Глава двадцать седьмая
Лиходеи. Ганс Даглиц. Воспоминания и действительность
Будущее божество Южной Америки восседало на простом, мшистом камне возле вздымающейся в небо скалы и любовалось открывающейся перед ним панорамой города Мачу-Пикчу. Сколько будущий бог себя помнил в зрелом возрасте, всегда любил посидеть именно здесь. Посмотреть на удивительные сооружения древних индейцев или помечтать о возрождении могучей, но давно погибшей цивилизации. Еще с юности, когда его родители археологи стали брать восемнадцатилетнего сына с собой в экспедиции, он помешался на древней культуре Южной Америки. А более конкретно – на тех территориях, которые простирались вдоль западного побережья континента. Потом было еще огромное количество подобных путешествий по всему миру, но вот именно этот вид на панораму древнего Мачу-Пикчу стал поворотной вехой в преобразовании всей последующей жизни.
Именно тогда, в тридцать пятом году двадцатого столетия, Ганс Даглиц впервые ощутил в себе мечту возродить империю инков. И попытался сделать для этого все возможное и даже невозможное.
Конечно, подобные утопические прожекты никогда не находят отклика или сочувствия у окружающих. Над Гансом смеялись, издевались даже глухонемые. Его избегали и сторонились даже перуанцы, которые, по логике, должны были носить немецкого археолога на руках. Его никто не желал слушать, а его статьи удавалось опубликовать лишь во второстепенных изданиях и то лишь с большой денежной доплатой со стороны автора. И уже к окончанию Второй мировой войны у Даглица сложилась репутация окончательно свихнувшегося на инках исследователя. Обозленный на всеобщее презрение и открытое издевательство над ним, Даглиц стал полным мизантропом, отвечая всему миру ненавистью, нелюбовью и высокомерием.
Понятно, что такому человеку прожить, да и просто выжить было бы весьма затруднительно, мог бы банально умереть от голода. Но родители Ганса имели во владениях массу приносящей доходы недвижимости и никогда не отказывали единственному сыну в средствах. Так что организовывать и отправлять экспедиции непризнанной звезде археологии денег хватало. Мало того, как это было ни странно, но в большинстве своем эти экспедиции окупались, а то и приносили удивительную прибыль. Что в конечном итоге несколько изменило отношение и к самому Даглицу. Теперь его считали не просто сумасшедшим, но еще и добавляли определение «счастливчик». Чаще добавляя при этом: «Дуракам везет!» или «За такую оплату и я к нему пойду в экспедицию поваренком! А наш академик (профессор, учитель, мэтр – нужное определение варьировалось от научной степени рассказчика) согласится работать носильщиком».
Несколько нелогично, да только набирающий скандальную известность мизантроп на подобные разговоры уже совершенно не реагировал. Его стремление к мечте лишь усилилось и окрепло. И все свои средства он вкладывал в исследование и прославление империи инков. Порой делал это открыто, порой окольными путями, но, к примеру, нынешнее положение все того же города Мачу-Пикчу как одного из туристических центров Земли можно было приписать в заслугу именно Даглицу. А с начала пятидесятых годов почти четыре экспедиции из пяти организовывались им только на территории империи инков.
Зато именно та самая пятая экспедиция, а вернее, одна из пятых привела ненавидящего человечество исследователя в Гималаи. И можно было что-то отыскать среди высочайших гор планеты, да и самому тогда захотелось некоторого разнообразия. Да и не настолько это была экспедиция как таковая, всего лишь парочка археологов, остальное – местные носильщики, скорее просто прогулка с осмотром природных достопримечательностей.
