Раздел 6 Книги, фильмы, жизнь…
«Я любил стрелять всю жизнь» на «прямой линии» с читателями «Комсомолки»
Предлагаем начать нашу беседу с читательского письма: «Я написал повесть, хотел опубликовать. В какое издательство ни обращался, всюду хвалят. Но предлагают оплатить полиграфические работы за свой счет. Как быть?» — пишет из Ростова Сергей Д.
— Когда я принес свой первый роман в литературный журнал — единственный в то время на Дону — мне с ходу сказали: сократите на треть. Даже не читая. Я сократил, чтобы у рецензентов было меньше работы, хотя меня это, честно говоря, покоробило. Потом сокращенный вариант год читали (а может, и не читали). А потом сказали: «Никто никогда нигде вас не опубликует». Но вышло, как видите, иначе.
Был период, когда меня снова не стали печатать: после развала Советского Союза пошла мода на зарубежных авторов. А в начале 90-х годов мне позвонили из Москвы, из нового издательства «Светоч»: пригласили приехать, оплатили проезд, выплатили царские командировочные. Издательство располагалось в подвале на Щелковском шоссе, там играли в картишки люди, внешне совсем не похожие ни на издателей, ни на книгочеев. Старшим был Алексей Иванович — крепкий мужик, напоминающий отставного борца. Он и сказал: «Читатель „наелся" Чейза, люди хотят читать про преступность в России, вот я и решил издать серию "Классики советского детектива"».
Спрашиваю: «А как вы на меня вышли?»
«Да очень просто — в СССР было всего четырнадцать авторов этого жанра!»
Ударили по рукам, подписали договор на две книги. Выпустили, правда, одну, но Алексей Иванович выплатил щедрый аванс и за невыпущенный том. Тогда это было для меня очень важно. А потом стали звонить из других издательств: рынок требовал отечественного детектива.
То, что сейчас писатели и поэты оплачивают первые издания своих произведений, — обычная вещь. Я в таком же положении в отношении своих научных книг. Как правило, выкупаю часть тиража, а потом дарю монографии коллегам.
Про Чикатило писать неинтересно
— Василий С. на проводе. Ростов породил множество маньяков. Может, ничего не выдумывать, а написать именно об этом?
— Когда судили Чикатило, все журналисты шли в областной суд, а я — в противоположном направлении: у меня гараж был напротив. Я считаю, что ни в маньяке, ни в его преступлениях ничего интересного нет. У меня были мысли написать о том. как шло расследование по этому делу. Его называли «Лесополоса». Правильно выдвинутая (или доброжелательно принятая начальством) версия могла продвинуть по службе, а роковая ошибка — наоборот, разрушить карьеру Мало кто знает, что был оперативник, который вычислил Чикатило, сутки за ним наблюдал и задержал. Но у монстра сперма и слюна оказались разных групп, а не исключено, что просто эксперты перепутали тампоны — в моей следственной практике такой случай был. Короче, Чикатило выпустили. Если бы его причастность доказали, оперативник получил бы награды, повышение в должности, а так он ушел на низовую работу и попал под нож преступников. Вот эти неожиданные повороты судьбы я, может, когда-нибудь опишу.
Сколько зарабатывают писатели?
— Андрей Пастушенко звонит. Я вас впервые открыл для себя очень давно, когда прочитал фантастический рассказ «Логика выбора». Не думаете вернуться к этой теме?
— Фантастику я писал в возрасте 15–16 лет. У меня был план развернуть «Логику выбора» в роман, но фантастика в коммерческом смысле менее оплачиваема, чем остросюжетная литература, тиражи меньше.
— Так вы именно на коммерческий момент ориентируетесь?
— Сейчас это один из определяющих факторов.
— Светлана П. беспокоит. Данил Аркадьевич, насколько писательство прибыльное дело?
