Глава 14
Мать ушла готовить обед на завтра – эта привычка сохранилась у нее еще с допенсионных времен.
Тогда она целыми днями пропадала в своем магазине «Мелодия». Отец уселся перед телевизором. Лариса воспользовалась этим и утащила в свою комнату телефон. Она больше не решалась звонить при родителях – поняла, что родители ее подслушивают.
Первый звонок она сделала Лизе. Разговор получился сумбурный – в трубке все время раздавались крики младенца.
– Голова пухнет, – пожаловалась Лиза. – Ничего не соображаю… Вы опять про купальник?
– Да. Вы можете вспомнить, какого цвета он был? Ведь Яна показывала вам этот купальник?
Лиза попросила ее подождать. Крики удалились и стали глуше – видимо, она унесла ребенка в другую комнату.
– Не помню, – замороченно сказала женщина, когда снова взяла трубку. – Знаете, столько лет прошло… Я и свой-то купальник не помню. Что ты говоришь? – спросила она, хотя Лариса ничего не говорила.
Но оказалось, что вопрос относился не к ней.
Через полминуты Лиза объяснила, что это вмешался муж:
– А он, представьте, помнит! Ничего себе, не ожидала! Говорит, что он меня впервые в этом купальнике целовал, как не помнить… Купальник у меня был синий в какую-то полоску. В белую, кажется, я уже и сама вспомнила. Венгерский, я за ним такую очередину выстояла! А что?
– Ваш купальник меня как раз не интересует, – вздохнула Лариса. – Ну, вы попробуйте вспомнить, хорошо? Если вспомните – перезвоните.
Потом она позвонила родителям Яны. Ей тяжело было набирать этот номер. Визит к старикам оставил у нее горький осадок. Лариса понимала, что она-то ни в чем не виновата, но не могла избавиться от чувства вины перед ними. Трубку взял отец Яны. Когда оп понял, о чем его спрашивают, то сперва крепко задумался, а потом неуверенно сказал:
– Я мужчина, мне такие детали не вспомнить…
Да я, наверное, и не видел этого купальника. Она ведь там жила, у Дениса. Попробую спросить жену.
А это важно?
Когда Лариса сказала, что очень важно, мужчина вздохнул:
– Боюсь, она опять разнервничается. Ну, хорошо, надо, значит, надо.
Он вернулся очень быстро – Лариса не прождала и минуты:
– Тамара помнит. Сразу сказала, розовый.
У женщины перехватило горло. Она сдавленно уточнила:
– Розовый японский купальник, раздельный, на шнурках?
– Пойду еще спрошу. – Отец Яны явно испугался таких детальных подробностей. – Вы мне только скажите – ведь неспроста интересуетесь? Что-то выяснили? Нашли?
В его голосе звучала надежда, и Лариса поразилась этому. Прошло двадцать два года со дня исчезновения дочери, а этот человек все еще цеплялся за каждую соломинку, не верил, что потерял дочь навсегда.
– Кое-что нашла, но говорить об этом рано, – уклончиво ответила она.
Тот снова сходил к жене и, вернувшись, подтвердил все детали, о которых спрашивала Лариса. Та с трудом удерживала трубку. Ее тошнило от волнения и страха. «Значит, он подарил Вике купальник своей любовницы?! Что же это… Как он мог?! И.., куда Вика его дела?» Она поспешно поблагодарила старика, пообещала вскоре перезвонить ему и повесила трубку.
Лариса сидела на краю постели, уперев локти в колени, спрятав лицо в ладонях. У нее не было сил двинуться с места, нахлынула какая-то странная апатия. На миг ей показалось, что она занимается бессмысленным делом – ловит тень человека, исчезнувшею бо! знает когда. Тень, которая то появляется, то исчезает, выплывает в самый неожиданный момент, в самом неожиданном месте. «Но мне ее не поймать. – в отчаянии подумала Лариса. – Сейчас нужно позвонить Денису. Я должна, обязана ему позвонить. Такой тряпичник, как он, должен помнить купальник Яны. Особенно если передарил его… Кажется, теперь я кое-что понимаю. Купальник был новенький. Наверное, был куплен еще тогда, когда Денис не знал о ее беременности. А когда узнал, то понял, что Яне этим летом не загорать, и, чтобы вещь не пропадала…»
Ей почему-то стало жутко. Она встала и поплотнее закрыла дверь, накинула с внутренней стороны крючок. Изумилась, глядя на свою руку – почему она заперлась? Ведь Лариса вовсе не думала этого делать. Вспомнила, что прежде запиралась всегда, когда к ним в дом приходил Денис. Ей казалось, что так спокойнее. По крайней мере, он не откроет дверь ее комнаты, не заглянет, не спросит, как дела… Хотя что уж тут было такого неприятного?! «Нужно было верить первому впечатлению, – подумала она, нерешительно поддевая крючок пальцем. – Мне он никогда не нравился, я боялась его». Она все-таки оставила дверь закрытой. Уселась на постель, набрала номер квартиры и стала ждать ответа. Длинные гудки прервались, и приятный женский голос сказал:
– Алло.
Лариса криво улыбнулась: «Оказывается, он времени даром не теряет… Как и предсказала мама».
– Дениса Григорьевича, пожалуйста, – любезно сказала она.
