Эпилог

На небе теперь ни облачка: налетел ветер с востока, температура падала с каждой минутой. Когда все было закончено и Денис наконец добрался до машины, его руки посинели от холода, а ноздри слипались при каждом вдохе.

Он сел в машину, снял одолженный Мамонтом бушлат и бросил на заднее сиденье.

– Ничего они тебе не сделают, – сказал Мамонт. – Правомерные действия: необходимая оборона, задержание преступника. Ну, с элементами превышения… Только победителей не судят!

Он сидел за рулем, грел двигатель и слушал радио.

– Твоими бы устами, – сказал Денис. Он ни в чем не был уверен.

– Слыхал новость? В районе поселка «Кротово» взорвался грузовик с боеприпасами, во! – Мамонт повернул к нему улыбающееся лицо. – Только что по радио передали.

– Мне теперь до лампы. Сделал что мог, как говорили в старину. Кто сумеет, пусть сделает лучше меня. Не помнишь, как это по-латыни будет?

– Заишный за тебя вступится, – сказал Мамонт. – И всю свою тяжелую артиллерию подключит. Ему другого выхода нет. Если ты прав – значит, и он прав, и все тип-топ. Если наоборот… Он уже участок себе присмотрел под Дагомысом, собирается на покое кофе выращивать.

Денис молчал, глядя в окно. Потом спросил:

– А музыка какая-нибудь нормальная у тебя есть?

Полноприводная «Ауди» бодро преодолела проселок, лишь пару раз царапнув брюхом колею. А уж когда выехали на трассу, Мамонт дал себе волю: включил проигрыватель на полную мощность и утопил педаль газа в пол. На спидометре было далеко за сотню, но в салоне скорость не чувствовалась – машина, степенно покачиваясь, как океанский лайнер, глотала километр за километром, убаюкивала, укачивала, напевала о султанах свинга и тоннелях любви гнусавым голосом Марка Нопфлера… И Денис задремал.

Он сидел в темной комнате, забившись в угол, на столе – огромный компьютерный экран, где монстр с картофелеподобным лицом, держа наперевес лазерную пушку, наподобие той, что в «Крахе инженера Гарина», ругался грязными словами, требовал, чтобы Денис вышел из укрытия, показался перед ним. Денис не выходил и не подавал голос, он только глубже забивался в какую-то щель, стремился заполнить ее каждой своей клеткой. И тогда монстр вытянул из экрана свою лапу, а вслед за лапой показалась голова, и монстр постепенно вышел из экрана. Денис понял, что это – компьютерная игра наоборот, так называемый «апсайд даун», здесь монстры гоняются за живыми людьми и убивают их. Ведь это гораздо интереснее обычных «стрелялок», больше драйва… и весь мир поголовно сейчас увлечен этой игрой, производители «апсайдов» зарабатывают миллиарды. «Но почему, – спросила невесть откуда взявшаяся Вера, – почему не ты первый додумался до этого? Это были бы твои миллиарды, мы бы купались в деньгах, каждый день ходили бы в „Папу Джо“ и все такое…»

– А я не знаю, – ответил Денис.

– Что ты не знаешь? – послышался голос Мамонта.

Денис открыл глаза. Они стояли на обочине, перед ними – еще несколько машин с включенной «аварийкой», ближе всех – гаишный «Опель», буквально перегородивший всем дорогу. Мамонт обыскивал свой бушлат в поисках чего-то. Наконец он достал бумажник, серую книжицу с правами и техпаспортом и кумачово-красное удостоверение сотрудника ФСБ. Книжицу он передал кому-то в открытое окно, а удостоверение показал, не выпуская из рук.

– Где мы? – спросил Денис.

– В Караганде, – буркнул Мамонт. Потом крикнул в открытое окно: – Ну что? Теперь видишь? Может, мне выйти, в полный рост постоять, чтобы никаких сомнений не осталось?

Там, видно, не очень хотели, чтобы Мамонт выходил. Во всяком случае, с ответом не торопились.

– План «Перехват», – коротко прокомментировал Мамонт Денису. – Эффективность пятнадцать процентов. Потому что разбираться не умеют. Кого не надо – мурыжат, кого надо – пропускают.

В открытом окне показалось красное веснушчатое лицо, с непривычным человеческим выражением, потом показалась рука с Мамонтовыми документами.

