Глава пятнадцатая
Асмодей был доволен собой. Он не дал чекисту себя напоить, лишнего не болтал, держался достойно и просьбы выдвинул серьезные. Пусть знают: Асмодей не за бабки работает, не дешевка какая-нибудь... Это очень важно. Когда агент деньгами не интересуется, к нему следует другие подходы искать, уступок больше делать. А то кинут «хрусты», и готово: закрой пасть, виляй хвостом, служи!
И еще одна причина для довольства: с Иркой все получилось отлично! Первый раз, правда, быстро разрядился, как только дотронулся, но она молодец, высокий класс, на сегодня опять пригласил. Если придет, конечно. Она ведь по указке майора работает. Но он ее подкормил, не обидел, значит, и свой интерес должна иметь...
Асмодей с удовольствием побрился «Жиллеттом», протер лицо терпким, щиплющим раздраженную кожу французским одеколоном.
Пожарил яичницу с гренками, всыпал в чашку ложку растворимого кофе, смешал с сахаром, капнул воды, взбил густую массу добела. Когда залил ее кипятком, поднялась желтоватая пенка.
Такие завтраки он готовил еще до женитьбы. Да и после... Ольга к хозяйству особой любви не испытывала. К дрючеву – другое дело, тут хоть с утра до вечера и всю ночь, как хочешь, куда хочешь – пожалуйста, отказа не будет, только полное понимание и содействие. Зеркало против дивана повесила, а второе в постель брала, устанавливала старательно, чтобы видеть, как там плоть в плоть заходит.
Все это он в зоне вспоминал, когда гусю шею точил – здорово помогало. Только этим помощь женушки и ограничилась. Как он о длительной свиданке мечтал – трех днях вкусной жратвы и Гусю шею точить – заниматься онанизмом. круглосуточного сладостного харева! И руках, ногах, губах ее – любил ведь суку!
Ни разу не приехала, ни одной дачки не принесла. По зоновским меркам
– подлянка серьезная, многие в побег уходили, чтобы разобраться, на запретке падали с пулей в башке, на колючке повисали... У кого-то получалось – возвращались с новой статьей уже на строгий режим.
Он ведь ей «капусты» много оставил – и «деревянных», и «зеленых», и рыжевья... Все мало, даже хату продала и хвост винтом завернула, как последняя шалава. Ищи-свищи, дорогой муженек!
А ведь через Валентина Сергеевича вполне можно и найти!
От этой мысли Клячкин замер с приоткрытым ртом.
Вполне! И спросить: «Что же ты, прошмандовка, так по-черному мужа кинула? Разве мало с него имела? Или не из-за тебя он сел?» И маслину в лобешник!
Клячкин не собирался мстить. Но сейчас испытал острое желание увидеть страх в красивых распутных глазах бывшей жены.
Завтрак оказался скомканным. Вымыв посуду, Клячкин сел к столу, положил на лист бумаги пятидесятитысячную купюру и несколько раз обвел карандашом. Вырезав получившиеся прямоугольники, тщательно сложил их и спрятал в карман.
Затем прошел в спальню, где смятые простыни напомнили об Ирине. Захотелось, чтобы девушка была рядом. Набрать жратвы, выпивки, запереться дней на пять... «Как на длительном свидании», – мрачно подумал он.
Сумка с деньгами была самым уязвимым местом. Именно из-за нее он не позволил себе напиться и плохо спал ночью, крепко прижимая Ирину и просыпаясь, когда она пыталась высвободиться. Носить ее с собой нельзя, оставлять здесь – тем более.
Внезапно в Клячкине пробудился Таракан. Он выскользнул из квартиры, поднялся без лифта на последний этаж, гвоздем открыл навесной замок и оказался на чердаке. Сильно пахло пылью, из слуховых окошек струился рассеянный свет, слабо освещая огромное помещение, тут и там перегороженное дымоходами, вентиляционными каналами, трубами и задвижками отопительной системы. Здесь можно было спрятать что угодно: пулемет, расчлененный труп, чемодан с наркотиками. Правда, Фарт, Адвокат или Асмодей вряд ли сумели бы найти подходящие места, зато Таракан справился с задачей без труда.