Даглиц обычно с утра давал распоряжения для нанятых археологов, отправляя их в выбранные им накануне места, а сам уходил чуть дальше по маршруту, выбирал место с наилучшей, обширной панорамой и просиживал там по нескольку часов кряду. Доставал при этом этюдник и смелыми движениями карандаша зарисовывал на изгибах местного рельефа плоды своих мечтаний. Вдобавок и комментировал свои действия вслух, в половине слов употребляя нецензурные выражения. Чаще всего на ватмане получались контуры города Мачу-Пикчу, реже – величественные пирамиды майя или египтян. Порой делались наброски иных крепостей, прообразы которых еще стояли в американских Андах. То есть таким простым действом, как фантазия, при рисовании Ганс пытался представить себя на месте строителей древности и прикинуть наилучшее место для застроек при здешнем ландшафте. И потом просто посылал в выбранные точки наемных специалистов-археологов.
Так и в тот памятный день пятьдесят восьмого года «сумасшедший счастливчик» восседал в удобном для обзора месте и, пригреваемый лучами солнышка, набрасывал очередные эскизы. Перед ним расстилалась долина Аистов, ничем больше не примечательная, как частым появлением здесь, на большой высоте, этих птиц, любящих селиться ближе к уровню моря. Получалось рисование неважно, и привычное бормотание с нелестными для всего человечества комментариями зашкаливало плохими словечками на три четверти. Между собой словечки тоже делились примерно одинаковыми частями: немецкий, английский и кечуа. Хотя, может, официальный язык империи инков чуточку и преобладал.
Вот как раз к концу четвертого часа из-за спины Даглица и послышался скрипучий голос, говорящий на чистейшем английском:
– Разумному существу неприлично исторгать из своих уст столько вульгарных выражений.
Весь характер Ганса и его отношение к жизни проявились в его ответе, который он выдал, даже не обернувшись и не прекратив рисования:
– Да мне плевать на всех, кто не понимает язык кечуа.
Тотчас, почти без паузы от неизвестного пока гостя
раздалось с десяток повторенных в магнитофонной записи выражений и последовал вопрос:
– Так это иной язык, и он называется кечуа?
– Вот именно! И каждое разумное существо просто обязано его знать.
На этот раз пауза затянулась. Потом ровный, без особых интонаций голос раздался вновь:
– В моей памяти этот язык имеется. Даже существует масса обширных текстовых сообщений в виде изображений кипу и токапу. Расшифровке они поддаются, но вот сам язык кечуа для меня до сих пор считался мертвым. Я никогда не слышал его звучания.
Карандаш в руке у Даглица сломался от неконтролируемого содрогания всего тела. Считалось, что узелковое письмо кипу никогда не будет расшифровано, а уж идеографическая письменность токапу – и подавно. Но по всем понятиям человек, незаметно подошедший сзади, знал невероятно много. А уж просто ссылаться на свою память при ссылках на редкостные фотографии было верхом либо провокации, либо божественного величия.
Чудом сдерживая себя от невероятного желания повернуться, Ганс продолжил шокирующий, страшно интригующий разговор:
– То есть вы утверждаете, что отлично помните рисунки и кипу и токапу?
– Утверждаю.
– И если бы знали язык кечуа, как я, смогли бы расшифровать и узелковое и идеографическое письмо?
– Не сразу, конечно, но за несколько суток можно было бы справиться и с этим делом.
– Если я выражу готовность обучить вас этому языку, вы мне дадите результаты ваших расшифровок?
– В первую очередь я сам буду заинтересован в нашем тесном сотрудничестве. Правда, это будет осуществляться при выполнении некоторых обязательных условий с вашей стороны.
Немецкий археолог был готов до конца жизни стать рабом Люцифера только за одно умение расшифровывать древнюю письменность инков. Потому что имеющиеся аналоги расшифровок были заведомо ложными и неполными. Никакие попытки ученых или криптологов не позволяли грамотно расшифровать чудом сохранившиеся кипу, в которых наверняка содержалась таинственная и удивительная информация. Ну а узоры на стенах крепостей, на тканях инков и на их керамике могли подсказать места сохранения самых грандиозных секретов канувшей в Лету империи.
После таких мыслей, промелькнувших в его сознании, Даглиц резко оглянулся со словами:
– Какие условия?
