиной под мышкой. Вздыхая, он вешал сине-зеленый «шедевр» на стену. Все это приходилось терпеть, чтобы не потерять выгодную клиентку.

Таким образом жизнь Лизы была бы вполне безоблачна, если бы не тяжкая необходимость то и дело клянчить у отца деньги. Конфликт между отцом и дочерью, пройдя кратковременную фазу затишья, по-прежнему глухо тлел, точно огонь, притаившийся под слоем пушистой золы. И кажется, во власти Раисы Александровны было окончательно погасить этот конфликт или же во имя каких-то своих целей разжечь его вновь. Раиса Александровна медлила с окончательным решением.

Она выжидала…

— Пу-упсик! — капризно протянула Кристина, вытягивая губки бантиком. — Ты меня лю-юбишь?

— Конечно, золотце, — равнодушно произнес Алексей Михайлович Парнов, уткнувшись носом в финансовый журнал «Заря экономики».

Он читал занимательную статью о горизонтах лесоторгового бизнеса. В статье как дважды два доказывалось, что перспективы у лесоторгового бизнеса — потрясающие. Парнов думал аналогично, прикидывая, как бы ему оттяпать кусок пожирнее от этих перспектив. Вопросов жены он почти не слышал.

— Пу-упсик, мне ску-учно, — продолжала капризничать Кристина, — расскажи мне что-нибудь смешное…

— Да, золотце, — автоматически подтвердил супруг, продолжая предаваться мечтам о выгодах, которые сулят лесоторговые операции.

— Что «да»? Что «да»? — Кристина нервно села на кровать и привычно заныла: — Ты меня не любишь! Наверное, ты завел себе другую киску, а свою киску ты больше не любишь… Ты слышишь, что я тебе говорю!

«Заря экономики», вырванная рукой Кристины, полетела в угол, трепеща в воздухе глянцевыми листами, и приземлилась прямо на голову лежавшей на ковре собаки. Псина вскочила и, грозно зарычав, принялась расправляться с обидчицей. По комнате полетели обрывки бумаги.

— Фу, Мавра! Фу! — Парнов попытался спасти статью о лесоторговом бизнесе, вырывая ее из пасти своей любимицы.

Собака принялась оголтело носиться по комнате, думая, что с ней хотят поиграть.

Чтобы привлечь к себе ускользающее внимание мужа, Кристина упала на кровать и зарыдала в полный голос, но без слез. Ее супруг, донельзя раздраженный и собакой, и нытьем жены, грозно прикрикнул:

— Ну, в чем дело? А ну заткнись!

И Мавра, и Кристина испуганно замолчали. Каждая приняла грозный оклик на свой счет. Мавра с тихим рычанием отправилась на подстилку, а Кристина продолжала жалобно всхлипывать, старательно растирая кулаком глаза, чтобы они покраснели.

— Ну, киска, в чем дело? — спросил Парнов, вновь укладываясь на диван с журналом. — Почему плачет мой птенчик? Почему у него красные глазки?

— Птенчику скучно, — жалобно прохныкала жена. — Ты все время на работе, а я одна. Мне скучно!

— Посмотри телевизор, — предложил Парнов, озабоченно разглаживая порванные страницы.

— Там все такое ску-у-учное!

— Ну, почитай книгу.

— Не хочу-у книгу.

— А что ты хочешь?

— Не знаю-ю…

— Хочешь, пойдем в ресторан?

— Не хочу-у…

— Хочешь, позвоню шоферу и он повезет тебя покататься?

Кристина отчаянно замотала головой.

— Ну, тогда я не знаю. Позвони подружкам, пойди погуляй с Маврой, прошвырнись по магазинам. На худой конец я могу заказать тебе туристическую поездку куда захочешь.

— Куда? — оживилась Кристина.

— Ну, хочешь в Европу…

— Не хочу-у!

— Ну, тогда в Азию. На выбор: Таиланд, Индия, Китай. Япония, наконец. Филиппины. Ну, что там еще есть…

— Не хочу-у, ску-учно!

— Когда надумаешь, чего тебе захочется, сообщи, — холодно произнес Парнов, листая обслюнявленные Маврой страницы.

И вдруг глаза его наткнулись на броский слоган, нарисованный будто кровью поперек черно-серого городского пейзажа с расплывчатыми контурами: «Приходите в «Нескучный сад», и вы навсегда забудете, что такое скука!»

