Глава 3
Настоящая работа

– Здравствуйте, гражданин Чартер Сон! – Тика вскочила, как только он зашел в приемную, демонстрируя вышколенность, почтительность, знание субординации и изящную фигурку.

Как и служанка, она должна была обеспечивать не только работу, но и интимную жизнь босса. Когда Сон только занимал этот кабинет, кадровый начальник прозрачно намекнул, что обязанности секретаря достаточно широки, многоплановы, и он может полагаться на нее не только в переносном, но и в самом прямом смысле. Однако Чартер Сон этой возможностью не воспользовался, хотя Тика ему нравилась куда больше Здены. Почему? Точно ответить он и сам не мог. Может, потому, что домашняя обстановка больше, чем рабочий кабинет, располагала к использованию такой возможности, да и держалась Тика более официально… Сейчас она явно была не в своей тарелке.

– Здравствуй, Тика, – как всегда ровным голосом произнес администратор. – Что случилось?

– Крон Лоп арестован! – понизив голос, выпалила женщина.

– Когда? Кем? За что? – машинально спросил Чартер Сон.

– Не знаю… Случайно услышала в секретариате…

– Все, что нам положено знать, доведут в установленном порядке, – спокойно сказал он. – Подготовь мне обзор нарушений в идеологической сфере за неделю!

– Сейчас исполню, гражданин Сон. – Тика буквально поедала его глазами. – Я всегда ставлю ваши поручения выше всего остального!

– Спасибо, Тика, я знаю, – сказал Администратор. Он действительно знал, что, как и весь обслуживающий персонал, его секретарь аккуратно информирует сектор внутренней безопасности о своем шефе.

Он прошел в кабинет. На столе уже лежала пачка утренних газет. Он быстро перебрал их и сразу нашел то, что хотел. Потому что знал, где искать. «Голос народа», четвертая полоса – неофициальная и развлекательная информация: «Недавно в горах северных провинций зоологическая экспедиция поймала дикого человека, внешне похожего на гражданина. Он очень силен и ловок, как настоящий зверь. Когда его привезли в город, он разорвал прутья клетки, перепрыгнул высокий забор и убежал. Это потеря для науки и для народа. Всех, кому известно что-либо об этом существе, просим сообщить в редакцию…»

Значит, вот за что арестовали Крона Лопа! Но почему так быстро? Газета только несколько часов как вышла из типографии… Никто еще не успел оценить вредоносность статьи! И потом – почему сразу арест? Ну, выговор, снижение заработка, увольнение… Непонятно!

Дверь резко распахнулась, на пороге стояла взволнованная Тика.

– Вас вызывает гражданин Администратор первой категории Хорг Тон! – испуганно сообщила она и застыла. – Наверное, это связано с гражданином Лопом…

Чартер Сон встал и одернул мундир. На такой уровень по пустякам не вызывают, недаром секретарша так испуганна. Он тоже ощутил волнение, но никак его не проявил.

– Ничего, сейчас все выяснится…

Он шел по бесконечным коридорам в сектор руководства. Удостоверение он держал в руке и предъявлял постовым на каждом повороте и в переходах. Те внимательно читали и подозрительно осматривали его с головы до ног. Это было очень неприятно. Если не считать охранников, коридоры были пустыми, и они его пугали. Наконец он оказался в просторном светлом зале с высоким потолком. Огромные окна, в облицованной темным деревом стене пять массивных дверей. У стены напротив скорчились на стульях в тягостном ожидании четыре фигуры в мундирах администраторов. Сейчас они не выглядели ответственными чиновниками высшего ранга, даже золотые позументы не казались роскошными и не подчеркивали важность своих обладателей.

Посередине, за большим столом, сидел молодой человек в строгом костюме и с таким же строгим лицом. Когда вошедший приблизился, тот молча уставил на него холодный взгляд. Так смотрят на приблудную собаку.

– Чартер Сон, по вызову администратора первой категории гражданина Хорг Тона прибыл!

В ответ небрежное движение руки.

– Пройдите во вторую дверь.

Он выполнил команду. Дверь открывалась тяжело, за ней оказался коридор, в котором дежурили три могучих охранника.

– Вам придется раздеться до белья, – безразличным тоном сообщил один.

Так в полицейском участке обращаются с задержанным за правонарушение гражданином четвертой категории. Администратор Чартер Сон давно отвык от такого обращения, а находящийся в его шкуре Артур Лобов никогда к нему не привыкал. Но оба они знали, что на высших уровнях Аппарата дважды повторять не принято. Стараясь не суетиться и не показывать своего возмущения, Чартер Сон стал раздеваться. Жесткий темно-синий френч с золотым шитьем он повесил в шкафчик, внизу поставил тяжелые лакированные туфли, вместо этого надел легкий серебристый комбинезон, серые матерчатые тапочки, и сразу почувствовал себя как черепаха, с которой содрали панцирь. Наверное, кроме обеспечения безопасности высшего руководства, процедура переодевания преследовала и цель морального подавления.

– Идите за мной! – Высокий худощавый человек сделал повелительный жест, и Чартер Сон послушно выполнил команду.

Он оказался в другом мире, где действовали свои законы и правила и где администратор второй категории Сон был маленькой, ничего не значащей песчинкой.

Они шли по хорошо освещенным коридорам, пересекали небольшие залы с паркетом, отражавшим лучи Тора. Шаги гулко отдавались от стен и высоких потолков пустых помещений. Несколько раз на пути встретились патрули внутренней охраны, но их уже не останавливали и не проверяли, ограничиваясь внимательными взглядами, обшаривающими с головы до пят.

Наконец Чартер Сон оказался в очередной приемной. Резная мебель, дорогие панели, секретарь за столом у высокой двустворчатой двери и трое настороженных сотрудников в незнакомой, серой с бронзовым отливом, форме. Один подошел к вошедшему и без вступлений и титулов безлично произнес:

– Администратор первой категории чрезвычайно занят. Вам надо войти и остановиться в пяти шагах. Не нужно присаживаться, не надо обращаться к руководителю по званию, а тем более по имени. После приветствия отвечайте на вопросы четко и кратко. Прием продлится пять-семь минут. Когда вам скажут, что вы свободны, уходите. Не ждите реакции на ваши ответы или комментарии к ним. О результатах сообщат позднее. Если сочтут необходимым. Вопросы есть?

– Нет.

– Входите, вас ждут.

Высокие створки распахнулись сами собой, и он шагнул через порог. Это был большой кабинет. В глубине стоял огромный стол. То ли стол был слишком велик, то ли его хозяин слишком мал, но над пустой полированной столешницей возвышалась лишь лысая голова пожилого человечка. На крючковатом носу сидело пенсне, сквозь толстые стекла внимательно смотрели большие круглые глаза. Чартер Сон прижал ладонь к груди и кивнул головой.

– Приветствую вас, гражданин!

– Привет, гражданин! – неожиданно густым баритоном отозвался человечек. – Сегодня утром арестован ваш подчиненный. Он рекомендовал редактору «Голоса народа» опубликовать информацию о каком-то странном диком существе, которого поймала зоологическая экспедиция. Что вам известно об этом?

– Ровным счетом ничего, гражданин!

– Вы курируете идеологию. Доложите обстановку в газетах, журналах, на радио.

– В редакциях напряженная обстановка, вызванная доносительством, подсиживанием, частыми арестами, – с печалью доложил Чартер Сон.

– Мы должны знать все, что происходит в этих государственных подразделениях, и вовремя избавляться от чуждых людей, – скучным голосом прервал его хозяин кабинета.

– Безусловно! Но аресты носят столь массовый характер, что слишком быстрая ротация молодых кадров снижает профессионализм публикаций и передач. Проводимый анализ сигналов, поступающих от народных защитников, показал, что газеты почти никто не читает, радио не слушают. На периферии стали появляться незаконные машинописные издания, которые передаются из рук в руки и пользуются популярностью у отдельных категорий граждан. Некоторые публикации носят явно враждебный Комитету характер…

– Но в отчетах ничего этого нет! – Круглые глаза оставались равнодушными.

– Я читал вариант, подготовленный для вас. Он совершенно не соответствует действительности. Справка, которую я подписал, принципиально отличается от той, что легла на ваш стол. Беру на себя смелость предположить, что от вас по каким-то, быть может, чисто гуманистическим, соображениям скрывают реальное положение дел.

Приблизиться к должностному лицу столь высокого уровня практически невозможно, и случайной возможностью следовало воспользоваться. Увлеченный речью Чартер Сон провел открытой ладонью справа налево. Внушение действий может ощущаться опытным объектом и впоследствии просчитывается по неожиданным или нетипичным поступкам. Внушение эмоций не ощущается и выявлению не поддается. Поэтому Артур ограничился тем, что внушил Администратору чувство симпатии и расположения к себе.