Да так и замер в неудобном положении с повернутой назад головой: за спиной никого не оказалось. Когда показалось, что шея вот-вот переломится, голос донесся со стороны ближайшей скалы:
– Условие первое: ничему и никогда не удивляться.
В те времена уже по всей планете метались слухи, ширились россказни про шпионские страсти и новейшие технологии, используемые в этой области. Так что скрытыми микрофонами или динамиками «сумасшедшего счастливчика» было не удивить. Он принял вполне нормальную позу, оставив за спиной никчемную с той минуты долину
Аистов, возобновил естественное дыхание и постарался говорить в своей привычной, наплевательской манере:
– Удивить меня трудно. А вот заинтересовать – легко. Особенно если речь идет про империю инков.
– И что же в ней такого особенного? – вопрошал голос.
При иных обстоятельствах, в ином месте и видя перед собой вопрошающего человека, Ганс обязательно бы проигнорировал данный вопрос. А вот тогда в Гималаях он загорелся как спичка, но брызгал потом два часа данными, фактами и ссылками, словно огромный, действующий вулкан. И настолько заинтересовал невидимого собеседника, что тот не удержался от вполне заслуженного комплимента:
– Да вы умеете убеждать даже камни! Ваши инки и в самом деле достойны лучшей участи, чем бесславная гибель под копытами испанских конкистадоров.
Правда, уже тогда поражало некое несоответствие тона и сути высказываний невидимого собеседника. Словно беседовал с археологом никудышный, безработный актер. И поневоле у насторожившегося Даглица возникали мысли: «Вдруг это розыгрыш моих недругов и злопыхателей? Маршрут они мой знают, привычки тоже, могли и не такое сотворить!» Но вслух он продолжил беседу в прежнем русле. Уж слишком ему не хотелось разочаровываться в поданной надежде:
– Мне уже давно пора возвращаться в лагерь, поэтому хотелось бы сразу обсудить и дальнейшие условия нашего сотрудничества. А также тот момент: когда и как мы начнем обучение и расшифровку? Вернее, как быстро мы займемся криптоанализом?
Голос стал с металлическим привкусом:
– Вначале я хочу задать еще парочку вопросов, и уже потом мы решим дело о сотрудничестве окончательно.
Итак: насколько вам мешают моральные шоры, правила, принципы при достижении какой-нибудь цели?
– Да никак не мешают, – ухмыльнулся археолог. – Их у меня просто нет.
– То есть гибель всего остального населения Земли вас совершенно не трогает?
– Если она не коснется перуанцев и нескольких индейских народностей с ними по соседству – то нисколько не трогает.
– И вам не жалко миллионов разумных существ?
– Совершенно не жалко. Все равно рано или поздно людишки превратятся в тлен и пойдут на удобрение растениям. Так чего такими вопросами заморачиваться?
Остальные вопросы следовали в том же духе, словно пытались прощупать глубину пропасти, в которой со своим нигилизмом и человеконенавистничеством оказался немецкий археолог, страстный любитель живописи и культуры, непреклонный сторонник возрождения империи инков, простирающей свою власть на весь материк Южная Америка. Причем знание воистину исторических ценностей планеты особенно привлекло внимание невидимого собеседника:
– Я ведь и сам посвящаю все время собиранию коллекций всего уникального, прекрасного и бесценного в плане великого изобразительного искусства. И моя задача, пусть даже вся земная цивилизация погибнет, сохранить перлы, самоцветы и уникальные вершины местного творчества на миллионы лет.
– Грандиозные замыслы, – с некоторой озадаченностью признал Ганс. Хотя подобные временные сроки у него в голове никак не укладывались. При всем своем сумасшествии он догадывался, что подавляющее большинство нынешних «перлов» через миллион лет окажутся в лучшем случае непонятным мусором, а скорее всего, превратятся в пыль под неумолимой поступью разрушаемой и вновь самовоссоздающейся матери-материи. Но сейчас его интересовало совсем иное: – Когда мы все-таки приступим к занятиям?
