— Отношение к этому слову с годами менялось. Когда-то оно считалось презрительным, но теперь это понятие сильно трансформировалось. Сегодня под «ментом», как правило, подразумевается настоящий, если угодно, крутой сотрудник милиции. Нечто подобное в свое время произошло и со словом «коп». В любом случае важны смысл, интонация и то, в каком контексте это слово употребляется. Согласитесь, «мент поганый» — это одно, а «настоящий мент» — совсем другое.

Что же до меня, то в первую очередь я действующий полковник милиции. Конечно, если считать основным то дело, которое приносит основной заработок, то это, естественно, книги. Хотя такой подход не совсем корректен.

— Так уж получилось, что печататься я начал очень давно. Самые первые публикации появились, когда мне было лет двадцать, не больше. В основном печатался в центральных газетах — «Литературной газете», «Комсомольской правде», в журнале «Человек и закон». При этом писал довольно острые вещи. Но тогда считалось, что если тебя печатают в центральных изданиях, значит, это одобрено и санкционировано с самого верха. Зато когда я опубликовал одну весьма безобидную заметку в местной областной газете, меня тут же вызвали в обком партии. Инструктор провел разъяснительную беседу, по итогам которой приклеил мне ярлык — «незрелый человек». После этого он всячески пытался мне мешать.

— Довольно долго, но преуспеть в этом не смог. Потом его изгнали из обкома, и он стал моим милым доброжелателем. А потом, когда я получил три литературные Премии МВД и, что называется, «оброс титулами», говорить, что я пишу всякую чушь и ерунду, уже. вроде, как и неудобно.

— Скажу честно, лично мне грех жаловаться. Мои книги, даже те. что были написаны еще в восьмидесятые годы, последние лет пятнадцать регулярно переиздаются. Даже самая ранняя вещь, которая называлась «Принцип карате». Хотя, конечно, очень многое в этих книгах современной молодежи уже непонятно. Более того, зачастую в переизданиях я вынужден делать для такой аудитории сноски, вроде: «ЦК КПСС был самым могущественным органом власти наподобие нынешней Администрации Президента России». Молодежь уже просто не знает таких вещей. Что такое райком партии, что в те годы означало лишиться партийного билета — не понимают.

Что же касается криминального чтива на полках… То. о чем вы говорите. — это макулатура. Это не просто плохие книги, их вообще невозможно читать: слабые с художественной точки зрения, с одной сюжетной линией, с одним главным героем, который постоянно совершает откровенные глупости. Плюс отсутствие логики, выписанных характеров, отсутствие вообще всего, что только можно. Короче, бред собачий.

Как это могут читать нормальные люди? Не знаю. Наверное, косвенным образом это свидетельствует о невысоком интеллекте, однако это вина не только этих людей. Их так воспитывают: официальной идеологии нет. а реклама и многие телепередачи формируют откровенных дебилов. Так что зерна падают на подготовленную почву.

— А где я такое сказал?

— Ну, дело известное, человек говорит много глупостей (смеется). Я по этому поводу скажу вам такую вещь: не так давно моя ученица-аспирантка защитила диссертацию на тему «Остросюжетная литература в системе мер борьбы с преступностью». Об этой диссертации довольно много спорили, много говорили, поскольку сама тема, согласитесь, любопытная. И вот она (аспирантка) по результатам своих исследований, в частности, сделала такой вывод: в 40 % случаев детективы оказывают антикриминогенное воздействие, а вот. напротив, криминогенное — в 17 %. Не так уж и мало.

— А все остальное явно не выражено.

— Я как раз считаю, что «Бригада» — это анти-криминогенный фильм. Потому что каждый нормальный человек, когда смотрит этот сериал, видит, что такое бандитская жизнь, что она делает с людьми, во что превращается девочка-скрипачка, ставшая женой бандита, и чем. собственно, эта бандитская жизнь заканчивается. Так что, на мой взгляд, «Бригада» — фильм с большим профилактическим потенциалом.

— Я не знаю, кто на что способен, а лишь высказываю свое мнение. Еще лет тридцать назад я приводил такой пример: два подростка смотрят в кинотеатре детектив. По окончании они выходят из зала, при этом один думает: «А здорово он его трубой по башке трахнул: пойду-ка и я такую трубу поищу». А другой: «Как здорово его этот сыщик разоблачил, а потом еще и сам задержал; пойду-ка и я в милицию работать».

Вот от чего это все зависит? Наверное, от индивидуальных особенностей человека, от его готовности и способности правильно воспринимать окружающий мир. Одного привлекает в детективе преступление, другого — его раскрытие.

— Так ведь это и вещи разные. За фильм в данном случае в первую очередь несет ответственность Егор Кончаловский, которого я уважаю. Хороший парень, умный, развитый. И очень неплохой, на мой взгляд, режиссер.

— Я ведь читал сценарий, а потому в принципе знал, что должно получиться на выходе. Иное дело, что до того, как появился окончательный вариант сценария, с моей стороны было проделано очень много работы. Потому как изначально в нем содержались такие линии и эпизоды, появления которых на экране я просто не мог допустить. В результате в моем авторском договоре были прописаны очень занятные вещи, которые ранее, пожалуй, ни в одном подобном документе не встречались.