– Но вы нас тоже поймите… – тихо проговорил голос, – ведь номера на машине обычные… И литеры «К» у вас нет. Мы ведь не можем…

– Звоните начальнику УВД! – отрезал увесистый бас Мамонта. – Скажите: так и так, задержал майора ФСБ, это правильно или не очень?

Денис сказал: «Пойду покурю», открыл дверцу и вышел наружу. Пока один гаишник выяснял отношения с Мамонтом, второй допрашивал владельца крохотного «Ситроена», стоявшего чуть впереди. Денис повернулся спиной к ветру, закурил с третьей попытки. Он рассматривал спину владельца «Ситроена» до тех пор, пока сигарета не закончилась. Потом подошел.

– Какими судьбами, мсье Арно?

Владелец «Ситроена» резко обернулся. Эмиль удивленно смерил Дениса глазами, словно вспоминая, где же они могли встречаться. Потом вежливо улыбнулся и чтото промычал в ответ.

– О! Так вы, оказывается, знакомы? – тут же развернулся к Денису худощавый лейтенант.

– Что за фрукт, не пойму! Даже рта мне не дал открыть, какой-то визиткой размахивал, заорал сразу: «Да я с прокурором пил! С Петровским! Да я всех в милиции знаю!..» Причем на чистом русском. А когда я ему конкретно протоколом пригрозил за оскорбление, он – бац: я французский гражданин, по-рюски не понималь… Так, может, вы ему объясните на чистом французском, что он превысил скорость на пятьдесят километров в час – раз, ездит без прав – два, и находится он на территории России, где никакой его Миттеран не указ – три. И что в таком случае он вместе со своей машиной должен проследовать в районное отделение для последующего выяснения…

– Миттеран давно умер, – сказал Денис. – А Петровский это я.

Он повернулся к Эмилю:

– Так с каким это прокурором ты пил? С Рахмановым, что ли? Хорошо ему наливал? «Мартель»? «Отар»? И много он успел тебе рассказать о методах борьбы с международным терроризмом?

Француз усмехнулся и промолчал.

– А хочешь, я тебя спрошу, что ты, французский гражданин, делаешь рядом с секретным полигоном Российских Вооруженных Сил? – продолжал Денис. – И нет ли при тебе какой-либо кино– или фотоаппаратуры?

– А что? – насторожился патрульный. – Думаете, он мог… это…

– Сейчас каждый цивилизованный подросток имеет в употребление при себе кино– и фотоаппаратуру, – произнес Эмиль. – Это называется «селлер», мобильный телефон.

– О! – обрадовался гаишник. – Опять по-нашему заговорил!

– Для того чтобы быть цивилизованным, одного мобильника мало… важно, как им пользоваться, – сказал Денис. – Ты успел проглотить флэш-карту? Запить дать чего-нибудь?

– Благодарю, не надо, – сказал Эмиль.

– Благодарить потом будешь, – сказал Денис и, повернувшись, пошел к «Ауди».

Мамонт уже дожидался его, от нечего делать переключая радиостанции.

– Спекся французик, да?

– Давно спекся, – сказал Денис. – Не с теми пил.

– Бывает, – сказал Мамонт. – Мы его на коротком поводке держали все это время… потому он и не вылезал никуда особо. А сегодня не до него было, плюнули. Вот он и вырвался на волю. Кстати, знаешь, как его настоящее имя? Рашид аль-Бахри. Родители натурализовались в 73-м…

Мамонт включил передачу и рванул с места так, что покрышки завизжали.

– Странный какой-то поводок, – недоверчиво протянул Денис и глянул на своего старого наставника. – Почему он не сидит у вас в северном крыле подвала? Что-то ты темнишь!

Мамонт усмехнулся.

– А какая от этого была бы польза? Тем более, он реально ничего не сделал, судить его не за что…

– А сейчас есть польза? – ухватился за слово Денис.

Майор хмыкнул.

– Есть. Когда ты будешь работать в Европе, возможного связника сможешь узнать в лицо. Это очень важно.

– Так вы его вербанули?!

Мамонт еще раз хмыкнул и подмигнул:

– Ну и слова вы знаете, товарищ следователь! А что это такое?

– Какого хрена тогда он здесь шпионит? – спросил Денис. – Наверняка снял эту радугу и все… спецэффекты!