— У меня есть один знакомый корреспондент центральной газеты, который занимается литературным трудом. У него вышла третья книжка в Питере, и он мне по секрету рассказал, что его гонорар за нее составил 800 долларов. Молодые авторы за первую книгу получают по 300–500 долларов.
Идеального преступления быть не может
— Галина Ивановна на проводе. По-вашему, какое оно — идеальное преступление?
— Я об этом думал лет 35 назад и надумал, что идеального преступления быть не может. Только, если ограбить магазин, и вдруг случится землетрясение, все провалится под землю, а преступнику за минуту до этого удастся уехать из города. В основном, уровень преступлений крайне примитивный. Заказное убийство — это когда сосед «заказал» соседа за бутылку водки.
— Не хотели бы вернуться к следственной практике?
— Во-первых, это уже нереально, а во-вторых, конечно, не хотел бы. Это сумасшедшая работа. Ничего более сложного и тяжкого я в своей жизни не делал.
Милицию будут уважать, если вырастут зарплаты
— Меня зовут Яна Манукян. Кажется, вы работаете в комиссии по помилованию. В чем вы видите результаты своей деятельности? В освобождении невиновных?
— Вопреки расхожим представлениям, комиссия не исправляет судебные ошибки. Результат моей деятельности в том, что лица, которые совершили опасные преступления и пытаются любым путем выйти на свободу, остаются там. где должны быть. Нам приходит около 90 прошений в год, удовлетворяется от 4 до 6. А во времена комиссии Приставкина за одно заседание рассматривалось 300 ходатайств, и практически все удовлетворялись.
— Вы, кажется, сторонник смертной казни?
— Я выступаю не только за смертную казнь преступников, но и за встречный захват родственников террористов. Кстати, эта идея не так давно была озвучена Генеральным прокурором.
— Когда милицию станут уважать, как за границей полицию?
— Тогда, когда наши граждане, включая милиционеров, будут такими же, как за границей. А именно: законопослушными, культурными, сдержанными, отвечающими за свои слова, имеющими человеческое достоинство, твердую жизненную позицию и нормальный достаток.
Спорту — нет, деликатесам — да!
— Виктор Николаевич из Ростова. Вы известная личность в городе, а следите ли за развитием большого спорта на Дону, в частности, за командой «Ростов»?
— Мне страшно неловко отвечать. Я совершенно равнодушен к футболу. Некоторое время занимался карате и пулевой стрельбой. Любил стрелять всю жизнь, сейчас этот интерес угасает, стрелять надо уже в очках. Но думаю, если взять винтовку и потренироваться, результат будет нормальным.
— Меня зовут Галина П. Данил Аркадьевич, о вашей супруге мало информации. Расскажите о ней!
— С Анной Вячеславовной мы вместе больше 35 лет. Она по образованию инженер-радиофизик, но уже давно домохозяйка и прекрасно готовит. Мой издатель как-то даже просил ее написать кулинарную книгу. Анна Вячеславовна помогает мне и в жизни, и в литературе. Мы шутим, что, наверное, она и есть тот «литературный негр», который за меня работает. Когда я писал тексты вручную, «Антикиллер» занял четыре общих тетради. Все правки при перепечатке рукописи вносила супруга — мне же надо еще успевать преподавать.
— А вы строгий преподаватель?
— Вообще-то да. Но ничего лишнего не требую: знаешь — получи положительную оценку, не знаешь — отрицательную.
КСТАТИ
К писателю Корецкому частенько обращаются со странными просьбами. Например, охранять оставшийся без надзора дом, разобраться с неизвестными злоумышленниками, проникающими в квартиру и умышленно оставляющими там следы своего пребывания, освободить из тюрьмы родственника, снять или дать группу инвалидности и т. д.
Писатель в законе
— Известно, что у вас около 170 научных трудов по криминологии. Какие научные работы опубликованы вами в последнее время? Почему именно эти темы заинтересовали вас?
