До начала работы аттестационной комиссии оставалось еще несколько минут, но практически все старшие офицеры полка уже собрались в штабе дивизии. Ждут комдива, а пока, как всегда бывает в таких случаях, идет оживленный обмен мнениями. Болтают, чтобы выпустить пар, а проголосуют так, как решило начальство. По сегодняшнему делу все хорошо знают, какое решение запланировано: увольнение из армии.

— Жалко парня, — говорит седой подполковник — замкомдива по тылу Кочетов. — Я помню, как он три года назад пришел к нам желторотым лейтенантом. И стал хорошим офицером. Зачем раздувать дело? Из мухи слона зачем делать?

— А кто делает из мухи слона? — настораживается майор Пирожков.

У него такая работа: выявлять шпионов, диверсантов, вредителей… Как говорится — святое дело! Только где ж их взять? Шпионы и диверсанты перевелись, вымерли, как динозавры, а вредителей попробуй выяви! Они ведь делают все вроде правильно, а получается вредительство… Вот, великий и могучий Советский Союз развалили вредители? Ан нет, прогрессивные политики! Попробуй их вредителями назвать — сам мигом вредителем окажешься… И хорошо, если только вылетишь из армии, как пробка из бутылки, а то можешь и под трибунал угодить. При таких сложных обстоятельствах что остается особисту, дабы оправдать свое существование? Раскопать какую-нибудь аморалку, прижучить вороватого завскладом, а еще лучше — выявить группу выпивох, которые пьют не что-нибудь, а спирт для протирки оптики прицелов и контактов в приемных устройствах РЛС, тем самым ослабляя военную мощь советской, нет, теперь уже российской армии. За такие «подвиги», конечно, никто тебя любить не станет, наоборот — заработаешь всеобщую ненависть, ибо никогда государственным спиртом ничего не протирали: настойку на бруснике делали, это да, и так пили, без затей — пятьдесят на пятьдесят водичкой разбавят, и — вперед! Все так делали, и всегда, а контакты и ацетоном протереть можно, еще меньше окислятся. Против массового явления идти нельзя — слишком много врагов заведешь, а ведь и сам-то не особо святой и правильный. А вот молодого офицеришку за нарушение правил безопасности прыжков уконтрапупить — это выигрышная тема! И заступаться за него никто не станет, и против всех идти не придется. Только тут очень четко надо акценты расставить и правильную идеологическую оценку дать, чтобы за спиной не перешептывались…

— Кто тут делает из мухи слона? — строго повторяет Пирожков и смотрит на Кочетова стальным взглядом: специально вырабатывал. Среди старших офицеров он чувствует себя вполне уверенно: контрразведчики не подчиняются командованию части, зато могут вывернуть наизнанку все прегрешения — и действительные, и мнимые. Поэтому с ними предпочитают не связываться. И Кочетов не стал обострять отношений — только рукой махнул.

Зато подполковник Макаров, как всегда, поддержал особиста.

— Очень «хороший»! — с иронией говорит он, почесывая длинный нос. — Прославил нас на весь округ!

— Да что он такого сделал? — вмешивается зам по боевой подготовке полковник Рассказов — тучный лысый человек в больших роговых очках. — Хотел избежать ЧП — только и всего! Любой бы так поступил. Просто пацан попал под раздачу. Газетчикам кто-то «слил» жареный материалец, вот все и задергались.

— Не надо упрощать, товарищи! — осуждающе качает головой Пирожков. — Этот «хороший офицер» рисковал жизнью солдата! Сажать вертолет с болтающимся внизу десантником — должностное преступление!

Начальник штаба подполковник Ветров иронически усмехается:

— Бывают должностные преступления и посерьезнее.

— Что вы имеете в виду? — насторажился Пирожков.

— Ничего. Когда группу войск из Германии выводили, вагон законсервированного оружия пропал? Или нет? А если нет, то откуда у бандитов тысячи стволов ТТ и ППШ вдруг объявились?

Властное лицо Пирожкова наливается багровым румянцем.

— Этот вопрос мы сегодня не обсуждаем, товарищ подполковник, — говорит он, но довольно сдержанно: знает, что с Ветровым шутки плохи, тот никого не боится. — Поэтому и компетентно ответить я на него не могу. А вот по делу старшего лейтенанта Матвеева — пожалуйста, могу все досконально осветить. В деталях!

Пока в зале заседаний идет предварительное обсуждение судьбы старшего лейтенанта, сам герой, Матвеев, стоит рядом со входом в штаб дивизии и нервно курит.

— Да ладно, Леша, — хлопает его по плечу капитан Сизов. — Посмотришь, какой расклад выйдет нынче. А то ведь и на гражданке жить можно. Багалова помнишь?

