Глава 6
Тактическое отступление

Заснул быстро, хорошо, несмотря на треволнения и неутихающее недовольство собой. И когда меня Димон разбудил себе на смену, чувствовал себя выспавшимся и в меру бодрым.

Немного пробежался вокруг верхушки холма, согрелся, потом навестил лошадок, угощая их направо и налево сухарями, и когда чуть посветлело небо в стороне мира Дракулы, пошёл будить дежурную по кухне:

— Вставай, Дани! Пора готовить завтрак.

Сияда, в отличие от меня, вставала невыспавшаяся, злая и уставшая.

— Мы что, в бою? — зашипела она на меня. — Почему вы, сударь, осмеливаетесь сокращать моё имя?

— Пардон, мадам! — зашипел я ей в ответ. — Имя и так не настоящее, так что могу коверкать его, как мне в голову стрельнет. И почему это ты такая измученная? Мало времени для сна? Так ведь больше чем остальным досталось…

— Ну и что? — Она добрела до костра, где шевелиться стала намного бодрей, устанавливая треноги для котлов. — Я — женщина! Слабое создание. Я не создана для таких скотских условий. Да ещё вчера мне пришлось пробежать почти тридцать километров. Ну и напоследок ты меня со своим Мечом развёл как последнюю дуру, я ничего особенного в нём не рассмотрела, надорвалась в попытках поломать и до сих пор не могу восстановиться.

— Кто ж знал, что ты такая настырная? — Я в бинокль продолжал рассматривать окружающие пространства, стоя почти рядом.

— А мне нечего надеть на себя!.. А тут спор…

— Ничего, зайдём в город, оденем тебя, как подобает баронете. Хе-хе!

— …Хожу в чьих-то обносках, как последняя нищенка.

— Хм! Это ты зря, вид у тебя потрясный!

Удивлённая комплиментом баронета с минуту меня пристально разглядывала, пытаясь отыскать насмешку в прозвучавших словах. Не отыскав, решила идти напролом в своей экспансии завоеваний:

— Так я тебе нравлюсь?

— Не то чтобы очень…

— Тогда почему ты за мной не ухаживаешь?

— Не положено командиру крутить лямуры с подчинёнными, — выкручивался я, внутренне восхищаясь собственными принципиальностью и самобичеванием. — К тому же у вас с Димоном завязались довольно близкие отношения, я просто не имею права мешать товарищу. Вот если бы ты меня сразу выбрала, протянула руку помощи, отряхнула от пыли…

— Ага! И вытерла от слёз? Кстати, чего это ты тогда плакал?

Своим вопросом она меня вогнала в такую досаду и тоску, что словами не передать. Ну вот как объяснить, что меня здорово приложило лесиной, и полившиеся слёзы — это естественный защитный рефлекс организма? Всё равно ведь не поверит. Поэтому решил просто её озадачить неадекватным ответом:

— Когда я увидел падающую на меня ниспосланную богами женщину, я вспомнил о своей клятве безбрачия, ужаснулся щедрости небес и заплакал от жалости к своей судьбе.

Сказал это, опустив бинокль, тяжело вздохнул и только потом взглянул на уставившуюся на меня сияду. Не то чтобы сильно, но поразить её удалось. Тем более что я говорил почти чистую правду. Не стану же я подробно пояснять, что клятва такая и в самом деле существовала. Но давал я её в четырнадцать лет, будучи юным и глупым, перенесшим первую несчастную любовь и перед всеми богами поклявшийся, что с женщинами я больше никаких отношений иметь не собираюсь.

Не скажу, чтобы я солгал тогда, клялся от всей души и от всего сердца, но уже через полгода меня захлестнуло новое любовное увлечение. Да и впоследствии я жил с женщинами фактически постоянно, отнимая только то время, что терялось в аэропортах и перелётах между городами. И совсем не потому, что я бабник, как порой меня обзывали старшая и младшие сёстры или родители, а потому что с женщинами жить намного приятней, правильней, гармоничней, светлей и радостней. Коль уже природа создала нас друг для друга, то чего кукситься между собой из-за несуразных мелочей, а потом страдать и укорачивать себе жизнь в одиночестве?

Только средняя сестра Вероника меня поощряла во всех моих действиях, защищала мой образ жизни от нападок и критики остальных родственников и даже умудрялась дружить со всеми женщинами, живущими со мной больше месяца.

Всего этого Даниэлла знать не могла и сейчас в глубокой задумчивости пыталась переварить услышанное. Важно — что поверила каждому слову. Но потом наставила на меня указательный пальчик и стала отчитывать и поучать:

— А ты ведь не прав, господин Ланфер. И сам прекрасно об этом знаешь… Что это у тебя за глупая клятва? Без женщины — мужчина никто, пустое место. Или, иначе говоря, — реликт, заведомо приговорённый к вымиранию. Причём не столько к вымиранию физическому, как в первую очередь моральному. Он теряет смысл в жизни ещё существуя, теряет желание бороться, желание совершенствоваться и впадает в старческий маразм.