Через час Клячкин вышел со станции метро «Лубянка» и зашел в «Детский мир». В отделе детского творчества он набил опустевшую сумку десятками пачек хрусткой, чуть розоватой бумагиВ подвальчике на Неглинной располагалась переплетная мастерская, здесь бумагу нарезали по размеру прямоугольных шаблонов. Клячкин пояснил, что на симпатичных розовых листочках золотом будут отпечатаны билеты в новое казино.
– Ну их к черту, эти казино, – в сердцах сказал старый переплетчик. – Племяннику в «Медведе» гранатой ногу оторвало. Поиграл... С черными там чего-то не поделили.
Клячкин охотно поддержал тему о засилье кавказцев в Москве. За время беседы переплетчик, для удобства переноски, спрессовал розовые прямоугольники в плотные блоки и перехватил бечевой. Получилось очень аккуратно и компактно.
Поблагодарив и расплатившись, Клячкин ушел.
– Смотри, чтоб никто в сумку не заглянул, – напутствовал его переплетчик. – Подумают – деньги и дадут по башке. Уж больно похоже...
На Кузнецком мосту, у метро, находился хозяйственный магазин, здесь Клячкин купил сотню полиэтиленовых пакетов и прибор «Молния» для электрической сварки пластика.
Оставалось сделать еще одно дело. Он нырнул под прозрачную полусферу телефона-автомата, набрал номер.
– Вас слушает автоответчик, после короткого сигнала оставьте ваше сообщение, – раздался в трубке незнакомый голос.
– Привет, Металлист, это Фарт, – вальяжно проговорил Клячкин. – Я на пару дней заскочил в Москву, есть к тебе дело. Времени мало, поэтому приеду прямо сейчас. Пока.
Он положил трубку. Металлист отличался крайней осторожностью, никогда не открывал дверь без предварительного звонка и даже на автоответчик записал чужой голос. Впрочем, по нынешним временам это невредно. Тем более при его профессии.
Металлист жил в Китайском проезде, неподалеку от Москворецкой набережной. На обшарпанном фасаде старого четырехэтажного дома выделялись новые переплеты рам и узорчатые решетки его квартиры. Он давно собирался сделать капитальный ремонт и раз сумел исполнить задуманное, значит, дела идут хорошо.
Первый этаж занимала какая-то фирма, она захватила подъезд, поэтому пришлось обходить здание через тесный, загроможденный строительным хламом двор, протискиваться между заляпанными побелкой козлами и бочками с краской.
По широкой, со стертыми каменными ступенями лестнице Клячкин поднялся на третий этаж и позвонил у стальной, задрапированной деревянными планками двери. Раз, второй, третий...
– Кто здесь? – раздалось наконец из динамика переговорного устройства.
– Металлист, открывай! – нетерпеливо сказал Клячкин.
После томительной паузы где-то в глубине защелкали запоры, послышался скрип тяжело отворяющейся двери, и вновь наступила тишина – Клячкина внимательно рассматривали в «глазок».
«Японский, – отметил Клячкин. – Обзор – сто восемьдесят градусов».
Очевидно, Металлист не нашел ничего подозрительного, потому что замки щелкнули совсем рядом, повернулась ручка, извлекающая запирающие стержни из дверной колоды, и обшитый деревом стальной лист распахнулся наружу в полном соответствии с требованиями безопасности.
– Здорово, Фарт, откуда ты взялся? Быстро заходи, – скороговоркой выпалил невысокий, с тонкими чертами лица человек в изящных очках с тонированными стеклами.
Клячкин прошел сквозь армированный сталью тамбур. Металлист тщательно запер двери – внешнюю и внутреннюю – тоже стальную, обитую планкой изнутри.
Что-то коснулось бедра, Клячкин опустил голову. Громадный ротвейлер с красными глазами настойчиво обнюхивал его, чуть приоткрыв клыкастую пасть. Второй такой же зверь стоял неподалеку в позе готовности к атаке.
– Убери псов, – сдавленно сказал Клячкин.
– Не бойся, – усмехнулся Металлист. – Главное – не делай резких движений и не пытайся меня обидеть. Разорвут в клочья, ахнуть не успеешь!
Чувствовалось, что он не шутил.
Из просторной высокой прихожей они прошли в кухню. Клячкин заметил, что дверь в комнату тоже сделана из стали. Такого он никогда еще не видел.
Ротвейлеры шли следом.
– Тебе что, отстреляться не из чего? Зачем столько дверей нагородил?
Металлист не обратил внимания на его слова.
– Выпить хочешь?
Клячкин прислушался к себе.
