Книга: Меч Немезиды
Назад: Глава 9 Куда пропадают вагоны?
Дальше: Примечания

Эпилог

Денис Петровский сидел над делом о пропавшем и найденном вагоне. Точнее, над делом об убийстве 16 пассажиров девятнадцатого вагона и двух проводников. Розыск закончился, но следствие только начиналось. И надо сказать, сюрпризы в этом деле не кончились.
Первым удалось идентифицировать труп Буланова-Козыря. Отталкиваясь от него, установили личности еще девятерых – все входили в ближайшее окружение бывшего «Тиходонского герцога». Шестеро убитых пока оставались неизвестными, хотя определенные подозрения у Дениса появились: следы вели в Москву, и после отработки ООО «Удача» картина должна проясниться окончательно.
Сама собой вырисовывалась заманчивая для уголовного розыска картина происшедшего: две противоборствующие преступные группировки перестреляли друг друга!
Такую версию Денису настойчиво подкидывал Седюков – начальник криминальной милиции края.
– Подождите, а как они так перестрелялись, что все убиты? – скрывая любопытство, спрашивал Денис. – Хоть один победитель должен был остаться в живых?
Он прекрасно понимал, чем предлагаемая версия так мила розыскникам. Не надо ничего делать, массовое убийство доблестно раскрыто! Правда, раскрыто следственным, а не оперативным путем, но следаку раскрытия в показатели работы не идут, значит, он бороться за лавры не станет, и вся слава достанется доблестным оперативникам. К тому же фигуранты мертвы, значит, и суда не будет, что напишут – то и останется истиной в последней инстанции! И все же его интересовало: как Седюков объяснит самую главную нестыковку этого дела.
Но подполковник не смутился:
– Да очень просто! Последний оставшийся в живых умер от ран! – победоносно улыбнулся он.
– Или застрелился от раскаяния и угрызений совести, – подыграл ему Петровский.
– Или так, – подхватил начальник КМ, но тут же спохватился: – Ну зачем эти подначки, Денис Александрович! И такое бывает в нашей практике… – И намекая, что он повидал гораздо больше, чем следак, с нажимом добавил: – В нашей многолетней практике!
Денис смиренно потупился, но все же поинтересовался:
– А как же вагон отцепился и оказался в шахте за десять километров?
На что Седюков только досадливо махнул рукой:
– Да что тут особенного? Замок расстегнулся, а он докатился по инерции… Знаешь, если столько вопросов задавать, то ни одно преступление не раскроешь! Надо болеть за дело, быть патриотом города и края!
Но и длительная практика, и удобная версия, и патриотизм оказались перечеркнутыми заключениями криминалистической экспертизы: «Смертельные ранения причинены пулями, выпущенными из пистолетов „ТТ“ и „макаров“, автоматов „Кедр“, гладкоствольного охотничьего ружья и неизвестного оружия, обладающего колоссальной разрушительной силой, не характерной для существующих образцов стрелкового вооружения».
Все орудия убийства находились в вагоне, кроме необычного. От него остались только гильзы, которые изъял и унес Мамонт.
– Бесшумные, от неизвестного спецпатрона, – понизив голос, сообщил он. – Даже не знаю, откуда они взялись… Это, несомненно, засекреченные образцы…
Денису оставалось только пожать плечами.
Значит, и те четверо, которые дострелили бандюков из секретного спецоружия, тоже не совсем простые люди! А ведь ему предстояло установить их в ходе расследования…
* * *
– Ну и где твой белый «Мерседес»?
Кто-то сзади больно ткнул Кирилла в бок. Красный, взбешенный, он резко обернулся, готовый послать обидчика в нокаут. Сзади стояли Колька Саблин, новый мальчик Жора – Кирилл не успел запомнить его фамилию – и, конечно, этот лупоглазый придурок Дудуков, без которого не обходится ни одна проказа, ни одна драка в классе. Все они рассеянно смотрели куда-то вверх и вбок, наблюдая за чем-то, происходящим под потолком спортивного зала.
