— Абсолютная правда. Тем более что в Лувре был несколько раз. Но в живописи я профан, поэтому води меня по Лувру еще хоть 25 раз. я там мало что для себя открою. А про оружие знаю много чего, я его понимаю и чувствую, поэтому каждый раз открываю для себя что-то новое. В советские времена любил посещать оружейный зал Эрмитажа, московский военный музей. Сейчас появилась возможность изучать оружейные музеи Вены. Парижа, богатейшие экспозиции в английских и шотландских замках.

— У оружия особая энергетика, особая философия. Я пришел к выводу, что форма оружия отражает менталитет народа. Вы видели когда-нибудь ятаган? Вогнуто-выпуклый клинок полон двусмысленности и недомолвок, как и традиции Востока. А кривой кинжал хищный и коварный? Его и носят под полой халата или в рукаве, чтобы в удобный момент вонзить в сердце жертвы. Это оружие заговоров и дворцовых переворотов. Другое дело — французская шпага: прямая и откровенная, как дуэльный поединок. А прямолинейная мощь меча? В нем нет недосказанности, это песнь силы: ударил — и рассек пополам. Разная форма диктует и способы применения. Существует легенда, что Ричард Львиное Сердце разрубил мечом окованное железом копье, а его оппонент султан Саладин бросил газовый платок на острие своей сабли, и платок распался на две части.

— Неправда. У меня гораздо больше оружия. Практически все виды стрелкового оружия, которые на сегодняшний день существуют, — от гладкоствольного охотничьего до боевого.

— У меня… раз, два, три… Четыре ружья и карабин, боевой наградной пистолет, арбалет, электрошокер, газовый пистолет, травматический пистолет «Оса», несколько пневматических пистолетов.

— Скорее охотник-теоретик, хотя охотничий билет у меня есть, но последний раз я охотился примерно в 18–19 лет.

— Ну, это что-то иррациональное. Это материализация моих интересов, элемент моей жизни.

— Глупости все это! Знаете, сколько оружия сейчас на руках? Только в легальном владении около 5 миллионов, единиц. И не все же оно стреляет! А мое надежно спрятано. В сейфе, как полагается. Вообще, легально хранимое оружие используется в 1 % вооруженных преступлений. Американцы правильно говорят: «Ружья не убивают людей. Людей убивают люди».

— Все зависит от того, кого защищает закон. Если он на руку преступникам, как сейчас, то нельзя.

— Жеглов, без сомнения, фигура более жизнеспособная и реальная. Кстати. Шарапов — такой, каким его описали Вайнеры, бывший разведчик, резавший в немецком тылу глотки часовых, тоже никогда бы не распускал сопли.

— Почти все из реальной жизни.

— Стараюсь, чтобы не узнавали, но случается всякое. В детстве я жил в неблагополучном районе Ростова, почти все из моих сверстников сгинули в местах лишения свободы. Но с двумя спустя много лет я встретился, будучи полковником милиции. Один отсидел 8 лет. другой и вовсе отволок 25 лет. стал особо опасным рецидивистом. Кстати, когда мы встретились, он с гордостью сообщил, что с него уже сняли «особо опасного». Я их описал в «Антикиллере». Они себя узнали, отреагировали нормально.

— В каждом герое есть частица меня. Может, не всегда лучшая.

— Примерно. Может быть, что-то темное, отрицательное, что есть во мне. но так и не реализовалось, тоже проявилось в моих героях.

— Да. я сторонник сильной руки.

— А мои книги не для уюта.

— «Антикиллером» первым — более или менее доволен. «Антикиллером-2» — нет. «Оперативным псевдонимом» — доволен. Канал РТР собирается снимать продолжение сериала, на днях подписан договор на сьемки «Антикиллера-3».

— Во время съемок «Антикиллера» показал Гоше Куценко, как правильно носить пистолет за поясом — не на животе, как обычно в кино показывают, а сбоку, чтобы ремень прижимал его к кости. Егору Кончаловскому, режиссеру картины, подсказал, как сделать так. чтобы во время перестрелки не было видно, что пистолеты у актеров с одним патроном, Сергею Векслеру подсказал «ментовскую фразу». Но это технические советы. В творческий процесс я не лез.

— Часто. Причем, не только в нашем кино, но и знаменитом американском. К нам как-то приезжал американский шериф, он говорил: «Не верьте кино! Когда мы гонимся за преступником, мы соблюдаем правила движения: и он останавливается на красный свет, и мы останавливаемся на красный свет. А в кино показывают, что во время погони полицейские машины разрушают чуть ли не пол города».

— А что рассказывать? Познакомился с Анной, своей женой лет в 17.

