Детектив не умрет никогда!
«Рабовладелец мне не брат»
— Как вы стали раскрученным писателем-миллионщиком?
— Раскрученный — это тот, кого еще вчера никто не знал и завтра знать не будет, а сегодня рекламы и саморекламы у него больше, чем новых идей в книгах. А у меня первая книжка вышла в 1981 году, и сегодня с успехом продается то. что я написал двадцать лет назад. О таких тиражах я. конечно, в то время мечтать не мог. Но рецепт простой: надо «пахать»! Тогда, оглянувшись, можешь увидеть зеленое поле. А если только болтать и мечтать, ничего за душой не будет.
— Вы не ощущаете со временем недостатка в темах, сюжетных поворотах?
— Наоборот: у меня их такое изобилие, что не знаю, как успеть все реализовать. Хочу попробовать наговаривать на диктофон.
— Но для этого можно нанять литературных рабов. Ваш брат, популярный писатель, сейчас это здорово практикует.
— У меня нет таких братьев. И нет того, кто мог бы качественно реализовать мои идеи. Иначе появился бы второй Данил Корецкий.
— Темы рождаются вашей фантазией или все берете из жизни?
— Отовсюду беру. Вот сносили московскую гостиницу «Интурист», и я неожиданно придумал сюжет романа «Рок-н-ролл под Кремлем». После поездки в Андорру родилась повесть «Парфюм в Андорре», давшая название новой книге.
— Любое лыко в строку — синдром писателя?
— Не любое, конечно. В 24 года я уже работал следователем прокуратуры и с тех пор в органах — юстиции. МВД. Так что это у меня синдром не писателя, а человека, который всю жизнь изучает преступность и методы борьбы с ней. Я расследовал дела. знаю, как убивают людей, что говорят при этом, что думают…
— А разве когда убивают — думают?
— Конечно. Это — детали преступления, и их надо знать.
— Их, кстати, в ваших романах так много, и все они кажутся настолько достоверными, что невольно задаешься вопросом: это-то откуда, сами-mo вы ведь срок не тянули на «зоне», «бригадиром» в преступном сообществе не подрабатывали?
— Но тот, противоположный мир. я изучил неплохо. Общался с разными людьми, наблюдал их…
— Из тех, кого вы сажали, с кем-то после встречались?
— Из тех, кого сажал, нет. Но один интересный случай был. Внештатный инспектор квартирного бюро подозревался в том, что составил фиктивный акт обследования жилищных условий за две бутылки коньяка. Я вызвал его на допрос 9 мая. тогда это был рабочий день, и начал «колоть». И вдруг он заявляет: «Тридцать лет назад в этот же день я сидел перед следователем гестапо».
Ну, я молодой, вспылил.
«Что за сравнения?! — кричу. — Могу позвонить в Комитет госбезопасности, и будете сидеть перед следователем КГБ. если желаете…»
С идеологией тогда не шутили, он тон сбавил. Говорит: «Я. правда, воевал летчиком, самолет немцы сбили, и 9 мая 1943 года меня допрашивал следователь гестапо».
Тут до меня дошло, наконец. Стало не по себе. Конечно, он эти две бутылки коньяка заглотнул. Типичный алкоголик: нос красный, разбухший, руки дрожат. И акт фиктивный он, конечно, составил.
Пара бутылок — это взятка. Попадет дело в суд. надолго упекут фронтовика. И хотя я пацан еще был. сообразил, что к чему. Однако от морали не удержался: «Вот вы — боевой летчик, а замарались с ног до головы. Не стыдно? Подумайте об этом». И отпустил человека.
И вот года через три еду в троллейбусе, подсаживается человек в форме гражданской авиации: «Не узнаете?» И называет свою фамилию. Невероятно: нос белый, только прожилки остались, выправка настоящая.
«Я же понимаю, — говорит. — что вы могли меня за две несчастные бутылки коньяка упечь в тюрьму. Вот не знаю теперь, как и благодарить».
