Глава шестнадцатая
Арест
Иван вышел на улицу и осмотрелся. Дом был окружен оградой, и на ней торчали видеокамеры. Ветер был ещё холодный, но солнышко грело, набрасываясь своими лучами на почерневшие сугробы по ту сторону ограды. Возле дома снега не было, здесь его, видимо, сразу убирали, а вот дальше и сугробов, и грязи хватало.
Где-то там был выход к автобусам. Две или три остановки, и будет станция метро. Загралов шёл по тротуару, стараясь обходить грязь и лужи от растаявшего снега, и в очередной раз говорил себе, что Базальт прав насчёт причин такой неухоженности Москвы, да и других российских городов. Ещё работая в фирме «Контакт», они дискутировали на эту тему. Тогда Иван попытался доказать, что всему виной тяжкие климатические условия, частые дожди, дымящие трубы заводов и прочее.
Базальт был с этим категорически не согласен:
– В Финляндии, Швеции или Норвегии климат никак не лучше, а чистота идеальная. Как в городах, так и в сельской местности. Ни одной грязной машины даже после дождя не увидишь. Люди ковры на пол стелют, а не вешают на стенки, как у нас, и ходят по ним в обуви, не снимая эту самую обувь после улицы.
– А почему там чисто? Поливалки все время ездят, что ли?
Вот тогда Базальт и открыл ему глаза на самую главную причину вездесущности российской грязи. Оказывается, на Западе не устраивают газоны с уровнем земли выше поребрика. Только ниже! Поэтому дождевая вода не вымывает землю на дорогу. А у нас – вымывает. Мало того, дворники закидывают ее лопатами обратно на газоны, образуя целые кучи. Возвышаются они до первого дождя, а потом их снова смывает на проезжую часть и тротуар.
– Так просто? – поразился тогда Загралов. – Так почему же не уберут лишнюю землю?
Его опытный приятель саркастически хмыкнул и, загибая пальцы, стал перечислять:
– Традиции. Косность мышления. Устоявшиеся стереотипы. Дебилизм, кретинизм и леность властей предержащих. Список причин можно продолжать, и пальцев даже на ногах не хватит.
И сейчас Иван с сожалением констатировал, что ничего в Москве так и не изменилось. Возле элитного дома ещё как-то стараются всё вылизать, но толку от этого? Если совсем рядом, в переулке, машину измажешь моментально.
За этими размышлениями он не сразу заметил стоявших поперёк тротуара мужчин. У бордюра приткнулся автомобиль с открытой задней дверцей. Иван машинально попытался обойти неожиданную преграду, но грузный мужчина сделал шаг в сторону, окончательно перекрывая проход:
– Куда так спешим, молодой человек?
– А-а?
– Иван Фёдорович Загралов, – не то спросил, не то констатировал второй мужчина. – Прошу в машину.
– Зачем? – У Загралова затряслись коленки. – Что вам надо?
– Поговорить…
– Кто вы такие?!
– Ну зачем так нервничать? – с нажимом заговорил первый мужчина, что-то доставая из кармана. – Разве так ведут себя люди, у которых совесть чиста? Вот моё удостоверение: майор Кряжев Пётр Никонович. Прошу! – И он левой рукой указал на машину.
Но Загралов дёрнулся назад и вытащил из кармана телефон.
– Не имеете права! Где ордер на арест?
К нему тут же кинулся второй мужчина. Причём он представляться не спешил, а крепко ухватил Ивана за правую руку:
– Никаких звонков!
Явно неравная борьба закончилась болевым приёмом. Иван вскрикнул, а телефон упал в канализационный сток со сдвинутой решёткой. Напарник майора Кряжева тут же присел на корточки, сунул туда руку и выудил его, изрядно замочив рукав. Кряжев, перехватив Ивана за левую руку и подталкивая к машине, посоветовал вроде как вполне искренне:
– Ведите себя спокойно. Пока вам расстрельная статья не грозит. Садитесь!
Напарник уселся спереди, а Иван и майор – сзади.
– Поехали, – скомандовал Кряжев водителю и повернулся к Ивану: – Телефончик-то вам утопить не удалось. А значит, ваши преступные связи будут раскрыты.