— Например то. что из сценария должны быть исключены сцены гомосексуализма с участием руководителя преступной группировки Шамана. Потому что преступный лидер-гомосексуалист — это бред полнейший. Исключены сионистские аллюзии: встреча бандита-еврея и командира СОБРа (!) — еврея в синагоге. Исключены влюбленные дауны, которые должны были появляться в разных сценах фильма, как видения героя… Так я зарубил оригинальные идеи создателей фильма.

— А вы «Войну миров» Спилберга видели?

— Ну, и как вам? По мне так никуда не годится. А почему так случилось? Да потому, что Спилберг принялся улучшать Уэллса, а делать этого нельзя. Я в данном случае никоим образом не сравниваю себя с Уэллсом, а Егора Кончаловского — со Спилбергом.

— Когда только затевались съемки «Антикиллера», я считал, что при том количестве читателей, которое у меня есть, при экранизации в первую очередь следует ориентироваться именно на них. На что киношники мне возразили — нет. ерунда это все. потому что ваши читатели нынче в кино не ходят. А ходят в него молодые ребята в возрасте от 16 до 19 лет.

Киношники были по-своему правы. А в дальнейшем их правоту подтвердили все последующие события: и первый, и второй «Антикиллеры» (особенно второй, которой имеет сходство с моей книгой разве что в названии да в двух небольших сценах) пользовались бешеным успехом и имели хорошие кассовые сборы.

— Так и есть. И они выходят из кинозала с «Анти-киллера-2» со словами: «Ну, Корецкий, ну, молодца, ну, крутизна!», хотя это кино, в принципе, никакого отношения к моей книге не имеет.

— Но я ведь ратую не за то, чтобы все американцы читали Уэллса. Я за то. чтобы Спилберг прочел Уэллса, понял Уэллса, а поняв, снял кино так, как это написал Уэллс. А в результате мы имеем очередной голливудский блокбастер, в котором нет сюжетной линии, нет драматургии. Да, собственно, и никакой «войны миров» там тоже нет.

— Меня частенько спрашивают, какие отечественные книги, в том числе детективы, я читаю. Чаще всего отвечаю: «Никакие». Но вот относительно недавно я с большим увлечением прочел книгу Константинова «Наружное наблюдение». Так вот — это очень интересная книга. Но она же. на мой взгляд, и очень вредная. Можно долго спорить о том, насколько она вредна в практическом плане, но могу сказать, что я в своих детективах оперативную работу стараюсь не описывать. А если даже и упоминаю, то без подробностей. К примеру, я не стану раскрывать, что такое «двойная тяга», «легенда ввода» и т. п.

— Просто у меня нет потребности вытаскивать на свет Божий ведомственные тайны: ведь это не самоцель — показать «кухню» розыскной работы. Кроме того, существует профессиональная этика: посвященные люди не говорят о специфических методах при непосвященных, даже если это их друзья. Кстати, у меня был случай, когда литература и практика менялись местами. Реальные сотрудники уголовного розыска провели оперативную комбинацию, которую я описал в романе «Антикиллер-2», и получили положительный результат. Признаюсь, что узнать об этом мне было приятно. Вообще, это всегда здорово, когда ты что-то фантазируешь, придумываешь, а со временем выясняется, что ты попал в самую точку.

— Эта история придумана, хотя, в принципе, сам «процесс» происходит практически так, как это и описано в книге. А родилась эта история следующим образом: однажды, еще в советские времена, мы вышли из ростовского ресторана. Представьте себе: время за полночь, абсолютно пустые улицы, и вдруг навстречу тебе на большой скорости несется автофургон «Хлеб». Вот с этого мимолетного впечатления у меня и начал складываться роман — по пустынным ночным улицам несется хлебный автофургон, он же «спецавтозак».

— Точно, я в романе над этим даже поиронизировал: у Солженицына — «Мясо», у меня — «Хлеб». Хотя, на самом деле, на том борту была совершенно другая надпись.

— Не скажу! После этого я буквально по крупицам принялся собирать информацию о людях, которые как-то, когда-то могли быть причастны к этому ремеслу. Найти таких людей не так просто, а уж заставить их рассказывать — и подавно (палаческий ореол, от него никуда не денешься). Причем получалось так, что чем ближе человек стоял к реальности, тем меньше и неохотнее он рассказывал. Зато всякий раз, когда собеседник говорил много и охотно, на поверку выходило, что он не знал вообще ничего. Кстати, в какой-то момент мне удалось выйти на человека, который ранее был милицейским руководителем, имевшим отношение к подобной группе. Он меня тогда, помнится, всячески застращал: мол-де. за такую книгу сразу из органов вылетишь. Но как раз в ту пору времена изменились, и вышло так, что именно за эту книгу я получил премию МВД. Такой вот парадокс.

— Ну, раз уж мы коснулись столь щекотливой темы… Я знаю, что вы сторонник возврата смертной казни?