И, действительно, тогда роли не играло: две бутылки или тысяча рублей — факт взятки доказан и все. А если ты эти две бутылки взял в два приема, то вторая — уже повторная взятка. Там санкции от 8 до 15 лет. И особо с этим никто не шутил. Но мой летчик бросил пить, ушел из квартирного бюро, переучился и стал работать в гражданской авиации. Такой встречей я был очень доволен.
Авеля Каин убил ножом
— Миллионные тиражи — это и миллионы в банке, на личном счету писателя?
— Мой заработок — шесть тысяч в месяц. Вряд ли миллионеры работают за такую зарплату. Просто есть поговорка: «В чужих руках одна штука всегда толще…» Но жаловаться грех, на достойную жизнь хватает.
— Правду говорят, что сегодня можно раскрыть любое преступление — был бы лишь стимул у начальника тех, кто этим непосредственно занимается?
— Это преувеличено. Хотя здравое зерно в таком утверждении присутствует.
— А почему тогда заказные убийства не раскрываются? Не кажется ли вам, что сегодня наше государство практически бессильно перед преступностью, которая развивается и совершенствуется?
— Ну, почему государство бессильно? Государство у нас как раз очень сильное. Но иногда чересчур «гуманное». Преступникам верят на слово, заботятся, оберегают их права. Ведь раньше «заказняков» и быть не могло: заинтересованный человек боялся, что сразу попадет под подозрение. А от подозрения до выщербленной пулями стенки — рукой подать. Сейчас подозрений не боятся.
За каждой такой ликвидацией стоит чей-то интерес. И что? Да ничего! Директор завода не хотел продавать контрольный пакет — его застрелили. После этого имярек пакет купил и живет спокойно и счастливо. А если бы он знал, что в такой ситуации его посадят на «детектор лжи», вколят «сыворотку правды»? Директор был бы жив-здоров!
— Поэтому средь бела дня в центре столицы стреляют в губернатора и убивают наповал?
— Конечно. Ведь все дело в том. что кто-то принял соответствующее решение. А дальше — дело техники. Есть фраза из «Крестного отца», что если история чему-то и учит, то только тому, что убить можно кого угодно.
— «Крестный отец» Марио Пьюзо для вас — культовое произведение?
— Очень интересная, добротная книга.
— Как произведение искусства или как образ жизни?
— Ну, как образ жизни мне трудно примерять, это же образ другой жизни. А насчет произведения искусства…
Когда-то применительно к «Крестному отцу» это слово брали в кавычки: низкопробное чтиво, пропаганда гангстеризма! А книга десятки лет как издавалась во всем мире, так и издается. Тьма «Оскаров» и других премий у одноименного фильма. Потому что это действительно искусство, которое, как известно, бессмертно.
— И детектив не умрет?
— Детектив никогда не умрет. Потому что вся жизнь человеческая — детектив. Первое описанное тяжкое преступление — это убийство Каином Авеля в «Ветхом Завете». Указаны и место преступления — поле, и мотив — зависть. И только со способом полный туман. Сказано: Каин восстал на Авеля и убил его.
У меня в одной монографии есть целый раздел: «Оружие в человеческой истории». Так вот. оружие — единственный предмет материальной культуры, который противоречит цели развития человечества.
— Здорово подмечено!
— Ничего здорового. Все, что человек делает на земле, он делает для продления рода. А оружием род можно только пресечь. Такая, вот, философия. Этим, кстати, объясняется завораживающее воздействие оружия на людей. Когда я описываю личность вооруженного преступника, то понимаю: у него особый склад ума, навыки, продиктованные умением обращаться с оружием, интерес к нему.
У меня тоже это есть, только я не преступник. Но если бы был преступником, то. наверное, вооруженным. Потому что еще студентом юрфака задумался: что такое ношение кастетов и финских ножей «без разрешения»? Разве на бандитское оружие может быть какое-то разрешение? Так родилась идея исследования правового режима оружия и статья для правового журнала. Правда, опубликовали через 15 лет. С тех пор привычка писать «в стол» меня не смущает.