— Бороться? — Я в сомнении скривился, обводя рукой вокруг. — А чем мы тут, по-твоему, занимаемся?

— Это не то! — перешла сияда на непререкаемый и пафосный тон. — Мужчина все свои деяния должен пускать на борьбу за женщину.

— Ну ладно, поборолся он, добился своего, женщина навсегда осталась рядом с ним. А дальше что?

— Тоже неправильный вопрос. Не дальше, а «всё время»! Всё время мужчина должен бороться за то, чтобы его женщина оставалась с ним рядом.

— О-о-о! Ты ещё скажи, что женщина тоже обязана делать всё, чтобы мужчина не успокаивался в беспримерной жизненной гонке за счастьем. И постоянно его провоцировала: вот я от тебя уйду! Вот я…

— Ни в коей мере! Об этом даже заикаться нельзя! Просто она должна себя вести так, чтобы мужчина понял: перестанет бороться за её любовь, и она может уйти.

— Даже так? — Я шумно фыркнул, встряхиваясь как собака и сгоняя с себя наваждение невероятной духовной близости и твёрдого убеждения, что каждое услышанное мною от этой женщины слово — истинная правда. Наверное, потому соглашался, что и сам думал примерно так же. Просто никогда раньше не получалось всё это высказать такими простыми, доходчивыми словами.

Затем, словно спохватившись, стал осматриваться по сторонам и первым делом заметил, что остальные члены нашей команды уже проснулись, сидят на своих одеялах и с напряжением ловят каждое слово из нашего диспута. Жаль, что прервали, я бы ещё продолжил эту тему.

Поэтому с недовольством уставился на нежданных слушателей:

— Ну, и чего не спится? Побудки ещё не было.

— Ну да, вы тут так раскричались… — укорил меня Пятница. — Что мёртвые вот-вот проснутся!

— Ты меньше бы болтал! — вдруг осадил парня Чайревик. — Мёртвых вспоминать перед рассветом, да на таком месте — чревато всякими неприятными неожиданностями.

— О чём ты? — не удержался и я от вопроса.

— Да холм этот слишком странный, — гнул свою линию паладин. — Мы, для накачки, у нас в подобные образования ходили бить всякую нечисть, умертвий и многоуровневых боссов. Не берусь утверждать со стопроцентной гарантией, да и мир здесь другой, но в ночное время достаточно было прокричать три раза те самые слова, что Александр недавно произнёс, и по периметру оснований холма открывались выходы на поверхность и начинался ад сражения. И это был воистину ад! Кровавый и жестокий до омерзения!

У меня почему-то мелькнула уверенность, что паладин нагло и бессовестно выдумывает, дабы вновь напомнить о своих подвигах и покрасоваться перед остальными. Даже конкретно могу сказать, перед кем покрасоваться в особенности. Но лжи я с его стороны не уловил, а потому вести себя бесшабашно и несколько раз восклицать «Мёртвые проснутся!» — не стал.

Зато живо подстегнул неспешную жизнь нашего лагеря, и мы в течение часа не только плотно позавтракать успели, но и оседлать лошадей, а потом и тюки с непосильно нажитым добром прикрепить на их спины. А прежде — перебрать их и тот самый скарб перераспределить. Ведь пришлось одно место предоставить даме, а два тюка барахла, гороха и семенной, крупной фасоли оставить прямо в выемке вершинной части холма. Даже от дождя не поленились прикрыть бобовые, и месяца за два или полтора с ними ничего не случится. А там коль отыщет голодный, то спасибо скажет.

Маршрут я выбрал в сторону далеко виднеющегося города. Причём без всяких напоминаний со стороны. Раз пообещал нашей ведьме приодеть её прилично, значит, попытаем счастья сразу. Уж небольшой крюк в сторону, часа на два по времени, нас сильно не задержит. Да и самому хотелось с близкого расстояния присмотреться к большому населённому пункту земель Пурпурной Смерти. К тому же не следовало забывать, что имея карты земель, мы никак не могли на них определиться с собственным местонахождением. Всё-таки не целый игровой мир провалился в эту вселенную после Стерилизации, а только его Осколок. И мы никак не могли его сопоставить в пространстве.

Наверняка сам город или его предместья будут иметь более чёткие знаки своей идентификации. Или участки природы, гораздо чётче обозначенные, наведут нас на нужную подсказку.