– Ты ведь собрался куда-то отлучиться?
– Могу и не отлучаться, – припомнил Ганс о наличии у него с собой некоего подобия бутербродов из местных лепешек.
– Тогда приступаем сразу после твоего согласия на мои условия: я тебе помогаю возродить империю инков, дарю тебе не менее пятисот лет жизни и разрешаю стать у инков верховным божеством и первым императором. Но за это ты безоговорочно выполняешь все мои задания. Согласен?
Рассуждал Даглиц недолго. Хотя в душе уже окончательно поверил, что разговаривает если не с самим Люцифером, то уж точно с его первым заместителем.
– Согласен. Где надо подписаться кровью?
– Мы не в сказке, где подобный примитив с подписью используется, а в суровой действительности. Так что вместо пролитой на бумагу крови мы воспользуемся технологическими достижениями. Заодно и со мной визуально познакомишься. Заходи!
После чего ничем не приметная внешне скала сдвинулась чуть вверх, а потом и открылась, словно крышка, вверх. А в лицо археолога дохнуло спертым воздухом подземелья и запахом машинного масла.
Вот так в пятьдесят восьмом году двадцатого века и состоялось знакомство Ганса Даглица с таинственным Хесусом Кумандой, он же мэтр, он же покровитель и прочая, прочая, прочая. Так и появился на Земле первый соправитель Божественной Октавы, которой и предназначалось править остатками человечества после всепланетной катастрофы. Всех остальных соправителей Хесус Куманда разыскивал, оценивал и вербовал несколько позже, свел вместе воедино и впервые познакомил между собой лишь в семидесятом году, когда с его помощью и по его эскизам были созданы основной и вспомогательные Гептокары. Причем перед знакомством никто из соправителей не ведал, с кем он увидится. Только и знал, что каждый его коллега будет в будущем, после катастрофы две тысячи двенадцатого года безраздельно владеть одним из континентов Земли. Разве только Азия делилась ровно пополам с востока на запад.
Никто не знал и не догадывался, кто первым познакомился с покровителем, да и вообще разговоры на эту тему строго возбранялись. Может, именно поэтому Ганс Даглиц не без основания считал именно себя первенцем и в некотором роде любимчиком Хесуса Куманды. Да оно так и было, потому что только он знал, где обретается мэтр, какими средствами связи пользуется и как осуществляет контроль над всей планетой. И лишь он один на всей Земле знал, что конкретно собой представляет собеседник, впервые заговоривший с ним в долине Аистов среди заснеженных гималайских пиков.
Знал будущий бог инков и ту цену, которую может заплатить за разглашение великой тайны. И это была далеко не смерть! Конечно, физическое тело после взрывания чипа умрет, но вот сознание вскоре оживет в совсем ином теле, и это тело не окажется в хорошо знакомом реаниматорском комплексе. И даже не во втором резервном комплексе, о котором знали семеро соправителей. А в третьем, о котором никто даже не догадывался и который находится непосредственно в Гималаях. Там мэтр может поместить тело в ванну или распять на стене лаборатории и делать с ним все, что заблагорассудится. Причем тело будет жить веками, и все эти годы сознание в его оболочке будет испытывать все муки ада. А может, и рая. Как утверждал однажды любитель великого искусства: «Рай на самом деле не так прост, как его понимают обитатели Земли, а потому может стать еще большим наказанием, чем ад! Просто земляне еще там ни разу не были!»
А Ганс, хоть и считался сумасшедшим человеком, но дураком все-таки не был. Потому и помалкивал где надо, а где считал нужным, весьма грамотно пользовался своими знаниями.