— Ваши научные работы читать также интересно, как детективы? Или они больше для специалистов?
— Монография «Уголовно-правовой режим средств самообороны» вышла в Ростове-на-Дону тиражом 5000 экземпляров. Большой тираж для научной книжки, но смешной по сравнению с моими романами. Для тех. кто интересуется самообороной, — это бестселлер: я впервые описал правовой режим газового, электрошокового, пневматического, бесствольного оружия.
— А законы вы не пишете?
— Точнее, законопроекты. Еще в 1992 году направил проект закона «О правовом режиме оружия» в Верховный Совет: ни ответа, ни привета. Сейчас его доработал, опубликовал в «Криминологическом журнале» — если кто-то из законотворцев заинтересуется — может взять.
— Но вы же не депутат, чтобы писать законы.
— Поэтому мой законопроект и не принят. Лоббистов у меня нет. хотя оружейной промышленности и торговле мой проект выгоден.
— Если бы ваш закон приняли, что изменилось бы в нашей жизни?
— Принципиально меняется отношение вообще ко всему. Граждане с безупречной правовой репутацией приобретают право хранить и носить короткоствольное оружие. Риск неблагоприятных последствий возлагается на преступника, например, если хозяин застрелит проникшего в дом постороннего человека, эти действия считаются правомерными, если не будет доказана их противоправность. Если человек незаконно хранит оружие, но применяет его для пресечения преступления, то он освобождается от уголовной ответственности.
— А по сегодняшнему, что — кандалы?
— Конечно. Институт необходимой обороны практически уничтожен судебной практикой. Граждане отвыкли защищаться, они безоружны. При всем этом их призывают «активней бороться с преступностью». Смешно.
— А что еще нового в вашем законопроекте?
— Сейчас оружие классифицируется по принципу действия: холодное, огнестрельное, газовое. Я предлагаю критерием последствия применения: смертоносное оружие, убойно-травмирующее и ошеломляющее. И. соответственно, разная ответственность за нарушение правового режима. Сейчас, например, ответственность за ношение арбалета, ножа и газового пистолета одна и та же. Но если газовый пистолет — это пугач, игрушка, то арбалет — мощнейшее, страшное оружие, которым бесшумно со 100 метров можно запросто убить человека. Разве можно их уравнивать?
— А часто в России убивают из арбалетов?
— Пока редко, но случаи уже есть. Лиха беда начало.
— Но если это так удобно, видимо, и герои ваших произведений перейдут скоро на арбалеты?
— В моем новом романе, в сцене снятия часового, один герой уже так и действует.
— Сами-mo вы держали в руках арбалет?
— В прошлом году меня признали писателем года. И директор оружейного магазина подарил арбалет. Правда, не боевой, а спортивный. Я пока из него не стрелял: негде, да и руки не доходят, все собираюсь.
— Из какого же оружия вы стреляете?
— Из табельного «ПМ», из «ТТ», «Стечкина». В Чехии в тире стрелял из «Кольтов». «Глока». знаменитого «Магнума-44», которым был вооружен Грязный Гарри.
— А на охоте?
— На охоте бывал тридцать пять лет назад, еще студентом. Но там мы обычно лупили по фуражкам, пустым бутылкам. Правда, один раз я убил маленькую полевую птичку, инстинкт сработал.
— Жалко птичку?
— Да. Сейчас часто зовут охотиться, уже не по-студенчески, серьезно: кабан, лось, медведь. Но я не хожу. Отвык, да и не хочу никого убивать.
— Вам часто приходится сталкиваться с героями своих романов?
— С милиционерами, следователями, бойцами СОБРа, ОМОНа — постоянно. Я же преподаю в юридическом институте. Криминологию и профилактику преступлений.
— Ас теми, кто по другую сторону баррикад, — с антигероями своими встречаетесь?
— Бывает. Они же не в лесах скрываются, а живут среди нас. имеют легальные занятия, голосуют. Случалось общаться, обедать, кофе пить. Эти люди и книги читают.