– Пожалуй. Вермута со льдом и лимоном. Или хорошей водки с маринованным огурчиком. И какой-нибудь бутерброд не помешает...
– А девочку? – подмигнул Металлист.
Он был похож на научного сотрудника, художника или поэта. И кухня обставлена с фантазией и вкусом.
Услышав шаги, Клячкин повернулся.
– Здрасьте.
На пороге стояла симпатичная девушка с подносом в руках. Поднос был уставлен бутылками. Но Клячкин не смотрел на выбор спиртного – только на девушку. На ней были красные туфли на «шпильках», красные бусы и черные колготки, надетые прямо на голое тело, так что волосы лобка кое-где вытарчивали сквозь нейлон.
Металлист всегда любил эффекты. Когда он занимался валютой, то, оттягиваясь вечером в кабаке, засовывал червонцы в золоченые раструбы саксофонов. А наряд! Зеленый велюровый пиджак, кирпичного цвета рубашка, ярко-красный галстук, желтые мокасины и замшевые в мелкий рубчик штаны. Завершала картину крохотная кожаная кепочка ярко-желтого цвета.
Суровость и конспиративность нынешнего бизнеса, очевидно, компенсировалась домашними эффектами. Но ему всегда нужны были зрители. Хотя бы один зритель.
– Хорошая заготовка, – похвалил Клячкин. – Ну-ка, милая, пройдись... Целая ночь общения с Ириной сделала свое дело: голос его звучал уве– ренно и чуть снисходительно, ни дрожи, ни хриплости.
Девушка поставила поднос на стол. Конической формы груди упруго качнулись. У нее была не слишком выраженная талия, сглаженная линия бедер, «шпильки» выгодно удлиняли крепкие ноги. Клячкин вспомнил пыльный просторный чердак со спрятанным в разных местах, но уязвимо-бесхозным богатством, и мысли переключились с опасного курса.
– У меня к тебе дело.
– Дела подождут. Лариса обожает групповуху.
Девушка улыбнулась. Похоже, Металлист не шутил и в этот раз.
– Такие партнеры меня не вдохновляют. – Клячкин указал на ротвейлеров. Псы сидели в двух метрах сзади и не сводили с него глаз. – Нужна железка.
Металлист прищурился.
– Откуда ты свалился? И сразу – быка за рога... Так дела разве делают?
Клячкин хотел ответить, да запнулся и посмотрел на девушку.
– Лара, подожди меня в спальне.
Девушка скривила губы и вышла.
– Ты знаешь, что я оттянул четыре года. Сейчас вошел в серьезный бизнес, нужен ствол. Сколько лет мы с тобой знакомы? То-то! Зачем же ходить вокруг да около?
Металлист плеснул в два стакана виски, чокнулся, выпил.
– Какие параметры тебя интересуют? Размеры, вес, условия применения? Я посоветую, что выбрать.
– Я и так знаю. «Вальтер ППК», семь шестьдесят пять.
– Ты меня успокоил.
– ?!
– Подставной не просит конкретную модель.
– Ты шизанулся? – Клячкин испытующе посмотрел на собеседника.
– Жизнь изменилась. Ничего не поймешь. Кто угодно может подлянку сделать. Ну да насчет тебя я пошутил.
– Правда? А непохоже.
– Я всегда непохоже шучу. Сам понимаешь, дома ничего не держу. Зайдешь завтра.
– Правильно. Твои друзья дадут мне по башке и заберут деньги.
– Это ты шизанулся!
– Нет, просто тоже пошутил. Завтра я уезжаю.
Металлист задумался.
– Кажется, я еще не отдал одну штучку... Знаешь, сколько стоит?
– «Макар» – «лимон».
– Сравнил! Полтора...
– С «маслятами».
– Шутишь? Это большой дефицит. Пятьдесят за каждый. А в счет полутора дам хорошую кобуру.
Клячкин молчал.
– ...И гранату.
– Зачем мне граната?
– «РГД-5» – отличная вещь! Бросишь в окно машины и стой спокойно рядом – ничего тебе не сделается. А как здорово на психику действует! Только покажи – любая «крутизна» отскочит.
– Уговорил.
– Сколько «маслят»? – Металлист деловито и привычно уточнял детали сделки.
– А запасная обойма есть?
– Размечтался.
– Тогда семь.
– Хватит?
– Мне не воевать.