– Минутку, – так же любезно, совершенно с той же интонацией ответила женщина, и тотчас же возник раздраженный голос Дениса:
– Да, слушаю? Что?
– Я рада, что тебе лучше! – сказала Лариса, недобро улыбаясь. – Знаешь, сегодня я по-настоящему за тебя испугалась… Ты был такой желтый! Но теперь все в порядке? За тобой, кажется, заботливо ухаживают.
– Предположим, – нетерпеливо и немного удивленно ответил муж. – А в чем дело? Мы что, забыли что-то обсудить?
– Да, еще один вопрос, – небрежно подтвердила Лариса. – Про купальник, который был у Яны.
Припомни, пожалуйста, какого он был цвета и фасона. Ты же у нас специалист!
Она не видела лица Дениса, но была уверена – он просто позеленел от ярости. Голос прорывался у него с тугим шипением, как пар из закипающего чайника:
– Боже… Боже… Что ж ты ко мне пристала?! Не знаю! Не помню!
– Розовый купальник, бикини, японский? – помогла ему Лариса. – Не верю, что ты его забыл.
Денис ответил молчанием. Лариса долго ждала ответа, хоть какого-то. Но муж продолжал молчать.
Наконец она не выдержала:
– Ты, наверное, много этих купальников закупил? Один подарил Яне, другой – Вике? Не мог же ты передарить Вике тот же самый? Это как-то не по-джентльменски… Хотя зачем купальник мини-бикини беременной женщине? Вовсе ни к чему.
Денис бросил трубку. Но Лариса не собиралась ему перезванивать. Она уже узнала все, что хотела. Денис был поражен – настолько, что даже не сумел выкрутиться. Она сама подсказала ему выход – заявить, что таких купальников было несколько. И ей пришлось бы поверить ему на слово – действительно, были вещи, которые имелись у него в нескольких экземплярах, особенно купальники накануне отпускного сезона. Но Денис даже не уцепился за эту соломинку. "Я попала в точку! – без всякой радости подумала Лариса, кладя трубку. – Да, когда я заговорю о купальнике в следующий раз, он придумает кучу объяснений.
Но все это будет впустую. Правду он сказал только что – своим молчанием. Уж если он молчит – значит, ошеломлен".
Лариса открыла дверь и отнесла телефон на прежнее место. Родители даже не заметили, что дочь с кем-то разговаривала. Лариса попросила мать об одном – если позвонит Денис, сказать, что ее нет дома. Та пожала плечами:
– Насильно в рай не тянут… Есть будешь? Я только что борщ сварила.
И они устроили поздний ужин – совсем как в старые времена. Обычно бывало так, что завтрашний обед съедался в тот же вечер, когда мать его готовила. Вообще в их семье всегда питались безалаберно, и Лариса удивлялась, как это у них всех здоровые желудки, а пунктуальный Денис мучается с гастритом. Лариса воспользовалась тем, что родители расслабились, вспоминая прошлое, и спросила:
– А что, наверное, на антресолях немало наших старых вещей? Верно, мам? Ты же никогда ничего не выбрасываешь!
– Я ей давно говорю, что пора разобрать все эти пыльные тряпки и многое выбросить, – заметил отец. – Но она не слушает.
– Ну, перестань. – Мать была в мирном настроении. Борщ ей в самом деле удался на славу. – Когда-нибудь эти вещи пригодятся. Можно что-то внукам перешить. Вот погоди, приедут наши «немцы»…
– Да они плевать хотели на эти старые тряпки, – буркнул отец. Он встал из-за стола и пошел досматривать «Новости». Женщины остались на кухне одни, и Лариса пристала к матери:
– Давай разберем антресоли? В квартире дышать нечем, все пропахло нафталином. И наверное, моли много? Я уже заметила… Боюсь за свою шубу. Знаешь, сколько она стоит?!
Этот аргумент сломил сопротивление матери. Она забеспокоилась:
– В самом деле, я как-то не подумала… Ну, шубу можно держать завернутой в газеты или вывешивать на ночь на балкон. А вещи… Их можно и завтра разобрать.
– Сегодня! – настаивала Лариса.
И она сумела поставить на своем – конечно, при поддержке отца. Тот был безумно счастлив, что дочь, едва переехав, сразу занялась хозяйством. Лариса знала, что он-то не терпит лишнего хлама, стремится как можно больше выбросить. А мать вытаскивает из помойного ведра то, что туда бросил муж, и запихивает на антресоли. Туда годами никто не заглядывал.
Тучи пыли, стаи перепуганной моли, разбегающиеся по темным углам пауки – вот что открылось взгляду Ларисы, когда она встала на стремянку и с трудом открыла разбухшую от старости дверцу антресоли. Несколько раз чихнув, Лариса стала стаскивать и бросать на пол узлы, старые рюкзаки, какие-то цветные котомки. Отец ей помогал. Мать не могла видеть этого разорения. Она в это время мыла посуду и громко причитала, что дочь все выбросит, а ведь теперь ей надо быть скромнее, мужа-то нет, может, кое-что и донашивать придется… Но Лариса храбро опустошила все закоулки и перетащила узлы в свою комнату.
– Завтра разберешь, – сказал отец, пожелав ей спокойной ночи.