Недавно поехали с женой и друзьями покушать шашлык за город. Выходим. И тут как раз подъехали на джипе люди специфической внешности:
— Простите, вы Корецкий?
— Я.
— А можно, — спрашивают, — вам руку пожать?
— В связи с чем? — интересуюсь.
И тут мне сказали памятную фразу: «Мы хоть и из братвы, но ваши книги читаем и вас уважаем. За то, что вы нас не парафините и не форшмачите, а пишете все, как есть».
Такая вот читательская конференция состоялась. Потом мы сердечно пожали друг другу руки и разошлись. Я сказал друзьям: «Это еще не слава, но уже популярность».
— Что такое парафинить и форшмачить?
— Формы унижения и позора у блатных.
— Но кавказцам вас точно любить не за что — описывая их «подвиги», вы с ними не церемонитесь.
— Не кавказцам, а кавказским бандитам. Но. как говорил Бунин: «Я не червонец, чтобы всем нравиться». Правда, один положительный отзыв имеется — от женщины-прокурора одного из городов Северного Кавказа, что само по себе уже чрезвычайная редкость.
Она сказала, и мне это было очень приятно, что я очень точно передаю национальный менталитет. В одном из моих романов двойник президента страны в ответ на угрозу чеченцев взорвать в Москве атомную бомбу заявляет, что если это случится, все родственники террористов и старейшины тейпов будут расстреляны. Угроза отменяется. Потому что для кавказцев нет ничего дороже родственных и тейповых связей. Если бы наше руководство действовало с той же решительностью во время захвата Буденновска, многих жертв бы удалось избежать. Урок «Норд-Оста» доказал эффективность жестких мер.
«Ростова-папы больше нет. И Одессы-мамы тоже»
— Как, по-вашему, Япончик — это фуфло? Его посадили, но если разобраться по совести с теми, кто сегодня крутит свои многомиллионные делишки, то «вор в законе» по кличке Японец — это мелкий уголовник времен распада СССР, который попался чистоплюям-американцам на каком-то сомнительном вымогательстве.
— Насколько я знаю. Японец — крупная и влиятельная фигура в преступном мире не только России, но и зарубежном.
— А вам не кажется, что американцы специально раздули из мухи слона? Зато в каждом россиянине теперь можно смело видеть бандита?
— Зачем им раздутые слоны, у них настоящих хватает. Как и настоящих русских бандитов. В ФБР даже создан русский отдел. Мне кажется, им виднее. Впрочем, я никогда не был в США.
— А Ростов-папа — это тоже не миф?
— Ростова-папы уже нет. И Одессы-мамы тоже. Зато сейчас есть Москва-мама. А «папами» стали Питер. Екатеринбург. Переместились денежные потоки, а вслед за ними и криминальные интересы.
Теперь гремят эти города, про Ростов и Одессу ничего не слышно. Достаточно почитать газеты, и все ясно.
— Телесериал «Бригада», триумфально прогремевший на наших телеэкранах, это, по-вашему — что? Жизнь, как она есть, или все-таки бандитская романтика в неразбавленном виде?
— По-моему, это лучший фильм последних лет. Талантливый, очень добротный: сценарий, режиссура, операторская и актерская работа. Молодцы. Только аллюзии с «Крестным отцом» портят впечатление.
— Вас не смущает, что такое кино очень вредно для общества?
— На самом деле — наоборот. Это антикриминальный, профилактический фильм. Потому что любой нормальный человек сразу видит: счастливых бандитов не бывает. И девочка-скрипачка деградирует, превратившись в бандитскую мамку. И концовка очень реалистичная и поучительная — всех зарезали. Какая тут, к черту, романтика?
— В жизни тоже так?
— Именно так. Смерть за каждым из них идет по пятам. Разве что кого-то она настигает чуть позже. Постоянные страхи, стресс, снимаемые водкой или наркотой. Что привлекательного в таких судьбах? Ничего абсолютно.
— По вашим романам тоже стали снимать кино и телефильмы. Они в такой же степени станут полезны для общества, как и «Бригада»?