Интересно… Парнов пролистал несколько страниц, озадаченно хмыкнул. С сомнением посмотрел на вздрагивающие плечи жены. Снова полистал журнал.

Почесал нос, подсчитал в уме предстоящие расходы и радостно хлопнул супругу по спине, так что она подпрыгнула от неожиданности.

— Не реви, золотце, — изрядно повеселевшим голосом произнес Алексей Михайлович. — Не вешай нос! Кажется я нашел то, что тебе нужно!..

В дверях приемной появился как всегда бесшумный и безукоризненно корректный помощник и ближайший друг — Вешнев. Хозяйка кабинета, утомленная утренней поездкой в банк, сидела в кресле, сонно опустив тяжелые веки. Она слышала, как скрипнула дверь.

По шагам было понятно, что кто-то вошел, но она не шевельнулась и не открыла глаза, только серые губы еле заметно вздрогнули.

— Я слушаю тебя, Костя…

— Звонили из зимбабвийской фирмы «Континенталь» по поводу организации тура для нашего клиента из правительства… Они согласны помочь, копии контракта будут готовы к завтрашнему дню. Подтверждена договоренность с племенем макумба бебе о согласии принять гостя. Но возможна заминка с поставкой шестидесяти немецких танков «леопард». Может быть, заменим их нашими «Т-68»? Их можно пригнать из Египта, это будет не так дорого. Вряд ли клиент досконально разбирается в марках военных систем…

Голова еле заметно качнулась, одобряя решение, губы слегка шевельнулись.

— Что еще?

— Звонил еще один потенциальный клиент, некий Алексей Михайлович Парнов…

Тяжелые веки резко поднялись. Серые губы еще больше посерели, руки непроизвольно сжались.

— Что ему нужно?

— Просил обслужить свою жену, Кристину… Предварительные сведения: сорок восемь лет, женат, детей нет, владелец крупной фирмы канцпринадлежностей «Кенгуру», совладелец большой швейной фабрики в провинции и президент акционерного общества «Азотно-туковый завод». В связях с криминальным миром не замечен. Преуспевает. Баллотировался в депутаты Думы, но не прошел. Жена — бывшая манекенщица, не работает. Продолжить сбор сведений или мы откажем?

Желтоватые пальцы сомкнулись в замок, чтобы унять дрожь. Тонкие губы сжались еще плотнее. Тяжелое молчание повисло в воздухе.

Минута. Две. Три. Казалось, даже за окном притихли бурно радовавшиеся солнцу птицы.

— Продолжайте, — еле заметно дернулись губы. — Я подумаю.

— Понял, — кивнул Костя. — Вопросов нет.

Он поспешно вышел из комнаты, придержав за собой дверь, чтоб, не дай Бог, не хлопнула — очень уж тяжелая тишина царила в кабинете. Просто-таки могильная тишина.

Кристина была безумно рада идее своего супруга, готового на любые жертвы ради того, чтобы отдохнуть на время от своей возлюбленной. Она разузнала у приятельниц про те услуги, которые предоставляет фирма «Нескучный сад», и эти услуги привели ее в восторг.

— Нет, ты видел эту корову, Лидку Марушкину? — спрашивала она Алексея Михайловича, мечтательно болтая пушистой домашней тапкой, висевшей на большом пальце ноги.

— Нет, не видел, — откровенно отвечал муж, занятый приблизительными подсчетами, во что ему обойдется новая прихоть супруги.

— Ну, жена этого, такого… Помнишь? — настаивала Кристина.

— Кого?

— Так вот, эта сушеная крыса из агентства, Резник ее фамилия — ты не можешь представить, горбатая, страшная как смертный грех, да еще ни капли косметики на лице… Не понимаю, как она вообще живет с такой внешностью, я бы на ее месте давно удавилась… (Кристина искренне считала, что на свете должны наслаждаться жизнью только такие красивые особи, как она, а все остальные не имеют морального права на существование.) — Ужас! А еще директор фирмы… Интересно, у нее был когда-нибудь хоть один мужчина?..

— Ну и что эта Марушкина? — Парнов попытался направить разглагольствования супруги в первоначальное русло.

— Да не Марушкина, а Резник ее фамилия.

— Да нет, ты говорила, Марушкина, — настаивал муж.

— Я ни разу не сказала Марушкина, — с пол-оборота завелась Кристина. — Если бы ты хоть немного слушал меня, ты бы услышал, что я говорила именно про Резник. Слышишь, Резник — директор этой фирмы, и я с ней говорила!