– Я располагаю достаточной информацией, что в обществе нарастает напряженность…

Докладчик повторил жест в обратном направлении.

– Вот как? – В увеличенных линзами глазах мелькнул интерес. – Ваши принципиальные предложения?

– Некоторая либерализация публикаций печатных изданий и радиопередач могла бы понизить градус общественного напряжения. Я имею в виду критику отдельных негосударственных подразделений, грубых чиновников низшего звена, какие-то юмористические рассказы, любовные романы с продолжениями. Все это, мне представляется, способствовало бы…

– Интересно, свежо и как раз в русле тех изменений, которых от нас требует Спе… Гм… Кто готовил отчет с искаженными фактами?

– К сожалению, мне это неизвестно. Подготовленную справку я передал начальнику управления.

– Понятно. Вопросы есть?

– Почему арестован мой подчиненный? Какое преступление он совершил? Чем вредна эта публикация?

Хозяин кабинета задумался. Крючкообразный нос качнулся сверху вниз, словно намеревался клюнуть что-то лежащее на столе. Морщинистая рука сняла пенсне. Глаза сразу уменьшились и стали добрее.

– Тем, что в этой статье перечисляются признаки странностей, относящихся к государственной тайне… Впрочем, это может быть случайное совпадение. Думаю, что наши органы перестарались. Я распоряжусь об освобождении…

– Благодарю вас, гражданин!

– Идите.

Возвращение в кабинет заняло куда меньше времени, чем поход к Администратору первой категории. Увидев его, Тика всплеснула руками:

– Вы вернулись?! Я думала, вас тоже арестуют!

«Да, может, и арестуют, – подумал он. – Ладно, как говорили встарь: “Ставки сделаны, лошади бегут”!»

Но все обошлось. Более того, к концу дня Крона Лопа освободили из-под ареста. Это был хороший признак. Он прибежал к Чартеру Сону и долго благодарил своего спасителя. Что с ним произошло, он так и не понял: арест на Навое был делом самым обычным и исключать его ни для кого было нельзя.

В вычурном зале «Тора» посетителей было немного – слишком дорого и помпезно. Сюда ходила определенная публика: руководители, творческая интеллигенция и официальные богачи. Мы не составляли исключения – я вполне мог олицетворять творческую интеллигенцию, а мой собеседник – руководителя, хотя и бывшего. Мы сидели, как всегда, в углу, у окна, полуприкрытого тяжелыми бордовыми шторами. Он жадно ел вунора, а я ковырял филе четырехкрылой птички.

– Все, чего я хочу – уйти в Долину снов через зеленый дым. Несмотря ни на что, я проработал в Аппарате Комитета более пяти лет и имею законное право на такую привилегию! Но они про меня забыли, и я боюсь, что сдохну, как простой гражданин какой-то там третьей категории!

– Говорите потише про зеленый дым, – тревожно прошептал я, оглядываясь – не слышит ли официант.

– А мне нечего и некого бояться! Нурк Дод слишком высоко был поднят, чтобы кто-то мог на него замахнуться! Мне разрешалось все, что запрещено остальной серой массе!

Он опрокинул очередную рюмку.

С Нурком Додом мы почти подружились, если это можно было назвать дружбой. Он любил дорогие рестораны, хорошую еду, очень любил браску, а еще больше – уважение, переходящее в поклонение перед ним – таким великим и простым. При этом гражданин первой категории не только бравировал своей открытостью, но просто нарывался на неприятности. Было понятно, почему он покинул высокие сферы государственного управления, и совершенно очевидно, что закончит он свой жизненный путь в тюрьме или у расстрельной стены. Я ему не раз об этом говорил, но в ответ слышал одно и то же:

– Пусть! Я стар и готов уйти на вечный покой, но…

Тут он, как правило, замолкал и переводил разговор на другую тему. Понадобилось немало времени и почти море браски, чтобы однажды бывший руководитель не оборвал фразу, а договорил ее до конца:

– Я готов уйти на вечный покой, но только через зеленый дым!

То, что первый произнес в разговоре запрещенное словосочетание «зеленый дым», было признаком успеха. Значит, я не зря столь старательно вел его разработку…

– Разве зеленый дым там разрешается? – придав голосу неподдельное изумление и подняв палец, спросил я.

Первый любил, когда ему внимают почтительно и с явным интересом. Он снисходительно кивнул.

– Конечно, руководителям высшего уровня разрешалось все! Но, знаешь ли, даже бесконечно широкие границы рано или поздно оказываются узкими… Поэтому некоторые надевают золотые маски и едут в Роганду, в особую зону… Впрочем, я несколько отклонился… О чем я рассказывал?

– О зеленом дыме.

– Да, конечно! Так вот, я дышал им дважды!

– И как это было?

Он положил двузубую вилку, откинулся на спинку кресла и вытер рот платком. Официант убрал тарелку с остатками вунора и мгновенно исчез.

– Для нас, посвященных, это было обычное поощрение. Ну, как… Как внеочередной выходной! Только серьезней, конечно! Наступило время пятого обязательного тоста. Плескани-ка мне браски… Вот так. За Тор, дающий нам жизнь!

Во всяком случае, я узнал иерархию обязательных среди руководителей тостов: два первых за Мудрейшего, третий за Комитет, за народ и вот…

– Правда, в последнее время мне совсем не нравится, как он выглядит, – добавил он, опрокинув очередную рюмку. – В прежние времена я бы знал, что происходит, но сейчас, увы, мне не предоставляют аналитических обзоров по всем областям жизни…

– Но у вас же остались знакомые, сослуживцы…

Он усмехнулся и взглянул на меня как-то по-особенному: понимающе и лукаво.

– Когда выпал за борт и смотришь вслед уходящему кораблю, что толку с того, что там у тебя много друзей? И какое имеет значение меню их ужина?

– Никакого. Только прошу вас, не отвлекайтесь! Вы замечательный рассказчик, и мне не терпится услышать продолжение…

– Ты хоть и корчишь из себя умника, но ничего не понимаешь. Потому, что в настоящем рассказе важны не слова, важны эмоции и переживания.

Он вылил, именно вылил в рот содержимое очередной рюмки, которую сам же и наполнил.

– Меня и еще четырех посвященных отправили на остров Сайсто – там отдыхает руководящая элита. Красиво, чисто, опрятно, как в раю. И в отличие от Роганды – этого сосредоточения разврата, совершенно бесплатно! Много обслуги, которая живет там постоянно и не контактирует с обычными гражданами. Да она и не рвется сюда. Там всем гораздо лучше…

Он задумался, очевидно вспоминая подробности. На этот раз я не перебивал и не торопил.

– На второй день нас привели в курильню: мы лежали на удобных ложах веранды над океаном, каждому дали прибор для курения, я затянулся и улетел…

– Куда?

– О, милый мой! Если б я мог знать! Это был иной мир – приятный, светлый, добрый… Там все было так, как я хотел. Все, понимаешь, все! Я бегал ребенком по бесконечным покоям огромного дворца, среди невиданной роскоши и богатства, я швырялся драгоценными камнями из огромных мешков, мне были доступны любые яства и развлечения, я купался в любви родителей и в пугливом обожании покорных рабов… Я рос, мужал, я научился скакать верхом и владеть саблей, я путешествовал, охотился на халеров, ласкал самых красивых дев, рубил головы врагов…

Глаза рассказчика подернула пелена воспоминаний, на щеку выкатилась слеза.

– Значит, это были очень образные видения, сны?

– Вздор, ты говоришь вздор, умник! Это был не сон, а явь. Потому, что ощущал женское тело так же реально, как сейчас ощущаю твою руку. – Дод вцепился пальцами в мою кисть. – Я резал горло предателю и обонял запах крови, в сражениях я слышал скрежет металла, ночь опускалась, и я ложился спать, просыпаясь с первыми лучами солнца. Я взрослел, матерел, менял женщин, водил огромные армии, осаждал города, пленял и убивал королей и баронов, насиловал их жен и дочерей, пил вина, какие трудно даже вообразить. Потом я состарился и должен был умереть…

– И умер?

– Нет. Я очнулся или проснулся. Все на той же веранде, на удобном ложе. Спросил, сколько лет я тут провел, а мне сказали, что сеанс длился пятнадцать минут. Я не поверил. Тогда не поверил. Потому, что там я жил так долго, что стал уставать от этого процесса. Теперь ты понимаешь, почему я не боюсь уйти в Долину снов. Если, конечно, мне опять позволят вдохнуть зеленый дым… Я ведь снова проживу долгую прекрасную жизнь и не почувствую момента ухода…

Я как можно незаметней освободил свою руку.