– В них никакой тайны нет, – в очередной раз хмыкнул Мамонт. – А ему-то чем-то отчитываться надо… Ты спи давай дальше, я разбужу, когда будем на месте.

– В каком месте? – зевая, спросил Денис.

– Да в каком хочешь.

Ему было проще назвать места, в которых он не хотел бы оказаться. Темная комната с подмигивающим зеленым огоньком. Пропахший дымом кабинет в прокуратуре. Даже родной дом с вечно бормочущим телевизором… А впереди его ожидает не самое легкое время: ЧП на полигоне во время визита министра обороны – это вам не фунт изюму…

Нужно укрытие. Тепло без духоты. Слова без пустой трескотни. Поддержка. В одиночку ему не выстоять…

Прежде чем уснуть, Денис все-таки назвал адрес дома, в котором ему хотелось бы оказаться. И номер квартиры.

Проваливаясь в сон, он даже назвал имя:

– Валерия…

Через два месяца дознание по поводу происшествия на полигоне «Кротово» завершилось. Официальная версия так никогда и не была озвучена, что только подстегнуло различные «желтые» издания на поиск все новых и новых абсурдных гипотез. Получил ли кто-нибудь из военных чиновников за это по шапке – неизвестно.

Зато городской прокурор Рахманов Е. Н., не имевший, казалось бы, прямого касательства к событиям на полигоне, был отстранен от занимаемой должности и навсегда пропал из поля зрения коллег. Ходили слухи, что он то ли работает старшим следователем в районной прокуратуре Норильска, то ли занимается перепродажей дачных участков под Москвой, то ли вообще безвылазно сидит на Лубянке, дает показания…

Почти одновременно с Рахмановым прокуратуру покинул Коленька Вышинец. С ним, правда, ясности было больше: Коленька через знакомых устроился консультантом на одну из московских студий, где снимали очередной бандитский сериал, и консультировал серий восемь или девять, его имя даже было в титрах. Потом сменился режиссер и вся съемочная группа, Коленьку тоже сменили, но он остался в Москве, женился на бизнесвумен, которая была старше его на двенадцать лет, жил примаком в четырехкомнатной квартире в Тушино, нигде не работал и был очень доволен жизнью.

Дениса, как и обещал Мамонт, по поводу ЧП не тревожили. Его даже поблагодарили за службу, а Заишный в приватной беседе пообещал ему личное содействие в продвижении по лестницам и коридорам Конторы. «Как только объявят набор на курсы „Выстрел“ по линии СВР – так сразу! Я помню: европейское направление…» Но пока что Денис продолжал работать в прокуратуре, расследовал уголовные дела, варил кофе в своем кабинете, подолгу о чем-то беседовал с Сашей Ляпиным…

Потом начались судебные процессы. Самойлов получил пожизненное, и все сотрудники городской прокуратуры считали, что этого мало: никакой срок не сравнится с ужасом насильственного прерывания жизни. Фактическое помилование профессионального палача не лезло ни в какие понятия о справедливости. Сам Самойлов и его адвокат считали по-другому и подавали кассационную и надзорную жалобы на чрезмерную суровость приговора. Доказательства вины Журбинского, а тем более Виктора, были, по нынешним меркам, очень слабыми, однако получили они десять и шесть лет соответственно. И здесь адвокат, – а защищал всех троих знаменитый Дингер, – только развел руками и показал взглядом куда-то вверх: как опытный человек, он избегал облекать крамольные мысли не только в поступки, но даже в слова. В кулуарах, понизив голос, он пояснил: «Здесь же политика замешана. Да личные интересы прокурорских работников. Поэтому удивляться не приходится. А в обычном варианте этих двоих оправдали бы, или условно дали. Возможно, он был и прав.

Дело Сироша после гибели Курбатова передали Дерзону. Никаких установок на Валерия Гургеновича не поступило: он умел быть любезным, полезным и обходительным с начальством и, вообще со всеми, от кого могло что-то зависеть в его судьбе. Такая дальновидность свойственна людям, не отягощенным выдающимися личностными качествами, но почти всегда она себя оправдывает. В результате следствие приняло все оправдательные доводы Валерия Гургеновича и пришло к выводу, что преступной халатности в его действиях нет, а допущенные нарушения лежат в рамках дисциплинарной ответственности. Виновной в пьянке сотрудников СИЗО была признана старшая смены старший лейтенант Жданкова, дело в отношении которой Дерзон прекратил за смертью последней. Сирош продолжал руководить оперативной работой, золотой перстень и «Форд-мондео» вернулись на свои места, появились упорные слухи, что его вот-вот назначат начальником следственного изолятора. Скорей всего, так бы и получилось, ибо на пустом месте подобные слухи обычно не появляются, а появившись, как правило, сбываются. Но однажды утром, когда подполковник Сирош ехал на службу, его «Форд» поднялся в воздух и разлетелся на части, так что одно колесо упало в квартале от места взрыва, который оказался не последним в Тиходонске.

