— Данил Аркадьевич, в последнее время много говорят и пишут о ювенальной юстиции, даже создали специальные ювенальные суды. Что вы думаете по этому поводу?

— На данный момент в России не существует ювенальной юстиции вследствие того, что она не предусмотрена ни уголовным, ни уголовно-процессуальным законодательством. Хотя так и называют эксперименты со специализированным правосудием в отношении несовершеннолетних, которые проводятся в некоторых регионах. Но специализация подобного рода была всегда: в 1972 году я работал следователем прокуратуры, расследуя все дела несовершеннолетних, в районном суде имелся специализированный судья, к процессу привлекались педагоги, но ювенальной юстицией это не называлось, а несовершеннолетние преступники получали достаточно суровые меры наказания. А все сегодняшние разговоры о ювенальной юстиции сводятся к бесконечной «гуманизации» наказания, по существу, к безнаказанности преступников. Есть люди, которые играют в эту игру, ездят в загранкомандировки, с энтузиазмом отчитываются. На опыте Канады и Швейцарии все хорошо и здорово. Но есть простая истина: ничего не делается просто так. Девушка не может стать мисс мира, и 14-летний не может попасть в тюрьму ни с того ни с сего. Он должен убить двоих и сжечь дом. Тогда мне его не жалко.

Ведь что такое ювенальная юстиция? На Западе, с которого мы стараемся брать пример, это вовсе не всепрощение. Да, когда 14—15-летний подросток украдет банку кока-колы, действительно начинает работать так называемое восстановительное правосудие: на несовершеннолетнего не надевают наручники, с ним работают психолог и социолог. Но когда в США 16-летний подросток совершил убийство, было принято решение судить его, как взрослого, в результате убийцу приговорили к смертной казни. Затем были многолетние апелляции, их неспешное рассмотрение, потом ходатайства о помиловании. Когда под решением об исполнении наказания поставили последнюю подпись, ему уже исполнилось 29 лет. За это время преступник вроде бы перевоспитался, всячески помогал администрации тюрьмы, молился Богу. Но убитая им семья не воскресла. Америка разделилась на два лагеря: одни считали, что приговор надо привести в исполнение, другие протестовали против этого. В итоге его казнили. Я не берусь судить: правильно это или нет, но то, что этот случай свидетельствует о могуществе государственной правоохранительной машины и о неотвратимости наказания, — это бесспорно.

Мы же пытаемся играть в гуманность, не видя или не желая видеть, по отношению к кому мы проявляем эту гуманность. Преступность несовершеннолетних — это вообще отдельная тема. Думаю, мало кто на самом деле представляет, что это такое — подростковая преступность. Вот, говорят, это же дети, колония их испортит… Но это голос дилетантов.

Специалисты знают, что несовершеннолетние отличаются немотивированной жестокостью, они насаждают в своей среде «законы» преступного мира куда более рьяно, чем взрослые, садистски издеваются над слабыми и беззащитными. Почитайте «Одлян или Воздух свободы» Леонида Габышева — волосы дыбом встанут!

У нас пасторальный мальчик, укравший в 12 лет банку кока-колы, это тот виртуальный образ, которым размахивают правозащитники. В России такой мальчик никогда в поле зрения юстиции не попадет. Потому что показатели преступности среди несовершеннолетних в нашей стране еще более значимы, чем показатели общей преступности. И та проблема, с которой безуспешно борются поколения министров внутренних дел, а именно, укрывательство преступлений — она еще более очевидна, когда речь идет о подростках. Если несовершеннолетний украл кошелек у папы или мамы, то состав преступления отсутствует, и никто его в суд не потянет. Ларек обворовал — дело не возбуждают. У нас под суд попадают, как правило, «отпетые». Около 60 % воспитанников «детских» колоний совершили тяжкие и особо тяжкие преступления. Остальные 40 % сидят за то, что удалось доказать.

Например, группа подростков несколько месяцев (а бывает и лет) бесчинствует в районе: грабят, избивают, воруют, совершают изнасилования… Потерпевшие не заявляют о случившемся, полученная органами внутренних дел информация не находит процессуального подтверждения. Но на очередной краже преступники попались с поличным и осуждены за одно или два преступления. И хотя на самом деле они совершили 50 краж, 20 грабежей и разбоев и представляют повышенную общественную опасность, при желании можно посчитать их невинными, случайно оступившимися овечками. Но откуда берется такое желание? Чаще всего оно вытекает из некомпетентности.

Несовершеннолетние — это наиболее жестокая категория преступников. Их преступления, как правило, страшные, кровавые, циничные. Даже рецидивисты в своих «малявах» на волю пишут из колоний: «Малолетки творят беспредел, не соблюдают наших законов». Бывалые бандиты их боятся!

Получается, что именно к опасным преступникам мы проявляем гуманность! Так что проблема вовсе не в том, что сурово наказывают невинных, а в том, что безнаказанными остаются виновные. Подростки воспринимают это как поощрение и творят все, что хотят. В 2003 году вышло очередное послабление для этого контингента. В результате за два года преступность среди несовершеннолетних возросла на 20 %, обостряются ее качественные характеристики: жестокость, вооруженность, групповой характер. С каждым годом все больше преступлений совершают малолетки — не достигшие 14-летнего возраста, с которого наступает уголовная ответственность. Я давно предлагал ввести уголовную ответственность за тяжкие преступления с 12 лет и поднять срок соответственно совершенному преступлению. Сейчас это весьма актуально.

Я не против ювенального суда, если он будет настоящим. Если 15-летнего убийцу по решению ювенального суда будут судить как взрослого. Потому что, когда речь идет о наказании преступника, мы должны ориентироваться не на него самого, не на его родственников, не на перевернутые с ног на голову представления о «гуманности», а только на потерпевшего, его близких, других законопослушных граждан, которые могут стать жертвами в любой момент. И не надо оглядываться на Европу. Там другой уровень жизни, другой менталитет, другие традиции, да и преступность совсем другая. Зачем же мы пытаемся делать то, что делают они, если еще не доросли до этого? Преступность растет, а мы ослабляем борьбу с ней. Выйдите вечерком, походите по улице и все поймете. Говорят, ювенальная юстиция избавляет от рецидивов? Не знаю, откуда такие данные. Ведь чтобы отследить такую тенденцию, нужно лет пять-семь! Скорее всего, выдают желаемое за действительное, чтобы «оправдать» сомнительное новшество.

Я не разделяю радужных надежд на то, что в ближайшем будущем уровень подростковой преступности снизится. К этому нет никаких объективных предпосылок. Помню, когда я был маленьким, у нас во дворе жил рецидивист дядя Ваня, который нигде не работал и периодически попадал в тюрьму. Никому не приходило в голову брать с него пример. А сейчас подросток смотрит, что его отец работает целый день и едва концы с концами сводит. А Вася-бандит имеет дом и машину. К кому он потянется?

Телевидение учит пить пиво, внушает, что «твой мобильник должен звучать прикольно», пропагандирует доступный секс. Но где взять деньги на все это? Вот пацаны и отбирают мобильники у сверстников, грабят прохожих в темном переулке. Прикольно? По-моему, нет!