– Буланов! – крикнул физрук. – Что там у вас такое? Не отвлекаться!
Кирилл, сжав зубы, встал на место. Сегодня класс сдавал подтягивание, на турнике болтался Петька Ложкарь, его дружок.
– Папа в белом «Мерседесе» заблудился в темном лесе, – отчетливо продекламировал кто-то сзади.
В ту же секунду последовал новый сильный тычок, от которого Кирилл покачнулся и едва не упал, выступив из строя. Девчонки, сидевшие на скамейке, захихикали.
– Буланов!! – физрук заорал так, что блеснули золотые коронки на коренных зубах. Еще месяц назад этот лысый хрен со свистком на шее называл его Кирюшенькой и при разговоре почтительно смотрел в пол.
– Да что это такое! Буланов, оглох, что ли?! К снаряду! Быстро!
Физрук трусцой подбежал к Кириллу, выдернул за руку из строя и поволок к турникам.
– Работай. Хват сверху! Пять раз. Пошел!
Кирилл подтянулся три раза, на четвертом потные руки сорвались с перекладины, он упал на маты. Класс радостно заржал.
– Иди на место, – буркнул физрук. Он что-то пометил в журнале, затем встал в излюбленную позу, широко расставив ноги и заложив руки за спину. – Кто выполнит норматив? Есть в классе настоящие мужчины?
Вперед вышел новый мальчик, Жора. Он был хоть невысок, но ладно скроен, держался уверенно, как взрослый. Недаром к нему липли все эти Саблины и Дудуки.
– Фамилия?
– Гордеев! – отчеканил мальчик.
– Давай, Гордеев, не подкачай!
Жора легко подпрыгнул, уцепившись в перекладину, и стал подтягиваться. Со стороны казалось, это ему не стоит ни малейшего усилия. Класс наблюдал за ним, а потом начал хором считать:
– Пять, шесть, семь!..
Он подтянулся девять раз. Когда Жора возвращался в строй, его встречали как героя: мальчишки кричали, девчонки хлопали в ладоши. И Петька Ложкарь вместе с остальными драл глотку и отбивал ладони, старался вовсю. Кирилл единственный молчал. В момент, когда новенький проходил мимо него, чтобы занять свое место, он подставил ногу. Жора споткнулся, но удержался.
– Папин белый «Мерседес» обосрался где-то весь, – сказал он громко и ткнул коленкой Кирилла под зад.
В раздевалке Кириллу устроили «темную». Дудук как бы невзначай толкнул его на новенького, тот резко, наотмашь, ударил по лицу. Удар был хорошо отработан и рассчитан – на мгновение у Кирилла помутилось в голове. Он взмахнул рукой, но безрезультатно. А потом его повалили на пол, бросили сверху одежду, рюкзаки… Били азартно, в полную силу, кто-то даже сунул ногой ему в живот (почему-то Кириллу показалось, что это Ложкарь, бывший его дружок). Было очень больно, но Кирилл ни разу не вскрикнул, держался… пока кто-то не дернул его за волосы. Тогда только он заплакал.
…К крыльцу гимназии подъехал огромный, как сарай, черный «Лексус LX-570». Из машины вышел водитель – здоровенная туша с длинными волосами, собранными сзади в хвост. На нем была щегольская черная кожанка и кожаные брюки, глаза закрывали черные солнцезащитные очки. Только что прозвенел звонок с пятого урока, из дверей гимназии высыпала шумная толпа школьников. Многие задерживали взгляд на огромной сверкающей машине, излучающей мощь и уверенность. Увидев кого-то в толпе школьников, водитель «Лексуса» поднял руку, крикнул:
– Георгий! Жорик!