В один из погожих апрельских дней Петровский выезжал с оперативной группой в пригородный поселок Прошино, где взрыв практически сравнял с землей частный дом, называемый в народе «Дунькин мотель», и унес жизни девяти человек. Причиной происшествия стало неосторожное обращение с взрывчаткой, коей тут имелось, по экспертным оценкам, не менее семи килограммов в тротиловом эквиваленте. Как рассказывали жители Прошино, к Дунькиным постояльцам недавно прибился новообращенный бомж по кличке Гуль (вскоре его переименовали во Взрывника), который во время попоек нередко устраивал «фейерверки»: взрывал шашки и петарды, запускал осветительные ракеты… Однажды он глушил рыбу на местном озере, в результате чего кверху брюхом повсплывала практически вся водная фауна. Откуда взялся этот Гуль, и где он брал взрывчатку – никто из местных не знал. Говорили, что когда-то он служил то ли в армии, то ли в МЧС и был одним из лучших специалистов по взрывному делу, потом познакомился с красивой отчаянной девушкой, которая свела его с представителями криминального мира… Что-то с этой девушкой случилось потом – то ли ушла от него, то ли погибла, – и Гуль спился в одночасье, пропил все деньги и квартиру, в результате чего и попал в Дунькину «веселую компанию». Однако из девяти обезображенных трупов опознать удалось лишь труп Евдокии Есауловой, хозяйки дома. Остальные восемь навсегда остались неопознанными, и среди них – тот, кого называли Взрывником. Так что был ли Гуль на самом деле, или его не было – осталось тайной.

Эмиль Арно, он же Рашид Аль-Бахри, покинул Тиходонск, а вместе с ним и Россию, в тот же день, когда случилось ЧП на полигоне «Кротово». Точнее – в тот же вечер. Возможно, к этому приложили руку люди Мамонта, возможно, он сам так решил. Эмиль никому не говорил о своем отъезде, ключи от квартиры и оставшуюся часть суммы за постой он оставил на кухонном столе, а билет на самолет купил за полтора часа до отбытия. И был несколько удивлен, когда у стойки регистрации встретил Дениса.

– Небольшой алаверды, как говорят у нас на Кавказе, – сказал Денис, протягивая ему пакет с бутылкой армянского коньяку и почтовый конверт. – Коньяк – тебе, письмо – Мадлен.

– Но здесь написано: «Елизавете Даниловне Торнберг, урожденной Выгодской, в ее собственные руки», – сказал Эмиль, прочитав подпись на конверте. – Как-то, м-м… кудрявый письмо. Так сейчас не пишут.

– Ничего страшного, она поймет, – сказал Денис. – Надеюсь, русский она не забыла.

– Здесь имеется какое-нибудь интересное предложение?

– Скорее признания зеленого юноши, который давно умер. Отвечать не обязательно.

Эмиль кивнул и спрятал конверт в карман. На том они и расстались.

В тот же вечер Денис перевез свои вещи к Валерии и остался жить у нее. На выходных он навещал мать, приносил продукты, а ее день рождения в марте они справляли втроем: мать, Денис и Валерия. Неплохо посидели, очень даже неплохо… Мама стыдила молодых, что не спешат оформить отношения, как полагается. В общем, с Валерией у Дениса все складывалось более или менее хорошо, хотя о своих семейных неурядицах он распространяться не привык, да и не с кем ему, по большому счету, особо распространяться-то…

В прокуратуре он по-прежнему держался особняком. Хотя справедливости ради надо сказать, что Саша Ляпин оказался вполне интересным и начитанным собеседником. Чем-то он неуловимо напоминал самого Дениса Петровского в ту не столь далекую, а вместе с тем почти древнюю пору, когда тот – молодой, грамотный и перспективный специалист, только начинал свою службу в прокуратуре города Тиходонска…