– Прекрасная жизнь? Но она была полна насилия, крови, страданий…

Нурк Дод буднично кивнул.

– Да. Но насилию подвергался не я, кровь лилась не моя, и не я страдал. А если мне была уготована такая жизнь, значит, я желал ее. Пусть подсознательно, пусть боясь признаться в этих помыслах самому себе, но я хотел этого, и получил это!

– А второй раз вы жили в том же мире?

«Первый» вздохнул и ответил коротко, без прежнего подъема:

– Нет. Второй раз я был женщиной.

– Женщиной?!

– Ну да, – невозмутимо подтвердил Нурк Дод. – Значит, подспудно я был не прочь почувствовать себя распластанным под мужчиной и ощутить в себе мужскую плоть. Эта жизнь была так же прекрасна и длинна, как и первая. Но мне не хотелось бы о ней рассказывать. По этическим соображениям.

– Понимаю, понимаю, – почтительно кивнул Глостер Чи. – Такому осведомленному мужу есть что рассказать и не копаясь в своей личной жизни. Вы видели Мудрейшего?

– А-а-а! – загорелись глаза «первого». – Я знал, что тебя интересуют государственные секреты. Знал с самого начала! Ты как ликург ходил вокруг да около, пытался сдружиться, угощал…

Глостер Чи был огорчен и растерян.

– Я старался, чтобы угощение было хорошим, но делал это без всякого расчета…

Нурк Дод прищурился и погрозил пальцем.

– Да, я много знаю! Очень много! У тебя денег не хватит, чтобы выкупить всю информацию. Тебе придется поить и кормить меня ровно столько, сколько я буду топтать землю, пока Комитет не одумается и не призовет меня, чтобы отправить в Долину покоя так, как подобает…

Глостер Чи готов был заплакать.

– Очень жаль, что вы так толкуете мои чистые намерения… Неужели наше общение основано только на еде и выпивке?

«Первый» довольно усмехнулся.

– Ладно, ладно! Я встречаюсь с тобой не только из-за браски, но еще и потому, что ты мне противен менее других. А это многого стоит…

– Мне не нужны государственные секреты! Я их боюсь… Но интересно, как выглядит Мудрейший? Неужели это тайна?

Дод махнул рукой.

– Думаешь, он один? Их много, они сменяют один другого. Ведь это не человек, а должность. Кто ее занимает, тот и Мудрейший… Впрочем, на сегодня достаточно.

– Да, да… Мне тоже пора, – заторопился Глостер Чи.

После работы Ивкус Тот выйдет из автобуса, пройдет через парк для отдыха граждан имени Мудрейшего, возможно, посидит на скамейке, читая газету, минут через сорок или час пройдет к своему дому, где одиноко живет в квартире на втором этаже – жена предпочла «вернуть себе свободу девичества»… Сам приготовит себе ужин, послушает радио и рано ляжет спать. Друзей у него нет, привязанностей тоже, зациклен на своих исследованиях.

Так описаны некоторые привычки и примерный распорядок дня ученого, занимающегося, как сказано в докладной записке, «разработкой приборов для обнаружения и измерения дальности до объектов с помощью излучений радио», – одного из пяти подобранных Кливом кандидатов на эвакуацию.

Парк подходил для нашей встречи лучше, чем квартира кандидата – среди соседей секретного ученого обязательно вербуют агента, который приглядывает за «объектом» и может сообщить в тайное ведомство о визите незнакомца. Зачем нужны лишние сложности?

В парк я пришел пешком, выбрал скамейку, с которой хорошо была видна автобусная остановка, и сел. При этом сам я остался неприметен среди деревьев и кустов. Вечернее время отдыха еще не настало, поэтому не следовало привлекать внимание народных защитников. Но ни народных защитников, ни самого народа здесь еще не было, аллеи и скамейки пустовали. Оставалось сидеть и ждать.

По приметам, описанным Кливом, спутать Ивкуса Тота с кем-то другим было сложно: восемнадцать лет, рост средний, склонен к полноте, круглые очки с сильными линзами, одет всегда в строгий серый костюм, носит потертый коричневый портфель, походка прыгающая – идет, почти не касаясь пятками земли – пружинит на цыпочках.

Вот и он! Неопрятный толстяк в мятом костюме, припрыгивая, шел по аллее, яростно размахивая дешевым портфелем, будто хотел вымести аллею от кучек трубчатых листьев. Скорее по привычке, чем из необходимости, я просканировал его мысли. Оказалось, что думает он не о научной работе. «Какой противный охранник на пункте контроля! У него руки, как щупальца вунора, а он всегда ощупывает меня с ног до головы. Сколько лет, каждый день – одно и то же. Что вспомнит этот никчемный тип в конце своей жизни? Вспомнит, как требовал документ у гражданина, намного опередившего свое время?»

Я встал и пошел навстречу…

– Здравствуйте, Ивкус! – сказал я тоном, не допускающим возражений, и встал прямо на его пути. – Пройдемте, посидим, побеседуем…

Большие глаза удивленно смотрели сквозь мощные линзы и видели перед собой еще молодого человека с невыразительным лицом, черты которого не откладывались в памяти.

– Здравствуйте! – неуверенно ответил он. Судя по бегающим зрачкам, Ивкус старался вспомнить, что «такого» он мог натворить. – А вы из Тайного департамента?

– Почти, – обтекаемо сообщил я. – Но вообще-то я… Я ваш… коллега.

– Коллега? – недоверчиво покосился Тот, тем не менее двинувшись со мной в сторону скамейки.

– С помощью электромагнитных импульсов можно ведь не только определять направление на объект и расстояние до него, – продолжал я, не давая опомниться собеседнику. – Можно опознавать этот объект – свой ли он или чужой.

– Но позвольте! – Тот заинтересованно заглотнул наживку. – Как это сделать практически? Да и зачем? Местонахождение объектов нам всегда известно…

Мы сели на скамейку. Тот положил портфель на колени.

– А если этих объектов много? Например, много летающих в небе объектов, и они постоянно движутся, меняя свое местоположение по сложным траекториям. А среди них – и свои, и чужие…

– Летающих в небе? Чужих? Но откуда?!

Казалось, глаза Тота округлились до диаметра линз.

– Возможно, не сейчас, а в будущем, – сказал я. – А чужие могут быть и с другой планеты…

– Разве это возможно? Я тоже думал об этом, но… Вы считаете, где-то еще есть разумные существа?

– Я в этом уверен!

Разговор пока шел в нужном русле, но неизбежно должен был из него выплеснуться. И точно…

– Но… кто вы? Работник секретного отдела запрещает говорить с посторонними о моих разработках…

– Я говорю не о ваших разработках, а о теории радиолокации…

– Гм… Какой точный термин. – Он снял очки, подышал на стекла и протер не очень свежим платком. Потом зачем-то достал из внутреннего кармана ручку и спрятал опять.

– И я знаю больше, чем вы! Например, как пускать плоскую волну в любом направлении, не поворачивая антенну…

– Разве такое возможно?!

– Конечно…

– Но откуда вы можете это знать? Во всем Таго никто не разбирается в возвращающихся лучах лучше меня! А может быть, и на всей планете!

– Вы правы…

– Значит?! – Ученый поспешно вернул очки обратно и с новым выражением уставился на меня. С выражением изумления и незаданного вопроса, который вертится на языке, но слишком невероятен, чтобы прозвучать вслух.

И я ему ответил. Слабым гипнотическим импульсом. Совсем слабым, можно считать, что его и не было, потому что применять внушение в такой ситуации категорически запрещено.

Тот снова снял очки и смотрел беспомощно и близоруко.

– Я верил, что мы не одни! – наконец сказал он. – Но… Вот так, днем, на скамейке в парке встретить… Встретить…

– Это вынужденная мера, – пришел на помощь я. – Тор скоро взорвется, и Навоя сгорит.

– Да, да, с Тором происходит что-то неладное…

– Мы спасаем лучших. И перспективных ученых в первую очередь.

Как ни странно, но Ивкус Тот мне поверил сразу. Это стало ясно по его взгляду, по рукам, которые перестали хвататься то за одно, то за другое и намертво вцепились в портфель. Теперь надо было ждать обычных вопросов: сколько осталось, куда переселяться, кого можно взять с собой…

– Все эти знания, которыми обладаете вы… Мне они будут доступны или постигать их придется самому?

– Самому! – ответил я, несколько удивившись. – Мы лишь перевезем вас и обеспечим скромные для начала условия для проживания. Думаю, они будут не хуже нынешних…

Но условия жизни Тота не очень волновали.

– Значит, передача плоской волны в любом направлении без поворота антенны возможна?

– Конечно. И вы узнаете – как…

Похоже, он отключился и погрузился в свои мысли. Я осторожно положил на чашу весов выбора еще одну гирю.