И с необычайной для своего веса легкостью потрусил навстречу. Новенький заметил его, скривился, сказал Дундуку и Саблину:
– Ладно, пацаны. Кабан меня пасет, вон приперся. Завтра договорим…
Провожаемый почтительными взглядами, Жора пошел навстречу толстому, который почтительно поприветствовал его, проводил к автомобилю и распахнул перед ним заднюю дверцу. Там сидел Жорин отец, Дмитрий Гордеев – симпатичный молодой человек в обычных байке и джинсах, веселый и подвижный, на вид ему можно было дать не больше 25 лет. В определенных кругах он имел погоняло Резак, но поверить в это было как-то непросто, особенно дамам, которые при взгляде на его лицо задавались мучительным вопросом: в каком же фильме я его видела?
– Здорово, пацан, – поприветствовал сына Гордеев-старший. – Чего слыхать нового?
– Бодяга одна, – скромно сказал Жора.
– Опять кому-то навалял? А?
Жора промолчал.
– Ух-х!
Отец взъерошил ему волосы и хлопнул водителя по плечу:
– Поехали, Кабан. Закинем пацана домой, а потом на цементный. Бригадиры через двадцать минут будут, втопчут кого надо, но нам тоже не след опаздывать. А потом поедем «крыши» ставить. В салон «Лексуса» надо заглянуть, в пару банков – короче, везде! А то стоят недоеными, небось уже соски болят…
Кабан вывернул руль и стал выезжать с тесного пятачка, но вдруг притормозил:
– Глянь, шеф. Вон тот сучонок – видишь?
Он показал Гордееву на Кирилла Буланова, который выходил на крыльцо школы в помятом грязном костюме, на ходу вытирая заплаканное лицо.
– Ну.
– Так это Козыря сын.
– Вот как? Помню, его папаша нас гнобил, никуда не пускал, чуть что – под дубье ложил…
– Жадный гад! У него тут и «Рай», и «Барьер», два завода, банк на Магистральном, уё-моё и все такое… А делиться не хотел!
– «Барьер» уже не его, – заметил Гордеев-старший, разглядывая Кирилла через окно. – «Барьер» наш. И банк тоже. И все остальное скоро тоже будет наше… – Какой-то он дохлый, этот ваш Буланов, а?
Гордеев плечом легонько пихнул сына.
– И рожа в соплях. Такое впечатление, что ему кто-то хорошо ввалил, а?
– Отстань, батя, – солидно отстранился Жорик. Подумал и сказал: – Был конь буланый, а станет конь горбатый…
– Чего? – не понял отец.
Жорик привстал, взял из холодильника банку «колы», сверток с бутербродами, развернул и стал есть.
– А куда он делся, шеф? – спросил Кабан. – Был тут и вдруг пропал… Разве так бывает?
– Бывает. В жизни все бывает, – философски сказал Резак.
Кабан посмотрел на него с уважением. И Жора одобрительно хмыкнул.
* * *
Арно увидел расстеленный перед калиткой пластиковый коврик с жестким ворсом. Усмехнулся. И тут же погасил улыбку. Пит Лисица скорее всего понатыкал здесь камеры видеонаблюдения и сейчас рассматривает его. Арно старательно вытер ноги о коврик и нажал на кнопку переговорного устройства. Через несколько секунд он услышал незнакомый голос:
– Обзовитесь.
– Арно. У меня назначено на двенадцать.
Щелкнул замок, калитка сама открылась. Арно вошел внутрь, прошел по дорожке и вошел в здание. В прихожей его встретили двое охранников в черных костюмах, с микрофонами в ушах – словом, все как положено. И обыскали умело: молча, быстро и тщательно. Затем один проводил визитера в кабинет хозяина.
Пит Лисица сидел за столом напротив окна, так что лицо его оставалось в тени. Из-под стола торчали ноги в начищенных до блеска дорогих туфлях.
– Ну и как? – вместо приветствия гаркнул Пит. – Тиходонские больше не наезжают?
– Нет, – сказал Арно. – С той поры ничего. Как разогнали их в январе, никто больше не появлялся.