– Да я же его по вашей вине уронил! – возмутился Загралов.
– Ага! Значит, насчет преступных связей у вас нет возражений? Тогда, может, сразу скажете фамилии соучастников преступления?
Иван был настолько ошарашен, что не знал, плакать ему или смеяться. Похмыкал возмущённо и решил всё-таки посмеяться:
– Ха! Какие могут быть у меня соучастники, если я не совершал никакого преступления?
Майор невозмутимо покивал:
– Все преступники так говорят. А ведь порой для получения пожизненного срока достаточно просто быть свидетелем…
Кряжев пронзительно взглянул на Ивана, и тот сразу вспомнил мрачный двор, кровавые ошметки тел, Безголового и умерших жуткой смертью Егорыча и Панфу. И невольно задрожал.
Но тут же подумал: если его арестовали таким «мягким» способом, то дело тут совсем не в этом. И вряд ли его могли заподозрить в причастности к убийству байкеров в кафе «Светлое». Может, тут что-то связанное с Базальтом, а вернее, с экспериментами в институтской лаборатории?
И тут его осенило.
– Неужели её убили?! – выдохнул Иван.
Дёрнувшиеся брови Кряжева показали, что тот удивлен. Но майор решил продолжить экспресс-допрос:
– Вот именно! Говори, кто это сделал?!
– Э-э-э… Я думал, это вы мне скажете… Хотя мне, собственно, наплевать, кто убил эту стерву. Вы лучше скажите: деньги мои нашлись?
Майор зашипел словно кобра:
– Что вы мелете?! О ком это вы?
– Что значит о ком? О моей жене, которая меня ограбила!
– А с чего вы взяли, что она убита?
– А с чего вы меня арестовали? Вероятно, решили, что это я ее? Но тут вы ошибаетесь.
Сидящий впереди коллега майора обернулся и с недоумением уставился на арестованного.
– Ну, мне же следователь говорил, что она не могла действовать одна, – пояснил Иван. – Ей помогали опытные аферисты. А раз она своё дело сделала, то становится для бандюг только обузой и ненужным свидетелем. Таких сразу убирают. Поэтому я и подумал, что речь идёт именно о ней.
– М-да? А кому же вы намеревались позвонить в последнюю секунду?
– Своей близкой подруге. Мы сегодня к её родителям идём на ужин, и нам ещё цветы надо купить, то да сё…
– Ах, даже так? Уже и близкая? А не слишком ли быстро вы позабыли о своей супруге?
На этот ехидный вопрос Загралов ответил с пафосом:
– Из списка достойных моего внимания персон я вычеркнул её, ещё находясь в следственном изоляторе. Подлая и премерзкая тварь!
Кажется, майор был с этим полностью согласен, что и выразил молчанием. Видимо, он знал, кто именно фигурирует под определением «близкая подруга», ибо не стал уточнять имя. Да в противном случае и не ждали бы они клиента на улице неизвестно сколько часов, а сразу бы вломились в элитную квартирку.
Водитель затормозил возле ворот восьмиэтажного серого здания. Ворота открылись, и машина въехала во вместительный внутренний двор. Посты с вооружёнными автоматами охранниками, стальные двери с прозрачными бронированными окошками – всё это выглядело очень серьёзно, вгоняло в уныние и вызывало мысли о неприятных изменениях в судьбе.
И трудно было спрогнозировать эти изменения, избежать их или хотя бы в нужном месте подстелить соломки. Оставалось только и надеяться, что на свою сообразительность да на заранее продуманные оправдания.
Два молодых бойца, забравшие Загралова у майора, молча повели его по длинным унылым коридорам. Ивану было тоскливо.
Конечно, Ольга подумает, что он попросту сбежал. И будет презирать его. Обидно!
Арестанта ввели в комнату, где массивный детина приказал ему раздеться догола.
– А на каком основании?! – возмутился было Иван и получил несильный удар под дых и равнодушное пожелание детины:
– Не нервируй меня, хорошо?
Пока пытался отдышаться, конвоиры сняли с него почти всю одежду. Под мрачным взглядом детины до конца разделся сам. Тот посветил ему фонариком в рот, прощупал волосы и, выдав нечто серое в тюке, пахнущее хлоркой и сыростью, приказал:
– Одевайся!