– И там не будет этого противного типа с руками, как щупальца вунора…

Тот радостно улыбнулся.

– Откуда… Впрочем, неважно! – Он махнул рукой. – Я согласен!

– Отлично! Завтра в это же время я буду вас ждать на этом месте. Возьмите самые необходимые вещи.

– Мне надо захватить некоторые документы…

– С этим будьте очень осторожны: иначе вместо эвакуации можете оказаться в тюрьме… Лучше не рисковать. Голова-то остается при вас…

– Так-то оно так… Только первичные материалы я не полностью запомнил…

– Какие «первичные материалы»?

Он снова снял очки, повертел и надел.

– В самом начале работы я получил исходные чертежи и несколько формул. С этого все и началось: отталкиваясь от них, я пошел дальше…

– От кого получили?!

– От отдела защиты секретов. Но шесть лет назад еще не было таких строгостей, и я снял копии. Они спрятаны в надежном месте. Я заберу их без труда… До следующего дня.

– Пусть он будет удачным, – автоматически ответил я, глядя вслед исследователю возвращающихся лучей. Он шел по алее своей прыгающей походкой, цеплял ногами цветной песок и неистово размахивал обшарпанным портфелем.

Что это значит? Откуда на планете, где нет радиолокации, могут появиться «исходные чертежи и формулы»?

Я понятия не имел, как можно ответить на этот вопрос.

Иногда я встречался с коллегами или агентами в небольшом запущенном парке имени Комитета народной власти, расположенном за промышленной зоной на берегу пруда. Здесь всегда было мало посторонних глаз, народные защитники не патрулировали тенистые аллеи, здесь хорошо думалось, изредка я приходил, чтобы просто посидеть в тишине и покое. Бывало, тишину нарушали воспитанники расположенного рядом дома опеки – бедолаги, лишившиеся родителей. Их было человек пятнадцать, и командовали ими две бойкие девицы, которые не давали детям ни минуты покоя: то заставляли петь песни, то маршировать, то бегать, участвуя в каких-то замысловатых коллективных играх. Они меня не раздражали, напротив, я с сочувствием взирал на этот принудительный марафон, напоминающий чем-то солдатскую муштру. И обратил внимание на одного мальчика – он быстро уставал и норовил отдохнуть в сторонке, часто неподалеку от моей скамейки. Мы переглядывались, улыбались друг другу, потом, подчиняясь окрику воспитательницы, он снова окунался в водоворот обязательных игр. Каждый раз он подходил ко мне все ближе, и чувствовалось, что его тянет к единственному взрослому, который проявил к нему хоть какое-то внимание. Я собирался принести ему конфет, но обычно было не до того, к тому же я никогда не был уверен – будет гулять группа сирот или нет. Однажды, устыдившись, я специально пришел с конфетами, дождался группу, но знакомого малыша не увидел.

– А где этот мальчик? – спросил я воспитательницу. – Ну, который все время отдыхал?

– А, этот заморыш Борк Де? Он оказался больным. Его отправили в медицинский центр «Через боль к вечной радости». Думаю, он к нам уже не вернется. А кто он вам?

– Никто. Я просто заметил, что мальчик очень слаб. Ему трудно было выдержать те нагрузки, которые вы давали остальным детям.

Воспитательница нахмурилась:

– Мы загружаем детей в строгом соответствии с рекомендациями, утвержденными Комитетом народной власти. Хоть проверьте, хоть в отделение защитников народа сообщите!

– Я никуда не собираюсь сообщать. – Я поднялся со скамейки и протянул пакет. – Раздайте это детям.

– Извините, они получают установленный рацион и ни в чем не нуждаются. Нам запрещено принимать угощение от посторонних.

Этот мимолетный случай почему-то не выходил у меня из головы. Дня два я пытался забыть его, но на третий отправился в медицинский центр. Обычное замызганное здание с пластиковыми раскладушками, несвежим бельем, скучающими сестрами и бесконечным детским плачем. Я быстро нашел маленького Борка и убедился, что он еще больше исхудал и осунулся. Но увидев меня, малыш очень обрадовался, бросился навстречу, обнял за ногу и прижался всем телом. Некоторое время мы сидели молча и он крепко держал меня за руку. Неожиданно Борк спросил:

– Я скоро уйду в Долину вечного покоя?

Сердце мое сжалось.

– Что за вздор! Кто тебе это сказал?

– Трега, наша воспитательница.

– Тебя немного подлечат, и ты вернешься в дом опеки.

– Я не хочу туда возвращаться.

– Ты пока об этом не думай. Тебе надо быстрее вылечиться, а там будет видно. Подожди меня. – Я поднялся.

– Ты придешь?

– Конечно!

– Только быстрее, а то меня отправят в долину…

– Я сейчас же приду.

Я быстро шел по пахнущим безысходностью коридорам. Меня душила жалость к этому никому не нужному ребенку и ненависть ко всем, кто его окружал. Борца с болезнями на месте не было, и я без стука, распахнув дверь с табличкой «Сепа Се», вошел в кабинет начальника центра. Хозяин заметно напрягся.

– Что стряслось? Кто вы? Что хотите?

– Поговорить насчет маленького мальчика…

– У нас много маленьких мальчиков.

– Его имя Борк, Борк Де.

– Возможно. Вы официальное лицо?

– Нет.

– Это ваш родственник?

– Нет.

– Кто он вам?

– Да никто. Я просто видел его в группе дома опеки. Он был такой слабенький… И вот я узнал, что ребенок у вас…

Главный борец с болезнями покачал головой.

– Не понимаю! Увидели постороннего мальчика на улице и пришли за ним в центр?

– Да, именно так. Что с ним?

– Как, вы сказали, его зовут?

Через несколько минут копаний в бумагах, Сепа Се вновь покачал головой и произнес:

– Увы, этот ребенок обречен.

– Что с ним?

– Если просто, то сердечная недостаточность.

– Его можно вылечить?

– Теоретически да. Практически…

– Меня интересует практическая сторона дела.

– Необходима операция, малотравматичная, но сложная. У нас ее не делают. Нужно везти в детский центр народной борьбы с болезнями. Но…

– Что но?

– Его отец был шпионом Агрегании. А за операцию надо платить. Но государство не платит за детей своих врагов. Вы меня понимаете?

– Сколько?

– О, это действительно очень дорого.

– Сколько?!

Главный борец с болезнями аккуратно вывел на листочке несколько цифр. Потом сожалеюще развел руками, явно ожидая, что странный посетитель немедленно уйдет.

– Хорошо!

Я полез в карман, вынул чековую книжку, вписал сумму, расписался и положил чек перед Сепой Се.

– На предъявителя. Здесь вдвое больше. Прошу вас взять на себя все необходимые хлопоты и дать гарантию…

Доктор расслабился и подобрел.

– Гарантии дает только Комитет. Я могу обещать, что приложу все старания. Этого будет достаточно?

Я кивнул, и чек исчез в кармане медицинской куртки, а рука с желтоватой кожей потянулась к телефону. После короткого, изобилующего непонятными медицинскими терминами разговора с неизвестным собеседником Сепа Се положил трубку и довольно улыбнулся.

– Завтра мы переведем мальчика в хорошую клинику, – пояснил он. – Я говорил с лучшим хирургом, он производит операцию без рассечения грудной клетки: зонд вводится через вену и пациент через неделю выписывается здоровым. Так что не волнуйтесь…

– Спасибо.

Я вновь заглянул к маленькому Борку. И он снова вцепился в мою кисть как в спасательный круг. Мы сидели так достаточно долго, почти ничего не говоря. Я просто не мог выдернуть руку из цепких пальцев малыша. Наконец я сказал:

– Мне пора.

Хватка малыша ослабла, и я аккуратно освободил руку.

– Ты уже не придешь? – спросил мальчик.

– Приду. Обязательно приду. Борец с болезнями заверил меня, что ты скоро поправишься.

Выйдя на улицу, я подумал, что нарушил все правила. Проявил эмоциональную слабость, совершил поступки неоправданные выполняемыми задачами и привлекающие ненужное внимание. Воспитательница удивилась интересу чужого человека, доктор ошалел от суммы, которую посторонний выделил незнакомому мальчику, сам факт лечения одинокого сына врага нации, которого все списали в расход, тоже станет широко известен… Слишком много навойцев смотрят на меня с недоумением, слишком много вопросов возникает у них после общения со странным торговцем картинами… К тому же теперь я не могу бросить ребенка, надо продолжить общение и помочь ему, чем смогу. Но… Это все равно, что привязать ядро к ноге бегущего марафонца! Нет, к черту сомнения! Я поступил, конечно, неправильно. Но верно! И жалеть тут не о чем. А маленький Борк… Кто сказал, что его нельзя отправить на Навою-2? Ограничения предусматривались для стариков, но не для детей!

