Слушай, я уже говорил, что не трогал этот «джип» почти.

Этот человек два дня назад пришел ко мне, мол, дело есть. Заплачу, говорит, хорошо. Горе у меня, говорит, большое, машина разбилась вместе с женой.

Как не помочь убитому горем человеку? Ну, я согласился. Это же благородное дело — другу помочь. Мне ведь правую руку покалечили, а я на самом деле левша. Да и работа несложная, фрезой зашлифовать номерную площадку да цифру выбить, из восьмерки шестерку смайстырить, как будто всю жизнь так и было… Тем более, что все прочие знаки отсутствуют по причине давнишнего взрыва.

Ладно, земеля, всем расскажу, кому надо, и в телевизоре выступлю на всю страну, только не бей. В прямом эфире всю подноготную выложу-расскажу!

Ушел, сволочь…

Але, Вадим? Беда, земеля, спасайся кто может. Ментовка приходила, про твой автомобиль спрашивала, но я ничего не сказал — тссс, молчок! И не скажу, потому что Айрат никогда земляков не выдает!

Сидя перед горкой черного пепла, дедушка лучился самодовольством. Ему не терпелось поделиться с обожаемым внуком последними достижениями своего дедуктивного разума.

— Вот! — сказал он, демонстрируя Вене кучку пепла, добытую добросовестным Сифонычем. — Хочу заметить, мой достойный потомок, что даже старые оперативники, поднаторевшие в борьбе с тамбовскими бандами, тоже порой ошибаются. Однако эти люди отличаются от прочих смертных тем, что всегда готовы признать факт своей безусловной ошибки, нисколько не стремясь упорствовать в заблуждениях.

— Да, — кивнул Веня, — я уже понял это… Сам догадался, дед! Этот тип оказался одноруким, а не одноногим. Он уже во всем чистосердечно признался, причем совсем без физических усилий с моей стороны, а только мучимый нечистой совестью и небеспочвенными опасениями насчет собственного здоровья.

— Я вовсе не об этом, — невольно фыркнул дед. — Хочу сказать, что пепел, обнаруженный в могиле Мухановой, вовсе не сигаретный, как я на то уповал, а бумажный.

— Какая разница? — тоскливо удивился Веня.

— Кардинальная. Неизвестная особа, подсунувшая его в могилу, не могла знать, что мы, старые борцы с тамбовскими бандами, способны по сгоревшим останкам бумаги определять, что на них раньше было написано.

— И что же?

— Полное признание в содеянном. Переписка двух особ, состоящих в дружеских отношениях. Вот смотри…

Дедушка пинцетом приподнял черный завиток, на котором слабо проглядывали рукописные буквы.

— Слова разбираешь?

— С трудом… «Викуша! — ошеломленно прочитал Веня. — Предлагаешь так неожиданно…»

— Дальше, дальше читай! — восторженно подпрыгнул в кресле Вениамин Прокофьевич.

— Дальше не могу разобрать… Только отдельные буквы… Что-то вроде «анда», «овы», «иру»… Какую еще «Иру»?

— Ну как же… Когда я даже без помощи микроскопа и собственных очков явственно читаю: не «анда», «овы», «иру», а «скандалы», «демпинговые цены», «разорить» и «пустить по миру»… Таким образом, становится ясной суть письма…

— Да? — сильно удивился Веня, для которого суть оставалась столь же темной.

— Да ты дальше, дальше читай! — радостно подтолкнул его дед. — Там и ответ имеется!

Но Веня разобрал только отдельные фразы, которые в дедушкиной расшифровке звучали как: «к чертовой матери надоело», «буду двадцатого числа», «еще не решилась», «вышибает глаз», «Мила даже тявкнуть не успеет», «рано хоронить»…

