Сцена 29
Воистину укромное место для прочтения мемуаров давно усопшего свидетеля отыскалось непосредственно в номере гостиницы, где принц остановился вместе со всей делегацией. Правда, вначале Фредерик потребовал от начальника охраны проверить всё помещение на отсутствие жучков и видеокамер, и только после этого заперся там вместе с вещуньей.
Присутствие Марги он допускал сразу по нескольким причинам. Первая: вряд ли что можно скрыть от связующей вообще. Обладая древним артефактом, она и так при желании узнает всё. Второе: возможно, потребуется срочная подсказка, что делать дальше. Тот же шар может дать дельные советы по многим, весьма деликатным вопросам. Ну и третье: не хотелось оставаться одному в такую сложную минуту своей жизни. И так отношения с отцом были натянутыми в последние годы, а если рухнут ещё и последние иллюзии в отношении его невиновности, трудно было предвидеть собственную реакцию. Гадалка только за последний день стала намного ближе, понятнее и… роднее, что ли?
Но как наследник ни был лихорадочно возбуждён преддверием раскрытия тайны, прежде чем начать пролистывать подшивки газет, обратил внимание на то, чем подкрепляется после бурного визита на «аукцион» толстая вещунья. Она выпила лишь один полный стакан своей оранжевой жидкости, а налив второй, просто стала из него не спеша прихлёбывать маленькими глоточками.
– И это всё?! – поразился он, помня, как при первых встречах потеющая гадалка выпивала соки и прочие напитки кувшинами. – Тебе хватит два стакана твоей «Фанты»? Или ты вполне резонно ожидаешь скорого, наверняка ждущего нас ужина?
– Увы! Я на ужин не пойду, – призналась Марга и грустно вздохнула. – Уж больно замуж хочется…
– Ха! Если так будешь пить крашеную водичку, до встречи с женихом не дотянешь! – справедливо заметил принц, разложив подшивки на столе и всё с большим трепетом начиная их перелистывать. – Или ты всё-таки шутила?..
– Люйч не шутит… И ты очень скоро сам в этом убедишься… если мемуары отыщешь…
Не прошло и минуты, как наследник испанской короны резко выдохнул, отыскав желаемое. Это оказалось всего лишь шесть листков, вырванных из простой ученической тетрадки, исписанных слишком крупным, но вполне опрятным каллиграфическим почерком; пронумерованных в строгой последовательности; с выделенным заголовком-обращением старого слуги к читателю. Именно с него, несколько раз глубоко вздохнув и восстанавливая дыхание, принц начал чтение.
«Чувствую, что годы мои сочтены, а терзающая меня тайна не даёт права со спокойной совестью покинуть этот свет. Поэтому тебе, читающему эти строки, я доверяю самую сокровенную и самую неприятную тайну собственной жизни. Тебе решать, как поступить с полученной информацией и верить ли ей вообще. Но в любом случае, моя совесть перед всевышним останется чиста, я выскажусь, хотя и молчал почти сорок лет…»
Фредерик шумно выдохнул, выпуская таким образом накопившиеся эмоции. Старикан явно хитрил по поводу своей чистой совести. Упрятав свои мемуары-признание среди мусора, он фактически оставался уверен в том, что никто и никогда не отыщет листочки. Мало того, там не было названо титулов (кроме одного) и ни единого полного имени, так что человек, не сведущий в этом деле, просто отбросил бы прочитанные листки в сторону. А то и сразу швырнул в топку. Да и сам автор признания не назвался и подписи не оставил. Если смотреть с точки зрения нынешнего дня, то греха и в самом деле на слуге нет, мемуары увидели свет и попали в руки самого заинтересованного человека на планете.
Далее шло главное:
«…В тот злополучный день, а точнее говоря, в ту трагическую минуту, я случайно оказался возле покоев Хуана. Он как раз накануне прибыл в короткий отпуск-увольнение из военной академии. Несмотря на прежнюю грызню и рознь с младшим братом, они в тот день совсем как малые дети резвились, бегали, устраивая кавардак чуть ли не по всему дому. В первый раз я заглянул к ним, когда Хуан разбирал свой пистолет, показывая Альфонсо, как это делается. Вполне естественно, что я сразу обратил внимание на патроны, которые лежали в вазе: две снаряжённые обоймы и горсть патронов россыпью. Оружие ни в коей мере не игрушка, и граф за этим следил очень строго, заставляя и нас присматривать.