— Опубликована, например, монография «Уголовно-правовой режим средств самообороны», а также написанные в соавторстве книги «Оружие в судебной практике» и «Личность вооруженного преступника».
Проблемы правового режима оружия и борьбы с вооруженной преступностью я изучаю всю жизнь. Первую статью об оружии написал в 1969 году, на втором курсе юрфака, смог опубликовать в солидном юридическом журнале только в 1983 году. В ней высказал предложения принять закон об оружии и ввести в него такие категории, как газовое, пневматическое, метательное. Предлагал установить ответственность за незаконное владение охотничьими ружьями. А впоследствии эти и еще ряд предложений вошли в действующие законы. То есть не я лично вписал их в законопроекты. Но это подтверждает, что мыслил я в верном направлении.
Я считаю, что в оружии отражается ментальность народа. Если говорить о русском народе, то его оружие всегда было грубо-прямолинейным: прямой меч, кистень, дубина, лук… Но есть и элементы хитрости — например, засапожный нож, который прятался за голенищем. Это говорит о том, что русский человек тоже не лыком шит. В изогнутых кинжалах, двояковыпуклых ятаганах, отравленных клинках я вижу азиатское коварство.
В соавторстве с моей ученицей мы недавно выпустили монографию о современном бандитизме.
— Какой же он — современный бандитизм?
— Мы приводим историю проблемы. Первый период бандитизма приходится на 20-е годы прошлого века, когда банда из двух десятков конников врывалась в село, вешала активистов и поджигала сельсовет. Второй датируется 60—80-ми годами. Банды становятся малочисленными, три-пять человек. Они конспирируются и собираются только для того, чтобы выйти «на дело». А каждое дело сопряжено со стрельбой и риском для жизни, хотя добыча может быть и небольшой. Третий этап наступил примерно в 90-е годы и длится по сей день.
Современные бандиты не прячутся. Они ходят средь бела дня по рынку и без риска и стрельбы собирают деньги с торговцев, или приходят к предпринимателю и говорят: «Ты берешь нашего человека в члены правления». А каждый знает, что бывает с теми, кто отказывается. Сегодня бандитизм приобрел внешне мягкие формы. Но суть осталась прежней: не дашь денег — получишь пулю.
Впрочем, пока наши правоприменители не расценивают такие факты как бандитизм.
— Данил Аркадьевич, порой вас упрекают за излишне радикальные взгляды. На днях, например, один известный адвокат публично раскритиковал ваши предложения о том, как бороться с террористами, — мол, чуть ли не одной дорогой идете.
— У меня с террористами дороги разные. У террористов дорога в ад. А бороться с ними я предлагаю с помощью апробированных историей и предусмотренных законом методов. Есть такой институт — «крайняя необходимость». Классический пример: случилось ЧП, есть раненые. Человек берет первую попавшуюся машину и везет их в больницу. По сути, он угнал чужое авто. Но он действовал в рамках закона потому, что причиненный вред меньше предотвращенного.
Вот если бы к захваченной больнице в Буденновске доставили старейшин из тейпов террористов, они бы сдались. Причем, наверняка, и они, и сами старейшины приняли бы это как справедливое решение. Такие случаи в практике бывали. В Минводах захватили автобус с 25 пассажирами. Обвешанный взрывчаткой гражданин Индиев оказался хитроумным субъектом: загнал автобус на эстакадуне подберешься. Зашторил окна, разговаривая с милицией, прятался за женщину.
Но когда привезли его брата, расслабился и спустился на ступеньку, прикрываясь дверью. А в засаде сидели снайперы. И все кончилось. Люди живы, автобус цел. Кому плохо? Понятно, террористу.
Основой таких мер являются хорошо известные уголовно-правовые институты действующего законодательства. Есть ряд статей в УК РФ: например, ст. 39 не считает преступлением причинение вреда охраняемым законом интересам третьих лиц в состоянии крайней необходимости — для устранения опасности, угрожающей гражданам, интересам общества и государства.