– Я ведь тогда своими руками двоих решил. Двоих. Да… Как чувствовал, что уйду на административную работу!..
Пит сухо рассмеялся. Лица его по-прежнему не видно, и не понять было – шутит или нет новый смотрящий. И еще непонятно: зачем он позвал Арно к себе – шутки шутить? Или прошлое вспоминать? А может, спрос учинить? Но за что?
У Арно даже мурашки по спине пробежали.
– А раз никто тебя не беспокоит, никто в темя не стучит, то и дела твои, видно, в ёлочку?
– Грех жаловаться, – сказал Арно. – За последние полгода, можно сказать, на прежний уровень вышли. Клиент рисковый пошел, рулетка крутится, бабки отбиваются, жизнь рулит, все такое… Бригаду вот набрал, неплохие хлопцы, фартовые.
Арно потихоньку осмотрелся. Он никогда не бывал у прежнего смотрящего – Фитиля, сравнивать ему не с чем было. Но Пит Лисица устроился широко, надолго, это сразу понятно. Снаружи обычный коттедж, каких на восточной окраине пруд пруди, а внутри – дворец венецианских дожей. Мрамор, тяжелая резная мебель, потолки в золотой лепнине. Видно, соскучился Пит в лагерях своих по красивой жизни.
– Ага. И долю свою ты исправно отстегиваешь, значит?
– Ну а как же еще? – спокойно проговорил Арно. – Плачу все, по справедливости. Хотите, бумаги предоставлю…
– Не, зачем мне бумаги, я не бухгалтер. Старый должок помнишь?
– Какой должок? – Арно напрягся.
Пит неторопливо встал из-за стола, подошел к нему. Только сейчас Арно смог разглядеть его лицо и был поражен перемене, случившейся с Питом за последние два месяца. Нет, Пит не постарел, даже напротив: вставил себе хорошие зубы, лицо его разгладилось, как бы наполнилось изнутри, посвежело. Лишь одна новая морщинка пролегла на переносице. И в глазах у Пита горел огонь алчности, настолько неприкрытой, настолько оголтелой, что Арно невольно отступил на шаг.
– А сколько твой предшественник, Дядя-Каравай, не платил в кассу? – спросил Пит. – Год? Два? Пять? Не знаешь? Не помнишь? Клал он на нас с прибором, вот ведь какая обструкция получается!
– Я за Каравая не в ответе, – сказал Арно. – Он вел дела, как ему велось, я был третий с краю.
– Сейчас ты – первый, с тебя и спрос! – гаркнул Пит. – Хочешь рулить дальше – плати! Не хочешь…
Пит крутнулся на пятках, выставив вверх указательный палец, вернулся к столу, уселся в кресло.
– Если не хочешь, разговор будет другой.
Арно выругался про себя. Вспомнил тот вечер в офисе, когда он сидел один всю ночь и раздумывал, не свалить ли вообще, оставив дела на Кручинского. Не свалил. А ведь говорили ему, говорили: дашь блатным палец, они не то что руку отхватят – целиком тебя сожрут! Теперь вот приходится расхлебывать…
– Хорошо, – сказал он. – Сколько?
– Пятнадцать процентов сверху в течение двух лет, – сказал Пит. – В качестве репарации. Знаешь хоть, что такое репарация?
Арно прекрасно знал, что это такое, и так же прекрасно знал, что ни о каких репарациях тут речи быть не могло, поскольку по отношению к Питу Лисице «Удача» не являлась ни нападающей, ни побежденной стороной. Тем не менее он сказал:
– Нет, не знаю, Петр Евгеньевич.
– Ну так узнаешь, – весело сказал Пит. И внезапно стал очень серьезным. У него вообще быстро менялось настроение. – Как жить думаешь, когда игру в Москве запретят?
Арно пожал плечами:
– Подпольно крутить придется. Чего еще делать?