Дальше тоже церемониться не стали, отвели в соседнюю одиночную камеру, в которой только и были что жесткие нары с грязным одеялом.
– А почему сюда?! – Иван упёрся расставленными руками в дверную коробку. – Меня привезли на беседу!
И тут же полетел вперед от сильного толчка в спину.
– Вести себя тихо, – сказал конвоир, перед тем как закрыть дверь.
Минут пять он стоял в полной прострации. Да с ним так даже в изоляторе не обращались! А уж о таком унизительном обыске он и не слыхивал…
Присел на нары и попытался обдумать самый главный вопрос: за что? Но предполагать можно было все, что угодно. Могли и кровавый двор на него повесить, и бомжей, и байкеров…
Долго держать его в одиночестве не стали. Не прошло и получаса, как уже совсем иные конвоиры провели Ивана по коридору и ввели в комнату. За столом сидел майор Кряжев.
И после первых же его вопросов Загралов наконец понял, в чём его подозревают.
Майор допытывался, что за эксперименты Иван проводил в лаборатории НИИ, кто помогал, кто содействовал, кто разрешил… Почему именно так? Почему в камере? С чего вдруг? Что за паранойя по поводу слежки? И что там было на самом деле?
У Загралова довольно быстро сложилась цельная картина. Приборы зафиксировали всплески ультразвука. Такого при установлении маяка на человеке не бывает. По крайней мере, он о таком не знал. И эти всплески были свалены на кусочки изломанного транзистора. Чуть ли не весь институт был поднят на ноги, пытаясь опровергнуть это заявление или подтвердить его. Никакой микросхемы высмотреть в обломках не удалось. Началась дискуссия. Дед вызвал в помощь своего коллегу, академика с мировым именем. И вот эти два столпа науки пришли к выводу, что дело тут попахивает шпионажем. Сообщили куда следует и науськали на кого надо. А «кем надо» был господин Загралов…
Осознав все это, Иван тут же придумал, как можно отбиться. И начал покаянным голосом:
– Ну кто мог подумать, что моя шутка так обернется…
– Что значит «шутка»? – вскинул брови Кряжев.
– Да хотел избавиться от паранойи. Ходить не мог спокойно, всё оглядывался, казалось, следит кто-то за мной всё время… Сами понимаете, такой стресс пережил, всего имущества лишился… Ну а чтобы мои внутренности с наибольшим тщанием проверили, взял с собой усовершенствованный свисток Гальтона… это такая штуковина, издающая ультразвук…
– Знаю! Дальше!
– Ну и, находясь в камере, создавал всплески во время обследования своих ботинок. Потом предъявил заранее прихваченный, найденный на полу у приятеля транзистор… я сломал его специально. Но самое главное, что меня и в самом деле потом тщательно, скрупулёзно исследовали всеми возможными приборами. Слежения не было, паранойя испарилась, я успокоился…
– А свисток?!
– Да выкинул в реку, когда шёл по набережной. Боялся, что если вдруг Илья Степанович у меня его нечаянно найдёт, то мне от расстройства и злости челюсть свернёт… Уже тогда мне слишком не понравилась поднятая вокруг этого скромного события истерия. Честно говоря, если бы предвидел хоть сотую часть поднявшегося скандала, плюнул бы на эту слежку и жил бы с ней, не заморачиваясь…
Он ещё что-то там мямлил в своё оправдание, потом отвечал на чисто технические вопросы по настройке аппаратуры. Затем Кряжев уточнял, где Иван мог изучить подобную аппаратуру и как сумел ею воспользоваться при таком среднем профессионализме. Загралов ответил, что руководство «Контакта» специально завышало уровни тестирования, чтобы платить ему, а скорей и всем остальным сотрудникам меньше.
Майор Кряжев выплеснул из себя несколько крепких ругательств и заявил:
– Сомневаюсь, что вы в своем уме, Загралов! Это ж надо такое устроить! Идите и изложите все письменно, со всеми подробностями. Да, а что это у вас за ключи были в кармане?
– От квартиры друга. Он предложил пожить у него.
– Фамилия друга, адрес?
Иван играть в партизана не стал – ничего это не меняло.