– Ладно. – Металлист встал. – Для порядка – покажи деньги. С тебя один восемьсот пятьдесят.
Клячкин усмехнулся и извлек из внутреннего кармана стопку банкнот. Металлист кивнул и вышел. Псы остались и, как показалось Клячкину,
стали еще внимательнее. Он хотел немного выпить, но не рискнул делать лишние движения. Из глубины квартиры доносились какие-то звуки – будто двигали мебель. Потом наступила тишина, в которой отчетливо слышалось тяжелое дыхание ротвейлеров.
– Заждался? – Металлист появился совершенно бесшумно. – Вот твои железки...
На стол, между стаканом и подносом, легли изящный вороненый пистолет и округлая, напомнившая Клячкину плод киви граната. Из кожаной, опутанной ремнями кобуры Металлист высыпал блестящие латунные цилиндрики, заканчивающиеся белыми головками пуль.
– Раз, два, три... Семь! Все, что заказывали. Прошу.
Клячкин вынул из стопки три банкноты, остальные положил на поднос.
– Считай.
Шевеля губами. Металлист сноровисто перебрал купюры.
– Тридцать семь... Все правильно. Только... Где ты их получал?
– А где ты получал эти штуки?
Металлист пожал плечами.
– Ладно, замнем... Пользоваться умеешь?
– Напомни. – Клячкину не понравилась любознательность оружейника.
– Значит, так, тебе в соревнованиях не участвовать, на дуэль не выходить. Потому запомни: главное – успеть его достать и выстрелить. Отсюда обязательные правила: всегда держи патрон в стволе – это раз. И второе – перед заварухой он должен быть в кармане. Когда видишь, что пахнет жареным, не жди... Сдвинул предохранитель, вынул – и нажимай крючок. Расстояние должно быть небольшим – два-три метра, целься в корпус – тогда не промажешь. Бой здесь резкий и сильный, одной пули вполне достаточно, поэтому не повторяйся, переноси огонь. За три секунды можно уложить семерых. Недавно в мотеле на Можайке... Металлист прикусил язык.
– С гранатой еще проще. Эти проволочки свел вместе и вытаскивай кольцо. А рычаг держи! Отпустил – запал загорелся, и через четыре секунды – взрыв! Лучше, если в тот момент она не будет у тебя в руках.
Он говорил очень доходчиво, и Клячкин подумал: «Сколько подобных инструктажей провел он за свою жизнь? И как они аукнулись в десятимиллионном городе?»
– А вообще-то она совершенно безопасна, не то что «лимонка». Можно в соседнюю комнату кидать!
Так же сноровисто, как считал деньги. Металлист снарядил обойму, ловко передернул затвор, щелкнул предохранителем.
– Владей!
Немного театрально он протянул пистолет Клячкину. Оружие удобно легло в руку. Пластмассовый треугольник внизу магазина, оказывается, удлинял короткую рукоятку. Пистолет сидел как влитой. Удивляясь продуманности конструкции, Клячкин любовался грозной игрушкой.
– Знаешь, почему я про деньги спросил? – внезапно заговорил Металлист. – У Юго-Западной группировки вертанули общак. Они всех предупредили – осторожней с пятидесятиштучными купюрами... Москва на ушах стоит! Я вообще-то их на баксы меняю, но сейчас не сунешься...
– Не боись. – Клячкин постарался, чтобы голос звучал обыденно, равнодушно. – Эти из дагестанского банка, получены позавчера.
– Сам понимаешь, при моем бизнесе ссориться с ними нельзя. – В голосе Металлиста звучала озабоченность.
Клячкин выключил предохранитель, глянул на собак.
– Говоришь, за три секунды семерых? А как ты страхуешься в момент передачи?
– Лара! – позвал Металлист и, глядя через плечо Клячкина, улыбнулся.
– Обернись! Но очень медленно.
Металлист не только любил эффекты, но и умел мастерски их организовывать.
Для устойчивости широко расставленных ног девушка сняла туфли. Двумя руками она держала огромный пистолет, нацеленный в спину Клячкина. Такое он видел в крутых боевиках.
– Думал, она только трахаться может? Лара – мой компаньон. А стрелять я ее выучил хорошо... Металлист был явно доволен произведенным впечатлением. Он улыбался.
Клячкин перещелкнул предохранитель на место.
– А ты очень впечатлителен. Неужели подумал, что я могу тебя замочить?