— Из этого смысл писем становится очевидным! — торжествующе вскричал дед. — Муханова состояла в сговоре с певицей Викой Шторм, которая, будучи ее подругой, как лицо незаинтересованное, собиралась одним махом покончить с бывшим мужем Мухановой и его подручной Песоцкой. Значит, по моему разумению, дело обстояло так: Вика Шторм, будучи проездом в нашем городе, воспользовалась автомобилем своей подруги и, приняв облик ненавидимой ею гражданки Песоцкой, застраховала машину. Потом отправилась в автосервис и испортила тормоза. Заговорщицы надеялись, что при перевозке газовых баллонов Мила неминуемо попадет в автокатастрофу, после которой от нее ничего не останется, даже и пепла. И все было бы так, как они задумали, если бы не случайность. А именно — добросовестный ремонтник Гурген поставил не старый тормозной шланг, который привезла Шторм, а почти новый с автосвалки, отчего крушение произошло не тогда, когда задумали коварные подруги, а много позже, и попала в него не Песоцкая, которая всем набила оскомину, уже даже и мне, потому что звонит ежедневно и скандальным голосом требует сиюминутного разоблачения Кукушкиной, а сама Муханова, все это самолично придумавшая, организовавшая и устроившая, пользуясь помощью добросердечной певицы Вики Шторм, которая своим пением всегда мне импонировала, даже несмотря на свои прилюдные шашни в телевизоре с тенором Севой Юрким.

— Но ведь Песоцкая сама призналась, что это она страховала автомобиль и ездила в автосервис вместо Мухановой! — ошеломленный столь неожиданным поворотом дела, удивился Веня.

— Притворялась, врала! — безапелляционно заявил старый оперативник. — Выкручивалась! Брала вину на себя, потому что опасалась за собственную жизнь, имея в виду разбойничью шайку в составе Мухановой-Кукушкиной и Шторм, которая хоть и не столь многочисленна, как знаменитая тамбовская банда, но между тем далеко ее обставила по хитроумию и запутанности действий.

Веня уважительно воззрился на деда:

— Значит, дело можно считать закрытым. Итак, сдаем компромат на Кукушкину Песоцкой и компромат на Песоцкую Кукушкиной, а потом берем деньги и закрываем лавочку.

— Выходит, что так! — согласился ветеран.

Но рано граждане сыщики радовались, подсчитывая прибыли.

— Вот что, — сказала Кукушкина, недовольно хмурясь, что явственно определялось даже в телефонной трубке. — Жалею я, конечно, что с вами связалась, да делать нечего… Как вы знаете, теледебаты в прямом эфире на завтра намечены. Очень я при этом нуждаюсь в небольшом разоблачении и прилюдном скандале! Поэтому вы там выступите, чтобы предъявить добытые вами данные в полном ассортименте. Все выложите про Песоцкую с Мухановым — с доказательствами, свидетелями, со всем, что полагается! Только после этого между нами будет полный расчет и обоюдоострое взаимопонимание!

— Все это весьма радостно, — вторила ей Песоцкая, почти дословно повторяя в трубку слова своей подруги и соперницы. — Да только мне с ваших сведений радости мало, потому что до выборов считаные часы и мы не успеем опубликовать ваш бред в газете, а иначе зачем он нам нужен? Как я вас ни торопила, вы все равно долго запрягали и ехали чуть ли не шагом. Поэтому предлагаю вам завтра в прямом эфире выступить с разоблачением прохиндейки Кукушкиной, которая прикидывается Мухановой, а также строит козни, приглашает на выступление безголосых певиц и вообще ведет себя с неприличной разнузданностью, отбивая у нас клиентуру и мэрское кресло. Как только вы ее разоблачите, сразу сочтемся! И пожалуйста, не забудьте представить в студию полный боекомплект свидетелей, голословные обвинения никому не нужны!

Веня потрясение почесал затылок, беспомощно глядя на деда.

— Как же я смогу сначала разоблачать Муханова, а потом Кукушкину? — пробормотал он. — Это… Это даже как-то неприлично! Если я разоблачу Муханова, то он мне, конечно, не заплатит, а если Кукушкину — тогда Кукушкина откажется платить.

Но престарелый ветеран был спокоен и на диво хладнокровен.

— Не забывай, мой тупоголовый потомок, — произнес он, — что ты не один живешь на белом свете, а вместе со мной рука об руку! И как я в детстве не раз спасал тебя, мой единственный внук, от неминуемой порки родительским ремнем, так и ныне намерен заслонить тебя собственным немощным телом!