– Кравитц Евгений Олегович, журналист, – и он назвал адрес.
Его препроводили в другую комнату, где стояли намертво прикрученные к полу стол и стул. Дали бумагу и карандаш.
И Загралов приступил к написанию сочинения на тему: «Как я (такой-то и такой-то, родившийся тогда-то и там-то) накануне первого апреля попытался подшутить над целым институтом».
Писал он так долго, что начал чувствовать голод. Потом начал размышлять о своей дальнейшей судьбе, машинально продолжая водить карандашом по бумаге. И, перебрав разные варианты, вдруг, похолодев, обнаружил, что уже дописывает, и вполне разборчиво, вторую страницу переписанного с экрана сигвигатора текста!
Буква в букву! Цифра в цифру! Абзац в абзац!
Он осмотрелся и с трудом погасил порыв изорвать листки на мелкие кусочки и съесть. Во-первых, желудок тут же возмутился: «Еще чего не хватало, всякую дрянь переваривать!» Во-вторых, хотелось пить, а воды не было. Без нее эти бумажки застрянут в пищеводе.
«Надо же! Ольгин телефон вспомнить не могу, а тут этакий винегрет из букв словно сфотографировал глазами! М-да… И что делать?..»
Окаменев в позе мыслителя, Иван продолжил интенсивно думать. И додумался.
Схватив карандаш, он начал добавлять в текст буквы, а то и целые слова, дописывать циферки. И кое-какие буквы писал не наобум, а с умыслом, они, если составить их вместе, складывались в слова и предложения. Шутить так шутить.
Справившись с задачей изменения текста, успел еще заполнить подобной абракадаброй третий листок почти наполовину, когда появился майор Кряжев вместе с безмолвными конвоирами. Забрал листки, просмотрел их и, отделив последние, потряс ими и хмуро взглянул на Ивана:
– А это что за белиберда?
– Да вот, все изложил, а бумага еще осталась. Ну и решил сочинить… – Иван сделал паузу, скорбно вздохнул и добавил: – … шифровку в Центр.
Майор посмотрел на него, как на сумасшедшего, потом едва заметно усмехнулся и сказал:
– Вон даже как? Ну, тогда просьба, как к «коллеге»: нельзя ли сразу расшифровку? А то всё-таки воскресенье, вытаскивать из домов дешифровщиков – совсем бессовестное дело.
Загралов с сомнением покачал головой:
– Да я-то могу… Если что, потом в Центре скажу, что не выдержал пыток… Но мне за сотрудничество хоть поесть дадут? Вроде уже и время…
– Несомненно! Сразу после дешифровки.
– Понял, коллега! – кивнул арестант. И протянул палец к строчкам: – Тут все просто: надо найти нужные буквы. Вот первая: «Ю». Вот вторая, и так далее. А все вместе звучит так: «Юстас Центру. Явки провалены. Попался на живца. Морят голодом. Шлите апельсины бочками». Расстояние между нужными буквами – произвольное. Дешифровщик должен обладать врождённой интуицией.
Посмотрел на майора, ожидая, что Кряжев скажет хоть что-то, но так и не дождался. Тогда встал и доложил:
– Товарищ майор, завербованный вами агент ноль ноль семь готов идти на обед!
– Ну что вы, коллега! К чему куда-то ходить? Обед вам подадут прямо в номер!
Кряжев забрал листки и удалился.
Минут через пять после его ухода конвоиры принесли и молча поставили на стол алюминиевую миску с какой-то кашей и пережаренной котлетой и пластмассовую кружку с жидкостью, накрытую ломтем хлеба. Глядя на такие изысканные блюда, Иван от изумления даже поблагодарить забыл. Пробормотал, вздрагивая всем телом, уже после того как остался один:
– Кошмар! В СИЗО лучше кормили… А что в кружечке? Неужто компотик?
Размечтался! Там оказалась вполне обычная на вид вода. И скорей всего не минеральная из бутылки, а из-под крана. Но всё равно её хотелось выпить всю и сразу. Иван сдержал себя и начал с каши. Как ни странно, она оказалась вполне приличной на вкус, да и котлету есть было можно. Ну и на десерт пошла вода…