Но Лариса не могла ждать до завтра. Едва он ушел, как она заперлась у себя в комнате и приступила к поискам. Сколько воспоминаний и нафталина! Пыли и махорки! Какие смешные фасоны! Да неужели она носила вот эти дикие розовые брючки – невообразимый, нелепый клеш с оборками внизу, эти уродливые потрескавшиеся туфли…
И вот коричневая школьная форма с заплатками на локтях – ведь ее поочередно носили обе сестры.
Ларисе часто приходилось что-то донашивать, новые вещи ей стали покупать уже в последнем классе школы.
В основном в узлах хранились детские и подростковые вещи сестер. И неудивительно – ведь обе вскоре после школы вышли замуж и уехали из родительского дома. И все же нашлось кое-что из того лета – лета семьдесят шестого года. Например, тот самый белый сарафан, в котором Лариса позировала Ивану.
Она с волнением подняла и расправила эту посеревшую, в слежавшихся складках тряпицу. Прикинула к себе, повернулась к зеркалу. Сарафан и сейчас был бы ей впору, фигура у нее не расплылась, только грудь стала больше. Лариса подумала секунду, затем аккуратно сложила сарафан и положила его в отдельный пакет. Вещи, предназначенные на выброс (почти все) она бросала в угол. Над этой кучей кружилась моль.
– Ну, вы, жертвы погрома! – сердито сказала Лариса, отмахиваясь от моли, которая мельтешила перед ее лицом. – Вы меня тут за ночь не сожрите, чтоб вам…
Почти тут же ей под руки попалось новогоднее платье Вики – то самое, которое она шила, когда младшая сестра пристала к ней с неприятными вопросами.
Серебристый цветок на плече так слежался, что был похож на дохлого пыльного паука. Платье Лариса тоже отложила в сторону. Ей было трудно выбрасывать все, что имело хоть какое-то отношение к тому лету, к Ивану, ко всему, что сейчас ей заменяло настоящую жизнь. «А ведь я стала жить прошлым… – Женщина стояла по колено в старом тряпье и задыхалась от пыли. – Почему я столько думаю о том лете? Неужели только тогда я была счастлива? Неужели все, что было потом, не имеет для меня значения?»
Розовый купальник, мини-бикини, на шнурках, Лариса вытащила из огромного белого валенка.
В этих валенках отец когда-то ездил на рыбалку Лариса заглянула в них с отчаяния – ведь она перерыла все узлы, но не нашла даже подходящего по материалу розового лоскутка…
"Как он тут оказался? – Лариса осторожно расправила вещь и разложила купальник на своей постели. – Неужели Вика его сюда запихнула?
Странно. Совершенно новенький. Я не помню его, она мне не показывала… Почему? Она всегда хвасталась, когда ей что-то покупали. Это было что-то вроде спорта. Ей нравилось, когда я завидую, начинаю выпрашивать дать поносить…"
Лариса внимательно осмотрела купальник и только теперь заметила то, на что сперва не обратила внимания. Трусики были разорваны сзади – наверху, возле завязки с левой стороны. На розовой блестящей ткани проступали какие-то темные следы. «Трава, – поняла Лариса, поднеся трусики к лампе. – Или грязь… Значит, сестричка все-таки успела его обновить. Впрочем, почему обновить, может, Яна тоже его пару раз надевала. Где же Вика его порвала? Порвала и больше не носила? Но можно было зашить, выстирать… Вика такая мастерица, она умеет так заштопать, что невозможно увидеть, где шов… Странно все это! И почему я ни разу не видела эту вещь?!»
Лариса вышла из комнаты, прихватив с собой купальник. На кухне, сквозь матовое дверное стекло, виднелся свет. Мать еще не спала Она была полуночницей и любила сидеть в одиночестве, пить чай, читать газету… Дочь ее напугала, когда осторожно приоткрыла дверь. Та охнула:
– Господи! Представь, я совсем забыла, что ты у нас живешь! Зачиталась!
Лариса на цыпочках подошла к ней и обняла за шею. Мать довольно проворчала:
– Какие нежности пошли… Прямо как маленькая. Ну, как у тебя там дела? Я уж не заглядываю, чтобы не расстраиваться. Но ты имей в виду, – вдруг заволновалась она, – прежде чем будешь что-то выбрасывать – покажи мне!
– Да уж, – иронически заметила Лариса, – чувствую, что все узлы просто вернутся на антресоли, вместе с молью. Надо все выбросить, мам. А на эту ночь, по крайней мере, отнести вещи на балкон.
Я не смогу спать в комнате, где так воняет нафталином. Кстати, взгляни.
Она нарочно заговаривала мать, чтобы та ничего не заподозрила, и купальник показала с самым простодушным видом. Ларисе стоило больших усилий сдержаться, чтобы не показать свое волнение. Мать нахмурилась и посмотрела на розовую тряпицу:
– Это что? Грязная какая…
– Разве это не Викин купальник?
– Да? – Мать взяла у Ларисы трусики, повертела их и вернула. – Вот это, конечно, надо выбросить. Через столько лет кровь не отстираешь.
