Из двух зол придется выбирать меньшее
— Данил Аркадьевич, что нужно, чтобы «антикиллеры» шагнули со страниц книг в реальную жизнь и обеспечили нашу безопасность? Или они — лишь плод вашего писательского воображения?
— Нет, почему же? Опытные и мужественные спецы-профессионалы в российских силовых структурах были и есть. Вспомним офицера службы безопасности, ценой своей жизни обезвредившего взрывное устройство в центре Москвы на Тверской, или бойцов «Альфы», закрывавших собой детей в Беслане. Но такие люди не должны гибнуть! Они должны уничтожать бандитов и террористов! А для этого должна существовать новая идеология борьбы с преступностью, компетентные и смелые отцы-командиры, на разных уровнях уверенно берущие на себя ответственность за принимаемые решения.
Сейчас, как ни включишь телевизор, «прозревшие» политики и представители власти в один голос говорят о необходимости давать террористам адекватный отпор. А что, до Беслана такая мысль им в голову не приходила, не было Буденновска и Кизляра, взрывов в Москве и Волгодонске, недавнего налета на Ингушетию? Я еще в конце 90-х поднимал этот вопрос, полтора года назад опубликовал в центральном журнале «Законность» статью «Адекватны ли меры борьбы с преступностью ее современному состоянию», в апреле этого года в журнале Федерального собрания «Российская Федерация сегодня» выступил с публикацией «Концепция борьбы с преступностью должна быть пересмотрена». Если люди не думали о том, о чем надо думать, пусть хоть прессу читают!
— Почему бы в таком случае не начать с реабилитации полковника Буданова? Ведь то, как с ним обошлось правосудие, вряд ли прибавило решимости и боевого духа всем, кто действует в «чеченском котле».
— Полагаю, никаких оснований для этого нет. Я достаточно расследовал уголовных дел, а еще больше изучил. Когда чеченская девушка в раздетом виде оказывается задушенной в вагончике, где живет офицер, то это не похоже на борьбу со снайперами, на внезапно нахлынувший праведный гнев, вообще ни на что приличное не похоже. Суд, кстати, дал оценку — общеуголовное убийство.
Другое дело — группа капитана Ульмана, которая находилась на специальном задании. Открыв огонь по подозрительной, не остановившейся для досмотра машине, они действовали в соответствии с обстановкой и полученным приказом. Вспомним, в Беслан боевики тоже не на танках, а на обычном транспорте въехали. Недаром спецназовцев несколько раз оправдывал суд присяжных. Но… Когда оправдывают скинхедов, обвиненных в убийстве таджикской девочки или иностранного студента, то считается, что это и есть правосудие. А в случае с группой Ульмана оправдательные приговоры отменяются и военнослужащих вновь отдают под суд. Причем рядом с ними на скамье подсудимых (а может не рядом, а вместо них) нет старшего офицера, отдавшего преступный (если он не преступный, то и судов никаких быть не может) приказ! Какой урок вынесут из дела Ульмана сотни спецназовцев и тысячи военнослужащих? Только тот, что они защищают власть, но в критическую минуту власть не защищает их!
Вообще, власть должна быть твердой и называть вещи своими именами, без эвфемизмов. В Чечне идут боевые действия, давно надо было закрепить это в законе, ввести там чрезвычайное положение. В романе «Акция прикрытия», написанном вскоре после пораженческого «Хасавюртовского мира», я предупреждал, что нас ждет вторая война. Когда она началась, у меня стали брать интервью одно за другим: как вы это предугадали? Приятно, конечно, слыть этаким Нострадамусом, но если следовать правде, то ума и прозорливости тут не надо, вопрос-то был очевиден для всех. Кроме некомпетентных и крикливых «правозащитников» да тех, кто делал вид, что не понимает очевидного.
— А идет ли в Чечне война? Сейчас все чаще говорят, что террористы объявили нам войну…
— Если следовать строгим определениям, то нет. Война — это разрешение политических конфликтов между государствами вооруженными методами. Но миром то, что происходит на российской территории, тоже не назовешь. И надо извлекать уроки на будущее, разобраться, почему федеральная группировка в Чечне, достигавшая 90 тысяч человек, не смогла справиться с 5 или даже 15 тысячами боевиков. А если, не дай Бог, на нас пойдут войной армии НАТО, да выставят 150-тысячную армию, с тылами, танками, артиллерией, космической разведкой. А если пошлют 300 тысяч? Или 500? Неужели надо ждать этого, чтобы посмотреть, что будет?
Сдвиги, конечно, есть, власть стала тверже. Если в 1994 году басаевских бандитов отпустили с миром из Буденновска, потом радуевских выпустили из Кизляра, то из Норд-Оста и Беслана никто не ушел живым. Это хороший урок для потенциальных террористов. Только соотношение убитых боевиков и заложников должно быть обратным. И методы борьбы должны быть нетрадиционными. Когда у турецких берегов бандиты захватили пассажирский паром «Аврасия», полиция тут же задержала родственников боевиков, после чего те сдались и были арестованы. Это непривычно для нашего менталитета, но вполне укладывается в предусмотренный уголовным кодексом институт крайней необходимости, когда вред причиняется третьим лицам, чтобы избежать более тяжких последствий. В соответствии с правилами контртеррористической борьбы, удары должны наноситься и по организаторам терактов, и по их финансистам.
— После недавних событий власти все-таки предпринимают решительные шаги и не только в «горячих точках», но и на всей российской территории. Правда, порой слышишь, что террористам эти меры мало помешают, а лишь осложнят жизнь нормальным людям.