— Ей лучше знать, но с тех пор мы вместе. У нас сын. внук и внучка. Анна прекрасно готовит. Правда, сейчас наступило время, когда ее кулинарные способности не очень важны, потому что в ресторане подают все. что угодно. Но некоторые блюда даже в ресторане получаются хуже, чем у моей супруги. Утка с яблоками, фаршированная рыба, гусь в тесте, вишневая настойка…

— Шашлык, барбекю, седло барашка…

— Нет у меня особых секретов. Для шашлыка главное — правильно выбрать мясо: взять либо корейку, либо почечную часть. Я использую крупные ломти, с ладонь. Мариновать можно во всем — в помидорах, лимонах, сухом белом вине, винном соусе, кефире. Но я в кефире не очень люблю, так как шашлык выглядит неэстетично. И еще важно: солить мясо нужно только перед самым насаживанием на шампуры, иначе оно выпустит сок.

— Я не знаю, какое у меня хобби. Когда у меня как у писателя спрашивают про хобби, я отвечаю: хобби — это служба в МВД. Когда спрашивают у меня как у полковника МВД, то отвечаю: писать.

— Вы правы, недостаточно. Как-то в отпуске я заканчивал книгу, месяц сидел на даче. И понял, что не могу только писать. Мне не хватает новых впечатлений, учеников, моих аспирантов. Я уже привык учить, привык быть в гуще повседневных событий. Это мой образ жизни. Мой modus vivendi.

— Да. принято считать, что лучшая книга еще не написана, иначе, мол. теряется смысл жизни. Это красивый стереотип, и я тоже ему подвержен. Но есть еще и здравый смысл. Никому не дано заглядывать вперед. Сколько книг сможешь написать, впишутся ли они в быстро меняющуюся реальность, будут ли они лучше прежних? Кто знает?

Поэтому надо стремиться к лучшему, но исходить из того, что есть. Мне дорог самый первый роман «Смягчающие обстоятельства». Я писал его с 1980 по 1984 год, потом он долго кочевал по издательствам, но не публиковался. Тем не менее, его знала вся литературная Москва, его обсуждали на семинарах молодых писателей, о нем писала «Литературная газета». До сих пор его высоко оценивают люди, чье мнение для меня имеет значение. До сих пор он переиздается и успешно продается. Впрочем, переиздаются и успешно продаются (тьфу-тьфу) все мои книги, даже написанные в конце семидесятых. Это. наверное, рекорд. Дай Бог. чтобы интерес к ним не пропадал и дальше.

— Между замыслом книги и ее написанием лежит еще повседневная служба в МВД. преподавательская деятельность, руководство докторским диссертационным Советом, подготовка адъюнктов, проведение научных исследований, написание статей, учебных пособий, монографий. Художественные книги известны всем, а более 200 научных трудов — только специалистам. Поэтому в писательской работе ритмичности и плановости нет. Но интервалы можно вычислить: первая публикация, которая в советские времена давала начало писательскому стажу, вышла в 1968 году в журнале «Техника-молодежи». Итого — 14 книг за 36 лет. Так что. когда газетчики спрашивают: есть ли у меня литературные рабы, я отвечаю: если и есть, то очень ленивые.

— В один присест? Да что-то и не припомню такого. А мучений было много. Вот и самая новая — «Расписной» писалась три года. Потому что там подробно описывается жизнь в тюрьмах, колониях. А я, к счастью, дальше следственных кабинетов не бывал, поэтому все особенности поведения, камерный быт. мелкие повседневные детали приходилось воссоздавать по крупицам со слов бывалых сидельцев — «бродяг», как они себя называют. Однажды бывший «Смотрящий по хате» (камере) рассказал, как он проучил профессионального шулера. Я тут же вставил этот эпизод в роман. Но так бывает редко. К тому же есть тысячи мелочей, которые попросту невозможно узнать, расспрашивая «бывалых», поэтому недостающие детали приходится реконструировать самому. А это отнимает много времени и сил. Одно дело — описать оперативное совещание у прокурора, на которых я бывал десятки раз. а другое — прием арестантским сообществом новичка. Можно, конечно, написать без затей: «Он зашел в камеру и лег на кровать». Сейчас почти все новоявленные писатели так и делают. Но цена этим книгам совсем другая. И в прямом смысле, и в переносном.

— Инженер Элефантов из «Смягчающих обстоятельств», майор Коренев — «Лис» из «Антикиллера». Денис Петровский из «Секретных поручений», Макс Карданов из «Оперативного псевдонима»…

Я люблю практически всех положительных героев.