Ничего дурного мне не пришло в голову, когда, собрав пистолет обратно, Хуан стал щёлкать курком, направляя ствол в стенку. Потом эти действия повторил Альфонсо. Впоследствии они устроили игру, носясь с этим пистолетом по очереди и губами имитируя звуки выстрелов. Чуть позже меня отправили приводить в порядок личные вещи Хуана, но мне пришлось вернуться, ключей от чемодана на письменном столе, где они обычно лежали, не оказалось. Вот потому я и попал в смежное помещение, слыша, как братья продолжают играть в игровой комнате в перестрелку, но ещё не видя их. Тогда и вошла к ним молодая телохранительница Анна, попросившая ребят на короткое мгновение наведаться к матери по пустячному делу. Те умчались, оставив пистолет на столе, а я замер за дверью, не решаясь войти. Отношения у меня с Анной были на грани ненависти и неприятия друг друга с первого дня нашего знакомства. Уже не знаю, почему так получилось… Зато я успел заметить, как телохранительница поспешила к столу, проверить, нет ли патрона в стволе. По сути, мне это не показалось странным, потому что подобный присмотр и являлся её прямейшей обязанностью. Правда, возня с оружием немного затянулась, что мне показалось несколько странным. Трудно осознать, что мною в тот момент двигало, но я тихонько отошёл от двери и присел за высокой спинкой широкого дивана. Правильно сделал, как оказалось: Анна вскоре выглянула в комнату, где я находился, заглянула за дверь и умчалась в неизвестном направлении.
В тот момент я вспомнил, где должны находиться ключи от чемодана Хуана, в кармане его парадного френча, и решил поторопиться с выполнением данного мне поручения. К тому же мне не хотелось быть замеченным Анной, которая могла себе возомнить, что я прячусь от неё с неким злым умыслом…»
Примерно догадываясь, что случится в финале, Фредерик иначе сместил тяжесть тела в кресле, смахнул пот со лба и продолжил чтение:
«…уже почти закрывая за собой дверь в коридор, я услышал, как братья, вернувшиеся в комнату игр, стали громко кричать.
– Я победил! – радостно кричал Альфонсо. – Я бегаю быстрей Длинноногого Оленя!
– Зато я сильней и у меня пистолет! – довольно весело отвечал ему Хуан. – Умри, краснокожий! Паф! – и вместе с его восклицанием «паф!» прозвучал выстрел.
У меня чуть сердце не разорвалось от страха и волнения. Ноги точно на несколько минут отнялись. И я прибежал к месту событий, когда там уже роился народ. Альфонсо лежал на столе, из носа стекала струйка крови. Ему пытались оказать первую помощь телохранители и врач. Вокруг взволнованно метались обе служанки, какая-то женщина, скорей всего Мария, надрывно кричала в коридоре. Тогда как Хуана чуть ли не силой выталкивал в иную комнату его отец. А сам Хуан, смертельно бледный и дрожащий, только и повторял: «Я не виноват! Я ни в чем не виноват!» На меня и на служанок вдруг вызверилась Анна: «Пошли все вон, только мешаетесь под ногами!» И нам пришлось ретироваться.
Бедного Альфонсо так и не удалось спасти…
Но я уверен, примчавшийся в игровую комнату Хуан не мог просто физически успеть вставить пулю в ствол пистолета. Он был уверен, что тот разряжен, ведь до того братья много раз «стреляли» друг в друга во время своей забавы.
Ну а кто подложил патрон, сомнений у меня нет: та самая телохранительница Анна. Я не посмел об этом поведать ни одной живой душе на свете по одной простой причине: боялся. Я сразу понял, что не проживу и часа, как меня уберут, да и Анна имела железное алиби: в момент выстрела находилась недалеко вместе с отцом ребятишек. Её всё равно наказали, убрав из штата телохранителей, и она уехала вроде в Соединённые Штаты Америки. Но толку от этого наказания мало… Больше я о ней ничего не знаю…
Спокойно спать уже долгие годы у меня не получалось…
И хорошо представляю, сколько душевных терзаний перенёс сам Хуан, ставший впоследствии таким великим и значительным человеком. Пусть он меня простит в первую очередь, потому что именно он пострадал больше всех во время той трагедии. Если, конечно, не считать бедного Альфонсо…
Пусть простит меня Всевышний за совершённое из страха за самого себя грехопадение! Аминь!»
Прочитав раза три признание, Фредерик долго сидел, тупо пялясь на стенку гостиничного номера и размышляя. Сердцем он понимал, что найденные листочки обязательно надо показать отцу. Король в самом деле перенёс огромные моральные муки, неся на себе тяжкий крест преступления, которого он практически не совершал. Но в то же время, зная, насколько брутальным характером обладает близкий человек, нетрудно было предположить, что произойдёт взрыв эмоций, который, в свою очередь, перерастёт в скандал политического масштаба. И эта неприятность, скорей всего, будет иметь самые негативные последствия для всей королевской семьи.