Через два дня маленькому Борку сделали бескровную операцию, а еще через неделю он вернулся в дом опеки. Я несколько раз приходил к нему в парк и радовался, что теперь он стал гораздо живее и почти не отставал в играх от других детей. А меня он встречал, как родного отца. И даже косые взгляды воспитательниц не могли испортить радости наших встреч.

Но сегодня я ехал в этот парк не для встречи с мальчуганом.

Вывод кандидата – один из самых напряженных и опасных моментов в нашей работе. Поэтому за рулем сидит Клив в форме народного защитника. Он и есть народный защитник, хотя сейчас он работает не на полицию Стакки, а на меня – своего куратора. Я завербовал его так, как учили «злые книги»: создал для него безвыходную ситуацию, сам же вытащил из нее и всячески помогал в дальнейшем – как в службе, так и в житейских, личных делах. И разумеется, материально. Книги были правы: Клив действительно стал верным и преданным помощником.

– Зетт Ге у нас не числится, – сообщил он, как только я опустился на сиденье рядом с ним. – В кадровых списках нет такого десятника. Среди начальства более высокого уровня его тоже нет. И среди рядовых…

– Как такое может быть? Ведь он регулярно приходит ко мне, задает вопросы, интересуется моей личностью…

Клив пожимает плечами.

– Возможно, он из тайной полиции. Они часто прикрываются нашими должностями.

Вот тебе раз! Я неприятно удивлен. Неужели меня разрабатывает тайная полиция?! Надо срочно переговорить со Стасом…

Мы подъезжаем к парку. Он находится на границе с «черным» микрорайоном и изрядно запущен. Кусты давно не стрижены, ветки деревьев не обрезались, нормальному человеку не придет в голову гулять здесь в сумерках. И хотя сумерки еще не наступили, здесь пустынно даже возле неработающего фонтана у входа. Но я иду дальше, к известной мне скамейке в отдаленной аллее. Она уже занята худощавым молодым навойцем с длинными, до плеч, волосами. Такие прически в Таго не приветствуются, их позволяют себе только фрондирующие личности из творческой интеллигенции.

Это и есть Темус Гоц. Он увлеченно листает какую-то газету, у ног стоит компактный баул – весь его багаж. Я думал, что он возьмет с собой несколько картин или, по крайней мере, наброски… Он согласился сразу и даже не попросил взять с собой молодую жену. Честно говоря, мне это показалось странным. Очень странным. Хотя кто его знает, какие у них отношения. Может, эвакуация для него – способ избежать нервной процедуры развода? Но ведь при разводе жену не сжигают в пламени сверхновой звезды, а он делает именно это… И сейчас ведет себя странно: даже не поднимает голову на приближающиеся шаги, хотя находится в пустынном месте и обычный инстинкт самосохранения требует поинтересоваться – кто и с какой целью приближается к беззащитному художнику…

– Здравствуйте! Я принес вам свежий номер журнала «Художники-патриоты»! – сказал я, опускаясь на противоположный край скамьи.

На самом деле никакого журнала у меня нет. Это пароль, потому что видел меня он с другим лицом.

– Здравствуйте! – расплывается в сладкой улыбке Гоц. – Спасибо, я читал только предпоследний…

Ведет он себя совершенно естественно. Но что-то настораживает. Все-таки он действительно скользкий тип… И какая-то тревожность разлита в воздухе… А о чем он думает?

Вот тебе раз! Кандидат в переселенцы хочет есть и думает о татуре, которую молодая супруга поставила в жарочный шкаф! А ведь предстоит ему путь в неизвестное и вряд ли в ближайшее время он может рассчитывать на вкусный ужин… Значит, на самом деле он не собирается в дальнее путешествие! Может, передумал и решил отказаться? Но тогда зачем багаж?

– А где тот, кто говорил со мной в прошлый раз? – дружески спрашивает Гоц.

– Уже на месте, – беспечно отвечаю я. – А что у вас в бауле?

Кандидат охотно отщелкивает замки и показывает содержимое: рубашка, джемпер, белье, бритва… Как-то скудновато, и все не сложено аккуратно и продуманно, как перед долгой дорогой, а брошено вперемешку, будто впопыхах, чтобы изобразить готовность к эвакуации. Да-а-а… Чем бы ни руководствовался в своем поведении Темус Гоц, ясно, что вести его к Кливу нельзя. Я уже собрался оставить его «ненадолго», нырнуть в кусты и выйти с тыльной стороны в «черный» квартал, но тут ощутимо повеяло опасностью, раздался треск веток, и с четырех сторон скамейку стремительно окружили грузные черные фигуры в черных масках с прорезями для глаз и портативными автоматами на груди.

– Ой, кто это?! – ненатурально пискнул Темус Гоц.

Неизвестно, к кому он обращался, потому что по сценарию я уже должен был лежать на земле и не требовать каких-либо объяснений. Но я сидел в прежней позе, а черные бойцы на миг замерли, потом набросились на самого Гоца и довольно грубо уложили его на вытоптанную землю аллеи. Двое сноровисто закрутили руки и надели наручники, третий наступил на спину тяжелым ботинком, достал прямоугольную коробочку с небольшими верньерами, вытащил антенну. Портативная рация! Даже у Тайного департамента нет таких… Да и компактных автоматов у них нет…

– Сработали успешно, ждем транспорт!

– Не того, вы ошиблись! – придушенно хрипел Гоц.

Я просканировал мысли бойцов. Их содержание было довольно скудным: «захватить и доставить». Причем они были уверены, что захватить они должны именно того, кого и захватили. Ну, и замечательно! Я встал, обогнул скамейку и скрылся в кустах. Никто не обратил на меня ни малейшего внимания.

– Нет, наш Департамент никаких операций в парке Комитета не проводил, – сказал Стас Малко, когда я закончил свой рассказ. – Я бы знал – это мой сектор…

– Но кто это может быть?! Они хорошо экипированы, у них небольшие автоматы и портативные рации!

– У нас таких точно нет…

– Так кто это?!

– Не знаю.

Мы сидели в «черном» микрорайоне, в развалинах четырехэтажного дома. Тут отвратительно воняло, вокруг высились горы мусора, в котором что-то шевелилось. Здесь жили какие-то крупные грызуны, наподобие земных крыс. Животные побольше, очевидно местные собаки, рылись в мусоре в поисках еды. Зато двуногих существ вокруг не было – весь квартал состоял из нежилых развалин, некоторые были обгорелыми и закопченными, некоторые просто обрушились… Два часа назад из уличного таксофона я позвонил Стасу и, ничего не говоря, трижды щелкнул по микрофону. Кто, кроме знатоков премудростей «злых книг», мог догадаться, что это условный номер места встречи, а время оговорено заранее? Никто! Так что увидеть нас могли только местные крысы и собаки, а вонь можно и потерпеть… Хотя лучше бы ее терпели «мудрецы» из Центра, которые запретили нам пользоваться рациями дальней связи.

– А с чем это может быть связано?

– Тоже не знаю. У нас ведь каждый знает только свою задачу. Хотя… – Стас потер переносицу. – Может быть, с пропажами людей… У нас много сообщений о таких фактах. Раньше на это не обращали внимания, но теперь руководство проявило интерес. Но чьими силами проводился захват – ума не приложу!

– Поинтересуйся этим.

– Попробую. Хотя у нас не принято проявлять любопытство.

– И еще… Мной интересовался десятник народных защитников Зетт Ге. Так он представлялся, и форма на нем была соответствующая… Но Клив сказал, что такого сотрудника у них нет, и, скорей всего, он из Тайного департамента…

Малко кивнул.

– Такое бывает. Наши иногда работают под видом служащих общей полиции. Для соблюдения конспирации.

– И этим тоже поинтересуйся. Уточни его задачу. Что он от меня хочет?

– Попробую, – не очень уверенно повторил Стас.

– И передай нашим про сегодняшний случай. Надо соблюдать осторожность!

– Да, это ясно! Пойдем на воздух, а то меня стошнит. – Стас осторожно направился к выходу.

А я пошел в противоположную сторону. Из «черного» микрорайона мы вышли в разные кварталы. Возможно, в этом не было необходимости, но конспирация есть конспирация.

Первыми, как водится, приехали общепрофильники, но когда разобрались, что дело им не по зубам, обратились в вышестоящую структуру, и через полчаса тройка «тайников» прибыла на место происшествия. В подъезде было полно народу, но толпа расступилась, и они молча прошли по живому коридору, поднялись по лестнице на второй этаж к приоткрытой обшарпанной двери с желтой табличкой. Праздных зевак здесь было не очень много – только несколько жильцов первого и второго этажа, отобранных в свидетели, а все остальные – народные защитники, которые загнали лишних зрителей по квартирам и почтительно встретили «старших братьев».