— Надеюсь. Сейчас режиссер Игорь Талпа заканчивает работу над 12-серийным телефильмом по моему роману «Оперативный псевдоним». Есть замысел снять 24-серийный фильм по «Татуированной коже». Готовится 30-серийник по роману «Пешка в большой игре». Это помимо «большого» кино — «Антикиллера-2», к примеру.
— Снимаете все, разумеется, на родине героев — в Ростове-на-Дону?
— Этот город в моих романах проходит как Тиходонск. Здесь сняли половину сериала, и особых проблем не было: в Ростове меня уважают, да к тому же любят кино. Один бизнесмен предоставил для съемок свой дом. другой — «Хаммер», в рестораны и магазины пускали снимать без вопросов. Не то, что в Москве.
— А что в Москве — кино не любят?
— В Москве любят деньги. Все остальное значительно меньше.
— Аргументируйте!
— Когда переехали в Москву, пожалели, что не остались в Ростове. Съемка эпизода в зале магазина телевизоров: просят пять тысяч долларов. В другом месте — уже семь. В третьем говорят:
— А вы нас покажете крупным планом — наружный интерьер?
— Не можем вам обещать, — честно отвечает режиссер, — фильм монтируется, все по ходу меняется.
— Ну, ладно, — говорят, — оставляйте в залог пять тысяч долларов. Если попадем в кадр, мы вам их вернем, а нет — так, считайте, сочлись.
— Другой суммы в Москве нет — 5 тысяч долларов минимум?
— Похоже. Меньше пяти — нет разговора. Правда, в Ницце все еще дороже.
— Вы и в Ницце снимаете? Носит же ваших героев по свету.
— Да, уж! Надо было снимать перестрелку в Ницце. Городские власти запросили 300 евро за один холостой выстрел. Фешенебельное место, солидные люди, а тут нарушается их покой. В перестрелке участвуют семеро. По магазину надо бы отстрелять. Значит. 7 на 8 получается 56. А на триста — это 16 800 евро за один эпизод. Грабеж!
— Неужели платили?
— Нет. Все сняли на московской окраине, в промзоне. Правда, по сценарию стрелять должны были на вилле. Пришлось менять сценарий. Зато за выстрелы ни гроша не платили. Отстрелялись вволю, а следующий кадр сняли на Лазурном Берегу — убитого несут к морю и прочая экзотика. Сейчас съемки закончены. В мае или чуть позже можно будет смотреть на канале «Россия».
— Какое участие вы принимаете в съемках?
— Ну, какое мое участие? Вот «Антикиллер» снимали, приехал на площадку. И сразу обратил внимание, что получается ерунда. Актерам-бандитам выдали по одному холостому патрону, после выстрела затвор становится на затворную задержку, показывая, что магазин разряжен. Раз выстрелил — и кончились патроны. Кстати, такое довольно часто я вижу в кино. Получается, что бандит пришел «на стрелку» с одним патроном и. если он не идиот, то, значит, самоубийца. Я сказал режиссеру Егору Кончаловскому. Тот встрепенулся: что делать? Да очень просто. Если магазин вынуть, тогда после выстрела затвор застревать не будет. Гоше Куценко показал, как правильно носить пистолет без кобуры. В наших фильмах суют «путттку» под живот. Выглядит лихо. Однако при первом же движении тяжелый ствол непременно провалится за пояс — в трусы и кое-что зашибет. Приятного мало. Поэтому настоящие бандиты пистолет носят сбоку, прижимая к бедру ремнем определенным образом. Такие вещи нужно специально отслеживать.
— Фильм Егора Кончаловского «Антикиллер», снятый по вашему одноименному роману, зрители восприняли на «ура». Говорят, вы с ним много ругались?