— Конечно! Иначе как вдохнуть в них жизнь? Лучшие черты стараюсь дарить «хорошим парням», не самые лучшие — плохим. Но так, естественно, не получается, ибо мир многополярен, черно-белых персонажей в настоящей жизни не бывает. Поэтому частицы меня есть и в доблестных героях, и в отпетых злодеях. А генерал Берлинов из «Пешки в большой игре» — это почти полностью я. С той разницей, что я не смог бы выйти из подводной лодки и на глубине сорока метров убить двух боевых пловцов. Это художественный вымысел. Ведь писательская деятельность хороша тем. что дает возможность поправлять окружающий мир хотя бы в книгах: делать его лучше, чище, справедливее. Это компенсационный механизм, позволяющий сохранять психическое равновесие.

— Конечно есть. Это письма читателей, общение с ними на презентациях новых книг, читательских конференциях. К тому же и окружающие меня люди — коллеги, ученики, сотрудники правоохранительных органов, друзья, знакомые, родственники. Они ведь тоже читатели. И тоже высказывают свое мнение.

Надо сказать, что письма бывают разные. В середине девяностых написал человек из Кировской области: дескать, его за выступления против местного начальства посадили в психбольницу, куда ни обращались — бесполезно. Но его сын прочел «Акцию прикрытия» и понял, что самый могущественный человек в стране — начальник Службы безопасности Президента России Коржаков. Написал ему. и правдолюбца выпустили. Вот он и поблагодарил, да еще дополнительно поставил ряд задач: пересмотреть пару решений суда, установить ему инвалидность, познакомить, по-свойски, с кем-то из писателей, живущих к нему поближе.

Многие читатели просят что-то: купить машину, освободить сына из тюрьмы, прислать денег, поохранять бесхозный дом. Некоторые дают оценку книгам, фильмам, что-то советуют. Многие предлагают темы. Один пенсионер предложил приехать ко мне на месяц-другой и рассказать свою жизнь, которая должна меня очень заинтересовать. Заманчиво, правда?

Другой хотел поведать про махинации с мясом, которые имели место в 80-х годах в магазине при крупном заводе: продавать его должны были через профсоюз по 1 рублю 80 копеек, а продавали на общих основаниях по 2.30. Действительно, было такое уголовное дело, нескольких человек осудили лет на 10–12. директора магазина приговорили к расстрелу, правда, не исполнили, помиловали. Но кому это сейчас интересно? И как сейчас объяснить про профсоюз и 1.80—2.30? Да еще что за это к «вышке» приговаривали!

Бывают и интересные письма — честные, искренние, написанные от души. На такие я обычно отвечаю. Один отставной прокурор написал, что в «Антикиллере-2» Лис переродился и уже не может быть тем героем, что и раньше, его обязательно должен ждать крах, и я должен этот крах показать. А ведь верно! Я и сам об этом думал. Человек разбогатевший уже не хочет и не может рисковать жизнью ради идеи, и идеи у него расплываются все больше и больше. Если я вернусь к «Антикиллеру-3», а такая мысль есть, я покажу закономерный конец Лиса. Причем это не идеологическое решение, это правда и логика жизни.

Письма читателей, конечно, важны. Особенно, если это отзывы профессионалов. Мои знакомые ехали в такси, увидели у водителя «Татуированную кожу», разговорились. Шофер — бывший десантник — был уверен, что Корецкий тоже десантник, так точно все описал. Другой читатель узнал бригаду спецназа, в которой когда-то служил. Только одна неувязка: у них на полигоне стояли макеты мобильных ракетных установок, а в книге — макеты шахтных ракет. Чем это вызвано? Не поверил, когда я объяснил, что эта часть полностью придумана. Как так: все точка в точку — и быт, и ученья и сленг, и взаимоотношения?

Один сыщик рассказал, что в реальной жизни была проведена оперативная комбинация, описанная в «Антикиллере-2», и удалось получить положительный результат. Конечно, такие отзывы очень ценны и приятны.

— Тут все однозначно: хвалят роман и ругают фильм. Некоторые на эмоциях, некоторые с подробным анализом. Причем все чересчур категоричны, зачастую внутренне противоречивы. Например:

«Как можно было из такого романа сделать обычный голливудский боевик?!» Хотя если отечественный фильм схож с голливудским, то это большой успех!

Ругают не только создателей фильма, но и меня упрекают: почему разрешил? Причем объяснения не воспринимаются. Надо снимать один к одному — и все тут! Что ж, только у этого романа около 30 миллионов читателей. С их мнением надо считаться.