Уголовным кодексом разрешено также причинение вреда виновным при необходимой обороне и задержании преступника. Правда, придется непривычно широко трактовать пределы действия этих институтов. Но чрезвычайная опасность терроризма оправдывает такое расширение.
— Даже высокопоставленные начальники признают, что правоохранительные органы теряют авторитет среди населения. Вы и сами работали в органах, а сегодня учите юриспруденции подрастающее поколение. Не обидно ли слышать о том, что народ у нас милицию не любит?
— Знаете ли, полицию и милицию нигде не любят. Да и не должны любить. Это только советская идеология создавала слащавые и далекие от реальной жизни образы участкового Аниськина и следователя Знаменского. Но уважать и доверять, конечно, должны. А если этого нет, что странного? Милиция не с Марса прилетела. Милиция — часть нашего общества: хмурого, небритого, недовольного зарплатой, с неустроенным бытом. Только одна часть — при исполнении, а другая — рядовые граждане. Вот и хмурятся друг на друга. Если бы моторизированный батальон полиции Нью- Йорка выпустить на московские улицы на месяц в порядке эксперимента — те ребята не только у кавказцев документы проверять станут, но и летящие с мигалками машины жестко остановят. Кому это понравится? Общество надо менять, с ним поменяется и милиция.
«Кто узнает себя в моих романах?»
— И тем не менее героями своих романов вы делаете тех самых «нелюбимых» ментов. Используете ли вы в своем творчестве биографии конкретных людей?
— Знаете, с кого я писал своего Лиса? Был такой опер в Кировском райотделе Ростова — Анатолий Рублев. К сожалению, он рано умер — инфаркт, сердце не выдержало. С Толиком происходил ряд ситуаций, которые попали в роман. Но Рублев, в отличие от Лиса, в тюрьме не сидел.
Или командир СОБРа в «Антикиллере». Здесь тоже использованы биографические черты личности конкретного человека. А он воспринял это негативно. Когда его спрашивают: «Это тебя описал Корецкий?» — он наотрез отказывается: «Нет, я на Левом берегу уши никому не отрезал».
Это люди достаточно конкретные. Они не понимают, что такое прототип. Поэтому я стремлюсь уйти от узнаваемости своих героев.
Но нередко в моих романах начинают вдруг узнавать конкретных людей, которых я не знаю. Забавные возникают ситуации!
— Над чем сейчас работаете, Данил Аркадьевич? Увидим ли мы новые кинофильмы, снятые по вашим романам? И почему в ваших книгах всегда счастливый конец?
— Сейчас я начал писать повесть «Жаркое рождество в Дубае». Главный герой — действующий разведчик Дмитрий Полянский. Думаю сделать целую книжку, состоящую из таких отдельных повестей с авантюрными сюжетами. На столе — неоконченная «Татуированная кожа-3». Думаю и над продолжением «Антикиллера». Причем, новые повороты в судьбе главного героя Лиса подсказало мне письмо читателя. Я согласился, но к работе пока не приступал.
Было предложение экранизировать «Пешку в большой игре». Я отказался от этого после того, как «Антикиллер-2» выбил меня из колеи. В «Антикиллере» я был соавтором сценария, поэтому удалось сохранить то, что я считаю нужным.
После «Антикиллера-2», в создании которого я уже не участвовал, получил много писем: «Как вы могли такое разрешить?» Речь идет о сюжетных нестыковках и некоторых откровенно глупых эпизодах, которые вошли в фильм по замыслу постановщиков. Поэтому «Пешку» на таких же условиях не отдал.
Концовки историй, описанных в моих романах, были бы, возможно, другими в реальной жизни. Но читатель и без моих книг сыт трагическими развязками по горло. И потому я пишу истории со счастливым концом. Я создаю мир таким, каким я хотел бы его видеть.