– Под-поль-но-о-о, – продегустировал слово Пит. – Нет, подпольщик хренов, так ты мне долги не выплатишь! Ты давай, на игровую зону нацеливайся. На Тиходонск. Дорогу там я тебе расчистил, теперь все легко пойдет. Нет, конечно, пацанов надо собрать серьезных, и предъявы грамотно представить, ну и все остальное…
– Я по этой части не спец, – растерянно сказал Арно. – У нас Жердь такими делами занимался. Да и людей нужных побили…
Пит ударил кулаком по столу, так что чуть не пробил столешницу.
– Так готовь все что надо, ренегат сучий! Или я тебя… – Он понизил голос: – Про Битка слышал? А про Гулю?
Когда Арно вышел в коридор, его шатало из стороны в сторону и, как говорится, на нем не было лица.
* * *
Шлык давно на шиномонтаже, втянулся даже. Домкрат, компрессор, ремкоплект. Это, конечно, совсем не то веселье, как было, когда они с Гулей привокзальную площадь шерстили. Ну да Гуле теперь точно не до веселья – с него поди и кожа последняя слезла в могиле. А вот он, Шлык, жив и даже здоров, может пивка выпить, на небо голубое полюбоваться. И то, что на шиномонтаже этом долбаном горбатится – не беда, не бомжует ведь, милостыню не просит, спит на чистом.
В этот день с утра никого не было, только девушка одна прикатила, давление в шинах померить. Шлык управился за полминуты, потом до обеда сидел, курил, на небо смотрел, жизни радовался. А как только собрался идти «роллтон» себе заваривать, приезжает белый «Опель» на узком докаточном колесе. Мужик оттуда выпрыгивает:
– Пробило на луже где-то, – говорит. – Сколько тут у вас заклеиться?
Шлык сразу узнал его: Дюша-Дюшес, с Казанского. Дерзкий был, настырный, заднюю никогда не включал. Гуля его боялся.
– Для тебя, Дюша, – улыбнулся Шлык, – хоть и забесплатно.
Дюша тоже узнал его, обнял, как старого друга.
– Как ты? – спрашивает.
– Нормально, живой, – сказал Шлык. – У блатных я никто и звать меня никак. Самый задроченный барыга, толкающий ворованное барахло из морга, считает себя выше меня. Хотя я правильным пацаном был. Это разве по «закону»?
Дюша осклабился.
– Такой уж нынче «закон» пошел. Ты знаешь, что большой сходняк Лисицу на трон посадил? Он теперь Москву держит. Вот отсюда все и идет. Это ведь он Гулю твоего живьем закопал?
Шлык не стал отвечать. Он слишком хорошо помнил тот осенний день, тюканье топора, которым Гуле отсекали пальцы, запах горячей крови, собственной мочи и крики:
– Смотреть, я сказал! Смотри, сука, пока глаза есть!
У него даже голова закружилась, пришлось прижмуриться, пока успокоится.
– Эй, Шлыков, кончай лясы там точить! – крикнул бригадир, стоявший на пороге мастерской с чашкой дымящегося кофе в руке. – Работать кто будет?
Дюша убрал руку с плеча приятеля, вразвалочку подошел к бригадиру, смерил его глазами:
– Что пьешь, братское сердце? Кошачью мочу? Дай проверю…
Он взял из рук бугра чашку и выплеснул горячую жидкость прямо ему в лицо. Бригадир заорал, прижал ладони к роже, запрыгал, заприседал. На крик вышли двое крепких рабочих, которые состояли при бугре вышибалами. Но Дюша и не подумал отступать, небрежно развел полы куртки, демонстрируя черную ребристую рукоятку «ТТ».
– Вот вы и будете работать, – спокойно заявил он. – А я пока что поговорю со своим корефаном…
Рабочие, к удивлению Шлыка, без лишних слов бросились домкратить его «Опель».
Дюша подмигнул и отвел Шлыка в сторонку.