Нетрудно ведь проследить, откуда «тянутся ручки», которые внедрили наёмницу американцев в окружение деда Хуана. И совершенно понятно, что преступница действовала не по собственной инициативе и не из желания просто кому-то нагадить или отомстить. Подобные вещи не совершаются без одобрения великих кукловодов. Практически половина неразгаданных преступлений совершается за их деньги и соответствует высоким целям «стабилизации мировой политики». Хотя на самом деле всё зло творится ради безграничной власти и ради ещё более безграничных прибылей. Сейчас принц не знал и не понимал тех мотивов, которые спровоцировали убийство его дяди, а могли уничтожить непосредственно отца.
Не знал… Но очень хотел узнать! И в дальнейшем уже решить, как поступать дальше. Правда, тут же осадил собственные желания трезвым напоминанием: открыто действовать нельзя. И так уже было на него странное покушение, нити от которого тянутся к «мировому жандарму». К тому же, раз поинтересовавшись судьбой наёмницы Анны, он сразу привлёк к себе ненужное внимание вездесущих служб наблюдения. И если дальше продолжит раскапывать эту историю по официальным каналам, можно дождаться крупных неприятностей. Англичане очень не любят, когда им наступают на больную мозоль, а тем более открыто начинают обвинять в кровавых преступлениях.
Вначале всё выяснить, тщательно всё взвесить и, только если появится уверенность в благополучном итоге мести, – мстить.
Иначе никак. А кто в этом может помочь?
Принц перевёл взгляд на Маргариту-Иллону Толедскую, которая, так и не допив свою цветную водичку, теперь дремала в кресле.
«Ну да, вся надежда на связующую и на её шар… Древний артефакт уже несколько раз доказал свои уникальные способности, и с его помощью в самом деле можно овладеть миром. Только вот почему он не всегда желает отвечать прямо? Почему у него такая избирательность во время ответов? Ведь ничего не стоило намекнуть ему своей хозяйке, что поездка в Порту сопряжена с матримониальными изменениями в её жизни. Мог бы, а ничего не подсказал! Такое впечатление, что сам ждал, как будут развиваться события, оставляя себе место в главной ложе в качестве зрителя. Может, он и в самом деле разумен в высшем понимании этого слова? А то и вообще истинно живое существо? И какая всё-таки жалость, что я сам не могу работать с этим чудом, ощущать его тепловые перепады! Уж я бы тогда точно все тайны познал!..»
Опять посмотрев на придремавшую связующую, наследник понял невнятным шестым чувством, что именно такая, как Марга, и может быть хозяйкой шара. Не в том смысле, что она чиста душой и безупречна своим характером, а в том, что по большому счёту совершенно не меркантильна. Её не тянет к славе, к власти, к несметным богатствам… Даже к своему семейному состоянию она относилась вполне спокойно, философски, не терзалась мыслями, что некому будет передать фамильное дело и сам шар непосредственно. Как оказалось, вполне верно не терзалась, потому что именно сегодня, именно в далёком краю, было суждено свершиться то непостижимое знакомство с совершенно отличным от неё, не сходным по характеру человеком.
«И неужели у них, в самом деле, будут дети? – поражался Фредерик. – Они же такие старые!.. Э-э… относительно. Да и развратная натура этого Серхио не позволит ему пресечь собственную блудливость. Вполне возможно, что уже пьян и сейчас резвится в окружении своих красоток… О! Чуть не забыл! Ведь для выполнения поставленных условий о свадьбе толстушке ещё и похудеть надо! Вдвое! Или все-таки это была шутка?.. Потому что иначе бедняжка и в самом деле может помереть от своей «водяной» диеты… – но тут же пришлось вспомнить о всезнающем шаре: – Могло ведь и такое случиться, что Люйч умеет подсказывать и лечебные воды… Недаром она такого странного цвета… Может, самому попробовать? Мм?.. – Он потянулся к одной из пластиковых бутылок, взятых вещуньей в багаж, и одна из которых сейчас стояла на столе. Но сам себя одёрнул: – Нет! Нельзя! Ведь одно и то же средство может быть для неё панацеей, а для меня ядом».
И протянув руку в другую сторону, коснулся осторожно колена связующей:
– Марга, проснись! Мне нужны советы твои и Люйча… И нечего так пялиться, словно увидела у меня на лбу рога…
– Ик! – неожиданно икнула толстуха, смешно моргая ресницами. – А мне такой странный сон приснился!
– Ха! И тебя кошмары стали преследовать?
– Да нет… просто ты мне виделся в толпе таких монстров, таких чудовищ! И барабаны! Там было много барабанов!..
– Да бог с ними, с барабанами! – отмахнулся принц, подвигая листки к краю стола. – Бери, читай… а уже потом вместе будем думать, что делать дальше и как уговорить твой шарик, чтобы он нам помогал.
Маргарита-Иллона Толедская с интересом углубилась в чтение. А поступь истории земной цивилизации замерла на короткий миг в зыбком ожидании.