— Почва для таких высказываний, к сожалению, есть. Как раз 1 сентября, в день захвата бесланской школы, я прилетел в Москву, и оказалось, что к гостинице «Россия» машины не пропускают: надо несколько сот метров идти пешком с чемоданами. Причем чемоданы никто не проверял, не было ни служебных собак, ни газоанализаторов, ни экспертов по взрывчатке. Этот идиотизм в служебных бумагах проходил как меры по борьбе с терроризмом!
— Да, с такой «защитой» мы вряд ли сможем чувствовать себя по-настоящему защищенными. Но, может быть, нашим силовикам пока просто не хватает денег на необходимое оснащение?
— Денег, разумеется, тоже не хватает. Но еще в большей степени — профессионализма и компетентности на всех уровнях управления, вплоть до самых высших. Вспоминаю, как на пожар Останкинской башни лично приехали министры МВД, МЧС, Директор ФСБ. Казалось, что уж спецы такого класса найдут нестандартное решение и пожар потушат. Нет. Министры постояли перед телекамерами и разъехались. А башня горела еще несколько дней. А зачем тогда приезжали?
А кто из ответственных чинов поплатился хотя бы креслом за допущенные теракты, приведшие к массовым кровопролитиям? Мне такие факты неизвестны. А вот когда в 60-х годах армянские экстремисты во главе с Затикяном устроили взрыв в московском метро, немедленно были сняты все ответственные за безопасность метрополитена. А вскоре, благодаря высокопрофессиональным и четко скоординированным действиям, была задержана и сама банда, руководителей, конечно, расстреляли. И на 30 лет о взрывах было забыто.
Впрочем, как я говорил, спецы-профессионалы не перевелись у нас и сегодня. Но они вынуждены порой действовать как бы со связанными руками. Политики явно не замечают, в какое время мы живем, и какой опасный враг нам противостоит. Чего стоят, например, навязчивые рассуждения, что преступники не имеют национальности. С точки зрения политкорректности, это, может быть, верно, а с точки зрения криминологической науки — ахинея, мешающая изучать и учитывать в профилактической и оперативной деятельности национальные «почерки» этнических и международных банд.
— В некоторых СМИ вас называют «ястребом». Указывая, в частности, что Корецкий, де, выступает за отмену моратория на смертную казнь, сомневается в дееспособности судов присяжных и других демократических атрибутов.
— А вы знаете, что протокол № 6 Европейской конвенции, предусматривающий отмену смертной казни, так и не был ратифицирован Госдумой? Смертная казнь в России юридически существует, но в соответствии с разъяснением Конституционного суда может выноситься только судами присяжных, которые должны действовать повсеместно. Так что в 2007 году убийцам могут воздавать по справедливости.
Еще в 1978 году я участвовал в криминологическом исследовании, по результатам которого мы предложили введение судов присяжных, так как народные заседатели играли чисто декоративную роль. Но с того времени прошло 28 лет, криминал приобрел такую силу, что впору вводить специальные суды! Они и были предусмотрены в законопроекте «О борьбе с организованной преступностью». Но он так и не был принят. Почему? Сие непостижимо.
— То есть вся надежда в борьбе с терроризмом опять же на «твердую руку»?
— Борьба с терроризмом — это лечение сифилиса на 4-й стадии. Если в стране штрафуют за брошенный на асфальт окурок или плевок мимо урны, сажают на 15 суток за матерную брань, то до терроризма дело не дойдет. Так и было 30 лет назад. А если средний срок наказания за убийство составляет 8 с половиной лет, за хранение пистолета и гранаты дают условную меру наказания и «не находят» источников вооружения чеченских бандформирований, если члены ОПГ чувствуют себя вольготно и безнаказанно, то тут и появляется терроризм. Поэтому первоочередной задачей является наведение в обществе порядка и дисциплины, ответственности на всех уровнях, усиление борьбы с преступностью, антиобщественным образом жизни (сейчас борьба с ним вообще не ведется), реанимация правоохранительных органов, насыщение органов власти и управления компетентными, честными и порядочными людьми.
— Но это должно быть уже другое общество…
— Естественно. Звучит все это как утопия, но мы должны его построить, если хотим нормально жить, а не бороться за выживание.
— И все-таки каковы, на ваш взгляд, прогнозы дальнейшего развития событий?
— Первый — что все закончится очередной шумной кампанией, и страну ждут новые потрясения. Россия, конечно, все равно выстоит и возродится, но ценой огромных потерь, которых можно было бы избежать. Второй вариант более оптимистичен. Власть сумеет проявить политическую волю и взять ситуацию под свой контроль, но и этот путь будет достаточно болезненным.
Можно, правда, думать по-другому — что все постепенно и так, само собой, рассосется, наладится. Но это, видимо, лишь сладенькая, самоуспокоительная ложь.
— Что ж, Данил Аркадьевич, не хочется с вами соглашаться, но приходится. И коль скоро мы беседуем не только с профессионалом правоохранительной системы, но и с популярным писателем Корецким, никак не обойтись без вопроса о ваших творческих планах. Актуальная тема борьбы с терроризмом нашла в них отражение?
— Я никогда не следовал конъюнктуре. Но в романе «Атомный поезд», над которым сейчас работаю, эта тема действительно затрагивается. Сюжет разворачивается вокруг российского стратегического объекта, от которого зависит безопасность страны. Среди действующих лиц — сотрудники зарубежных спецслужб и террористы, которым противостоят наши контрразведчики…
— Надеюсь, у романа счастливый конец.
— Как и положено по законам литературы. Этим они отличаются от законов реальной жизни.