— Ну…

— Баранки гну! Сколько помню его, все десятки строчил до получки, углы снимал, да по общагам мыкался. Уволился капитаном, а сейчас и квартира, и машина, одет с иголочки. Я его встретил — не узнал. Человек устроился! Правда, говорят, у него связи хорошие были.

— Жаль, у меня таких связей нет, — грустно произносит Матвеев. — И, вообще, кроме армии у меня ничего нет. Вот ведь какая штука…

В помещение, где собрались члены аттестационной комиссии, входит комдив генерал-майор Коваленко с листом бумаги в руках.

— Товарищи офицеры! — привычно командует он вскочившим подчиненным и занимает место во главе стола.

Адъютант кладет перед ним аттестационное дело.

— Итак, по заключению служебного расследования на аттестационную комиссию выносится вопрос об увольнении из рядов российской армии старшего лейтенанта Матвеева, — объявляет генерал, просматривая дело. — Основание: грубое нарушение инструкции, поставившее в опасность жизнь рядового Фёдорова, попытка скрыть чрезвычайное происшествие. Так, товарищ майор?

Генерал испытующе смотрит на особиста.

— Так точно! — подтверждает Пирожков.

— Так, да не так! — говорит комдив, потрясая листком бумаги. — Вот у меня рапорт этого самого рядового Петрова, позвольте я его зачитаю. Самую суть: «После прыжка я обнаружил, что потерял стропорез, поэтому перерезать стропы основного парашюта и воспользоваться запасным не мог, о чем и крикнул старшему лейтенанту Матвееву… После чего он принял решение сажать вертолет и приказал при приземлении сразу отстегнуть парашют и отбежать в сторону, что я и сделал…»

Наступает тишина. Взгляды всех поворачиваются к майору Пирожкову. Ясно, что заготовленный сценарий дал сбой.

Особист заливается краской:

— Это новые обстоятельства… Раньше мне о них ничего не было известно.

— Не надо оправдываться, майор. Однако эти, как ты говоришь, новые обстоятельства в корне меняют дело! — хмурится комдив. — В такой ситуации действия старшего лейтенанта Матвеева были единственно правильными, и он заслуживает поощрения, а не увольнения из армии!

— Но он же не доложил о происшествии! — мямлит Пирожков.

— Не доложил, это минус, — генерал кивает. — Плюс на минус — что получается?

Все молчат.

— Получается ноль! Есть предложение ограничиться обсуждением старшего лейтенанта Матвеева. Кто за это предложение, прошу голосовать!

Все поднимают руки, один за другим. Майор Пирожков замешкался, но тоже поднял, и даже не самым последним.

Генерал усмехнулся:

— Надо тщательнее готовить материалы служебных проверок, майор!

Пирожков снова побагровел. Командир дивизии ближе к его начальству, чем он сам.

— Учту, товарищ генерал!

— Учтите, учтите! А сейчас пригласите старшего лейтенанта Матвеева, объявим ему наше решение!

Матвеев расслабленно шёл по территории части. К нему подошли капитан Ищенко и старший лейтенант Сизов, их лица выражали скорбь и сочувствие.

— Ну что, Леха, урыли тебя по полной программе?

Но командир разведроты улыбнулся:

— Все в порядке, мужики, ограничились обсуждением.

— Да ты что?! — изумился Ищенко. — Такого еще не было, чтобы аттестационная комиссия собиралась только для обсуждения проступка…

— Я тоже такого не помню, — кивнул Сизов. — Это хорошая оплеуха Пирожкову…

Матвеев пришёл в казарму, вызвал Фёдорова. Тот вышел, заметно нервничая.

— Кто научил тебя написать про утерянный стропорез? — строго спросил Матвеев.

— Капитан Акимов, — ответил солдат. — Он сказал — так лучше будет, и рапорт продиктовал. А что? Что-то не так?

— Акимов?! — поразился Матвеев. — И хлопнул рядового по плечу: — Спасибо! Все так! Иди, служи!

Матвеев нашёл Акимова в столовой. Сидящие за столом офицеры удивлённо уставились на радостную физиономию старшего лейтенанта. Он подошёл к своему заместителю и при всех пожал ему руку.

— Спасибо, друг! Честно говоря, думал, что это ты меня заложил. Прости!

Акимов покраснел от смущения. Офицеры, не привыкшие к сантиментам, зашумели:

«Вот и славно, что все выяснилось… Молодцы, ребята!»

Матвеев, не отпуская руку Акимова, обратился ко всем:

— А что-то давненько мы пива не пили…

— Точно! — подхватил Акимов. — Мне как раз из Ростова такую классную тарань прислали… Икряную!