Вот и сейчас, в этот чудесный августовский денек, любуясь панорамой Мачу-Пикчу, Даглиц перебирал в памяти свои насыщенные событиями девяносто пять лет жизни и приходил к выводу, что прожил эти годы не зря. Утопическая мечта воссоздать империю инков, развернуть ее с еще большим величием на весь континент становилась почти реальностью. Со всего мира в Анды съезжались перуанцы. Стягивались капиталы и наивысшие достижения культуры. Полным ходом велось возведение убежищ при землетрясениях, строились склады, заполняемые провизией. Созданные отряды самообороны вооружались и проводили воинские учения. Ну а в подсознание жителей гигантского района с хребтами Анд, межгорными долинами и предгорьями методично и постоянно вдалбливалась основная мысль: империя инков должна возродиться при непосредственном участии каждого, по приказу белого бога Ганса, который откроет индейцам сохраненные сокровища предков.
Легко и просто стать богом, когда у тебя в распоряжении гипребеш и немножко фантазии. Ах да, еще следовало знать, где те самые сокровища предков находились! А уж про это Даглиц знал лучше всех. Недаром его Хесус Куманда обучил беглому чтению как узелкового письма, так и идеографического. А ведь именно при строительстве своих крепостей древние инки камнями разной формы указывали правителям и высшим жрецам, где находятся сокровищницы и главные усыпальницы великих людей. Как правило, там находились и золотые статуи богов. Так что в принципе любой «ганс», указавший своим «детям» несколько сокровищниц в нужный час, сразу автоматически становился богом. Будущий бог успел разыскать их более десятка, так что о своем будущем он не беспокоился: оставшиеся четыреста с лишним лет проведет на Олимпе достатка, славы, почитания и обожествления.
«А может, к тому времени покровитель еще что-нибудь с перемещением разума придумает? Сам ведь утверждает, что не остановился его ум в техническом совершенствовании. Да и на Земле он много нового материала откопал. Особенно в последнее время. Все-таки умники и среди нас рождаются! Вот бы еще успеть…»
Дальше довести свою мысль до конца Даглиц не сумел. Как всегда, с неприятным звоном в сознание прорвался зов-послание от мэтра. Причем боль приходилось терпеть около мину ты, пока в башке не улягутся волны нарушенного покоя и не вернется умение распознавать слова дальней связи, посланные в череп посредничеством встроенного в головешку пятьдесят четыре года назад чипа: «Ганс! Как можно скорее заройся в ближайшую нору поглубже и сиди там словно мышка. Обстановка резко усложнилась, против Октавы и в самом деле действуют так до сих пор и не понятые мною силы. Ракетами уничтожены четыре гипребеша, остались в строю только твой да те, что в Европе. Еще один уничтожен, как ты помнишь, вчера. Но это ерунда, у меня уже почти готовы новые модификации, которые не просто другой внешний вид имеют, но и летать умеют, и управляются дистанционно. За две недели постараюсь закончить строительство и калибровку. Еще плохие новости! Погиб и уже начал восстановление твой коллега Шедон Арафи. Кажется, его накрыли вместе с гипнотическим устройством. Вдобавок не знаю, что случилось с Отто Гранджем. Сигнал от него пропал, а вот в реаниматоре он пока так и не появляется. И последнее меня настораживает больше всего: такого просто не должно быть по умолчанию. Шевелись! В твою сторону уже пошел запуск ракет со стороны Тихоокеанского флота, а мне их перехватить нечем!»
Ганс и так в последнее время не слишком далеко отходил от своего удобного и комфортного бомбоубежища. Хотя внешне оно и смотрелось как добротное здание-вилла в виде маленькой крепости.
Через три мину ты хозяин этой крепости уже спешно опускался в лифте в подземелья, а еще через минуту вниз донеслось эхо разрывов. Ракеты, а то и несколько ровняли крепостцу с землей.
«Успел, – несколько отстраненно подумал Даглиц. – И штольни для запасных выходов сделать успели, и двойника своего отправлю вскоре по нужному маршруту. Ха! Черта с два эти “хамелеоны” нас достанут! А если ко мне в руки еще и второй гипребеш попадет, то вся дальнейшая история Земли будет предрешена!»
После чего деловито посмотрел на часы и отправился на обед в кают-компанию своей подземной крепости.