– Кровь?! – Лариса расправила трусики и поднесла их к свету. – Разве не грязь? Мне кажется…
– Слушай, ты как маленькая, – вздохнула мать. – Кровь, конечно. Сколько я за вами, мои милые, перестирала… Уж можешь мне поверить на слово, что это такое. Понятно! Вика всегда куда-то запихивала свои трусы и забывала про них. Это ее манера. Я потом никогда не могла отстирать эти пятна. Да что ты так смотришь на меня?!
Но Лариса как раз на нее не смотрела. Она уставилась в стену, все еще сжимая в руке купальник.
Мать рассердилась:
– Совсем ты одурела от нафталина! Выброси, наконец, эти грязные трусы и ложись спать, завтра разберемся! Дай я сама выброшу! – И мать протянула руку.
– Нет, нет. – Лариса быстро отступила к двери. – Я сама, завтра… Спокойной ночи.
Она заперлась в ванной и включила воду. На" брала в белый пластиковый тазик немного холодной воды, опустила туда трусики от купальника.
Пустила воду в ванну, чтобы создать видимость, что моется. Села на бортик и, закрыв глаза, сосчитала до ста. Поболтала трусики в тазу, посидела еще немного. «Надо замочить их на всю ночь, – решила она, увидев, что пока никакого результата нет. – Слишком старые пятна. Но неужели мама права?! Дура, дура я! Надо было отнести их на экспертизу!» Она слишком поздно сообразила это. Но ведь раньше ей просто не приходило в голову привлекать к расследованию кого-то еще, кроме Ивана. А он не был медиком, не был криминалистом.
Лариса выключила воду, отперла дверь и быстро пронесла тазик к себе в комнату. Задвинула его под кровать, легла, накрылась одеялом до подбородка. Она даже раздеваться не стала – так ей было холодно. И отчего? На улице была плюсовая температура, а батареи жарили по-зимнему. Только через полчаса Лариса почувствовала, что согрелась. Ее мучило искушение включить свет, выдвинуть таз и заглянуть в него. Но она запретила себе это делать и повторяла этот запрет про себя, пока не уснула.
* * *
Ее разбудила мать. Рано утром, пока Лариса еще спала, та вошла к ней и потихоньку стала вытаскивать разбросанные вещи в коридор. Но как ни осторожничала мать, Лариса все-таки проснулась.
Та замерла, не успев прикрыть за собой дверь:
– Спи, спи!
– Что ты делаешь? – Лариса села и только сей час обратила внимание на то, что спала в одежде.
Мать тоже удивилась:
– Что это с тобой? Так устала, что не разделась? Нет, ты совсем перестаешь за собой следить.
Ладно, не надо помогать! Я хочу посмотреть, что ты тут выбрасываешь… В коридоре разберу.
Но Лариса уже вскочила. Мать с удивлением наблюдала за ней – Лариса встала на колени перед кроватью и выдвинула из-под нее тазик, в котором мокла какая-то тряпка. Лариса опасливо тронула купальник, и от него в воде расплылось бледно-коричневое пятно. Мать подошла и уставилась на воду.
– Да что это? – воскликнула она. – Ты стираешь по ночам? Или колдуешь?
Лариса двумя пальцами достала купальник и встряхнула его над тазом. Пятна побледнели, но по-прежнему ярко выделялись на ткани. Мать авторитетно заявила:
– Кровь так просто не отстираешь. И охота тебе возиться? У тебя же есть прекрасный купальник! Дай я его выброшу!
– Нет. – Лариса повесила купальник на батарею. – И не трогай его. Он мне нужен. Я теперь и сама вижу, что это кровь.
Мать поморщилась:
– Подумаешь, открытие сделала! Я тебе сразу сказала. Какая уж теперь разница, все равно вещь испорчена. Странно как-то. Почему же Вика не дала мне постирать? Я бы убрала это пятно. И в таком странном месте…
Теперь, когда трусики висели на батарее в расправленном виде, мать заметила, что кровавые пятна располагались в области бедра, у самой верхней кромки.
– Да, место странное, – согласилась Лариса. – Мам, ты не помнишь. Вика в то лето, когда закончила школу, не жаловалась тебе, что поранилась, порезалась? Погляди, ведь эта не та кровь, как ты думала! Она текла вот отсюда! Рана была здесь!
И она показала на себе, проведя пальцем по левому боку, чуть ниже талии. Мать совсем переполошилась:
– Что ты говоришь! Ты видишь, какие крупные пятна! Разве это простая царапина? Так можно и кровью истечь… Нет, я бы помнила, если бы Вика так поранилась… Да и не было с пей ничего такого! Она бы мне сказала! – И, переведя дух, добавила уже куда спокойнее:
– Ох, слава Богу, что все это позади. Ну, если она и порезалась, то все давно зажило. Сколько я с вами намучилась, пока выдала замуж! Только бы у Вики теперь все было хорошо!
По ее тону Лариса поняла, что на младшую дочь она уже махнула рукой – пусть делает, что хочет.
Они позавтракали, и Лариса стала собираться. Мать, как обычно, поинтересовалась, куда та идет.
– Поеду к Денису, заберу оставшиеся вещи, – пояснила та. – То, что собрала Светлана, мне вовсе не нужно. Самое хорошее осталось там.