– Смотрите, это же Зупп, – расслышал Золтан восторженный шепот. – Лучший расследователь в Стакке!

Это была чистая правда. В отличие от народных защитников, сотрудники Тайного ведомства не носили форму, но штатские костюмы им шили в специальном ателье, и наметанный взгляд легко выделял их в толпе, к тому же многих обычные полицейские знали в лицо. Правда, это касалось только гласных сотрудников: негласные так конспирировались и настолько умело растворялись среди обычных граждан, что никто не мог их вычислить. Но и Зуппу, и экспертам маскироваться не было необходимости, поэтому они с достоинством носили черные, с серебряным отливом и серебристыми пуговицами двубортные пиджаки и ровные брюки с широкими обшлагами и серебряными пряжками на черных прочных ремнях, чтобы выдерживали вес оружия.

«Не захотевший жить» лежал в первой комнате на полу, лицом вниз, и пятно крови на спине показывало, что вряд ли его «нехотение» было искренним и свободным. Дознаватель общей полиции что-то писал за столом, отодвинув в сторону две чашки с остатками черной жидкости: валсы – местного чая. Еще два официальных чина толклись в комнате, но при появлении «тайников» все оставили свои дела и изобразили готовность выполнять любые указания.

– Доложите основания для нашего вызова! – строго приказал Золтан.

– Гражданин Темус Гоц является носителем государственных секретов, – отрапортовал офицер с нашивками субдесятника.

– Основания для такого вывода?

– Вот они, гражданин расследователь! – Субдесятник поспешно протянул толстую папку. – Документы, подпадающие под Директиву 125-Д.

– Посмотрим, как они подпадают! – прежним тоном сказал Золтан и принялся листать страницы убористого текста и чертежи.

Они были выполнены на печатной машинке и имели гриф секретности. Субдесятник оказался прав – он действовал по инструкции и не зря потревожил Тайное ведомство. Но хвалить его за усердие Зупп не стал: похвалы только развращают!

– Я принимаю дело к своему производству! – отрывисто бросил он в пространство между окном и шкафом. – Покиньте помещение, уберите лишних людей из подъезда, обеспечьте охрану и никого сюда не впускайте! Проверьте, привлекался ли «не захотевший жить» к работам по проектам народной обороны и имел ли право на хранение секретных документов в своем доме! И конечно, соберите на него всю информацию, какую возможно!

– Есть, господин тайный советник! – вытянулся субдесятник. – Все будет выполнено немедленно и точно!

Зупп благосклонно кивнул и, хотя народный защитник неправильно произнес его звание, не сделал замечания: у «младших братьев» свои представления о Тайном департаменте, причем сам же департамент их и насаждает, поэтому защитник добросовестно ошибался, и это была допустимая и поощряемая ошибка.

– Приступили к работе! – приказал расследователь, когда они остались без посторонних глаз.

Эксперты раскрыли толстые черные чемоданчики, достали инструменты и занялись своим делом: один изучал тело, другой обстановку вокруг и материальные улики.

Зупп еще раз, уже внимательней, стал просматривать документы. Десятки страниц с лиловым неразборчивым штампом внизу испещрены цифрами. Формулы ему ни о чем не говорили, но схемы и чертежи что-то напоминали: решетчатые антенны, исходящие от них стрелки, которые отражаются от каких-то угловатых машин и вновь возвращаются на решетчатые параболы… Похоже на земные радиолокационные станции двадцатого века. Но на Навое нет предпосылок для их создания – СВЧ-генераторы еще не появились и теория отражения радиоволн не разработана! Странно… На всякий случай он извлек из внутреннего кармана ручку с вмонтированным сканером, которую носил в нарушение инструкций, и скопировал несколько страниц. Ладно, сейчас посмотрим, что здесь произошло, и картина сразу прояснится…

Аккуратно сложив бумаги в папку, он подошел к убитому. Эксперты подняли головы ему навстречу.

– Бывший гражданин перестал жить еще вчера вечером, – доложил эксперт по телу. – Сильный удар, глубокое проникновение клинка, мгновенная смерть. Раз он подпустил злоумышленника вплотную, да еще повернулся спиной, значит, не считал его врагом…

– Они проводили время вместе, пили валсу, – продолжил специалист по вещественным уликам. – На чашке имеются отпечатки пальцев, такие же есть на стуле, и на полу восемь однотипных волос, похоже, женских. Это будет легкое дело!

– Вот как? – с сомнением спросил Золтан Зупп.

Он действительно был лучшим расследователем Стакки (а точнее, всего континента, только об этом никто не знал). Начальство бросало Зуппа на самые громкие и трудные дела, особенно те, которые находились на высоком контроле и не имели перспектив раскрытия. А тот преодолевал все препоны и без видимого труда давал результат. И это объяснялось не особыми сыскными талантами, скорее, особыми возможностями: уже знакомясь с местом происшествия, он безошибочно связывал в единую логическую цепочку мельчайшие детали обстановки и «видел» все, что тут произошло. Больше того, он чувствовал витающие, как запах табака или парфюма, мотивы злодея и даже определял индивидуальную принадлежность следов или вещественных доказательств, так что либо сразу устанавливал личность виновного, либо выходил на нее, изучая картотеку подозрительных лиц. Иногда, уже в конце осмотра, он направлял группу задержания на адрес преступника.

Самым трудным для Зуппа было не раскрыть дело, а скрыть, что он знал ответ с самого начала. Как школьнику, заглянувшему в ответ задачи, ему приходилось просто имитировать решение, подгоняя следствие к конечному результату. Не всегда было просто объяснить, почему он заподозрил того или иного гражданина, тогда приходилось ссылаться на интуицию – это сфера мутная и непроверяемая…

Так вот сейчас ситуация складывалась совсем по-иному. Золтан Зупп установил детали, но не мог определить, что произошло. Волосы принадлежали бывшей жене убитого, однако она не могла нанести такой умелый и сильный удар, да и в убийствах подобного рода орудие всегда остается на месте преступления… Он провел рукой над раной. Она оставлена не обычным кухонным ножом, а боевым оружием с обоюдоострым клинком и зазубренным обухом… Он ничего не мог понять, и такое случилось с ним впервые…

– Вам все ясно, соратник? – спросил эксперт по уликам. – Я могу спуститься в машину к рации. Куда посылать боевую группу?

Золтан покачал головой.

– Не все так просто. Боюсь, это дело окажется более трудным, чем представляется…

– Вы правы, гражданин Зупп, вам это дело не по зубам, – раздался низкий голос сзади, от двери.

Золтан изумленно обернулся: кого могли пропустить эти недоумки несмотря на приказ?! Тем более, что, какими бы идиотами они ни были, а нарушить прямое указание сотрудника Тайного департамента не могли ни при каких обстоятельствах. И тем не менее нарушили!

На пороге стоял крупный мужчина с грубым властным лицом и уверенными манерами. Хорошо сидящий строгий костюм выдавал в нем чиновника, тон – выработанную привычку повелевать, а следовательно – высокий ранг. Но какой чиновник может позволить себе такую вольность по отношению к Тайному ведомству?

– Кто вы такой?! – Золтан решительно шагнул ему навстречу. – Почему вошли сюда без специального разрешения?!

– Мне не нужны разрешения, я могу входить куда угодно!

Незнакомец извлек из кармана коричневое удостоверение с золотым узором, раскрыл и поднес к лицу расследователя. «Олбан Ту – чиновник по особым поручениям Комитета народа…» И личная подпись председателя!

Расследователь Золтан Зупп перевидал много важных документов, но такой увидел впервые. Решительности у него поубавилось.

– Извините, гражданин Ту…

Незнакомец едва заметно улыбнулся. Очевидно, он привык к такой реакции.

– Вы свободны, гражданин Зупп, – негромко сказал Олбан Ту. – Оставили все протоколы, всю документацию, забрали своих помощников и ушли. А за порогом забыли этот адрес и все, что с ним связано.

Дело принимало необычный оборот. С таким Золтан еще не сталкивался.

– Но кто же будет расследовать лишение жизни? – спросил он.

– Об этом не думайте, – повторил Олбан Ту. – Вы свободны!

Зупп пожал плечами, сделал знак подчиненным и направился к выходу. Эксперты вышли следом за ним. Не проронив ни одного слова, они спустились к машине и поехали в Департамент. О происшедшем никто не говорил. Раз приказали забыть – надо забывать!