Пришлось нам лес, который огибали с одной стороны, обойти теперь с другой. Что характерно, и дорога вдруг отыскалась, ранее нами незамеченная. Стоило нам пройти мимо озера, а потом прямо, просто следуя по нескольким рощицам, как дорога словно вынырнула из травы, вытянувшись прямой линией и упираясь в тот самый лес. По ней мы доехали до перекрёстка, очень и очень напоминающего аналогичные, упоминающиеся в сказках о добрых молодцах. Прямо дорога ныряла в лес, а уходящие в сторону ответвления явно этот лес огибали по его опушкам.

Имелись и прочие атрибуты, присущие подобному перекрёстку. Справа за пересечением стояло широченное, приземистое здание, весьма напоминающее трактир, а слева — монументальная каменная стела с надписями, иероглифами, рунами и рисунками. Вот только трактир совсем своим видом не радовал: впервые мы увидели в этом мире здание, начисто сгоревшее при пожаре. Стены первого этажа остались, а вот крыша, а скорей всего, и второй, из брёвен, этаж рухнули вниз, выгорая начисто и уничтожая любые следы разумной деятельности. В горах углей и слежавшегося после дождей пепла ни у кого желания порыться не возникло. Здесь разве что нашли бы себе работу фанатики от археологии, но таковых среди нас не нашлось.

По поводу стелы — тоже пустой номер. Местной грамоты мы не понимали, картинки разглядывать надоело через пять минут, да и суть надписей примерно была ясна. Типа «…вправо пойдёшь, вигвам найдёшь, а всё остальное потеряешь!» А нам как раз вправо и следовало отправляться, если желаем к городу присмотреться.

Даниэлла Дарзлей попыталась предложить:

— Может, всё-таки прямо? Галопом за четверть часа проскочим, — убеждала она с милой, обворожительной улыбкой.

Естественно, что рыцарь наш бравый уже и руку вскинул в боевом салюте, и плечи расправил, готовясь ринуться в атаку. Но я-то прекрасно помнил рассказы Пятницы о том, что отряд работорговцев такие леса вообще по дальним полям обходил. И рисковать хоть одной лошадкой не собирался. А вот паладина, как ни странно, ни капельки не жалел. Потому и опередил его боевой клич:

— Нельзя! Но если кто хочет пешком — противиться не стану. Только пусть подождут потом караван с той стороны.

Сияда шумно вздохнула и скромно потупила глазки. Рыцарь посмотрел на неё, опустил руку, открыл рот и… промолчал. Так что мы практически и не задержались на перекрёстке, а сразу поспешили в обход. На который потратили чуть больше часа. И уж не знаю как кто, но я отчётливо ощутил на себе хищные взгляды из глубины чащи и не раз запоздало пожалел, что не согласился объехать этот лес по ещё большему радиусу. Вот и на кой нам сдалась эта дорога?

То есть в лесу явно кто-то проживал или прятался. И не удивлюсь, если те самые огромные великаны, о которых ничего толком даже работорговцы не знали. А кто подскажет? Или как узнать? Вот бы сотворить такое чудо, как выйти в местный астрал духовным телом, а потом просто слетать в этот лес на разведку, да всё и вся высмотреть! Вдруг там никого крупней совы или филина нет?

Это я так фантазировал, держа вспотевшую ладонь на рукояти своего Меча и стараясь держать чащу в поле зрения. А как только мы вновь выехали на основную дорогу и уже двинулись к городу, я вздохнул с облегчением, позабыл все свои страхи и фантазии и сосредоточился на просмотре стен издалека, всё больше и больше возвышающихся над нами. Как попасть в город? Стоит ли вообще пытаться это сделать? И кого мы там возле него встретим? Вот такие вопросы одолевали не только меня, а служили основной темой для разгоревшейся дискуссии.

Вначале мы затронули в спорах виднеющиеся вдоль дороги хутора и фермерские хозяйства. Самые ближайшие находились на расстоянии пятисот метров, дальние терялись за рощами, лесами и холмами, словно гигантские грибы. Добротные, массивные, раскинувшиеся вширь, а то и стоящие единым кругом хозяйства, они привлекли внимание в первую очередь Александра:

— Там мы отыщем всё, что угодно. Только следует выбрать ферму, стоящую подальше от остальных. Быстро справимся со Скелетом-толстяком, и бери всё, что душа пожелает. Уж точно в таких местах женские платья отыщутся.

Сияда его мягко и тактично упрекнула:

— Сандер, дорогой, неужели ты хочешь, чтобы я носила крестьянские одежды? Ты же первым надо мной смеяться станешь.

— Не стану, — без всякого азарта возразил парень и надолго умолк. Тогда как главный маг нашего отряда вполне резонно напомнил о повязках из нитей с изумрудами, которые у нас имелись:

— По вашим же утверждениям, гули вас в этих повязках принимали за законных сторожей хутора. И у вас ещё две таких же имеются. Если я и её светлость баронета Дарзлей тоже наденем такие повязки на голову, нас спокойно пропустят в город. Если там вообще ворота не нараспашку.