Мать предложила свою помощь, но Лариса отказалась. Перед уходом она сняла с батареи высохший купальник и уложила его в пакет. Она постаралась сделать это тайком от матери. Она и впрямь могла бы решить, что дочь занялась колдовством. Иначе зачем она с такой бережностью уложила в сумку этот пакетик с окровавленными трусами?!
В этот час еще можно было застать Дениса дома.
Поэтому Лариса торопилась, досадуя на многочисленные пробки. И все равно приехала слишком поздно. Она несколько раз нажимала кнопку звонка, но никто не подошел открыть дверь. «А где же Светлана? – Лариса еще раз нажала звонок. – Обычно она уже здесь». Она была очень разочарована. Конечно, забрать свои вещи она бы не отказалась, но истинная цель ее поездки была другая. Лариса подумала минуту, поглядела на часы. «Ладно, я поеду к нему в магазин. И уж на этот раз ему не удастся прикинуться больным! А вещи все равно заберу».
Она отперла все замки, повернула дверную ручку, но дверь не поддалась. Лариса еще раз дернула ее, но дверь только слабо дрогнула. "Изнутри закрыто на задвижку, – подумала Лариса и вдруг вскинулась:
– Так, значит, кто-то в доме есть!"
– Откройте, – громко сказала она, приникнув к дверной щели. – Денис? Светлана? Кто там есть?
Откройте, это я, Лариса.
Может быть, ей показалось, но Лариса как будто услышала легкий скрип паркета. Будто кто-то поближе подошел к двери и теперь стоял совсем рядом, прислушиваясь.
– Какой смысл прятаться? – так же громко повторила Лариса. – Откройте! Пока это моя квартира, и я имею право… Да кто там?!
Ей не отвечали, и даже паркет не скрипел. И тут женщине стало страшно. Если бы там была Светлана – она бы не стала прятаться. Денис? Но не настолько же он боится жены! Он бы впустил ее, начал ссориться или поразил ее своим вчерашним спокойствием… И в конце концов, ведь она же отпирала дверь! Почему Денис даже не поинтересовался, кто это пришел?!
– Я сейчас вызову милицию, – не очень уверенно сказала Лариса. Она невольно заговорила потише, будто боялась спугнуть того, кто прятался за дверью. – Я немедленно звоню к соседям и вызываю милицию!
Да, теперь она точно слышала этот скрип – кто-то переминался с ногу на ногу. И вдруг слабо звякнуло железо – засов отодвинули. Но Лариса не торопилась браться за ручку. Она стояла оцепенев, не решаясь открыть дверь своей собственной квартиры.
А в прихожей послышались шаги, быстрые, очень легкие шаги. Они удалялись, но человек не убегал, он просто торопливо шел в глубь квартиры. И Лариса, наконец, решилась открыть дверь и вошла.
– Кто здесь? – громко крикнула она, стоя на пороге, не отпуская дверной ручки. В любой момент Лариса была готова выбежать на площадку и поднять крик. – Может, хватит прятаться?!
– Закрой дверь, – глухо ответил из дальней комнаты женский голос. Лариса поймала себя на том, что начинает улыбаться. «Конечно, это новая пассия Дениса! Она теперь живет здесь! Конечно, не желала открывать, поняла, что вернулась жена! Но как эта девка смеет называть меня на „ты“?!»
Она уже ничего не боялась. Захлопнула дверь и, нарочно стуча каблуками, не раздеваясь, прошла в спальню. Именно оттуда донесся голос. Лариса настроилась на воинственный лад. Она и сама не знала почему – то ли ответ был слишком наглый, то ли она все-таки ревновала мужа… Но, войдя в спальню, она оцепенела. Все слова, которые рвались у нее с губ, остались непроизнесенными. На краю постели сидела Вика.
Сестры молчали минуты две, не меньше. Лариса, привалясь плечом к стене, смотрела на сестру и никак не могла понять, кого видит перед собой. А Вика только мельком взглянула на нее и снова принялась рассматривать свои тапочки. Точнее, тапочки были Ларисины, Светлана забыла их уложить в числе прочих вещей. Наконец Лариса опомнилась:
– Ты?! Вы приехали?! Когда же? Почему мама…
– Она не знает, – резко ответила та. – Я приехала одна. – Вика подняла на сестру глаза и медленно встала. Натянуто улыбнулась:
– Ну, поцелуемся?
Лариса подошла и почувствовала, как к ее щеке прикоснулись холодные сухие губы сестры. Она не поцеловала Вику в ответ. Лариса была слишком ошеломлена. Ей все еще казалось, что все это происходит не на самом деле, а будто во сне. Вика отстранилась и вгляделась в ее лицо:
– А ты не меняешься. Все такая же элегантная, свеженькая. Можно подумать, что у нас разница не два года, а лет десять. Невыгодно иметь такую моложавую сестру, как ты! – И она засмеялась – отрывисто, принужденно.
Лариса молча разглядывала ее. Насчет десяти лет разницы Вика преувеличила. Но она и в самом деле выглядела старше своих сорока. Увядшая кожа вокруг глаз, морщинки, желтоватые тусклые зубы… Последний раз Лариса видела сестру два года назад – она приехала в Москву всего на неделю, сестры даже не поговорили толком. Но тогда она выглядела красавицей, сейчас даже сравнить было нельзя.
– Что случилось? – тихо спросила Лариса. – Ты больна?