На место встречи Ивкус Тот не вышел. Нехорошие предчувствия, которые терзали душу после предательства Гоца, обострились, поэтому к дому изобретателя я подходил с опаской. И сразу понял, что предчувствия оправдались: возле подъезда стояли машины – медицинский фургон и легковая – солидная, но без опознавательных знаков. Вокруг толпились любопытные. Прогуливаясь в стороне, я незаметно наблюдал за развитием событий. Через некоторое время санитары вынесли и погрузили в свой фургон носилки, накрытые черной клеенкой, потом несколько серьезного вида мужчин сели в легковушку. Машины уехали, любопытные начали расходиться. Тут к ним и подошел случайный прохожий, которому тоже не было чуждо любопытство.

– А что тут случилось? – спросил я.

– Наш сосед Тот не захотел жить, – неохотно ответила немолодая женщина с морщинистым лицом. – Или ему помешали жить дальше… – Но неожиданно осеклась, не к месту выкрикнула: – Слава Мудрейшему! – и юркнула в подъезд.

А прохожий неспешно двинулся дальше.

За массивными дверями Тайного департамента царили тишина и спокойствие. Золтан Зупп предъявил удостоверение, и турникет провернулся.

– Вас ждет старший соратник Стротер Нон, – сообщил грузный дежурный с печальным лицом.

– Благодарю, соратник!

О чрезвычайном происшествии все равно следовало доложить руководству, и Золтан, не заходя в свой кабинет, отправился к начальнику Тайного департамента. Он шел по длинным коридорам, мрачным и зловещим – то ли такое впечатление создавали панели из темного дерева, то ли часовые, стоящие по двое у каждого поворота и у некоторых дверей. Они настороженно поворачивали головы на звук шагов, Зупп привычно вскидывал перед собой раскрытую коричневую книжечку из натуральной кожи, и головы синхронно отворачивались, как бы давая разрешение на дальнейшее следование. На душе было тяжело, будто давили темные стены и невысокие потолки, а может быть, вся обстановка Тайного Департамента и особенно встреча с начальником, которого Зупп, мягко говоря, не очень любил. Тот платил ему той же монетой. Но у Золтана не было выбора, а Стротер Нон понимал, что лучшего расследователя у него никогда не было и наверняка не будет.

В очередной раз развернув удостоверение перед лицом часового, он вошел в приемную руководителя Тайной полиции, кивнул адъютанту и, получив в ответ разрешающий жест, потянул тяжелую дверь и вошел в огромный кабинет, стены которого были обшиты темным деревом, а окна задернуты плотными темными портьерами. Все здесь было мрачно, угрюмо и неприветливо. Вдобавок к тому, что Стротер Нон был заносчив и мстителен, он любил театральные сцены и внешние эффекты. Он нарочно создал обстановку, которая должна была давить на психику посетителя, вселять в его душу страх и неуверенность.

Наверное, так себя и чувствовали те, кто впервые входил в этот кабинет. Но Золтан знал истинную цену разыгрываемого спектакля и даже с некоторым любопытством ожидал его продолжения.

Стротер Нон стоял между своим креслом и висящей на стене картой, вполоборота к своему подчиненному. Его правая рука подпирала лоб, а ее локоть покоился на ладони левой, прижатой к груди. Это была весьма эффектная поза для какой-нибудь психологической драмы.

Сделав несколько шагов, Золтан остановился, вытянул вперед правую руку с вывернутой вверх ладонью, а затем резко поднес ее к левой стороне груди и щелкнул каблуками.

Начальник как бы вышел из прострации, взглянул на вошедшего, потер виски.

– А, это вы, Золтан! Я так задумался, что даже не заметил, как вы вошли. Уж больно много дел и очень сложная обстановка!

– Да, – кивнул Золтан, – только что ответственный чиновник Комитета удалил нашу группу с места лишения жизни…

– Я слышал об этом, – сказал Стротер Нон. – Садитесь, соратник! – Он кивнул на стул. – Нам предстоит непростой и очень неприятный разговор…

Начальник и сам опустился в глубокое мягкое кресло, положил руки на стол и стал перебирать щелкающие пальцы.

– Хочу начать с очевидного для всех факта. Вы – самый успешный из наших расследователей. На вашем счету множество быстро раскрытых дел. Этого никто не может отрицать. Но… Сегодня прозвучал первый сигнал тревоги – представитель высшей власти не доверил вам вести расследование!

– Разве дело персонально во мне? Дело в Директиве 125-Д!

– Пусть так. Но, узнав об этом, я задумался и новыми глазами посмотрел на вашу работу, не обращая внимания на блеск подлинных или мнимых успехов. И тут передо мной встал целый ряд вопросов, на которые я не смог ответить. Может быть, соратник, мы попробуем ответить на них вместе?

– Да, конечно, я готов!

На лице Стротера Нона появилось мученическое выражение.

– Сколько раз я пытался обратить вас и ваши помыслы на путь истинный? Десять раз? Двадцать? Но все мои слова оказывались гласом вопиющего в пустыне. У вас на все существовало свое мнение, расходившееся не только с моим, но и с мнением, мне страшно об этом говорить, Комитета! И это слова. Они бы могли остаться между нами. Так и было до поры до времени. Но дела!.. Помните, как вы упустили двух молодых мерзавцев, которые расклеивали противоправные листовки? И это уже когда они были у нас в руках? А как не смогли сберечь самые важные улики против этой актриски, распевавшей в компании друзей непристойные куплеты про представителей власти? Продолжить? Инженер, потерявший часть чертежей нового стрелкового оружия, мать-одиночка, протестовавшая против призыва ее сына в ряды народных защитников… А группа юнцов во главе с проектировщиком из «Крыльев народа»! Вы вроде бы сделали из них осведомителей, но где результаты их работы?

– У каждого есть недостатки, каждый допускает ошибки, – попытался защититься Золтан. – Правда, перечень раскрытых мною дел был бы куда длиннее…

– Я учитывал все! – Стротер Нон приложил руку к сердцу. – И вот к какому выводу пришел: чисто уголовные преступления вы успешно раскрывали, а вот политические дела у вас зависали напрочь либо разваливались за отсутствием улик! Вы можете объяснить такую странность?

– Я никогда не делал различия между делами уголовными и политическими. Если вы заметили какую-то тенденцию…

Начальник печально покивал.

– Да, заметил. И я думаю о том, чтобы отстранить вас от ведения дел и передать материалы в Управление внутреннего контроля!

– Любое ваше решение я приму с восторгом! – склонил голову расследователь и провел рукой с растопыренными пальцами справа налево.

Глаза начальника остекленели. Золтан быстро дал установку и провел рукой в обратном направлении.

– Можете идти, соратник! – сказал Стротер Нон. Вид у него был несколько ошалелый. – Продолжайте трудиться на благо народа с тем же усердием, что и раньше!

– Есть, старший соратник! – Расследователь вскочил, щелкнул каблуками и быстро вышел из кабинета.

– Как, вы говорите, его зовут? Зетт Ге? – Инспектор по работе с кадровым составом закончил перебирать плотные карточки в длинном ящичке и развел руками. – Офицер с таким псевдонимом не работает под видом народного защитника!

– Это точно?

– Совершенно точно! А где вы с ним пересекались?

Золтан Зупп и глазом не моргнул.

– Свидетели показали, что сегодня он был на месте убийства одного изобретателя. Я хотел поговорить с ним, но среди народных защитников его не нашел.

– Ну, я его не нашел и среди наших офицеров. Тут какая-то ошибка. Или вы перепутали имя.

– Спасибо. – Зупп улыбнулся, хотя на самом деле ему было не до улыбок.

Когда он вышел, кадровый инспектор поднял трубку внутреннего телефона и соединился с отделом регистрации.

– К нам поступало дело об убийстве изобретателя? Выезжал на место расследователь Зупп, скорей всего, оно закреплено за ним. Как, вообще не зарегистрировано?! Ну, спасибо…

Незаметно поговорить с чиновником Администрации не так просто, как с владельцем художественного магазина. Даже для расследователя Тайного департамента эта задача не становится легче. Потому что ответственный работник такого уровня вне среды своего привычного обитания привлекает всеобщее внимание, как прогуливающийся по улице халер – хищное бронированное чудовище размером с земного слона. С ним не встретишься в кафе или в пустынном парке, а уж тем более в обгоревших развалинах микрорайона четвертой категории. В Тайный департамент его не вызовешь, и, используя свое положение, в Администрацию Комитета не войдешь.