— Как это?

— Мы с тобой разделимся, Веня. Ты будешь выступать, например, за Кукушкину, против Муханова и Песоцкой, а я, наоборот, — против Кукушкиной, за ее супруга. Ты будешь вызывать своих свидетелей, а я — своих. А деньги мы поделим поровну, пропорционально трудозатратам мыслительного вещества, которого я у тебя, Веня, между прочим, никогда не наблюдал в наличности.

Веня нахмурился. Ему не нравился такой поворот событий, однако иного выхода не было.

— Ладно, — пробормотал он неохотно. — Заметано.

— Только, чур, я буду первым выступать! — подсуетился дед. — А то вдруг еще меня из кадра вырежут. Что по моему преклонному возрасту довольно обидно — ведь завтра я в первый раз в телевизор взойду! На весь город прославлюсь! На все окрестные деревни, на весь поднебесный мир!

Вечером в местных новостях показали действующего мэра. Он лучился собственным достоинством, уверенностью и самодовольством, а его лысина сияла в лучах софитов, точно перед эфиром ее сбрызнули лучшей полиролью и тряпочкой натерли до солнечного блеска. Отражавшиеся от макушки зайчики при каждом повороте головы бешено метались по студии.

«— До выборов остается всего пять дней, — озаботился ведущий программы, преданно заглядывая в лицо Мамакову, — борьба кандидатов стремится к финалу. Как будет протекать завершающая фаза кампании?

— Предвыборный марафон проходит хорошо, весело и дружно, — ответил мэр Мамаков, читая по бумажке. — Кандидаты ведут достойную борьбу с достойными соперниками. И компромата и грязи льют друг на друга не так много, как хотелось бы. Чтобы исправить это печальное положение, мы решили организовать дебаты в прямом эфире, что должно, надеюсь, развлечь наших заскучавших избирателей, которые без предвыборных шоу нынче отказываются голосовать!

— Обращаю ваше внимание, дорогие телезрители… — Ведущий перевел подобострастный взгляд на камеру, глядя прямо в глаза невидимым избирателям. — Дебаты состоятся завтра в семь часов вечера в нашей студии! Обещаем незабываемое зрелище!

— Да, — подтвердил мэр, — и, кстати, не рекомендую гражданам отлынивать от просмотра или переключать свои телевизоры на бразильский телесериал. Тем более, что в это время все программы, кроме городской, транслироваться не будут. Между прочим, на сей раз, дабы развеселить народ, мы решили отказаться от закостеневшей формы телеспора и облечь словесное соревнование кандидатов в форму смеха, шутки и юмористического шоу. Ожидаются песни, пляски, декламация стихов и спортивная акробатика. Возможны фокусы.

— Как интересно! — заискивающе восхитился ведущий.

— В итоге победит сильнейший, — заключил мэр. — Тот, кто лучше всех поет, декламирует, танцует и показывает фокусы. Кстати, кандидатам не возбраняется приглашать своих сторонников, способных к танцам, песням и декламации. Ведь в нашем городе такие таланты проживают! Взять, к примеру, хоть бабушку Хамурапьевну: играет на балалайке без помощи рук, одним своим железным зубом. А какие мелодии выводит!.. Французы, которые на механический завод по обмену опытом приезжали, буквально плакали! Или, например, скотник зверофермы Енгалычев: выводит «Подмосковные вечера» на ногтях, которые специально вот уже три года не стрижет. Англичане рыдали! А санитарка больницы Бек-Агамалова? Она даже в Книгу рекордов Гиннесса нашей области занесена, как умеющая танцевать без помощи рук, ног и прочих частей тела. Индусы завидовали! Нет, не оскудела талантами земля русская!

— Итак, завтра в девятнадцать ноль-ноль ждем уважаемых телезрителей у экранов телевизоров!..»

Скачущие по студии лысые зайчики погасли, демократическая физиономия действующего мэра сменилась среднерусским пейзажем стандартного содержания — березки, речка, пригорок, закатная даль, скотомогильник…

— Ох и дела! — вздохнул Веня, борясь с навалившейся вдруг тоской.

Ему было ужасно неуютно.