– Нет. Но порядок есть порядок. – Металлист улыбнулся еще шире. – Страховка должна быть всегда.
Улыбка исчезла.
– И еще один бесплатный совет. Пока не наловчишься вынимать его из кобуры – носи в кармане. Или в сумке, под рукой.
Спускаясь по каменной лестнице, Клячкин подумал, что и железные двери, и ротвейлеры, и страхующая Лара с огромной пушкой не помогут Металлисту, если его всерьез захотят списать. Подъезд и захламленный двор – самое подходящее для этого место.
Металлист тоже не обольщался насчет собственной безопасности. Связи и уважение в определенных кругах защищали надежней, чем запоры, свирепые псы и оружие. Значит, не надо ссориться с группировками и делать вид, будто их проблемы тебя не интересуют.
Он набрал нужный номер телефона.
– Только что у меня был парень с двумя «лимонами» по полтиннику. Бумажки новые, хрустят. Фарт когда-то занимался валютой, потом сидел. Клячкин...
Эвакуатор номер двадцать пять функционировал исправно, только перекосилась крышка щитка управления лифтом. В критической ситуации оперативник мог потерять из-за этого решающие минуты.
Капитан Васильев сделал соответствующую запись в журнале обхода и прикинул свой дальнейший путь. Следующий эвакуатор находился в полутора километрах по прямой. Если подниматься наверх, придется возвращаться назад, петлять и проделать втрое больший путь. Васильев решил двигаться под землей.
По инструкции в этом случае следовало приготовить специальное снаряжение. Ввиду простоты и непродолжительности маршрута Васильев решил было не затеваться с лишними предосторожностями, но потом вспомнил, что именно пренебрежение инструкцией стоило жизни его напарнику, и изменил решение.
В каждом эвакуаторе имелся специальный подземный комплект. Васильев надел тонкий прорезиненный комбинезон, не пропускающий влаги, каску с фонарем, еще один фонарь сунул в сумку, повесил на пояс нож, газоанализатор, прихватил комплект для отпугивания крыс. Газоспасатель все же решил не брать, дав себе страшную клятву не сходить с маршрута и не соваться в катакомбы.
Эвакуатор номер двадцать пять выходил не в туннель метро, а в бетонный коридор с линиями правительственной связи. В принципе здесь должны были функционировать вентиляция и периодически проверяться состав воздуха. Некоторые эвакуаторы выходили в штольни старой Москвы, но передвигаться по ним разрешалось только в случае самой крайней и настоятельной необходимости с соблюдением мер повышенной предосторожности.
Захлопнув за собой дверь шахты, Васильев оказался в кромешной темноте. Когда вспыхнула лампочка, желтый рассеянный свет выхватил бетонные плиты, которыми был облицован узкий, менее двух метров шириной, коридор, уходящий в бесконечность.
Капитан отправил наверх лифт. В следующей точке предстояло оставить снаряжение и сделать запись об этом в журнале, чтобы ремонтная бригада водворила все на место. Раньше подобные перемещения осуществлялись очень четко. Сейчас Васильев не был уверен, что такое положение сохранилось.
Коридор был сухим, пол – ровным. Васильев шел, почти не сгибаясь. Слева вдоль стены тянулись несколько десятков бронированных, экранированных и в простой свинцовой оплетке кабелей, пучки разноцветных жил и разномастные по толщине и фактуре провода. Дышалось легко, ощущался даже легкий ток свежего воздуха – вентиляция работала исправно.
И все же назвать подземный переход прогулкой Васильев бы не решился. Бесконечная чернота сзади, в которой дробились и множились звуки шагов, нервировала, все время хотелось оглянуться: не подкрадывается ли кто со спины. И впереди непроглядный мрак. Кто или что поджидает там непрошеного гостя? И хочется непрерывно светить под ноги, потому что не оставляет глупая мысль о возможности в любой момент провалиться в преисподнюю. А крысы! Бр-рр...
Капитан нажал клавишу небольшой коробочки, и акустическая система испустила ультразвуковой свист, отпугивающий громадных грызунов. Васильеву были неприятны злые, размером с собаку, твари, но ему приходилось встречаться с ними, одну он сумел подстрелить. У многих же коллег они вызывали просто первобытный ужас. Тот же Семен Григорьев из-за них никогда не спускается под землю, а уж какой лихой и рисковый парень!