Это он во время пути уже стал настолько прогибаться перед сиядой, что каждый раз любыми способами подчёркивал её титул баронеты. Ну и не забывал перед её именем брякнуть о какой-то там светлости. Дама воспринимала подлизывания с милой, благосклонной улыбкой, что меня сильно раздражало.

Вот и сейчас я фыркнул:

— Паладин, а верит в выдуманные им же сказки!..

— Тебе жалко одолжить артефакты её светлости и мне? — зациклился Димон.

— Да нет, берите. — И я в самом деле вручил повязки, злясь на себя, что сам до такого распределения раньше не додумался.

Не стоило и говорить, что после водружения повязки на головку Даниэллы она стала ещё симпатичнее и величественней. Жаль, что не умней:

— Если ворота будут открыты, мы сможем промчаться через них галопом, отталкивая стражу в стороны. Если там таковая окажется…

— Дался тебе этот галоп? — ворчал я, привставая в стременах и внимательно приглядываясь к воротам. — Даже если мы проскочим туда, то как потом вырвемся обратно? Особенно если ворота закрыты, а умертвия всего города устроят на нас облаву? Думать надо, прежде чем что-то предлагать!.. О… кажется, ворота нараспашку… — Проехав ещё с полкилометра, сообщил товарищам: — И два Скелета-толстяка прямо в створе стоят, словно каменные.

— А чего им не стоять? — пустился в рассуждения Пятница. — Вечные, жрать не надо, кости не ржавеют… ну разве что оружие покроется ржавчиной. Ссохшиеся тела людей и животных в помещения снесли, обязанности свои выполнили, а теперь ждут эпических героев, чтобы те совершили ритуальное захоронение…

— Это как? — удивился рыцарь. — Сжечь весь город? Ха-ха! Так это мы запросто! Только вначале приоденем её светлость да себе шмот солидный на смену подберём.

— Угу! — С моей стороны так и разило пессимизмом. — Не кажи гоп, пока не получишь в лоб! И честно скажу, ребята и девчата, не нравится мне этот город с раскрытыми настежь воротами… Словно большой сыр в мышеловке…

Сияда же наоборот — чем ближе мы приближались к крепостным стенам, тем больше она оживала, искрилась счастьем и довольством, смеялась и нас пыталась воодушевить на прекрасную экскурсию. Видимо, она по характеру любитель старины и древностей, да ещё и человек, не могущий жить вне громадной урбанизации. Привыкла, видимо, на своей планете Фоотрана отираться среди толп народа, вот теперь её и гнетут открытые пространства полей, сумрачная прохлада лесов и слишком малое количество аборигенов вокруг.

И даже мысли такой она не допускала, что мы не пройдём в город. Льстила силе и мужеству не только моим или Чайревика, но и Пятнице досталось несколько выспренних слов и комплиментов. А так как ушлая девица уже знала и про уникальное легендарное копьё, то именно на его особенности и напирала:

— Сандер, да ты только своим Шершнем десяток скелетов на удобрения распустишь! С твоей-то ловкостью и возросшей силой разве это преграда?

И мало́й купился на «медные трубы», расправил плечи не хуже рыцаря и в предвкушении предстоящей схватки уже нервно поглаживал древко своего и в самом деле замечательного оружия. На меня он перестал посматривать давно, так что трезвого, рассудительного совета я от него не услышал. А сам со своими сомнениями так и не определился. Потому и не повернул наш караван жёсткой волей в объезд города.

И всё-таки я свою паранойю заглушить не смог. Приказал остановиться метров за триста от стены и, не обращая внимания на недовольные комментарии моих действий из трёх уст, принялся тщательно рассматривать стены, башни, стражей и кусочек городского пространства сразу за воротами.

Сколько ни смотрел, ничего опасного не высмотрел. На стенах — никого и ничего. К обороне никто не готовится и, как гули на башне герцога Ка́нцура, артиллерийскую установку не проворачивают. Оба стража и в самом деле могли окаменеть, ну а на примыкающей улице чисто, словно недавно дворники подметали.

Тогда я решился на полную разведку, только в одиночку. Но вначале голосом, не терпящим малейшего неповиновения, чуть ли не наорал на своих товарищей по команде:

— Стоять здесь и никуда не двигаться! Если заметите мой поднятый меч или поднятую вверх правую руку, — немедленно разворачиваете караван и мчитесь отсюда, что бы со мной ни случилось. Причём не только с меня глаз не спускать, меняя друг друга, но и за тылами посматривать! Мало ли кто по нашим следам двигается! Если подниму вверх левую руку, значит, со всей осторожностью двигаетесь за мною следом. Никакой самодеятельности или отсебятины! Уезжаю, даже не уточняя, всё ли понятно.