Парнов счел благоразумным не обострять спор и мужественно затих, пожав плечами:

— Ну хорошо, хорошо. И что тебе сказал этот Резник?

— Резник — это женщина, — взвилась было Кристина, но тут в ее голове щелкнул какой-то переключатель, и она продолжала: — Ты не можешь себе представить — из этой крашеной воблы с носом Буратино там сделали актрису! Я имею в виду Марушкину. Муж этой Марушкиной обратился в «Нескучный сад», и там из его жены сделали сначала фотомодель, а потом актрису. Ты представляешь?! Теперь у этой образины берут интервью и делают из нее кинозвезду! Это с ее-то внешностью! А ты представляешь, что они смогут сделать из меня, с моими данными!

— И что?

— Да я… Да из меня… — Кристина мечтательно зажмурилась, ее густо накрашенные губы развела в стороны сладкая улыбка. — Да я всех затмю своей красотой. Кстати, затмю — можно так говорить? Все будут у меня валяться в ногах! Да я…

— Если ты всех затмишь по разумной цене, — холодно резюмировал Парнов, — я согласен…

Из трюма Андрея и Сашу вытащили, когда часы стали отсчитывать вторые сутки их заключения. Беглецы уже порядком одурели от жажды и адской жары, перед их глазами расплывались оранжевые концентрические круги. От раскаленного корпуса корабля волнами распространялся сухой жар, лица обитателей трюма в темноте масляно блестели, распухший шершавый язык еле помещался во рту. Андрей время от времени почти терял сознание, проваливаясь в липкую черную бездну, но Саша кое-как держался. Изредка он толкал в бок приятеля, когда замечал, что тот начинал обморочно закатывать глаза.

Их нашел матрос, за каким-то чертом спустившийся в трюм, — наверное, проверял, на месте ли его контрабанда, спрятанная между деревянными ящиками. Наступив в темноте на ногу Андрея, он испуганно отскочил, что-то пробормотав на незнакомом гортанном языке, и тут же по стенам и ящикам испуганно запрыгал желтый свет тусклого фонарика. Наконец желтое пятно застыло на одном месте, слепя привыкшие к мраку глаза. Андрей понял — они обнаружены.

Матрос был горбоносый, кудрявый, черный и до отвращения суетливый. Через пять минут на палубе, залитой прохладой морского соленого воздуха и света, друзей обшарили густо поросшие волосом опытные руки. Восемьсот долларов, заработанные с риском для жизни при ограблении банка, мгновенно перекочевали в чужой карман.

Андрей, мучительно щурясь на свету, огляделся. Их окружали смуглые лица, жизнерадостно скалившиеся белые зубы. Лилась гортанная быстрая речь, чьи-то руки жадно ощупывали одежду. Мешок с карбованцами был бесцеремонно вырван из рук пленников, и на палубу полетели бледные бумажки. Крепкий соленый ветер вздымал их и горстями швырял за борт. Матросы смеялись, весело тормоша пленников.

— Пить, — попросил Андрей и пальцем показал на свой разинутый рот. — Вода, вода… Пить…

Его, кажется, поняли, и жирный человечек в синей робе, торопливо семеня короткими ножками, принес целое ведро пропахшей железом воды, по поверхности которой радужной пленкой расплывались масляные пятна. Эта вонючая жидкость показалась истомленным жаждой пленникам самой вкусной водой в мире…

Два дня пленники сидели на воде и хлебе и настороженно прислушивались к звукам, доносившимся с палубы.

К вечеру следующего дня шум беготни на палубе стал громче, снаружи доносились оживленные переговоры экипажа, возбужденные выкрики, хохот. Потом раздался скрежет, о борт судна ударилось что-то железное, и «Санта-Лючия», резко вздрогнув, замерла, заглушив моторы.

— Вошли в порт, — пробормотал Сашка, внимательно прислушиваясь. — Сейчас самое время действовать.

Когда грязный повар с мрачным лицом принес заключенным тухлой воды и черствого хлеба на обед, он был немало удивлен, обнаружив душную каморку совершенно пустой. Лишь на полу валялись куски деревянной переборки, а в стене между гальюном и камбузом чернела огромная дыра. Пленники бежали, разобрав стенку. Их не нашли на корабле. Вместе с ними исчезли и кое-какие вещи экипажа, несколько долларов и кое-какая еда. В тот же вечер «Санта-Лючия» вновь вышла в открытое море.