– Я выгляжу больной? – опять заулыбалась Вика. – Нет, все в порядке. Знаешь, я ведь вчера узнала твой голос по телефону. А ты так и не поняла, с кем говоришь?
Лариса тоже улыбнулась:
– Я просто не ожидала услышать тебя. Даже и не подумала, что этот голос похож на твой. Но погоди… Почему ты приехала на эту квартиру? Знаешь, как соскучились родители?
Вика покачала головой:
– Я сама соскучилась, но… Я ведь приехала на два дня, поэтому решила остановиться у вас. Родители страшно расстроились бы, что я приехала ненадолго и без детей. Вот я и подумала, что лучше им вообще ничего не знать о моем приезде. Тебе так не кажется? Мама сразу начнет плакать. А так… Лучше ничего ей не говори.
Но Ларису не убедило объяснение сестры. Она видела, что Вика смущена, что ей неприятны эти расспросы, но не могла оставить эту тему. Чем больше она вдумывалась в ситуацию, тем яснее становилось – Вика лжет. Прежде всего, Вика терпеть не могла Дениса с тех самых пор, как Лариса вышла за него замуж, она этого и не скрывала. Для того чтобы остановиться у них в квартире, Вике нужен был очень веский повод. А потом – ведь у нее была собственная квартира. Правда, они с Романом, уезжая в Германию, пустили туда жильцов. Но в августе, после того как подскочил курс доллара, жильцы отказались от квартиры – подыскали себе маленькую, подешевле. Родители пытались найти других жильцов, но в настоящее время квартира пустовала. Обо всем этом Вика не могла не знать. Если она сама писала редко, то мать каждые две-три недели отправляла в Кельн по письму.
– Почему же ты не поехала к себе? – Лариса расстегнула шубку и повесила ее в шкаф. Мимоходом она заметила, что там появились Викины вещи – брюки, юбки, свитера… Сестра предпочитала спортивный стиль. «Значит, она и в самом деле обосновалась тут! – Лариса не верила своим глазам. – Наверное, спит здесь, а Денис – в кабинете… Господи, что тут происходит?!»
Вика тем временем обстоятельно рассказывала, что хотела остановиться в собственной квартире, но там совсем не топят, и это в такие-то холода! Конечно, ей пришлось искать другой вариант. Гостиница?
Это дорого, Роман вовсе не зарабатывает золотых гор. Родители? Только расстроятся.
– И я подумала о вас, – закончила она свои объяснения.
Лариса обернулась:
– Про какие холода ты говоришь? Уже три дня оттепель. Когда ты приехала?
Вика запнулась, и глаза у нее стали злые. Лариса смотрела в них и будто возвращалась в прошлое. Сестра смотрела так всегда, если кому-то удавалось уличить ее во лжи. А уж Лариса прекрасно знала этот взгляд.
– Когда ты приехала? – настойчиво повторила она. – Вчера? Раньше? А когда уедешь? Вика, в чем дело? По-моему, ты что-то крутишь.
Та резко выдохнула воздух и села на постель:
– Никто не умеет так доставать, как ты. Ну, хорошо, тут у вас оттепель. А квартира стоит нетопленая всю осень. Там дикий холод, обогревателя нет. Я не могу рисковать здоровьем, ненавижу ездить простуженная. Все? Достаточно?
– Вполне, – ответила Лариса. – Для полной ясности покажи мне свой загранпаспорт и билет на самолет.
– Это еще зачем? Ты заделалась милиционером?
– Покажи паспорт и билет, – повторила Лариса.
– Пошла ты! – Вика процедила эти слова, но было видно, что ей хочется раскричаться. – Не зря Денис сказал, что ты стала стервой! С тобой невозможно общаться! Я тебя два года не видела, а ты только и можешь сказать, чтобы я показала паспорт?! Не узнаешь меня, что ли?
– Не узнаю, – коротко ответила Лариса и вышла из комнаты.
Голова у нее шла кругом. Она прошла по всем комнатам, заглянула во все углы. В кабинете на диване лежала сложенная постель. Значит, Денис спал здесь. На кухне в раковине и на столах громоздились горы немытой посуды. Лариса вспомнила о домработнице. Она видела ее позавчера. Конечно, Светлана могла быть всей душой предана хозяину, могла презирать и ненавидеть хозяйку… Но умолчать о том, что в доме поселилась другая женщина, – на это Светлана была не способна. Да и не верила Лариса в ее горячую неприязнь. «Значит, Вика могла приехать сюда вчера… А судя по грязной посуде, Светлана не появлялась дня два. Неужели он ее рассчитал? Или просто запретил приходить, чтобы она не увидела Вику? Конечно, Денис не будет ничего за собой мыть. А Вика? Она могла бы… Да что это я о посуде?»
Лариса открыла сумку, полезла за сигаретами.
Ее рука нащупала маленький целлофановый сверточек. Купальник! Она вынула его и осмотрела. Да, это была кровь, наполовину отмытая – пятна побледнели, но края оставались по-прежнему четкими и коричневыми. По пятнам шел разрез. Лариса видела теперь, что купальник не разорван, а именно разрезан сбоку, возле шнурка. Разорвать такую ткань очень трудно, и разрыв, во всяком случае, не был бы таким длинным и ровным. «Я должна показать ей купальник и спросить… – Лариса прислушалась к звукам в спальне, ей показалось, что там что-то стукнуло. – Это, в конце концов, удача, что я могу спросить се саму. Денис бы соврал, мать ничего не знает, никто ничего не знает, но Вика должна знать!» И в то же время Лариса понимала, что расспрашивать сестру ей совсем не хочется.