— А ее, между прочим, никто и не отменял, это до сих пор действующий институт. И вовсе не мораторий нас сейчас удерживает, и не протокол № 6 Совета Европы (к тому же, мало кто знает, что он и не был ратифицирован Госдумой). С правовых позиций нас удерживает только решение Конституционного Суда, согласно которому смертный приговор должен выноситься исключительно судом присяжных. Но поскольку таковые введены еще не во всех субъектах РФ. то вроде как и смертный приговор выносить нельзя. Хотя чем ущемляются права, к примеру, якута, который убил нескольких человек, но его за это нельзя расстрелять по причине отсутствия суда присяжных в Якутии, я, честно говоря, понять не могу.

Тем не менее, со следующего года суды присяжных будут везде, и тогда вопрос «Что нам делать со смертной казнью?» снова станет актуален. Народ, как известно, в большинстве своем «за». К тому же тенденции преступности ныне таковы, что отменять смертную казнь — это все равно, что лупить самого себя палкой по голове. Но к какому решению мы в конечном итоге придем, я не знаю.

— Это настолько дилетантский подход, что даже и нечего обсуждать. Риск судебной ошибки сродни риску ошибки хирурга, риску ошибки летчика. Но ведь никто на этом основании не запрещает проводить операции на сердце или летать самолетами «Аэрофлота».

К тому же сегодня слишком уж много спекуляций вокруг этих ошибок. Тем более что у нас как-то сразу и вдруг все почему-то сделались невиноваты. У меня даже есть такая статья «Время не виноватых». Телевизор включишь, газету почитаешь — а кого у нас привлекают? А оказывается, исключительно тех, кого либо подставили, либо заставили, либо оговорили. Словом, все невиноваты! На мой же взгляд, главная проблема не в том. что привлекают к ответственности невиновных, а в том, что не привлекают виновных. Вот в чем все дело.

— Где-то в 1977–1978 годах, я работал в первом в нашей стране отделе криминологических исследований. Мы тогда как раз исследовали эффективность института народных заседателей и пришли к выводу, что он не дееспособен, и предложили ввести суды присяжных. Прошло двадцать лет, и. в порядке эксперимента, их начали вводить. Но колесо истории провернулось. Время ушло, и присяжные в нынешнем качестве для нас уже не годятся.

— Но мы-то — не Запад! В России нет присяжных заседателей. Потому что присяжный — это обеспеченный, самодостаточный человек, который имеет собственное мнение, умеет его отстаивать и не боится, что за это его накажут. Если человек нищ, зависит от начальства, у него нет квартиры, он не может свести концы с концами — он тот же самый народный заседатель, делает то, что ему сказали.

Есть еще и организационный момент. И согласно ему. наш присяжный заседатель таковым также считаться не может. Потому что наших на заседание в суд запустили, они там полдня отсидели, после чего спокойненько выходят на улицу и едут к себе домой. А ведь присяжные должны находиться под охраной, жить на автономной базе, быть отсеченными от всех внешних информационных потоков.

Но ведь ничего этого не делается. Как следствие, вот вам возможности для подкупа, запугивания и иного влияния.

Или еще один, совершенно дикий, на мой взгляд, момент: наши присяжные как часть нашего народа зачастую также поражены ксенофобией. Им убиенный негр или вьетнамец бывает столь же малосимпатичен как, собственно, и обвиняемому. А если еще в ходе судебного разбирательства какой-то нажим со стороны возникнет — тогда все. пиши пропало. Люди принимают именно то решение, которого от них ждут.

И это проблема не только процессов по экстремизму. Наш менталитет таков, что очень большая часть населения считает, что оправдательный приговор — это хорошо. Правозащитники постоянно жалуются и причитают, что в России выносится слишком мало оправдательных приговоров, мол. всего каких-то несколько сотых процента. Опомнитесь, на самом деле так было в советские времена.

Сейчас же эта цифра достигает 8—11 %. Но стоит ли этому радоваться?

— Да, порой возникает резонный вопрос, как можно доверять таким сотрудникам милиции? Но тогда вот вам вопрос встречный — так зачем же вы их, таких, у себя держите? Надо менять. Если от смены пары человек качественно ничего не изменится, надо менять систему целиком.

— Неправда, люди есть, и люди есть разные. Просто эту проблему необходимо решать радикально. Потому что, если человек серьезно болен, а ему лечат палец, полируют ногти и делают омолаживающие уколы, толку все равно не будет. Для эффективной борьбы с преступностью нужны всего три вещи (это не я придумал, но готов под этими словами подписаться): во-первых, государственная воля, желающая покончить с преступностью; во-вторых, законы, направленные на исполнение этой воли, и, наконец, в третьих, кадры, способные и желающие исполнять эти законы.

Все, больше ничего не требуется…

— Но, если вы его опубликуете, он перестанет быть тайным.

— Совет такой: нам надо срочно создать масонскую ложу умных и порядочных людей и внедрять своих агентов во все сферы жизни. Это очень вредоносный, далеко идущий план, но, как мне кажется, его можно реализовать.

— Вот когда вы выключите диктофон, я на эту тему расскажу одну очень интересную историю, которая однажды со мной приключилась…