— Да, это самый рейтинговый российский фильм прошлого года. Летом он занимал четвертое место в пятерке голливудских блокбастеров. А споры у нас действительно были. Егор хотел главаря бандитов Шамана сделать гомосексуалистом, показать его любовь к члену бригады. В Лондоне, на автобусной остановке, он видел даунов — мужчину и женщину. Они так влюбленно смотрели друг на друга, как нормальные люди не смотрят. Поэтому режиссер захотел, чтобы в фильме периодически появлялись дауны, а в финальной сцене, когда целятся в главного героя, он бы видел даунов во дворе.
От таких предложений мне стало не по себе: «С ума сошли, какие дауны?»
А продюсер хотел ввести «еврейский вопрос»: один бандит — еврей, и командир СОБРа — тоже еврей. Они встречаются в синагоге: один входит, другой выходит, обмен многозначительными взглядами.
Тут я не выдержал, взмолился: «Ребята, вы что?! Я знаю многих командиров спецподразделений, но евреев среди них не встречал. И даже если бы они были, то специфика их службы исключает моление в синагоге. Или молись в синагоге, или каждый день задерживай вооруженных бандитов. Чего мы добьемся этим? Оттолкнем евреев, потому что они посчитают фильм антисемитским, и оттолкнем антисемитов, потому что фильм с их точки зрения получится сионистским. Какой смысл?» Короче, спорили мы долго. Результатом стал уникальный договор с особым условием: «В фильме не должно быть сцен гомосексуализма, еврейского вопроса и никаких уродов».
— Выходит, слово писателя в этом продвинутом мире еще что-то да значит?
— Я выступал не только писателем, но и соавтором сценария. А в результате оказал Егору плохую услугу и в этом каюсь. Согласись я на его задумки — фильм был бы принят в Каннах и, скорее всего, получил бы там какой-нибудь приз. С даунами, гомосексуалистами и прочим. Растленная Европа обожает всякую патологию, она к ней стремится.
— Зато в российском прокате «Антикиллер» занял первое место. По сборам. Работать на кино выгоднее, чем просто книжки писать?
— Мне об этом даже стыдно говорить, потому что когда называют бюджет фильма: 5 миллионов долларов, а сборы — миллион с чем-то, то все думают, что и я стал миллионером. Но я должен получить процент от прибыли проката. А пока что по отчетам — убыток. И мне по секрету сказали, что ни один фильм сегодня прибыли не дает.
— Обидно! А что с «Антикиллером-2»?
— Егор Кончаловский приступает к съемкам. Но я в этом проекте вообще не участвую. Ни сценаристом, ни консультантом.
— Что так?
— Отдал все права на экранизацию.
— Отдали или продали?
— Конечно, продал. На первом «Антикиллере» я был соавтором сценария — с Фуадом Ибрагимбековым. Потому и были споры. Теперь ничего этого не будет.
— И даунов можно вписать, и гомосексуалистов, не говоря уже о евреях?
— Можно. Я не обижусь.
— Но почему?
— Потому что тираж моего романа «Антикиллер» — пять миллионов. Это 30 миллионов читателей, минимум. А к тому, что получилось из этого произведения на экране, — отношение неоднозначное.
Продвинутые говорят, что фильм классный: съемки, монтаж, саундтрек. Я тоже, кстати, так считаю. А конкретные читатели считают, что это — фигня, от книги осталось только название.
— Почему же так получилось?
— Таково авторское видение режиссера и продюсеров. Вся книга в фильм не вмещалась, решили взять кусочек. На мой взгляд, не тот, что надо. Решили всю интригу завязать вокруг человека, который вышел из тюрьмы. Потому, что якобы вышедшего из тюрьмы все любят.
— Кто все: Кончаловский, Ибрагимбеков?
— Им казалось, что народ. Почему, не знаю. Я. например, не люблю вышедших из тюрьмы.
— В России есть сегодня писатели, сравнимые с вами по тиражам своих произведений?
— Конечно, у Марининой больше, у Донцовой. Но они больше и написали. За несколько лет 20–30 книг. Завидная работоспособность. Я же за 22 года — всего 13.
— Берете качеством?
— Я сам о своих книгах никогда так не говорю, но если вы об этом сказали, отказываться не стану. Во всяком случае, хочется так думать.