– Дело такое. Пит – говно, ему даже парашу доверить нельзя, не то что общак. Он же беспредельщик. Скольких ни за что завалил, под молотки положил, разорил… Какой от такого смотрящего толк? Только словечками своими умными щеголяет, да это дело нехитрое. Многие им недовольны, даже образовалась такая типа оппозиция – слыхал такое словцо иностранное?
Дюша громко рассмеялся, показывая хорошие зубы, и быстро глянул на бригадира, который, протирая глаза и ошпаренное лицо, сквозь пальцы наблюдал за ними.
– А ну брысь, гнида! – рявкнул он.
Бригадир тут же исчез в своей каморке.
– Поэтому мы собираем сейчас бойцов, толковых смелых пацанов, вроде тебя… Слушай, на хер тебе копаться в этой грязи? Денег здесь кот наплакал, я ж вижу. Вон, «роллтон» жрешь, как китайский мигрант, желудок портишь…
Дюша презрительно ткнул пальцем в нераспечатанную пачку с лапшой.
– А у нас ты мясо будешь хавать, водку пить и баб накачивать, а не эти колеса. Пойдешь?
Шлык недоверчиво глянул на него, потом – на рабочих, которые уже успели залатать колесо и теперь проворно ставили его на место. Руки у них были грязными, как и всегда. Работа такая.
– Так что, прямо сейчас?
– А когда еще? – удивился Дюша. – До следующей недели ждать?
Он швырнул рабочим скомканную купюру и привычно опустился на водительское сиденье. Включил двигатель.
– Садись, поехали… Боец.
Шлык вздохнул. Еще минута, Дюша уедет, и он останется в этом сральнике, с грязными руками, роллтоном, обозленным бригадиром и его недовольными шестерками.
– Поехали!
Шлык прыгнул в машину и покатил в новую жизнь.
* * *
Писк телефонного зуммера разрезал тяжелый сон, как изогнутый восточный клинок разрезает человеческое горло. Костя Шаура вывалился из забытья, обнаружив себя уже сидящим на кровати с трубкой в руке.
– Слушаю.
Голос прозвучал спокойно и твердо, без эмоций.
– Снегирь десять.
– Подтверждаю «Снегирь десять», – ответил Костя.
– Готовность пятнадцать минут.
Одеваясь, он глянул на часы. Три ноль шесть. Изрядная краюха земного шара – примерно от Омска до Рейкьявика – сейчас спит и видит сны. И продолжит спать, несмотря на то что в мире этой ночью опять что-то пошло не так. Охваченные пламенем машины, вонь бензина и горелой плоти. Заложники в провонявшем рыбой трюме. Бомба в багажном отделении авиалайнера. Захват дипмиссии… Что именно случилось, Костя пока еще не знал. Возможно, не узнает вообще. Он работает в небольшом, строго очерченном секторе, видеть общую картину ему совсем необязательно.
Уже обутый и одетый, он прошел на кухню, насыпал в маленький, похожий на серебряный патрон термос четыре ложки «Нескафе» и сахар, залил кипятком, завинтил крышку, засунул в «тревожный чемоданчик».
Три шестнадцать.
Он вышел на площадку, запер за собой дверь, ключи спрятал в дальний мелкий кармашек на застежке. Костя вышел из подъезда – машина еще не приехала. Он закурил и двинулся вдоль подъездной дороги к улице, чтобы шоферу не пришлось разворачиваться в забитом дворе, теряя лишние минуты. Обогнув дом, он увидел приближающиеся огни ближнего света и остановился.
Микроавтобус. Внутри тесно, темно, пряно пахнет сигарным дымком – значит, Борисов тоже здесь. Ближняя ко входу фигура – кажется, Мальцев – двигается в сторону, освобождая место. Костя молча садится. Приветствия, рукопожатия, внешние атрибуты вежливости в таких случаях необязательны, их даже старательно избегают. Костя не знает точно почему, но чувствует, что это правильно. В конце концов, занимая место в этой машине, каждый из них переступает какую-то границу, за которой не остается условностей.