Несколько лет назад сведения о мутантах просочились наверх, в Москве чуть не началась паника. Специально проведенной пропагандистской кампанией удалось убедить людей, что в основе слухов – обычная газетная «утка», мистификация охочих до розыгрышей журналистов. Труднее всего было убедить в этом машиниста, своими глазами видевшего разрезанную поездом крысу величиной с поросенка!
По инструкции систему отпугивания следовало включать в условиях реальной возможности встречи с мутантами, но все, кто ходит под землей, предпочитают сажать батарейки, лишь бы не увидеть чудовищную тварь.
Под ногами захлюпала вода: пятидесятиметровый отрезок коридора оказался подтопленным. Раньше это явилось бы чрезвычайным происшествием, причину немедленно бы обнаружили и устранили, туннель осушили. Сейчас двухсантиметровый слой воды в системе секретных коммуникаций считается мелочью... «Скоро все придет в упадок», – подумал Васильев.
Он смотрел под ноги, на черную, отражающую свет фонаря поверхность, и отвлекся от того, что находилось на высоте его роста. Внезапно что-то живое ворохнулось перед лицом, он резко остановился и вскинул голову, чувствуя, как шевельнулись волосы на затылке и ледяная дрожь облила загривок и ямку между лопатками.
В следующий миг он шарахнулся назад. От невысокого потолка сантиметров на сорок вниз коридор был заплетен паутиной. Или это тонкая бечевка, образующая правильный геометрический узор? Нет, ни одно живое существо не способно так искусно заплести бечеву. Только паук, выпускающий жидкие, затвердевающие на воздухе нити из собственного тела и руководимый вековыми инстинктами, природа которых не разгадана до сих пор. Но какого же размера должен быть этот зверь!
Лучом фонаря капитан тщательно обшарил бетонные плиты потолка и стен. Ствол пистолета следовал синхронно с желтым пятном, хотя сам Васильев не смог бы сказать, когда он извлек оружие. Сработал инстинкт, заложенный глубоко-глубоко, на уровне подкорки.
Хозяина паутины видно не было. В левой стене, под провисающим температурным напуском проводов и жил, раскрошился стык бетонных плит, образовав глубокую расщелину. Самое подходящее место, чтоб спрятаться. Васильев наклонился, но свет туда не проникал. Можно попробовать потрясти паутину, он должен выбраться и проверить: кто попался в ловчую сеть...
Но у капитана не было желания искать или выманивать чудовищного паука. Он с трудом подавил порыв, идущий от сердца: пригнуться, поднырнуть под паутину и уйти своим путем. Вместо этого контрразведчик ножом располосовал преграду, держа пистолет наготове. Нити достигали двухтрех миллиметров в диаметре, пружинили и плохо поддавались клинку. Наконец лохмотья ловчей сети повисли вдоль стен. Васильев медленно двинулся дальше. Несколько раз он оборачивался, что было плохим признаком.
Шахта эвакуатора номер двадцать шесть относилась к коротким и обходилась без лифта. Васильев поднялся по крутой винтовой лестнице к стальной двери и вдруг замер: за ней слышались какие-то звуки. Подвергшиеся испытаниям нервы сыграли с капитаном дурную шутку: ему померещилось, что в эвакуатор забрались крысы. Но, постояв, вслушиваясь, несколько минут, он понял, что ошибся. Сдвинув узкую полоску металла, он заглянул в щель и увидел двуногих особей с уголовными физиономиями. Васильев облегченно вздохнул.
Помещение эвакуатора номер двадцать шесть представляло собой бетонную коробку с квадратным стальным ящиком посередине. Вдоль одной из стен подвала располагались панели приборов, упрятанные в узкие стальные шкафы. При определенной направленности воображения и полном скудоумии их можно было принять за хранилища денег или ценностей. Поскольку Скокарь вот уже полчаса безуспешно возился с замками, его заблуждение заметно укрепилось.
– На хрен такие запоры ставить, если там ничего нет, – вытирая пот со лба, внушал он Дури. – Только я все равно открою... Перекурю немного...
– Дать огонька? – доброжелательно предложил сзади незнакомый голос.
От неожиданности «быки» шарахнулись в разные стороны.
– Тю, черт, напугал!
Повернувшись, они рассматривали неизвестно откуда взявшегося мужика в черном комбинезоне и каске с фонариком.
– Мы с тебя за испуг имеем, – сказал Дурь.