— Читатель есть читатель, независимо от того, носит он погоны или нет. Как ни странно, но многочисленные юридические неточности в фильме остались без критики профессионалов. Хотя обычно они беспощадны: показывай как положено — и все тут! Наверное, потому, что они любят Лиса. Хотя в фильме он совсем не такой, как в романе. Я к этому отношусь с пониманием: книга — одно, фильм — другое. Хотя, если задуматься, зачем переделывать бестселлер? Надо просто перевести его на язык кино. И тридцать миллионов читателей выстраиваются в очередь к кинотеатрам и за кассетами. Я так понимаю. Возможно, это взгляд пристрастного человека. Даже наверняка так и есть.

— Критики сейчас обмельчали. Их тоже коснулась депрофессионализация, характерная для всех сфер российской жизни. Ни громких имен, ни заслуженной репутации. За перо берется каждый, кому не лень. Рецензии, как правило, очень поверхностны и примитивны. Иногда создается впечатление, что критик вообще не читал книгу, может, полистал слегка. По большому счету они меня не интересуют.

Что касается коллег… Писательство — дело индивидуальное. Каждый сидит дома и пишет в одиночестве. Нет коллектива вокруг, нет постоянного общения, нет зеркала социальной оценки. Поэтому каждый считает себя гением, который гораздо выше других. Отсюда и соответствующие отношения. Вообще-то писатели между собой, как правило, не дружат. Встречаясь, пьют, рассказывают о собственной гениальности, жалуются, что именно их читатели, прекрасные и интеллигентные люди, не имеют денег, чтобы покупать их прекрасные книги, которые они могли бы написать. И хулят тех бездарных выскочек, которые книги пишут, издают и, что особенно ужасно, продают. Но я никогда не вращался в чисто писательской среде, я всю жизнь работаю, и круг общения у меня совершенно другой. Поэтому и мнение других писателей меня тоже не интересует. За единичными исключениями.

— Конечно. Они ведь не в лесу живут и не в землянках обитают. Однажды мне передали мнение опытных арестантов: «Такого дремучего пахана, как Крест, никто бы терпеть не стал. Его бы завалили, и дело с концом. И потом, как он может про масштаб цен на воле не знать — он ведь за общак отвечает!»

Надо сказать, что замечания сделаны со знанием дела. Действительно, «воровские законы» в значительной степени утратили силу. В реальной жизни, когда вышедший на свободу «смотрящий» стал учить «коллег», мол. бизнесом заниматься нельзя, это западло, его избили до полусмерти, даже глаз выбили. И насчет «общака» правильно, я этого не учел.

Однажды объявился особо опасный рецидивист, отбывший в колониях 25 лет. В пятидесятые годы мы с ним росли на Богатяновке. криминальном районе Ростова. Прозвище у него было Крыса, причем не из-за поведения, а производное от фамилии. Я его описал в «Антикиллере». К моему удивлению, он. оказывается, прочел роман и себя узнал. Он мне, наконец, разъяснил разницу между вором зоны и положенцем. До этого ни оперативники колоний, ни их обитатели не могли дать внятного ответа. А четверть века отсидки — уже не школа жизни, а университет.

Арестанты помельче писали письма, один предлагал привезти рукопись о своей жизни. Не привез. В другом письме объяснил, что на вокзале попал в драку, рукопись упала в лужу. Где тут правда, где ложь — не разберешь. Очень мутная эта публика.

— У русскоязычной — да. В Нью-Йорке есть магазин русской книги — «Черное море». Там мои книги продаются, рекламируются в русских журналах. И в Израиле, и в Испании, и в Италии. Однажды, в сельском районе Турции, туристский автобус остановился у чайханы. Рядом магазин, где среди сувениров, крема для загара, надувных матрацев продается двухтомник «Секретных поручений». Среди чужого солнца, чужого пейзажа, чужой речи это было очень приятно. В ряде стран — Китае. Болгарии. Латвии — мои книги переводились.

— У меня начата «Татуированная кожа-3», «Секретные поручения-2», повесть о приключениях героя «Парфюма в Андорре» Дмитрия Полянского. Ведутся переговоры об экранизации «Татуированной кожи».

— Обычно я знаю, когда закончу книгу, обычно это происходит ночью. Жена не ложится спать и ждет этого момента. Обычно отмечаем событие так же, как отмечаются на Руси все торжественные и радостные события.

Когда книга выходит в свет, а это происходит через месяц-два. снова отмечаем с родными и друзьями. Свободное время? Его. ведь, практически нет. А когда выкраиваю, то ничего оригинального придумать не удается: собираемся с родными и близкими за добрым донским столом. На даче я сам готовлю шашлык, в последнее время сын перенимает эстафету: он жарит, а я только контролирую.