– Шаура. Работаешь в первой группе вторым номером, в паре с Мальцевым. Старший – Анисимов.
Это голос Карпенко, он, как всегда, сидит впереди, рядом с водителем.
– Высадка на объект в девять ноль-ноль, с воздуха. Условия тяжелые. Штормовой ветер, волнение семь баллов. Установка на противника: максимум до плешки, исключения не предусмотрены…
Ну вот, уже что-то проясняется. «Максимум до плешки» – это значит, что любое живое существо на объекте подлежит немедленному уничтожению. Значит, особо опасные террористы, сто пудов, к другим категориям такие установки не применяются. А раз «волнение семь баллов», значит, операция будет проходить на борту судна, и скорее всего в океане, а не на море – на море такие сильные шторма редкость. Только какой океан – Тихий? Индийский? Атлантика?.. Если высадка в девять утра, а средняя скорость, с которой «Меч» движется к месту операции, составляет 500–600 километров, то получаем… Примерно три тысячи километров. Скорее всего – Атлантический. Итак, террористы захватили авианосец, команду уничтожили. Или команда взбунтовалась и захватила ракетный крейсер… Ну или что-то еще в этом роде…
– …Вторые номера отвечают за огневое прикрытие первых и руководителей групп. Время на операцию – двадцать минут. В общем и целом это всё. С подробностями старшие ознакомят каждого бойца в индивидуальном порядке.
Костя открыл термос, налил половину колпачка, обжигаясь, выпил. Кофе немного бодрил, но был кислым. Растворимый, одним словом. Если бы у него была жена, она бы варила настоящий кофе, из зерен. Да, неплохо… А сын бы помогал укладывать «комплект-ноль» на случай ночного вызова, проверял батарейки, сроки хранения лекарств в походной аптечке и всякое такое. Просил бы подержать пистолет. Дал бы он мальчишке оружие? Костя не знал. Как не знал, хочет ли он вообще, чтобы семья ждала его дома, волновалась, плакала и сходила с ума, если случится беда. Слишком сложно все это.
– Полковник спецназа с холодным лицом… – тихо замурлыкал он. Никто не обрывал, не говорил, чтобы он заткнулся, что он всем надоел… Это будет на обратном пути. Если, конечно, все останутся живы…
Шаура снова наполнил колпачок. Краем глаза успел заметить, что машина свернула на Кутузовский проспект. Дальше будет Можайское шоссе, и, скорее всего, грузиться они будут на военном аэродроме под Жаворонками.
Проехали под огромной неоновой вывеской – казино «Алмаз». На крыльце, несмотря на поздний (или ранний?) час, толклись какие-то люди, стояли припаркованные дорогие авто. Салон на короткий миг залил яркий малиновый свет, неестественный, неживой, какой-то потусторонний.
И Костя увидел лицо сидящего перед ним бойца. Новичок, лет двадцать пять, не больше. Офицер-десантник. Поставлена задача на омоложение группы, вот и омолаживают. Понятно, у молодых мышцы эластичней, растяжка лучше, «дыхалка»… А вот нервы, выдержка, опыт «старикам» проигрывают. Глаза у новенького широко открыты, ноздри расширены, рот сжат в узкую линию, напряжен, как взведенная боевая пружина. Конечно, тактика действий в ВДВ отличается от задач «Меча». Вот и переживает. Да и коллектив незнакомый, он здесь вроде пока как чужой.
Шаура протянул парню горячий стаканчик с кофе, ободряюще подмигнул:
– Не бери в голову, боец. «Загасим» мы их, без вопросов…
А сам подумал: «Только сможем ли мы „загасить“ всех ублюдков? Сумеем ли изменить этот неправильный мир?»
Но новичок благодарно улыбнулся, и он, не додумывая, улыбнулся ему в ответ.

 

Ростов-на-Дону, 2004–2010 гг.

notes

Назад: Глава 9 Куда пропадают вагоны?
Дальше: Примечания