В спальне снова послышался какой-то стук. Лариса насторожилась. Она прошла туда и увидела, что Вика вынимает из шкафа свои веши и бросает их в дорожную сумку. Пустые вешалки качались и с грохотом падали на дно шкафа.
– Ты что же, решила уехать в гостиницу? – Лариса остановилась посреди комнаты. – Это из-за меня? Я не возражаю, живи здесь.
– Ты разрешила? – Вика на миг подняла на нее глаза. – Спасибо. Это, конечно, очень приятно. Значит, какие-то родственные чувства в тебе еще живы. Но сегодня вечером я улетаю.
– Вот как? – Лариса пристально смотрела на ее торопливые, неловкие движения. Вика так нервничала, что никак не могла аккуратно сложить вещи.
Она напихивала их в сумку как попало, «молния» не закрывалась. Лариса, наконец, решилась. Она прицелилась и метнула в сумку пакет с купальником:
– Это тоже твое!
Вика удивленно на нее взглянула, вытряхнула купальник из пакета…
Такого страшного лица Лариса еще не видела.
Искаженный рот, дрожащая щека, напряженный, сумасшедший взгляд… Женщина мгновение смотрела на купальник, а потом перевела глаза на Ларису. Та вскочила:
– Узнаешь?
– Откуда… – пробормотала та. – Откуда ты взяла? Я же выбросила его в ведро… Сама выбросила…
Лариса развела руками:
– Ты же знаешь нашу маму. Она всегда проверяет ведро, прежде чем вынести его на помойку. Наверное, ей было жаль выбрасывать новенький купальник, и она запихала его на антресоли.
Лариса всегда считала, что старшая сестра куда умнее ее. Но сейчас, глядя на совершенно идиотское выражение, появившееся на лице Вики, Лариса стала сомневаться в ее уме. В другое время она бы обязательно подшутила над Викой, поддела ее – довольно едко, но, в сущности, беззлобно. Сейчас ей совсем не хотелось ни шутить, ни издеваться. Она видела, что сестра узнала купальник, вспомнила что-то, связанное с этой вещью. И судя по всему, воспоминания эти были страшными.
– Мама знает? – каким-то механическим голосом произнесла Вика.
«О чем? – пронеслось в голове у Ларисы. – О купальнике? Нет, при чем тут тряпка. Человек не может так испугаться простой тряпки… Она спрашивает о другом… О чем?!»
– Да, я все рассказала маме, – произнесла она, отчеканивая каждую букву.
Вика все еще сидела на корточках перед сумкой.
Когда она услышала ответ сестры, она слегка покачнулась вперед, поднесла к лицу ладони, потерла глаза… Да так и застыла – закрыв лицо, не двигаясь, будто окаменев. Лариса стояла в двух шагах от нее. Ей стоило только нагнуться, коснуться Викиного плеча, чтобы разбить это оцепенение. Но она понимала, что этого простого движения сделать не может. Так же, как не может уже поцеловать мужа. Жить спокойно. Думать, что счастлива.
– Что она сказала? – еле слышно спросила Вика, Она так и не отняла рук от лица. Лариса отошла к зеркалу и присела на пуфик. Теперь она видела сестру со спины. Так ей было легче. Она боялась заглянуть ей в лицо.
– А как ты думаешь, что она могла сказать? – как можно естественней произнесла Лариса. И быстро помолилась про себя: «Господи, сделай же так, чтобы я попала в точку!» – Я с трудом удержала ее от звонка в милицию, – сказала она, едва переводя дыхание.
Вика вздрогнула и выгнулась назад, будто кто-то вытянул се по спине кнутом. Лариса, глядя на нее, по инерции вздрогнула тоже и задела локтем флаконы с духами, стоявшие на трюмо. Стекло зазвенело, и это привело се в себя. «Неужели я и правда думаю, что Вика…» Она не успела додумать эту мысль. Вика обернулась. Лицо у нее было совсем старое, и в этот момент она, симпатичная женщина, показалась безобразной.
– Но как ты узнала? – спросила она, с ненавистью глядя на Ларису. – Денис клянется, что ничего тебе не сказал! Кто? Кто тебе сказал? Почему ты…
Откуда ты это знаешь?!
– Мне никто ничего не говорил. – Лариса сжалась под этим взглядом. – Но я вижу, что больше некому было это сделать. Ты убила Яну.
Вика молчала. Она попыталась было встать, но ноги затекли, и она, слабо охнув, села на ковер, морщась от боли, растирая щиколотки и колени.
Она все еще не сводила глаз с сестры, будто взяла се на прицел и боялась упустить. Лариса, стараясь не глядеть ей в лицо, заговорила:
– Я часто вспоминала о том колодце, который был, да сплыл. Вспомнила, как вы с Денисом вообще отрицали его существование. Л вот Иван подтверждал, и родители помнили колодец. Иван даже нарисовал его… Я вспомнила также о том, как ты пугала меня, помнишь тот Новый год, который мы проворонили на кухне? Ты рассказала мне про белую лаковую босоножку маленького размера, которую вытащила из-под себя на даче. Иван еще раньше рассказал мне о колечке, которое видел у Дениса. О простом обручальном колечке…
Вика слегка дернулась. Но возможно, в этом была виновата затекшая нога.