Но минутный испуг прошел. Не милиция, работяга какой-то. А хоть и милиция... ничего не взломано, ничего не украдено. Подумаешь, в подвал зашли, так тут открыто было...
Проникновение в спецсооружение являлось серьезнейшим посягательством на режим секретности и допускало использование любых мер, вплоть до применения оружия. Но Скокарь и Дурь этого не знали.
– Станьте в угол, руки за голову! – скомандовал Васильев.
Пистолета он не доставал, поэтому они не приняли команду всерьез. Легкий наркотический кайф способствовал мгновенному переходу от добродушной расслабленности к дикой злобе.
– Ах ты, сука!
Скокарь сунул руку за пазуху, Дурь, растопырив пальцы, устремился к горлу оборзевшего мужика.
В следующую секунду мир для них перестал существовать.
Шампанское закончилось, и ликер подходил к концу. Супруги Платоновы находились в расслабленном умиротворении. Настя уже спала, и глава семейства подумал, что если бы не нездоровье супруги, то было бы очень своевременно заняться любовью. В конце двадцатого века препятствия подобного рода легко обходятся, но консервативная Наталья с предубеждением относилась к нетрадиционным, хотя и получившим широкое распространение способам и соответствующее предложение с большой долей вероятности могло обернуться обидой и слезами.
С другой стороны, количество выпитого и общее настроение оставляли значительные шансы на успех, тем более что прецеденты изредка случались.
– Давай еще выпьем.
В рюмки булькнули остатки ликера.
– Давай. Как думаешь, Ваня, квартиру за нами закрепят?
Сейчас две небольшие комнатки в цоколе считались служебной жилплощадью, но, если хорошо жить с начальником и районной властью, вполне реально получить ордер.
– Обязательно!
Ваня Платонов придвинулся к разрумянившейся Наталье, обнял за плечи, скользнул рукой по груди. Она не воспротивилась, а прижалась теснее, что было хорошим знаком. Рука скользнула под халат...
В это время в дверь постучали – сильно, уверенно, так стучит власть. И лейтенант Платонов много раз стучал так же в двери чужих квартир.
«Видно, происшествие на участке или общая тревога, – подумал он. – Черт, как не вовремя! Ладно, скажу – чуть позже приеду...»
Но вместо внештатника, милиционера-шофера или сержанта – помощника дежурного на пороге стояли трое сугубо официального вида мужчин, причем помнил он лицо только одного, да и то смутно.
– Отдел по борьбе с коррупцией ГУВД. – Его оттеснили в комнату, и он уже четко вспомнил майора с Петровки, работавшего по личному составу и курирующего их отделение.
– Госбезопасность, – представился второй вошедший.
– Военная прокуратура, – отрекомендовался третий.
«Почему военная?» – мелькнула отстраненная мысль. Время остановилось, и он видел собственную квартиру глазами вошедших: жалкий, потерявший речь предатель и обязательные атрибуты предательства – стол, бутылки, рюмки, раскрасневшаяся симпатичная баба в расстегнутом на верхнюю пуговицу халате. Во всех отечественных поучительных фильмах предательство всегда шло рука об руку с пьянством и развратом. Но надо было объяснить, что это только видимость, совпадающая с привычным штампом, что на самом деле нет ни пьянства, ни разврата – обычная семейная вечеринка, отдых после работы и как непоколебимое свидетельство чистоты и правомерности происходящего – вот, в кроватке, девочка, дочь – Настенька...
Лейтенант Платонов гулко, навзрыд, заплакал. Испуганно вскочила Наталья, до сих пор не понимавшая, что это не обычный визит сослуживцев, и мгновенно вспомнившая все, что рассказывают в милицейской среде про отдел по борьбе с коррупцией, госбезопасность и прокуратуру.
– Раньше надо было плакать, иуда! – сказал майор с Петровки, и хотя в голосе звучало презрение, но и обыденность проскальзывала: не впервые задерживал и слова такие произносил много раз.
– Постановление о производстве обыска.
Ему дали бумагу, текст он был осознавать не в состоянии, только «санкционирую» в левом верхнем углу разобрал и на оттиске гербовой печати прочел: «Военный прокурор».
«Почему военный?»
Наталья дала ему воды, зубы лязгали о чашку, как в плохих фильмах и в действительной жизни.
– Предлагаю вам добровольно выдать деньги, ценности и документы, добытые преступным путем... В комнате появились тетя Вера и Александр Михайлович из третьей квартиры.