Дело усугубляется еще и тем, что средства связи, как и почти все другие достижения земной техники, разведчикам использовать запрещалось, чтобы они ненароком не попали в руки местных и не изменили ход развития цивилизации. И хотя в случае с Навоей такая опасность практически отсутствовала, ибо ее цивилизация была обречена на гибель в ближайшие годы, правило оставалось незыблемым. Исключением из него стали только левитры, как средство спасения на крайний случай… Хотя и здесь не обошлось без перестраховочного идиотизма: носить на себе летательные аппараты было нельзя – только в специальном кейсе с устройством самоуничтожения… Значит, и воспользоваться им немедленно не представлялось возможным, даже в случае смертельной опасности. Получалось, что прибор ценится выше, чем жизнь разведчика… Естественно, что такая установка не могла вызвать у них ничего, кроме непонимания и раздражения.

Впрочем, сейчас Стасу Малко ничего не грозило. Он зашторил окно, запер второй замок, что, в принципе, дверь не укрепляло: из соображений безопасности запоры в квартирах сотрудников Тайного департамента были одинаковыми. Да и во всех остальных домах Стакки – тоже. Извлек из примитивного тайника (двойная стенка кухонного шкафа внизу, за посудой) титановый чемоданчик, обтянутый дорогой кожей, набрал код на золотистом шифронабирателе, распахнул крышку, вынул широкий, тонкий до полупрозрачности пояс, быстро надел его и застегнул массивную пряжку, тяжесть которой и составляла практически полный вес прибора. В чемоданчике-сейфе, в нарушение инструкций, оставалось кое-что еще – дальние разведчики протестовали против недооценки их жизней. Но сейчас ему больше ничего не требовалось, он запер кейс и, стараясь не греметь посудой, спрятал его на место.

Потом выключил свет, раздернул шторы и осторожно открыл окно. Здесь не было принято открывать окна ночью – возможно, из-за кровососущих москитов, а может, из-за щупальцев Тора: многие боялись, что они способны проникнуть в квартиру – этот психоз принимал все более массовый характер. Осторожно выглянул на улицу. Он жил на двенадцатом этаже, звезды висели совсем низко, и хотя протуберанцы уже спрятались, прожектор, освещающий агитационный плакат, на котором навоец побеждал агреганца, ярко светил ему в глаза. Может быть, это нарочно, чтобы следить за ним? Да нет, ерунда…

Стас тронул пряжку. Она уже вошла в дистанционный контакт с лептонным генератором и едва заметно нагрелась. Рука привычно пробежала по замысловатым узорам, которые на самом деле были не украшением, а пультом управления. Пора! Для перестраховки он включил невидимость – на несколько минут, пока не уйдет в темное небо. Потом нажал рычажок полета.

И тут же ощутил приятную легкость – кости, плоть, кровь, одежда и башмаки вмиг утратили вес, ноги оторвались от пола. Левитры нового поколения работали совсем не так, как предыдущие: в тех массивный и увесистый рабочий блок закреплялся на спине пятью широкими грубыми ремнями и поднимал летуна, как строительный кран вздымает бездушный груз. Висеть было неудобно, мышцы затекали, а опорный ремень натирал промежность. Сейчас все происходило по-другому – никаких неприятных ощущений: аппарат создавал антигравитационный кокон вокруг тела, который никак не сковывал движений и позволял чувствовать себя вполне комфортно… Стас чуть изогнулся и бесшумно, невидимым облачком, вылетел в окно.

Ночь мгновенно приняла его в свои объятия, прохладный ветерок приятно освежал лицо. Миновав прожектор, и косо набрав высоту, он выключил контур невидимости, чтобы не расходовать зря энергию. С высоты птичьего полета Стакка напоминала лоскутное одеяло, которым одновременно пользовались и богачи, и нищие – только с разных концов. Центральные улицы с цепочками фонарей, буйство разноцветных огней в увеселительных местах, яркие светильники площадей, рационально освещенные поселки высшей и первой категорий, скупо подсвеченные многоэтажки второй, редкие лампочки третьей, черные провалы четвертой…

Стас знал, куда лететь, и через несколько минут оказался над поселком, где теперь жил Артур. Заранее предупрежденный по телефону, Лобов отпустил служанку и оставил открытой входную дверь, из которой, как сигнал путеводного маяка, выбивался сноп яркого света. Стас бесшумно опустился в кустах возле бассейна и быстро юркнул в приоткрытую дверь аккуратного домика.

– Что-то случилось? – Хозяин встретил его в длинном халате и похожем на феску ночном головном уборе по моде, существовавшей среди местных начальников.

Они прошли в просторный кабинет и сели в разные концы огромного дивана, Артур предложил выпить, но гость отказался.

– Случилось многое, – начал рассказывать Стас. – Марк пытался вывести кандидата, но попал в засаду, причем наше ведомство такой операции не проводило… Другой кандидат – секретный конструктор – перед самым выводом был убит, я приехал на место, но меня отправил с него ответственный сотрудник Комитета, некий Олбан Ту. А ведь расследовать такие дела – исключительно наша компетенция!

Артур внимательно слушал, и лицо его приобретало все более озабоченное выражение.

– К Марку проявлял интерес десятник народных защитников по имени Зетт Ге, а оказалось, что он не состоит на службе в общей полиции. Думали, что это офицер Тайного департамента, но оказалось, что и у нас такого нет!

– И что это, по-твоему, значит?

– Пока не знаю. Проверь, кто такой Олбан Ту. И почему вдруг сотрудники Аппарата стали подменять Тайный департамент?

Артур пожал плечами.

– Попробую.

Он подошел к рабочему столу, как всегда нарочито скромному, но сделанному вручную из перламутрового дерева, сел в кресло с гнутыми ножками, отпер боковой ящик и вытащил толстую книгу с прошитыми страницами и красным грифом секретности в правом верхнем углу. Это был телефонный справочник Аппарата.

– Олбан Ту, Олбан Ту, – повторял Чартер Сон, ведя пальцем по набранным убористым шрифтом строчкам. – Олбан Ту, Олбан Ту, Олбан Ту… Ага, вот…

Артур напряженно молчал.

– Ну, что там?! – не выдержал Стас.

– Должность не указана, прямого телефона нет, номер кабинета и коммутатор приемной – тоже отсутствуют, – удивленно проговорил Артур. – А, вот мелкая приписка: по всем вопросам обращаться в СБ…

– А что такое СБ?

– Не знаю, никогда не слышал…

– Интересно! А посмотри на всякий случай Зетта Ге…

Палец Лобова снова забегал по строчкам.

– Зетт Ге, Зетт Ге, Зетт Ге, Зетт Ге, Зетт Ге… Да сожрет меня халер! Есть!

– Неужели?!

Разведчики встретились изумленными взглядами.

– То же самое! Ни должности, ни телефона! Обращаться в СБ…

– Так посмотри, там должен быть номер этого СБ!

Лобов нервно листал толстенный том. То, что он искал, оказалось на последней странице: «Специальное бюро» – и номер, состоящий наполовину из одних нулей.

– Сюда можно позвонить только с аппарата администратора первого разряда, – задумчиво пояснил Лобов.

– Ну, тебе видней, ты у них тут большая шишка! – съязвил Малко.

Но товарищ не поддержал шутки.

– Подожди, что же это получается? – медленно произнес он. – Значит, в глубинах государственного аппарата существует некая, глубоко засекреченная структура… Настолько глубоко, что уровня компетенции ответственного сотрудника Администрации и ведущего Расследователя Тайного департамента недостаточно, чтобы о ней что-нибудь знать?

– Похоже, на то! – кивнул Лобов. Его бросило в жар. – И она работает целенаправленно против нас?

– Может быть, не именно против нас, но против нас тоже! – Стас вытер лоб, ему тоже стало не по себе. – И мы должны прояснить этот вопрос…

– Но крайне аккуратно, – процедил Артур. – Если они заточены на нас, то любой наш прием: гипноз, внушение, проникновение в подсознание, – наверняка фиксируется…

– Пусть Марк поработает с этим своим… Нурком Додом… – Артур оборвал фразу на полуслове, и они уставились друг на друга.

Случайный знакомый из автобуса, который оказался гражданином первого класса и охотно стал добровольно информировать неизвестного торговца антиквариатом о государственных секретах, с самого начала выглядел достаточно подозрительным. А сейчас – тем более! «Злые книги» не зря предостерегали против благоприятных случайностей и удачных совпадений. Нурк Дод не мог быть случайной фигурой!

– Джордан сам решит, как с ним говорить, – нарушил наконец молчание Стас. – Во всяком случае, усугубить ситуацию сейчас довольно трудно.

– Да, это верно…

Все было сказано, разговор окончен. Гость осторожно выскользнул в сад, осмотрелся, прислушался. Все спокойно. Он отошел в кусты и, растворившись в темноте, взлетел. Только по гаснущим на миг звездам опытный взгляд мог определить траекторию его полета. А еще через десять минут Золтан Зупп вернулся в свою квартиру так же незаметно, как ее покинул. Во всяком случае, сам он думал именно так.