– Я знала, что до меня Денис жил с другой женщиной, – продолжала Лариса. – Куда она пропала?
Какая она была? Этого он мне не говорил. Зато ее мать преследовала меня. Она сумасшедшая? Да, ее можно так назвать. Но и я в таком случае тоже сумасшедшая. Потому что я поверила ей. В конце концов мне, и вправду показалось, что мой муж – убийца. Ту девушку звали Яна. Ей было всего двадцать лет, когда ее убили. Это было в июле семьдесят шестого года. Конечно, до того, как я в первый раз попала на дачу. Если бы с нами не было Ивана, я бы никогда ничего не заподозрила. Я бы просто не узнала, что где-то на участке был колодец. Но он мне об этом сказал. Колодец был засыпан в те дни, когда пропала Яна. Это нетрудно посчитать даже такой дуре, как я. Ведь ты всегда считала меня дурой, правда?
Вика снова взглянула на нее. На этот раз в ее глазах читалось недоверие. Лариса видела, что ее рассказ поражает сестру, но не очень сильно. И ей становилось все страшнее. Если бы Вика возражала, кричала, скандалила – ей было бы куда легче.
– На момент своего исчезновения Яна была на шестом месяце беременности. Денис это знал. Я узнала о ней не слишком много, но некоторые детали меня удивили. Девушка искала свой купальник и не могла его найти. Это были ее последние слова, когда она звонила родителям, – она просила найти ее купальник. Также они рассказали мне про белые лаковые босоножки тридцать пятого размера и про колечко, которое она купила, чтобы казаться замужней женщиной. Но все эти улики можно было оспорить. Кольцо? Денис просто посмеялся надо мной. Он сказал, что невозможно доказать, чье оно. Босоножка? А кто ее видел, кроме тебя?
Куда вы ее дели? Оставался купальник. Что-то не вязалось в том, что этот купальник потребовался Яне как раз в то время, когда она стала носить просторные блузки и широкие пиджаки – ведь она тщательно скрывала беременность. – Лариса перевела дух и закончила:
– Тебя выдала мать. Мать и наши несчастные, заросшие пылью антресоли. Знаешь, оказывается, это хорошая привычка – ничего не выбрасывать. Когда-нибудь пригодится – золотые слова. Она припомнила, какой подарочек сделал тебе Денис. И удивительно – как раз перед тем, как Яна хватилась своего новенького купальника. Родители Яны детально описали мне купальник своей дочери. Вот тогда я впервые подумала о тебе, Вика. Мне стало очень страшно.
Сестра внимательно смотрела на нее. Ларисе показалось, что та чуть-чуть улыбается, и это ее взбесило.
– Ты все еще считаешь меня дурой? То, что я сейчас говорю, – не детский лепет! Всей правды не знал никто, ее просто не хотели знать! Я собрала ее по крупицам, и теперь я все знаю, я все выяснила сама, мне никто тебя не выдавал! – Она указала на пейзаж, все еще висевший над кроватью, на почетном месте:
– Вот. Убедись, что даже эта картина ничего мне не дала! Я не могла вычислить по ней, где именно был колодец. Ты, наверное, радовалась, когда увидела эту картину?
Вика покачала головой:
– Радовалась? Нет.
– Почему же? Улика уничтожена.
Та махнула рукой:
– Это не улика. Колодец все равно можно было найти, просто копать пришлось бы куда больше. Но это не имеет значения. Трупа там нет.
Лариса вскочила:
– Нет! Я знаю, что нет, я раскопала его! Значит, все правда?! Я не верила, нет, я верила… Я не хотела верить!
Она затопала ногами и неожиданно для себя самой зарыдала. Вика испуганно глядела на этот взрыв.
А Лариса забыла обо всем. Она заливалась слезами, глотала удушливые рыдания, пыталась вдохнуть полную грудь воздуха… Ничего у нее не получалось. Все время, пока она вела поиски, на дне ее души пряталась надежда – все это она выдумала, все это – ее больные фантазии, как выражался Денис – на почве бездетности… Но чем дальше продвигалось ее собственное расследование, тем страшнее ей становилось. Подойдя к последней черте, уже почти зная, кого именно ищет, за кем охотится, Лариса была рада остановиться. И если бы она знала, что Вика здесь, в ее квартире, она бы ни за что сюда не пошла.
– Прекрати, – услышала она голос сестры. – Плакать должна я.
Но прошло еще много времени, прежде чем Лариса подавила истерику. Она сидела уже не у зеркала, а на постели, вытирая лицо краем простыни, глядя на сестру опухшими от слез глазами. А та, принеся из столовой ополовиненную бутылку виски, налила себе изрядную дозу. Расхаживая из угла в угол, она рассказывала. Свой рассказ прерывала глотками, как будто подстегивая себя. Спина у нее по-прежнему была напряжена, будто Вика ждала удара. На сестру она старалась не смотреть.