«Понятые», – сквозь туман дошло до него.
Подойдя к серванту, он засунул в глубину руку.
– Только без глупостей! – рыкнул майор и настороженно стал рядом. Вынул деньги, теперь они лежали в полиэтиленовом пакете вместе –
грязные зонтиковские восемьсот пятьдесят тысяч и чистые, свои пятьдесят, сложил вместе для «крутости», чтоб сумма была внушительней и приятней. Надо бы это объяснить, да какая разница... Бухнул пакет на стол, майор с чекистом переглянулись.
– Еще что-нибудь есть?
Он покачал головой.
– Посмотрим!
Они быстро и сноровисто прошерстили квартиру: мебели-то всего – сервант да шкаф. В Настину кроватку не полезли, будить не стали. Платонов знал, что тем они нарушили правила, и был благодарен за это нарушение: значит, доверяют, не считают закоренелым, который под ребенка улики прячет.
Чекист нашел на подоконнике папку, развязал тесемки, перебрал стопку бумаг.
– "Муж меня избивает каждый день... ", "Когда я пришел, брюк на веревке не было... ", «Прошу принять меры к соседу...» – на выборку прочитал он и хотел бросить папку на место, но майор не дал.
– Подожди, подожди, – оживившись, он осмотрел содержимое папки и аккуратно положил на стол, рядом с деньгами.
– Это заявления, укрытые от учета, – весело пояснил он. – Еще одна статья.
И, повернувшись к Платонову, укорил:
– А говорил, ничего нет!
Тот хотел объяснить: заявления укрывают все участковые, это мелочевка, не убийства, не изнасилования, не грабежи... Нарушение, конечно, но мелкое, на него обычно закрывают глаза, в крайнем случае выговор влепят – и все! Зачем же их к уголовному делу приобщать?
Но ничего объяснять не стал. Никому здесь его объяснения не были интересны: майор на часы смотрит, понятые зевают... Им скорей оформить, подписать – и по своим делам. Сколько раз он сам бросал задержанных в клетку, писал рапорт – и в детский сад за Настей или дальше по участку. Кому нужно слушать, что тот бормочет, с ним другие разбираться будут.
Когда протокол обыска был оформлен. Платонова вывели из дома и посадил в машину. Зажимая на груди халат, Наталья стояла на промерзшей земле в тапках на босу ногу. Машина резко взяла с места.
Работать надо издали и наверняка – охранникпорученец Седого Гена Сысоев размещал очередной «заказ». Как всегда, обстоятельно, подробно оговаривая детали.
– По первоначальным прикидкам, с трехсот метров, через окно, на прямой линии.
– Куда выходит окно – запад, восток?
Гена почесал затылок и сразу потерял важный вид.
– Не знаю... А зачем это?
– Если против солнца, стекло будет отсвечивать и ничего не увидишь, – пояснил низкорослый щуплый человечек, глубоко утонувший в огромном кожаном кресле. – Нужно еще знать время и толщину стекла. Кстати, у вас есть оружие? Малокалиберка здесь не подойдет.
– Автомат?
Человек в кресле качнул головой.
– «Сайга»?
– Это же не охота...
– Может, гранатомет?
Человек сморщил и без того морщинистое лицо.
– Придется работать своим. Это будет стоить дороже. Но зато отпадают проблемы с толщиной стекла. Кстати, вы делаете поправки на инфляцию?
– Доллар только растет.
– Неважно. Жизнь дорожает. И... смерть тоже.
На бледном лице промелькнула улыбка.
– Я думаю, что сумма составит... Как сейчас принято говорить – от пяти тысяч «зеленых». Конкретно – в зависимости от всего комплекса условий и обстоятельств. Кстати, о ком идет речь?
– Это приезжий.
– Кто?
– Резо Ментешашвили, кличка Очкарик.
Если исполнителю это имя что-то и говорило, то вида он не подал. Впрочем, Гена был уверен – через день-два он разузнает об Очкарике все и учтет его авторитет и вес в криминальном мире при определении конечной суммы. Значит, связи у него действительно крутые... И специалист отличный.
С этим мнением согласился бы и подполковник Голубовский. Хотя он и недолюбливал начальника подотдела физических воздействий, но отдавал должное его профессионализму.
– План операции я хотел бы получить за два дня, – сказал майор Плеско.
Он слыл педантом.
